Д.Д. ГРИММ 1 страница

К УЧЕНИЮ ОБ ОБЪЕКТАХ ПРАВ

I. Вступительные замечания

По справедливому замечанию Беккера <1> "понятие объекта прав разработано римлянами не более удовлетворительно и в настоящее время представляется не менее спорным, чем понятие субъекта прав".

--------------------------------

<1> Bekker. System des h. Pandektenrechts. I. § 20. Стр. 61.

1. Общий недостаток современной доктрины - отсутствие разграничения конкретных отношений и абстрактных типов - отражается и на постановке настоящего учения, и прежде всего в смысле невыдержанности терминологии. В другом месте <2> мы уже имели случай заметить, что "как конкретные отношения, конкретные субъективные права, так и абстрактные типы отношений, абстрактные типы прав мыслятся состоящими из субъектов и объектов: мы одинаково говорим о субъектах и объектах отдельных конкретных прав, напр. данного конкретного права собственности, залога и т.д., и о субъектах и объектах права собственности, залога и т.д. вообще. Между тем ясно, что эти термины в первом случае имеют совершенно иной смысл и значение, чем во втором: субъекты и объекты конкретных жизненных отношений, конкретных субъективных прав сами представляют собой известные конкретные, реальные величины, которые могут оказывать известное воздействие на окружающее их и на которые может быть оказано воздействие. Наоборот, субъекты и объекты абстрактных типов отношений, прав in abstracto, сами суть абстракции, - ближе, это абстрактные же типы соответствующих элементов отношений, для которых установлены известные характерные, юридически существенные признаки".

--------------------------------

<2> См. мою статью "К учению о субъектах прав" в "Вестнике права" за ноябрь 1904 г. Стр. 164 и сл.

Итак, термин "объект права" служит не только: 1) для обозначения конкретных объектов, характеризующихся известными юридически существенными признаками, благодаря которым они подходят под тот или иной абстрактный тип объекта прав (напр., под тип движимых или недвижимых вещей, делимых или неделимых, главных или принадлежностных вещей и т.д. и т.д.), но также 2) для обозначения соответствующих абстрактных типов объектов прав (напр., когда мы в законе или в догматическом курсе определяем общее понятие вещи, понятие оборотных и внеоборотных, главных и принадлежностных, простых и сложных вещей, universitas facti u universitas и т.д. в смысле возможных разновидностей объектов прав).

Неудобства этой невыдержанности терминологии сказываются особенно резко, как будет показано ниже, в учении о совокупностях вещей (universitates facti) и об имущественных массах (universitates juris), а также в учении о т.н. нематериальных благах.

2. Но этого мало. Как в применении к конкретным отношениям, так и в применении к абстрактным типам термин "объект прав" служит не только для обозначения подлежащего элемента конкретного отношения или абстрактного типа, но также для обозначения того результата, на достижение которого направлено данное конкретное отношение или который имеет быть достигнут установлением соответствующего абстрактного типа.

Чтобы убедиться в этом, достаточно обратить внимание на ходячее разграничение вещных и обязательственных прав. Первые характеризуются обыкновенно как права непосредственного господства над вещью, вторые - как права на чужие действия. Соответственно с этим объектом первых признаются вещи, объектом вторых - действия. Нетрудно видеть, что термин "объект прав" употребляется при этом не в одинаковом смысле. В первом случае (в применении к вещным правам) он означает тот элемент отношения, который подвергается воздействию субъекта ради достижения того или иного результата; так, напр., объектом права собственности является участок, который обрабатывается собственником; результат, на который направлена обработка, может заключаться в зависимости от времени года и разных других обстоятельств в посеве хлеба или в сборе урожая, в сооружении какой-нибудь постройки или в сносе таковой и т.д. и т.д.; во всяком случае этот результат, который имеет быть достигнут путем использования участка, строго отличается от самого участка.

Напротив, когда мы говорим, что объектом обязательственных требований являются те или иные действия третьих лиц, то термин "объект", очевидно, не обозначает элемента отношения, а то, к чему отношение должно привести, что от него ожидается как результат его. В самом деле, отношение как таковое возможно между лицами A и B, но не между лицом A и действием лица B, ибо, не говоря уже о том, что действие неотделимо от личности, совершающей его, оно, пока оно не совершено, вообще не есть in rerum natura, не представляет собою какой-нибудь реальности, чего-либо уже существующего, а лишь нечто возможное, могущее иметь место в будущем. Между тем воздействие можно оказывать только на то, что уже находится in rerum natura.

Поэтому действие другого лица никоим образом не может служить элементом отношения.

А раз это так, то говорить о чужих действиях как объектах обязательственных прав никоим образом не следует: подобная характеристика лишь содействует смешению понятий.

То же самое mutatis mutandis следует сказать и относительно тех попыток характеристики обязательственных прав, которые усматривают сущность их в обязанности должника к доставлению чего-либо кредитору (то, что немцы называют Pflicht zu einer Leistung). Правда, Leistung, между прочим, может быть направлена на доставление какой-нибудь реальной вещи, которая как таковая составляет элемент (или, точнее, один из элементов) подлежащего отношения. Но самый акт доставления, в котором, собственно, и усматривается сущность обязательственного отношения, предполагая совершение известных действий, несомненно, относится к будущему времени и поэтому элементом наличного отношения сочтен быть не может. Поэтому и Leistung неправильно называть объектом отношения <3>.

--------------------------------

<3> Другую область, в которой наблюдается то же смешение объекта в смысле элемента отношения с объектом в смысле результата, на достижение которого направлено отношение, составляют т.н. права личности и тесно связанные с ними права на т.н. нематериальные блага. Об этом будет речь ниже.

3. Для довершения путаницы понятий говорят не только об объектах (субъективных) прав, но и об объектах права (в объективном смысле), Objekte des Reichts в противоположность Reichtsobjekte. Это, очевидно, чисто метафорический способ выражения. Понимают под этим, с одной стороны, то, что с точки зрения критического наблюдателя составляет или уже составило предмет юридической регламентации, т.е. соответствующие массовые социальные отношения, с другой стороны, то, что имеет быть достигнуто подлежащей регламентацией, результаты, к которым она стремится и которые мыслятся в виде особых, подлежащих охране абстрактных правовых благ, как-то: честь, свобода, неприкосновенность личности и имущества, святость брака, незыблемость существующего политического или социального строя и т.д. и т.д.

Эта последняя терминология особенно распространена в доктрине публичного права вообще и уголовного права в особенности. В доктрине гражданского права некоторые из названных правовых благ, как-то: честь, свобода, неприкосновенность личности, вместе с тем в качестве нематериальных благ рассматриваются как объекты особой категории субъективных прав, т.н. прав личности (Personlichkeits-rechte): так говорят об особом праве на жизнь, на честь, на свободу...

4. Подводя итоги всему сказанному, мы вынуждены констатировать полное отсутствие ясного понимания интересующего нас термина "объект прав". A priori ясно, что невыдержанность терминологии должна была повлечь за собою путаницу понятий и по существу настоящего учения. В этом окончательно должен будет убедить нас обзор литературы вопроса, к которому мы теперь и обращаемся.

II. Литература вопроса

I. Савиньи не останавливается ближе на понятии объекта прав. Лишь вскользь он характеризует объект юридических отношений как "то, что через посредство них (т.е. юридических отношений) собственно подчиняется нашей воле" <4>.

--------------------------------

<4> System d. h. rom. Rechts. Т. I. § 58. Стр. 386 (со ссылкой на Пухту).

Гораздо подробнее трактует об этом Пухта <5>. Он начинает с того, что "всякое право есть господство над предметом, который в силу этого права подчиняется воле управомоченного лица". В частности, он различает: 1) право на собственную личность (Recht an der eigenen Person), куда он относит и право владения; 2) право на вещь, предполагающее полное или частичное подчинение вещи; 3) право на действие другого лица или обязательство; 4) право на другую личность вне нас (как-то: potestas, manus, mancipium); наконец, 5) право на вошедшую в нас личность (Recht an einer in uns ubergegangenen Person), т.е. право наследования. Таким образом, согласно учению Пухты возможными объектами прав признаются: собственная личность, вещи, чужие действия, чужая личность, существующая отдельно от нас, чужая личность, вошедшая в нас.

--------------------------------

<5> Cursus der Institutionen. Т. II.8. Стр. 60 - 63. Ср. т. I.8. § 30. Стр. 47 и сл.

Классификация Пухты вызывает целый ряд возражений: достаточно отметить, что он, причисляя к объектам прав наряду с лицами и вещами также действия, явно смешивает объекты в смысле элементов отношений с объектами в смысле результатов, на достижение которых отношения направлены; сверх того он выделяет в качестве самостоятельного объекта "личность, вошедшую в нас", т.е., попросту говоря, лиц умерших, выбывших раз и навсегда из числа реальных субъектов и объектов.

II. Одну из первых попыток разобраться в установившейся сбивчивой терминологии сделал Унгер, который обсуждает вопрос об объектах прав в связи с вопросом о предмете частных прав <6>. "Выражение "предмет права" (Gegenstand des Rechtes), - говорит он, - благодаря различному смыслу, которым обладает термин "предмет" вообще, служит для обозначения нескольких существенно отличных друг от друга понятий". В частности, он различает следующие комбинации.

--------------------------------

<6> Unger. System des osterr. Allgem. Privatrechts. I.4. § 59. Стр. 499 и сл.

Во-первых, говорит он, "субъективное право есть власть, которую имеет одна воля над другими волями: в силу признанного за нами права воля других лиц подчиняется нашей воле. И вот, поскольку всякое господство предполагает нечто, что господствует, и нечто, над чем господствует, и поскольку то, над чем господствует, в качестве объекта господства составляет предмет его (das Beherrschte als das Objekt der Herrschaft Gegenstand derselben genannt), можно сказать, что общим предметом всякого права является воля третьих лиц".

Во-вторых, продолжает Унгер, "выражение "предмет" часто обозначает и то, на что нечто направлено (dasjenige, worauf etwas gerichtet ist)". В этом смысле, поясняет он, говорят, напр., о действии как о предмете обязательственного права и даже о (полном или частичном) господстве над телесной вещью как о предмете вещного права. "В этом смысле предмет означает то, что человек при посредстве (своего) права в состоянии достигнуть, что в силу своего права он может предпринять или чего он может потребовать от других, т.е. в этих случаях предмет означает то же, что иначе обозначают словом "содержание" (in diesen Fallen bedeutet Gegenstand dasjenige was man sonst mit dem Ausdruck Inhalt bezeichnet)". Так, действие составляет содержание обязательственного права, господство над телесной вещью составляет содержание вещного права и т.д.

Наконец, в-третьих, "выражение "предмет права" в совершенно особом смысле употребляется для обозначения субстрата, над которым ближайшим образом и непосредственно проявляется покоящееся на праве и охраняемое правом физическое господство. Здесь предмет права означает подчиненные нашему физическому господству объекты чувственного мира, т.е. (телесные) вещи, над которыми человек осуществляет свое господство". О предмете в этом смысле, замечает Унгер, можно говорить только в применении к вещному праву: "...ни у какого другого права не имеется такой отдельный от воли третьих лиц, самостоятельный субстрат, над которым могли бы проявиться наша власть и господство". "Неправильно поэтому говорить, - прибавляет Унгер, - хотя это часто и делается, будто в обязательственном праве непосредственным предметом права является действие, в вещном праве - вещь. Дело в том, что действие нельзя ставить в один ряд с вещью, так как оно не есть реально существующий субстрат, над которым могли бы быть проявлены власть или господство... В обязательственном праве нет вовсе субстрата права, действие составляет предмет права лишь постольку, поскольку над предметом понимают содержание права..."

Переходя затем к анализу понятия "объект права", Унгер отмечает, что и этот термин не имеет установившегося значения <7>. "Некоторые прилагают выражение "объект права" только к (телесным) вещам, но в большинстве случаев этот термин служит для обозначения как (телесных) вещей, которые составляют субстрат нашего физического и юридического господства, так и действий (бестелесных предметов прав), которых мы в силу нашего права можем требовать от других".

--------------------------------

<7> Там же. Стр. 501.

В приведенных рассуждениях Унгера содержится немало ценного. Правда, попытка разграничения понятий "предмет" и "объект" прав по существу своему не может быть признана удачной. Поскольку термин "предмет права" служит для обозначения того же, как и термин "объект права", он представляется излишним; поскольку он означает то же, что и термин "содержание права", употребление его грозит постоянным смешением понятий. Можно также спорить против утверждения Унгера, будто одни только вещные права обладают реальным субстратом, над которым проявляется надлежащее господство, он при этом упускает из виду, что таким реальным субстратом наряду с вещами могут служить и лица, в частности те лица, от которых требуется совершение известных действий.

Нельзя также согласиться с тем, что "общим предметом всякого права является воля третьих лиц: самое понятие общего предмета (который противополагается Унгером непосредственному предмету или реальному субстрату) совершенно искусственное: это явствует из того, что воля в смысле абстрактной способности вообще не есть нечто эмпирически данное, а в смысле конкретного волевого акта она имеет для права значение лишь постольку, поскольку она проявляется вовне в каком-нибудь действии. Поэтому утверждение, что общим предметом всякого права является воля третьих лиц, равносильно утверждению, что общим предметом всякого права являются действия других лиц. Между тем действие в смысле предмета или объекта права отождествляется самим Унгером с содержанием права. Отсюда следует, что с его собственной точки зрения понятия "общий предмет права" и "содержание права" в данном случае сливаются.

За всем тем нельзя не признать крупной заслуги Унгера в самом указании его на неустойчивость и сбивчивость существующей терминологии.

Весьма ценно также его замечание, что действия нельзя ставить в один ряд с вещами, так как только последние составляют самостоятельные реальные субстраты или, точнее, элементы отношений, на которые может быть оказано воздействие. Жаль только, что он сам ставит на одну доску собственные действия субъектов прав и действия третьих (с точки зрения этих субъектов) лиц, сводя те и другие к понятию "содержание прав", в том смысле, что первые составляют содержание вещных, а вторые - содержание обязательственных прав. Это приводит, в свою очередь, к смешению понятий: прежде всего смешивается содержание отношений управомоченности (которые выражаются в собственных действиях подлежащих субъектов прав) и содержание корреспондирующих им отношений долженствования (которые выражаются в действиях третьих лиц, именно подлежащих субъектов обязанностей); вместе с тем упускается из виду, что если даже признать исчерпывающим определение обязательственных прав как прав, направленных на те или иные действия должника, все же с точки зрения управомоченного лица, кредитора, действие противной стороны составляет не содержание его права, а результат, которого он желает добиться в качестве ближайшего средства для достижения того или иного дальнейшего эффекта, результат, на который направлено его отношение к противной стороне.

III. Обращаясь от критической оценки рассуждений Унгера к вопросу о влиянии, которое они оказали на дальнейшую литературную разработку настоящей проблемы, нельзя не отметить, что на первых порах его анализ повлек за собою довольно неожиданное последствие. А именно большинство пандектистов и цивилистов стали весьма бережно обходить понятие объекта прав, избегая вовсе касаться его или касаясь его лишь вскользь. Достаточно указать в этом отношении хотя бы на Виндшейда и Дернбурга.

Виндшейд в своем знаменитом учебнике пандектного права нигде ex professo не упоминает об объектах прав, в его систематике этот отдел совершенно отсутствует: после учения о субъектах прав следует прямо учение о возникновении, прекращении и изменении прав. Лишь вскользь встречаются указания на предмет прав, Gegenstand der Rechte. Так, касаясь вопроса о различии вещных и обязательственных прав <8>, Виндшейд замечает между прочим, что "некоторые говорят, что вещное право есть право на вещь и что оно имеет своим предметом вещь"; тут же в выноске лаконическая ссылка такого рода: "см. о предмете права: Унгер, I, стр. 499 - 503". В другом месте <9>, останавливаясь на вопросе о том, могут ли права служить предметами прав, Виндшейд вместо того, чтобы начать с анализа понятия предмета прав, ограничивается констатированием того, что "смысл получается неодинаковый, когда говорят о вещи и когда говорят о праве как об объекте права"; это положение не выигрывает в ясности от дальнейшего утверждения, что "нельзя говорить о праве на собственное право и что хотя в отношении права на чужое право непосредственным предметом является право, но дальнейшим предметом через посредство этого права является вещь, на которую существует право, а также если предметом личного права угодно называть обязанное лицо, то и это лицо" <10>. О предметах прав говорится у Виндшейда еще в связи с анализом понятия вещи <11>. И здесь он не вдается в ближайшее выяснение этого понятия, а просто говорит, что в понятие вещи входит момент реального бытия, телесности, но что "положительному праву не возбраняется уподоблять существующие лишь в нашем мышлении объекты (bloss gedachte Dinge) в качестве предметов правоотношений вообще или в некоторых отдельных отношениях телесным вещам. Поскольку оно (положительное право) это действительно делает, вполне допустимо говорить о бестелесных вещах". Наконец, касаясь специального вопроса о предмете обязательственных прав, Виндшейд констатирует, что этот термин употребляется в различном смысле <12>. "Под этим термином можно подразумевать, как это делается здесь (т.е. в указанном месте у Виндшейда), то действие, которого можно требовать в силу обязательственного права. Но можно также понимать под ним лицо, которое должно совершить действие, если только исходить из неточного, но распространенного представления, согласно которому в вещном праве господство распространяется на вещь, а в обязательственном праве - на личность обязанного лица. Наконец, трудно избежать и еще одно словоупотребление, хотя и оно неточное, а именно словоупотребление, согласно которому и вещь, доставления которой (во владение, в пользование, в собственность) можно требовать в силу обязательственного права, характеризуется как предмет обязательственного права". К этому Виндшейд прибавляет: "...было бы весьма желательно, если бы оказалось возможным устранить употребление одного и того же термина в различном смысле (Mehrdeutigkeit) путем введения новых терминов, но таких терминов не имеется. Ввиду этого остается лишь одно: обращать внимание на указанное различие в смысле и предупреждать от опасности употребления этого термина незаметно то в одном, то в другом смысле".

--------------------------------

<8> Lehrbuch. 7-е изд. I. § 38.

<9> См.: Там же. I. § 48а.

<10> "Dass auch das Recht an einem fremden Recht zwar zum unmittelbaren Gegenstand das Recht, aber durch dieses Recht hindurch als ferneren Gegenstand die Sache, an welcher das Recht stattfindet, und, wenn man als Gegenstand des personlichen Rechts die verpflichtete Person bezeichnen will, auch diese Person hat".

<11> Там же. I. § 137. Учение о "понятии и юридически существенных различиях вещей" является предпосылкой у Виндшейда учению о вещных правах, составляя в систематическом отношении первую главу этого учения.

<12> Там же. II. § 252. Прим. 1.

Таким образом, и Виндшейд в конечном результате приходит к признанию того, что в учении об объекте или предмете прав нет твердо установившейся терминологии, напротив, одни и те же термины употребляются в различном смысле. Правда, он непосредственно устанавливает это положение только в применении к учению о предмете обязательственных прав. Но то, что верно по отношению к этому специальному учению, не менее верно по отношению к общему учению о предмете или объекте прав вообще, в состав которого входит и названное специальное учение. Лучшим доказательством этого является отсутствие сколько-нибудь определенной постановки всего этого учения у самого Виндшейда и вытекающая отсюда отрывочность, неясность и неточность отдельных его рассуждений о предмете прав, рассуждений, не объединенных какими-нибудь определенными руководящими положениями.

Весьма характерную постановку интересующего нас вопроса мы встречаем у Дернбурга. Замечательная способность этого ученого обходить неудобные проблемы сказывается и в данном случае. С внешней стороны все обстоит благополучно: после отдела о субъектах прав следует отдел, озаглавленный "von den Rechtsobjecten" <13>. Но напрасно мы бы стали искать под этим заглавием само учение об объектах прав. Дернбург не дает даже простого определения этого понятия, а ограничивается изложением учения о вещах, которые он в данном месте, видимо, отождествляет с объектами прав. При такой постановке вопроса весьма понятно, что Дернбург избегает также касаться по существу вопроса о "праве на право". Останавливаясь на нем в связи с изложением учения о quasi ususfractus <14>, он просто замечает, что "допущение понятия права на право не может быть признано логически невозможным. Другой, однако, вопрос: знает ли римское право подобные права на права? Это не может быть доказано. Римское право ограничивает вещные права кругом телесных вещей". Также свободно он обходит общую проблему там, где ему приходится касаться предмета обязательственных отношений. По этому поводу оно замечает <15>: "Предметом обязательства в зависимости от точки зрения, которую занимают, считается или действие, к которому лицо обязано, или личность должника, или воля его или его имущество, или, наконец, то, что имеет быть исполнено. В практической жизни, однако, предметом обязательства считают, пропуская все промежуточные звенья, исключительно только то, что подлежит исполнению". К этому прибавляется успокоительное заявление, что с такой постановкой вопроса согласны и римские юристы...

--------------------------------

<13> Pandecten. I. 7-е изд. Стр. 154 и сл.

<14> Там же. I. § 249. Пр. 8. Begrifflich "unmoglich" kann also das Recht am Rechte nich sein.

<15> Там же. II. § 23. Стр. 67.

IV. Нам нет нужды приводить дальнейшие примеры аналогичного отношения к интересующей нас проблеме: их не перечесть <16>. Мы предпочитаем перейти к тем из новейших писателей, у кого встречаются серьезные попытки выбраться из всей этой путаницы и прийти к тем или иным определенным положениям. В этом отношении из романистов обращают на себя внимание Беккер и Регельсбергер.

--------------------------------

<16> Ср., напр., Wendt, Lehrbuch der Pandecten, который отождествляет понятия объекта прав и вещи. Стр. 65. Заглавие; Baron, Pandecten, у которого термин "объект прав" вовсе не встречается; Bruns (Eck - Mitteis), das Pandectenrecht в Encyclopadie der Rechtswissenschaft Holtzendorf, 6-е изд. Kohler, т. I, стр. 318, который ограничивается установлением факта, что термин "предмет прав" употребляется в весьма различном смысле, обозначая то лиц и вещи, над которыми приобретается юридическое господство, то действия, которые лицо имеет право совершать, то обязанность третьих лиц, а в обязательственных отношениях также действия должника и даже вещи, которые кредитор имеет получить при посредстве обязательства.

Вот основные положения Беккера <17>: 1) следует прежде всего признать, что возможны права без объекта; 2) римское право допускает в качестве объектов прав только телесные предметы, лиц и вещи; современное право сверх того знает и бестелесные вещи. Кроме того, и права могут служить в известном смысле объектами прав... Эти основные положения в ряде особых приложений (Beilagen) подвергаются более детальной разработке.

--------------------------------

<17> System d. Pandectenrechts. I. § 20. Стр. 61 и сл.

Из приведенных положений следует прежде всего остановиться на первом. Беккер утверждает <18>, что "противоположение прав, имеющих определенный объект, и прав безобъектных (Rechte an einem Objekt und ohne Objekt) покоится на непосредственном восприятии. Никто прежде всего не усомнится в том, что собственность, jus possessionis, patria potestas суть права, имеющие определенный объект, и что право гражданства, jus honorum и jus suffragii, testamenti factio и т.д. лишены объекта". При ближайшем анализе, продолжает Беккер, возникает, правда, ряд сомнений, напр., что именно in concreto составляет объект данного права, напр., в применении к обязательствам личность ли должника или его действие; имеет ли данное право один объект или два, напр., в обязательстве личность и имущество должника; обладают ли известные права, напр. отрицательные, объектом или нет. "Но за всем тем сущность противоположения сохраняет полную определенность (aber trotz alledem bleibt dem kern des Gegensatzes seine handfeste Haltbarkeit)".

--------------------------------

<18> Там же. I. § 18. Стр. 50. Прилож. III.

Нетрудно убедиться, что в основе этого положения о существовании особой категории безобъектных прав лежит явное смешение понятий: Беккер не отличает права в смысле известного конкретного отношения от права в смысле известной абстрактной способности. Конкретное отношение столь же немыслимо без объекта, сколь оно немыслимо без субъекта: где нет субъекта и объекта, там нет и не может быть реального отношения. Напротив, абстрактная способность или, точнее, правоспособность (общая или специальная), служа лишь сокращенным обозначением известной суммы юридических фактов, юридически существенных признаков, которыми характеризуется данный субъект как таковой, независимо от того, в каких специальных отношениях он состоит in concrete <19>, конечно, не предполагает определенного объекта. Такое именно значение имеют безобъектные права Беккера: "право" гражданства, "право" избирать и быть избираемым, "право" составления завещаний и т.д. - все это не права, а элементы правоспособности, которыми лишь предрешается, в каких пределах те или иные конкретные отношения, в которые вступают подлежащие субъекты, могут приобрести юридическое значение.

--------------------------------

<19> См. об этом мою статью "К учению о субъектах прав" в "В. пр." за ноябрь 1904 г. Стр. 166 - 167.

Таким образом, мысль о существовании безобъектных прав столь же несостоятельна, как и мысль о существовании бессубъектных прав.

Обращаясь затем к перечню возможных объектов прав, даваемому Беккером, мы видим, что в одном месте <20> он сводит их к четырем рубрикам: объектами могут быть лица (в сфере чисто личных и семейственных прав), лица и имущества или одни только имущества (в сфере обязательственных прав), телесные вещи (в сфере вещных прав) и, наконец, бестелесные вещи или нематериальные блага. В другом месте <21> он различает телесные предметы, т.е. лиц и вещи, и бестелесные предметы; сверх того в качестве возможных объектов прав упоминаются, не без колебаний, также права.

--------------------------------

<20> System. I. § 25. Стр. 76.

<21> См.: Там же. § 20. Стр. 62.

В том и в другом перечне уже не встречаются действия в качестве объектов прав: зато наряду с телесными вещами упоминается категория бестелесных вещей. Относительно последних Беккер замечает <22>, что "уразумение сущности этих бестелесных вещей связано с особыми затруднениями. Очевидно, мы стоим лицом к лицу с новым и своеобразным субстратом человеческого юридического господства". Такие неопределенные фразы, конечно, мало разъясняют сущность дела.

Дата добавления: 2015-05-10