Хосе ортега-и-гассет. Широко известна метафора, которая позволила Стендалю определить свою теорию любви словом «кристаллизация»

III

(ЛЮБОВЬ К СОВЕРШЕНСТВУ)

Широко известна метафора, которая позволила
Стендалю определить свою теорию любви словом
«кристаллизация». Если в соляные копи Зальцбурга
бросить веточку и вытащить ее на следующий день, то
она оказывается преображенной. Скромная частица
растительного мира покрывается ослепительными кри-
сталлами, вязь которых придает ей дивную красоту.
Согласно Стендалю, в душе, наделенной даром любви,
происходят сходные процессы. Реальный облик женщи-
ны, запав в душу мужчины, мало-помалу преображает-
ся вязью наслаиваемых фантазий, которые наделяют
бесцветный образ всей полнотой совершенства,

Эта известная теория всегда казалась мне в высшей
степени ложной. Пожалуй, единственно продуктивным
в ней является вывод (пусть даже скорее угадываемый,
чем сформулированный), что любовь в известном смы-
сле — это стремление к совершенству, Исходя из этого,
Стендаль вынужден допустить, что совершенства —
плод нашего воображения. Однако специально он на

ХОСЕ ОРТЕГА-И-ГАССЕТ

этом не останавливается, поскольку для него это —
самоочевидная вещь, занимающая в его теории
весьма скромное место; он ни в коей мере не
ощущает, что речь идет о самой значительной,
самой глубокой, самой загадочной особенности лю-
.бви. Теорию «кристаллизации» волнуют главным
образом причины разочарований в любви, утраты
иллюзий; то есть почему охладевают, а не почему
влюбляются.

Стендаль, как настоящий француз, становится по-
верхностным, как только переходит к общим рас-
суждениям. Он проходит мимо грандиозного, пер-
востепенной важности явления, скользнув по нему
взглядом и не удивившись. Между тем способность
удивляться тому, что принято считать очевидным
и естественным, дана именно философу. Вспомним,
как Платон идет напрямик, без колебаний затрагивая
болезнетворный нерв любви. «Любовь — это вечная
страсть порождать себя в красоте»¹⁸. «Какая наив-
ность!» — скажут дамы, доктора любовных наук, за
коктейлем в отеле «Ритц», в любом уголке мира.
Дамы не подозревают, какую радость они доставили
философу, с улыбкой про себя отметившему, что
его слова вызвали снисхождение в прелестных женских
глазках. Им и невдомек, что, когда философ говорит
им о любви, он не только не флиртует с ними,
но абсолютно к ним безразличен. Как заметил Фихте,
философствовать — это не что иное, как не жить,
точно, так же как жить — это не что иное, как не
философствовать. Сколь сладостен дар выключаться
из жизни, исчезать в некое скрытое от глаз измерение!
И чем лучше философ владеет этим даром, тем скорее,
женщина сочтет его наивным. В теории любви ее,
равно как и Стендаля, интересуют психологические
тонкости и анекдоты, которые, конечно же, заслу-
живают внимания, лишь бы при этом не выпадали
из поля зрения коренные проблемы сердечных чувств,
и среди них наиважнейшая — та, которую Платон
сформулировал двадцать пять веков тому назад.

Отклоняясь от темы, коснемся вкратце этого кар-
динального вопроса.

В платоновском словаре под красотой подразуме-
вается то, что мы привыкли называть «совершен-

Зб8

ЭТЮДЫ О ЛЮБВИ

ством». С известной осторожностью, при этом неукос-
нительно оставаясь в кругу рассуждений Платона,
можно сказать, что суть его концепции сводится к сле-
дующему: любовь непременно включает в себя стре-
мление любящего соединиться с другим человеком,
которого он считает наделенным каким-то совершен-
ством. Другими словами, это — влечение нашей души
к чему-то в известном смысле замечательному, пре-
восходному, высшему. Сердечные чувства — а точнее,
любовная страсть — порождаются не нами, а вызва-
вшим наше восхищение объектом. При этом то об-
стоятельство, что он может быть совершенным как
от природы, так и лишь в нашем представлении,
не имеет никакого значения. Пусть читатель пред-
ставит себе состояние влюбленности, при которой
объект любви лишен для любящего малейшего от-
тенка совершенства, и он увидит, что это невозможно.
Итак, влюбиться — значит почувствовать себя очаро-
ванным чем-то (ниже мы проиллюстрируем, что это
означает); в то же время нечто может очаровать,
если оно является или кажется совершенным. Я не
утверждаю, что любимый должен казаться во всех
отношениях совершенным,— ошибка Стендаля именно
в этом. Достаточно, чтобы он был совершенным в ка-
ком-либо смысле, поскольку совершенство в челове-
ческих представлениях — это не абсолютно идеальное,
а то, что отличается особенно высокими достоин-
ствами, что превосходит окружающее.

Но это лишь одна сторона вопроса. Вторая заклю-
чается в том, что мы начинаем стремиться к близости
с человеком, наделенным этими высокими достоинст-
вами. Что понимать под словом «близость»? По ис-
креннему признайте самых истовых влюбленных, они
не испытывали — во всяком случае, как нечто погло-
щающее все их помыслы — потребности в физической
близости. Это очень деликатная тема, требующая пол-
ной определенности. Речь не о том, что любящий не
жаждет также и интимной близости с возлюбленной.
Однако раз он ее «также» жаждет, было бы неверным
сказать, что только этого он и жаждет.

Пора отметить еще одно немаловажное обстоя-
тельство. Никем отчетливо не осознавалось — пожа-
луй, лишь за исключением Шелера — различие между

«любовной страстью» и «любовным инстинктом», от-
чего под первой, как правило, подразумевается второе.
Бесспорно, в человеке почти всегда инстинкты пере-
плетены с внеинстинктивными проявлениями душе-
вного и даже духовного свойства. С инстинктом в
чистом виде мы встречаемся в редчайших случаях.
Распространенное представление о «плотской люб-
ви», на мои взгляд, не вполне обоснованно. Испы-
тывать исключительно физическое влечение трудно,
и не часто это встречается. Как правило, чувствен-
ности сопутствуют и сочетаются с ней проявления
эмоционального подъема, восхищение телесной кра-
сотой, симпатия и т. д. Тем не менее случаев абсо-
лютно чувственного, инстинктивного влечения более
чем достаточно, чтобы отличать его от «любовной
страсти». Отличие оказывается особенно явственным
в двух крайних ситуациях: когда плотское влечение
подавляется доводами морали или обстоятельства-
ми или когда, наоборот, преизбыток его вырождает-
ся-в сладострастие. Ясно, что в обоих случаях, в от-
личие от любви, крайняя похоть — точнее, даже бес-
крайняя похоть — существует независимо от объекта.
Влечение томит до появления человека или ситуации,
способных его удовлетворить. В результате ему без-
различно, кто именно послужит удовлетворению. Ин-
стинкт не знает предпочтений, когда он не более
чем инстинкт. Поэтому-то, он и не является порывом
к совершенству.

Если любовный инстинкт и гарантирует сохранение
рода, то он не обеспечивает его совершенствова-
ние. И наоборот, истинная любовная страсть, вос-
хищение другим человеком, его душой и телом, в
нерасторжимом единстве, испокон веков не могла
не быть великой силой, способствующей совершен-
ствованию рода человеческого. Вместо того чтобы
существовать независимо от объекта, она неизменно
получает жизненный импульс от возникающего на на-
шем пути человека, отличающегося некими выдающи-
мися достоинствами, способными вызвать сердечный
порыв.

Стоит только его ощутить, как любящий испыты-
вает необъяснимую потребность растворить свою лич-
ность в личности другого человека и, наоборот, воб-

Дата добавления: 2015-05-09