Кстати, сейчас в этой серии Пола Стретерна появились книги и о русских философах (Леонтьев, Мамардашвили и другие)

Ещё один интересный эпизод был на IV Российском философском конгрессе, который практически весь прошёл под критикой Жака Дерриды. Помню, как выступление Садовничего сопровождалось слайд-шоу и последней фигурой в нём был Деррида. Призрак Дерриды витал над конгрессом. Почему в нашей философской среде такое пренебрежительное отношение к французскому деконструктивисту? Это сказывается даже на уровне анекдотов и смешных стишков о нём («От Жака Деррида – ни пользы, ни вреда» и т. д.).

Что за история существует по поводу того, как вы в учебнике по философии просклоняли фамилию Деррида, которую наши философы предпочитают по-снобски не склонять?

– По-моему, я ничего не склонял… Может быть, это опечатка..?

– В вашем тексте фамилия «Деррида» склоняется несколько раз…

– Что ж, раз так получилось – пускай остаётся. Русский язык есть русский язык. Иностранцы не переделывают свои языки под нас, поэтому здесь нет ничего страшного. В принципе это правильно. Например, мою жену-немку очень часто коробило, что мягкое немецкое «х» в фамилии «Хейне» по-русски произносят как «Гейне». Почему это произошло – сейчас уже трудно сказать. Но вряд ли следует переучиваться и письму, и произношению. В связи с этим мне вспоминается один интересный эпизод из детства, когда нам объяснили фашизм через четыре «г» – Геринг, Геббельс, Гимлер, Гитлер. А на самом-то деле они пишутся по-разному – Геринг через «г», а Гитлер через «х».

У меня трое детей и все они граждане Германии. Было занимательно наблюдать за некоторыми филологическими вещами. Например, когда мой сын хотел сказать «хороший чай», произносил по-русски – «чай», а когда «плохой чай» – «tea». «Чай» – это что-то вкусное, а «tea» – суррогат.

– Странно, а я этого не заметил. Мне, наоборот, казалось, что все им увлечены. Если, конечно, его не примитивизировать. Но у меня достаточно взвешенное отношение к Дерриде – постмодернизм скоро (а может быть, уже) займёт своё место на философской полке рядом с Платоном и Кантом. В философии было всё. Когда я встречался с Кристевой, то всё время думал, глядя на неё, что передо мною живой классик постмодернизма, ухоженная и шикарная дама, которая в конце беседы спрашивает о том, где у вас в Москве злачные места и можно ли их посетить. Её книги, наверное, стоят в Париже в коленкоровом переплёте, и этот дорогой переплёт не противоречит эпатажу её произведений. Культура перемалывает всё, но всему отводит своё место. В этом смысле, как мне кажется, постмодернизм принципиально нового в философию не внёс. Он просто попал в удачный период – ещё раз здорово заострил тот факт, что философию нельзя сводить к науке, к системе (куда деть массу произведений того же Ницше?) и обратил внимание на языковые проблемы, лишний раз их выпятив. У меня есть статья под названием «Конструктивизм деконструктивизма». Как бы это ни было обидно для постмодерна, но его позиция весьма конструктивна. Многие постструктуралисты – это бывшие классики структурализма. И это понятно. Но когда некоторые «исследователи» говорят о болезнях, о сумасшествии постмодернистских философов, о том, что они либо «голубые», либо «серые», то меня это абсолютно не волнует. Поскольку философия в классическом понимании является самосознанием культуры, постольку постмодернизм как философия отражает особый этап развития этой культуры – культуры постмодерна. Мои выводы не могут обидеть представителей постмодернизма – когда я пишу о попсе в философии, речь идёт не о том, что Деррида прост (попробуйте его почитать!), а о том, что его использование как философа носит попсовый характер. Возникает фрагментарная философия, которая затем сводится к простой вещи – «Деррида за 90 минут».

– Это пример клиповой философии. На современного человека оказывается столько коммуникативных воздействий, что он не может осилить толстые книги и приучается мыслить клипово. Постмодернизм столкнулся с ситуацией интернета – смерть автора (полно анонимных публикаций), фальсификация наподобие вашей гиренковской (думаешь, что читаешь Пушкина, а это Сидоров с соседнего этажа) – всё это внешне кажется безобидным и даже интересным. Но есть одно очень серьёзное «но». Гарантией «качества», например, является твёрдая обложка. Текст зафиксирован. А представьте, что вы подросток. У вас хороший компьютер, интернет. Вы лезете туда и хотите прочитать что-нибудь о войне. Натыкаетесь на трактовку Суворова. Другой – на другую трактовку. Когда мы с вами взрослые люди – ничего страшного в этом нет. Вы поймёте, что это подделанный Тютчев, если знаете настоящего. А ведь подросток может изначально получить фальсифицированное знание. Постмодерн столкнулся с этой проблемой – а отсюда фрагментарность, чтение с любой страницы. Такая же попса существует и в науке, когда вместо поиска истины существует потребление истины, а сама наука превращается в серию заведомых дезинформаций и «сенсаций».

– Вы не считаете философию средством самовыражения автора?

– Человек может самовыражаться в философии, но всё-таки есть смысловая понятийная система. Философия не сводится к чистой эстетической функции от чтения. Если вы хотите, чтобы ваши идеи поняли (а внутри каждый философ этого желает), вам нужно говорить на понятном другим языке. Ведь некоторые просто отмахиваются от читателей с формулировкой «Это вам всё равно никогда не понять». Получается, что автор пишет текст для себя, и он в принципе не предназначен для других.

Дата добавления: 2015-05-10