Д.Д. ГРИММ 2 страница

--------------------------------

<22> Там же. § 20. Прилож. 1. Стр. 63.

Гораздо определеннее и точнее формулирует свои мысли Регельсбергер <23>. Сказанное им едва ли не лучшее, что мы встречаем в литературе по вопросу об объектах прав.

--------------------------------

<23> Pandekten. I. § 94. Стр. 357 и сл.

Он прежде всего отмечает, что термины "объект прав" или "предмет прав" имеют несколько значений. Говорят как об объекте юридических норм, так и об объекте субъективных прав.

Объект прав и в последнем смысле служит для обозначения различных вещей: иногда им обозначается вещь, которая в силу права подчинена господству правообладателя, иногда то, на что право направлено. Так, объектом в применении к обязательствам называют и самое доставление чего-либо (die Leistung), и телесный предмет, имеющий быть доставленным. Правильнее, однако, замечает Регельсбергер, называть то, на что право направлено, содержанием его и сохранить выражение "объект права" для обозначения предмета господства (Gegenstaud der Beherrschung) того, с чем в нашем представлении право связано.

Установив, таким образом, точный смысл основного понятия "объект прав", Регельсбергер дальше замечает, что возможными объектами прав являются вещи и лица. В частности, лицо является предметом юридического господства в области семейственных и обязательственных отношений. Правда, последнее не является общепризнанным. Предметом обязательственных отношений одни считают (имеющее быть исполненным) действие, другие - волю, третьи - имущество должника.

Однако первая теория смешивает цель с предметом (verwechselt das Ziel mit dem Gegenstand). Против второй следует возразить, что воля не имеет обособленного от носителя ее бытия: раз связана моя воля, я связан. Что касается третьей теории, то независимо от того, что встречаются обязательства неимущественного характера (von nicht vermogensrechtlichem Jnhalt), нельзя не заметить, что хотя обязательственное право и охватывает в настоящее время активное имущество должника, однако связь эта все же весьма слаба и никоим образом не минует личности должника, а устанавливается лишь через посредство личности его (geht immerhin durch die Person des Schuldners hindurch).

В новейшем праве в круг объектов прав вступили сверх того бестелесные продукты духовной деятельности (die unkorperlichen Schopfungen der geistigen Thatigkeit), именно научные и художественные творения, изобретения, образцы и модели. "Эти продукты с момента производства их приобретают некоторое самостоятельное бытие, допускают обособленную хозяйственную эксплуатацию, могут быть сделаны предметом передачи, и в отношении их юридическая охрана становится столь же возможной, сколько они в ней нуждаются" <24>.

--------------------------------

<24> Там же. Стр. 359.

Далее Регельсбергер останавливается на вопросе о том, мыслимы ли права на права или, иначе, могут ли права быть признаны объектами прав. Он высказывается против этого. Мы имеем в таких случаях (напр., при ususfructus nominus, pignus nominis, pignus pignoris и т.п.) "проявления правомочия на установление своеобразных вещных или обязательственных прав, родственного правомочию собственника на установление ограниченных вещных прав" <25>.

--------------------------------

<25> Там же. Стр. 360. Wie haben in den genannten Rechten Ausflusse einer Befugniss zur Begmndung eingenartiger dinglicher oder obligatorischer Rechte vor uns, verwandt der Befugniss des Eigenthumers zur Bestellung von beschrankten Sachenrechten.

Наконец, он касается вопроса о том, может ли имущество быть рассматриваемо как объект прав. Он высказывается и здесь против подобной мысли. Имущество есть лишь правовое понятие (Rechtsbegriff), но не объект прав (kein Rechtsobjekt) <26>.

--------------------------------

<26> См.: Там же.

Обращаясь к критической оценке приведенных положений Регельсбергера, нельзя прежде всего не отметить логической стройности и последовательности хода развития его мыслей, чем его теория столь выгодно отличается от других теорий. Он не довольствуется простым констатированием факта, что термин "объект прав" употребляется в различных смыслах, не довольствуется также механическим перечнем различных значений этого термина. Он указывает, какой технический смысл и почему именно этот, а не иной смысл следует придавать данному термину; он анализирует дальше круг возможных объектов прав и строго очерчивает его в соответствии с принятой им исходной точкой, всюду, хоть и вкратце, мотивируя свой взгляд, объясняя, почему он смотрит так, а не иначе. Нигде нет неясных, расплывчатых фраз, везде точные, ясные положения.

Можно, конечно, спорить против отдельных пунктов, и в частности против допущения особой категории "бестелесных продуктов духовной деятельности". Мы к этому еще вернемся. Но все же в общем теория Регельсбергера представляет громадный шаг вперед: он в значительной мере расчистил путь для правильного построения учения об объектах прав. В этом его весьма большая заслуга.

V. Для полноты можно указать еще на своеобразную теорию московского профессора Соколовского <27>, который, впрочем, непосредственно касается только вопроса об объектах вещных прав. Задавшись целью выяснить влияние античной философии на римскую юриспруденцию и римское право в указанной области, Соколовский до того увлекся построениями античных философов о соотношении между формой и материей, между идеей и реальным бытием, что сам поддался их влиянию. По его мнению, объектами прав, и в частности вещных прав, являются, с одной стороны, телесные вещи, с другой стороны, понятия. Вот как он обосновывает это положение <28>: "...все, что подчиняется воле правоспособного субъекта, носит название "res". Область, которую обнимают эти объекты, весьма обширна, их главный признак конкретная определенность (die konkrete Bestimmtheit). Затем предметом господства может быть нечто существующее материально или в идее (etwas materiell oder begrifflich Existentes).

--------------------------------

<27> Sokolowski. Die Philosophie im Privatrecht. Подзаглавие: Sachbegriff und Korper in der klassischen jurisprudenz und der modernen Gesetzgebung.

<28> Там же. Стр. 28.

Ибо, - продолжает Соколовский, - человеческая воля подчиняет себе не только одно телесное, но в особой степени понятия, так как именно они создаются и разграничиваются в представлении индивида и содержатся только в нем (Denn der menschliche Wille ordnet sich nicht nur das Korperliche unter, sindern in einem besonderen Grade die Begriffe, weil gerade sie in der Vorstellung des Individuums geschaffen und begrenzt werden, hier allein ihren bestand haben)". Дальше следуют указания на то, как античная философия, и в частности Аристотель, мыслила соотношение между миром идей и миром чувственных восприятий. "Оба мира, мир тел и мир идей, теснейшим образом связаны друг с другом. Ибо хотя в процессе становления единичной телесной вещи материя является первичным (элементом), все же по существу (dem Bestande und Wesen nach) ей предшествует форма или идея вещи". В заключение приводится известное изречение Аристотеля: "Дом отнюдь не существует ради кирпичей и камней, а, напротив, они (т.е. кирпичи и камни) существуют ради дома".

И в дальнейшем изложении телесные вещи и понятия всюду упоминаются как две самостоятельные категории объектов прав, притом отнюдь не с точки зрения одних только римских юристов, но и с точки зрения самого автора. Достаточно указать на следующие слова его <29>: "...реализм понятий (Begriffsrealismus), который наше изложение отстаивает, некоторым современным юристам может показаться странным. Ведь мы приходим к положению, что и понятия, которые сами не суть телесные предметы, а лишь имеют таковые в качестве субстрата, тем не менее могут служить объектами вещного господства или вещного права. С точки зрения частного права и они суть вещи - res". К этому Соколовский прибавляет, что, несмотря на кажущуюся парадоксальность этого вывода, не следует противиться ему, тем более что он встретил признание и в Гражданском уложении Германской империи.

--------------------------------

<29> Там же. Стр. 400.

Понятно, что с этой точки зрения момент телесности имеет лишь второстепенное значение. Ведь недаром, замечает автор <30>, ныне формулируется положение, что "все явления природы могут быть подведены под понятие энергии". Это понятие может помочь окончательному разрешению проблемы, содержащейся в понятии субстанции. Понятие материи представляет лишь препятствие на этом пути: "Возможно, - прибавляет к этому автор, - что господствующее мнение еще не возвысилось до этого простого взгляда, во всяком случае, однако, одностороннее выдвигание материи или телесного никем ныне уже не поддерживается. Т.к. вещное право имеет своей задачей урегулировать человеческое господство над окружающей нас природой соответственно объективным нормам (entsprechend den objektiven Normen zu regeln). Всякая естественная реальность, которую человеческая воля подчиняет себе, представляется подходящим объектом длительного господства. Единственное конкретное предположение составляет здесь определенность и ограниченность предмета (Bestimmtheit und Begrenzheit des Gegenstandes)". "В самом деле, - вопрошает дальше наш автор, - обладает ли телесное особыми свойствами, которые придают ему в большей степени или даже исключительно способность служить вещному правообороту? Является ли прежде всего протяженность (die Ausdehnung im Raum) необходимым условием человеческого господства? К юридической сфере принадлежат такие предметы, к которым это (условие) неприложимо. Правда, такие объекты, благодаря существующей доселе узкой точке зрения, находили не в вещном праве, но зато все же в других областях" <31>.

--------------------------------

<30> Там же. Стр. 402.

<31> Там же. Стр. 403.

Итак, понятия обладают такою же реальностью, как и телесные вещи, это для Соколовского вне спора.

Любопытно, что при всем том Соколовский все же признает, что излагаемые им римские учения "покоятся на таком миросозерцании, которого мы уже не в состоянии принять. Основание, - говорит он дальше, - по которому мы переросли эту метафизику, состоит, однако, не в огромных успехах современного естествознания и его экспериментального метода, а в обогащении наших философских знаний. Великая и вечная мысль Канта, противоположение вещи самой по себе "ее" явлению, стала неограниченным элементом нашей духовной жизни. Ни самая вещь, ни ее элементы не имеют для нас того простого значения, исходя из которого ее рассматривали и подвергали обсуждению древние" <32>.

--------------------------------

<32> Там же. Стр. 304.

Но если это так, то, естественно, возникает вопрос: как может автор так некритически, так догматически прямолинейно проповедовать и рекомендовать современной юриспруденции "реализм понятий", весьма понятный в свое время, но совершенно не укладывающийся в рамки нашего современного миросозерцания? Ведь по меньшей мере следовало сделать попытку самостоятельного теоретико-познавательного обоснования этого реализма понятий, раз уже автор считал, что он имеет самостоятельную ценность и право на дальнейшее существование даже после исчезновения того общего миросозерцания, на почве которого он вырос. Вместо этого автор заявляет, что для нас понятие "идея вещи" "уже не составляет первичного бытия в противоположность телесному явлению, но все же мы противополагаем его физической вещи в качестве эмпирического назначения (als empirische Zweckbestimmung), в качестве представления, которое эмпирически (erfahrungsgemass) определяет границы и употребление целого. В этом, в perfectio rei, в perpetuus usus, мы, несмотря на различные точки отправления, вновь соприкасаемся с древними" <33>. "Таким образом, - резюмирует Соколовский, - с точки зрения современного взгляда понятие распространяется не на саму вещь, а на ее положение в обороте" <34>. Короче, понятие вещи отождествляется с хозяйственным назначением ее, с целью, для которой эта вещь служит средством. Эта цель является самостоятельной реальностью наряду с самой вещью, она может служить самостоятельным объектом прав! Дальше некуда идти в смешении понятий! В результате таких построений только и может получиться глубокая двойственность, глубокое противоречие: то, что в лучшем случае имеет значение исторического фактора, проливающего свет на известные взгляды, на известные формулы римских юристов, тому приписывается абсолютное значение, забвение его ставится в упрек современной юридической мысли.

--------------------------------

<33> Там же. Стр. 366.

<34> Там же. Стр. 367.

Кстати сказать, и упрек-то в отсутствии реализма понятий совершенно незаслуженный. Нам думается, что если уже упрекать в чем-либо современную юридическую мысль, то следует направить упрек как раз в обратную сторону: не о забвении "реализма понятий", а о чрезмерном все еще преклонении перед ним следовало бы повести речь. Этот реализм понятий, вера в слова и установившиеся технические обороты, до сих пор является одним из главных тормозов для поступательного хода развития науки права: он виною тому, что до сих пор при изучении правовых явлений придерживаются неправильных, ненаучных приемов исследования, игнорируют реальную действительность, конкретные жизненные отношения и вместо этого прямо начинают с анализа соответствующих абстрактных типов, презюмируя совершенно незаконно и ненаучно соответствие подлежащих терминов в установившемся их смысле и значении, подлежащих застывших общих понятий, с реальными явлениями, отражением которых они являются.

Нигде мы не встречаем столько облыжных "реальностей", как в науке права. Нет, можно сказать, той абстракции, которая не была бы превращена путем самой грубой, самой примитивной объективации в самостоятельную реальность. Начиная от воли в качестве самостоятельной душевной способности, переходя отсюда к праву, объективному и субъективному, которые постоянно рассматриваются как особые, самостоятельные силы, способные самостоятельно действовать, возникать и исчезать, обращаясь от прав к государству, которое равным образом мыслится как самостоятельное существо, и кончая разного рода общественными организмами, бестелесными вещами, universitates facti и т.д. и т.д., мы всюду встречаемся все с тем же реализмом понятий. И вот этот-то злосчастный реализм понятий, от которого мы никак отделаться не можем, нам рекомендуют теперь чуть ли не как последнее слово науки, встречающиеся в доктрине робкие и нерешительные попытки отрешиться от него хотя бы в применении к отдельным частным вопросам клеймятся как проявления отсутствия надлежащего философского понимания.

К тому же хоть бы сам Соколовский был последователен в своем поклонении реализму понятий. Но и этого нет. С одной стороны, исходя из того, что объектами прав могут служить и понятия, он считает, напр., самостоятельным объектом прав universitas facti <35> и идеальные части вещей (partes pro indiviso) <36>, а с другой стороны, он отрицает значение самостоятельного объекта за выделенным имуществом. "Выделенное имущество - наследство, dos или peculium - не есть совокупная вещь (Sachgesammtheit), так как оно обнимает в качестве составных частей не только телесные субстраты, но также права и требования. Поэтому здесь остается лишь обсуждать отдельные res corporales, которые входят в состав его как самостоятельные объекты виндикации" <37>. Но, во-первых, еще вопрос: не имеют ли и "права" и "требования" телесного субстрата в таком же смысле, как "стадо" или "инвентарь"? Во-вторых, ведь сам же Соколовский находит, что телесность не является необходимым условием человеческого господства вообще и вещного господства в частности. Мало того, он прямо утверждает, что к юридической сфере относятся предметы, которые не удовлетворяют требованию телесности, - правда, он их не перечисляет, но ведь это и не нужно, - ходячая категория "бестелесных вещей" достаточна известна. В результате получается явная непоследовательность, которая прямо указывает на то, что дело не в реализме понятий, а в чем-то другом, именно в терминологии, в способе выражения подлежащих источников, которым придается неподобающее (между прочим, и с точки зрения основных посылок теории самого Соколовского) значение. Действительно, вышеприведенное рассуждение заканчивается самой обыкновенной ссылкой на изречение Юлиана (I. 56 D. d. R. V. 6. 1), который признает vindicatio gregis, но высказывается против vindicatio peculii: отсюда вывод, что grex составляет самостоятельный объект прав, а peculium - нет.

--------------------------------

<35> См.: Там же. Стр. 49 и сл., стр. 383 и сл.

<36> См.: Там же. Стр. 417, 424 и сл.

<37> Там же. Стр. 58.

В этом отношении весьма характерно и то, что в другом месте, рекомендуя свой реализм понятий, Соколовский для большей убедительности замечает, что и Гражданское уложение Германской империи в известных случаях (именно в применении к universitates facti) признает объектами прав понятия <38>. Не говоря уже о том, что это вовсе не может считаться доказанным, нельзя не задать вопроса: неужели же та или иная редакция, тот или иной способ выражения источников способны служить основанием для разрешения чисто теоретического вопроса о том, что может быть признано объектом прав? Ведь папская непогрешимость не распространяется на гражданские кодексы и их авторов. Рассуждать иначе - значит допускать явную petitio principii.

--------------------------------

<38> См.: Там же. Стр. 400.

Ввиду всего изложенного мы приходим к выводу, что теория Соколовского построена на совершенно несостоятельных посылках и сама грешит тем, в чем автор так часто и многословно (и, надо сказать, не без основания) обвиняет современную юриспруденцию, - именно отсутствием настоящего философского понимания <39>.

--------------------------------

<39> Насколько сам автор, несмотря на прочтение им целого ряда философских книг, слаб в области философии, явствует, между прочим, из его своеобразного понимания Канта. На стр. 304, отметив кантовское противоположение вещи самой по себе "ее" явлению (die Unterscheidung des Dinges an sich von seiner Erscheinung), он дальше замечает: "...вещь, материя сама по себе по причине своей абстрактности (vermoge seiner Abstraktheit) есть нечто недоступное для нашего конкретного уразумения (etwas unserer konkreten Auffassung Entrucktes), идеальность трансцендентальна, реальность эмпирична. Явление же вещей (die Erscheinung der Dinge) покоится на субъективных формах нашего интеллекта, только при помощи их эмпирический объект становится распознаваемым для нас (nur mittelst ihrer wird der empirische Gegenstand erkennbar). Однако эти субъективные формы интеллекта, которые определяют формы и качества всех явлений (welche die Formen und Qualitaten aller Erscheinungen bestimmen), принципиально не приближают нас к сущности вещи и поэтому в принципе не могут иметь значение абсолютного критерия". В этих немногих словах содержится целый ряд грубых ошибок: 1) говоря о противоположении вещи "ее" явлению, Соколовский implicite допускает, что между тем и другим существует категория соотношения (Kathegorie der relation), тогда как Кант прямо учит, что эта категория, так же как и все остальные, применима только к явлениям; 2) утверждать, что ноумены (которые Соколовский к тому же непостижимым образом отождествляет с материей) недоступны для нас по причине своей абстрактности, - значит обнаружить такую бездну непонимания Канта, перед которой молча приходится складывать оружие, как известно, настоящая причина не в абстрактности ноуменов, а в особенностях нашей родовой психической организации; кстати, нельзя не заметить, что конец соответствующей фразы Соколовского (идеальность трансцендентальна и т.д.) не имеет никакой связи с началом ее; 3) говоря, что эмпирический объект при помощи субъективных форм нашего интеллекта становится распознаваемым для нас, Соколовский противополагает самый эмпирический объект этим формам, допуская как бы самостоятельное существование его вне этих форм, при посредстве которых он только распознается нами, что опять совершенно неверно: эмпирический объект есть, по Канту, продукт нашего родового, чистого разума с его априорными формами созерцания и мышления, и вне их о нем вообще говорить не приходится; 4) наконец, качества явлений не определяются формами интеллекта, соответствующие ощущения как раз составляют тот материал, который наша чувственность привносит извне и который лишь располагается благодаря априорным формам созерцания в порядке пространства и времени.

Что касается приложения пресловутого "реализма понятий" к отдельным вопросам, и в частности к учению об universitates facti и pertes pro indiviso, то к первому из этих вопросов мы еще вернемся. Пока заметим лишь, что в этом случае объективируется простое целевое единство. Что касается второго случая, то, не вдаваясь в подробности, мы ограничимся указанием на то, что здесь мы имеем дело с одной из многих комбинаций встречных, конкурирующих прав ряда лиц на один и тот же объект.

III. Литература вопроса. Продолжение

I. Переходя к постановке настоящего вопроса вне романистической доктрины, следует заметить, что особое внимание обращает на себя германистическая доктрина. В частности, она подвергла детальной разработке учение о бестелесных вещах или нематериальных благах. Конечно, неудовлетворительность исходных положений, вытекающая из общей постановки учения об объектах прав, не могла при этом не сказаться. Она сделала то, что и данное учение не могло дать сколько-нибудь удовлетворительных результатов.

За доказательствами ходить недалеко. Укажем хотя бы на курсы Heussler и Gierke по германскому гражданскому праву, курсы Козака и Кроме по новому Гражданскому уложению Германской империи.

Heussler <40> различает две категории объектов прав: вещи и чужие действия. "Под понятие вещи, res, подходит все, что допускает длительное состояние господства, которое проявляется или может проявиться в постоянном воздействии или деятельности правообладателя. В германском праве сюда относятся не только видимые, осязаемые предметы природы и искусства, res corparales римлян, но также состояния правового господства <41>, при которых право обладателя обнаруживается в активном воздействии его на внешнюю природу. Второй класс образуют отдельные действия, которые известное лицо обязано исполнить в пользу управомоченного. Здесь господство выражается не в активной деятельности правообладателя, в виде пользования, эксплуатации и т.д. подчиненного господству его предмета, а в простом правомочии требовать от другого лица совершения или несовершения чего-либо. Первый класс, вещи, служит объектом вещных прав, собственности и jura in re aliena, второй класс, чужие действия, служит объектом личных прав".

--------------------------------

<40> Institutionen des deutschen Privatrechts. Т. I. § 66. Стр. 330.

<41> Так мы передаем своеобразный термин "Rechtsamen", который противополагается Гейсслером термину "Recht". См.: Там же. Стр. 336: "Die unkorperlichen Immobilien des deutschen Rechts... sind nicht Rechte schlechtweg wie ususfructus, obligatio u. a. im Sinne vou Gajus, II, 14, Sondernes sind Rechtsame, welche uberhaupt nur als Objekte des Sachenrechts... im Rechsleben zur Erscheinung und zur Verwerthung gelangen konnen".

Уже из приведенной общей характеристики явствует, что Heussler, сопоставляя вещи и чужие действия в качестве двух категорий объектов прав, не сумел возвыситься над ходячим смешением объекта в смысле элемента отношения и объекта в смысле результата, на который направлено отношение. Рука об руку с этим идет весьма неясное представление о вещи как объекте прав. Он причисляет к вещам наряду с "видимыми и осязаемыми предметами внешней природы и искусства" также известные особо квалифицированные состояния правового господства, именуемые им Rechtsamen.

Что же такое представляют собою эти Rechtsamen? С одной стороны, они характеризуются как бестелесные вещи <42>. В частности, в составе их различаются недвижимые и движимые бестелесные вещи: последние новейшего происхождения, средневековое право знало только бестелесные недвижимости.

--------------------------------

<42> См.: Там же. Стр. 336.

К бестелесным недвижимостям германского права (unkorperliche Immobilien des deutschen Rechtes) Heussler причисляет, во-первых, Rechtsamen, которые связаны с властвованием над определенной территорией, как-то: право управления, право суда, разные регалии (таможенное, монетное право, право охоты и разработки руды), право патроната, разные монополии и сборы, так как, "несомненно, они (т.е. эти Rechtsamen) в Средние века приобрели частноправный характер и во всех отношениях подчинились частноправному обороту, являясь коротко и ясно имущественными объектами, предметами частного права"; во-вторых, реальные тягости (Realeasten) во главе с десятинным сбором (der Zehnt); наконец, в-третьих, предиальные сервитуты, "относительно которых германское право также признает Gewehre и собственность". К бестелесным движимостям принадлежит "право употребления различных знаков (домовых, дворовых марок и печатей), в связи с чем наше время с особой любовью и чрезмерным увлечением разработало право торговых и фабричных знаков, этикеток и т.д., а также право на использование продуктов духовного творчества, изобретения и т.д." <43>.

--------------------------------

<43> Там же. Стр. 340.

В другом месте, останавливаясь на юридической структуре этих Rechtsamen, в особенности первых двух категорий их, Heussler характеризует их как "правомочия по осуществлению известной власти, potestas" (Befugnisse zur Ausubung einer Gewalt, potestas) <44>, которые предполагают наличность территориального элемента, "stat", в пределах которого осуществляется подлежащая власть (напр., власть по управлению, по производству суда, по осуществлению регальных прав, по истребованию известных денежных или натуральных повинностей, связанных с обладанием данным участком, и т.д.); он называет их также "отношениями власти, господства, которые покоятся на "stat", на вещной подкладке, на территории, где они осуществляются" <45>. Правда, замечает Heussler, "включение предиальных сервитутов в эту категорию бестелесных вещей скорее могло бы вызвать сомнения. Тем не менее я считаю это, безусловно, правильным" <46>; доказательством служит то, что сервитутный обладатель, бесспорно, не имеет Gewehre относительно служащего участка, - доказательство, очевидно, более чем слабое! Еще труднее, конечно, распространить эту характеристику на право употребления домовых марок, печатей и т.д. Heussler в этом отношении ограничивается голословным заявлением, что и это право по содержанию своему относится к вышеуказанным Rechtsamen, тем более что домовым маркам присущ и важный элемент "stat". К этому он лаконически прибавляет: "...новейшие права этого рода лишены "stat" и поэтому рассматриваются как движимости" <47>.

--------------------------------

<44> Там же. Стр. 342.

<45> Там же. Стр. 375. "Gewalt (Herrschafts) Verhaltnisse, welche auf einer "stat", einer dinglichen Unterlage, einem Gebiet, worin sie geubt werden, ruhen".

<46> Там же. Стр. 343.

<47> Там же. Стр. 344.

Итак, Rechtsamen, с одной стороны, суть бестелесные вещи, с другой стороны, отношения власти или господства, которые (по крайней мере по общему правилу) проявляются в пределах известной территории и в этом смысле связаны с нею. Дальше некуда идти. В чем выражается данное отношение господства? В известных действиях, совершаемых над теми или иными объектами. Но ведь в этом же состоит всякое конкретное субъективное право: и право собственности, и право узуфрукта и т.д. и т.д. выражается в известных действиях, совершаемых над подлежащими объектами, а право собственности или узуфрукта и т.д. на недвижимости сверх того обладает и моментом "stat". В результате всякое субъективное право может быть рассматриваемо как бестелесная вещь. Но тогда не только различие между Rechtsamen и Rechte теряет всякую почву под ногами, но вместе с тем становится совершенно ясным, что термин "бестелесная вещь", прилагаемый к такого рода отношениям, может означать все, что угодно, но только не может означать объекта прав, ибо нельзя отождествлять самые права с объектами этих же прав.

Таким образом, теория Heussler оказывается в корне несостоятельной. А между тем ведь эта теория целиком построена на источниках средневекового германского права: последние на каждом шагу упоминают об отчуждении, о залоге и т.д., liberae comiciae, officii sculteti, jurisdictionum, quae centae vocantur, говорят о proprietas decimarum и т.д. и т.д. <48>. Где же ошибка? Она состоит в том, что из простого факта употребления в применении к различным случаям однородных технических оборотов выводят заключение об однородном характере подлежащих юридических институтов, которые, в свою очередь, смешивают с соответствующими конкретными отношениями. Это, конечно, прием совершенно ненаучный, и неудивительно, если он дает неприемлемые результаты.

Дата добавления: 2015-05-10