Гражданского законодательства

О ВЛАДЕНИИ ПО КОНЦЕПЦИИ РАЗВИТИЯ

А.Н. ЛАТЫЕВ

2009 г. для отечественной цивилистики ознаменовался подготовкой и утверждением 7 октября Советом по кодификации и совершенствованию гражданского законодательства Концепции развития гражданского законодательства. Одним из основных направлений развития должна стать реформа российского вещного права. Подробное обоснование новелл в этой области дано в проекте Концепции о вещном праве. Наиболее заметной и долгожданной новеллой, предложенной в Концепции, является, безусловно, возрождение в отечественном законодательстве института владения и владельческой защиты. Полностью соглашаясь с необходимостью такого института, считаем должным отметить некоторую однобокость Концепции в подходе к нему.

1. Защита от самоуправства как основание защиты владения

Как справедливо отмечается в Концепции развития гражданского законодательства, владение должно рассматриваться как факт, а не как право (п. 1.2 подразд. 1 "Владение" разд. IV "Законодательство о вещных правах"; далее, если не оговорено иное, речь идет о данном подразделе названного раздела Концепции). Только при таком подходе к нему возможно существование незаконного владения: право, в отличие от факта, незаконным быть не может.

В то же время признание владения фактом, а не правом, не позволяет ответить на вопрос о том, как же оно может защищаться. Сам по себе факт владения, если и подлежит защите, то разве что в виде самозащиты, направленной на противодействие лишению владения. Однако, как только такое лишение произошло, владения как факта более не существует, а потому владельческая (посессорная) защита, направленная на восстановление утраченного владения, строго говоря, факт владения не защищает, а, наоборот, предполагает прекращение актуального факта владения ответчика и возврат имущества во владение истца - прежнего владельца.

Как видим, сама по себе формулировка "защита владения" не вполне точно передает сущность данного института. Коль скоро владение является фактом, не способным к защите, таковому необходимо некое обоснование посессорной защиты, лежащее вне самого владения. Из множества теорий об основании защиты владения составители избрали так называемую теорию гражданского мира, согласно которой "назначение владельческой защиты - это борьба с насильственными, самоуправными действиями" (п. 1.1 Концепции развития гражданского законодательства). Исходя из этого делается ряд дальнейших выводов о содержании будущего правового регулирования владения, в частности, о том, что "возможно владение вещью, которая не отвечает условиям, предъявляемым к объекту права (например, самовольным строениям; объектам, изъятым из оборота, и т.п.)" (п. 1.3 "г" Концепции).

Одним из результатов применения владельческой защиты действительно может стать устранение последствий самоуправных действий по захвату чужого имущества. Однако стоило ли строить всю концепцию владения исключительно на этом основании? Полагаем, что ответ здесь должен быть отрицательным.

Прежде всего необходимо отметить, что защита от самоуправства вообще не является целью гражданского права. Охрана общественного порядка, нарушением которого является самоуправство, - задача права публичного.

Рассмотрение владельческой защиты как защиты от самоуправства еще может быть обоснованным применительно к римскому праву: именно в нем посессорный процесс обладал рядом характерных черт, отражавших его публичный характер.

Так, сама по себе защита, даже в классический период, осуществлялась не в исковом порядке, а посредством интердиктов - административных по сути приказов претора, чье "вмешательство в область частных отношений выросло из функций чисто полицейских - из обязанности охранять гражданский мир и порядок" <1>. То обстоятельство, что инициатива издания этого административного приказа должна была исходить от частного лица, не отменяет публичного характера действий претора. Более того, для древних римлян был характерен совершенно отличный от современного подход к пониманию государства: в отличие от государств Нового времени, которые с некоторой долей условности, разумеется, могут рассматриваться как юридические лица, существующие независимо от их граждан, имеющие собственные интересы, выражаемые специально уполномоченными на то лицами и только ими, римское государство (по крайней мере республиканского периода) можно было уподобить скорее товариществу, каждый участник которого - римский гражданин - чувствовал себя частью государства и осознавал свое право выступать от его имени <2>. Кроме владельческой защиты эта управомоченность каждого отдельного римского гражданина выступать от имени всей республики в осуществлении публичных по своей природе функций имела и множество других проявлений, среди которых, например, принцип частного обвинения, характерный для древнеримского уголовного права <3>.

--------------------------------

<1> См.: Покровский И.А. История римского права. СПб., 1999. С. 342.

<2> См.: Иеринг Р. Дух римского права на различных ступенях его развития. СПб., 1875. Т. 1. С. 179 - 185.

<3> См.: Покровский И.А. Указ. соч. С. 170 - 171.

Таким образом, для Древнего Рима вполне естественна была защита общественного спокойствия, т.е. публичного по своей природе интереса, силами частных лиц, прибегавших к посессорной защите. Однако современный подход к защите публичного интереса принципиально отличается от древнеримского: частные лица защищают ныне лишь свои частные права, а публичный порядок защищается мерами публичного права - административными или уголовными.

До введения в действие Судебных уставов 1860 г. эта - процессуальная - особенность владельческой защиты существовала и в России: защита владения осуществлялась не судами, а полицией. Однако начиная с последней трети XIX в. эта функция была передана судам.

В отечественном законодательстве советского периода некоторым аналогом римской посессорной защиты с процессуальной точки зрения выступал ныне почти забытый институт административного выселения граждан из жилых помещений с санкции прокурора (ч. 2 ст. 90 ЖК РСФСР).

Другой чертой, отражающей публичный характер древнеримской посессорной защиты, являлось принципиальное игнорирование ею каких бы то ни было ссылок на право (петиторных возражений). Однако одной из характерных черт развития владельческой защиты к настоящему времени в большинстве стран стало допущение таких возражений. Так, в Германии, согласно § 863 ГГУ, ответчик по владельческому иску в возражение против него вправе сослаться на то, что "лишение владения или нарушение владения не является запрещенным самоуправством", в Швейцарии же он и вовсе может заявить о своем "лучшем праве" на вещь (§ 927 ШГК).

Проект Гражданского уложения исключал петиторные возражения лишь "по делам о восстановлении или охранении владения недвижимыми имуществами" (ст. 889), по умолчанию допуская их в посессорных процессах о движимых вещах. Подобным образом и авторы Концепции развития гражданского законодательства не исключают совершенно спора о праве при защите владения, но предусматривают, что "нарушитель имеет возможность начать спор о праве при соблюдении ряда ограничений (передача вещи в секвестр на время спора, оплата всех издержек по данному делу и т.д.)" (п. 1.7).

Имеются в Концепции развития гражданского законодательства и иные положения, противоречащие изначально заявленному подходу к владению исключительно как к факту. Так, говорится, что "владение не прерывается также при универсальном правопреемстве в отношении вещи" (п. 1.2). Однако если владение есть состояние фактическое, то о каком правопреемстве вообще может идти речь?

При закреплении в российском законодательстве института владения следует ответить на вопрос о том, стоит ли публично-правовое по своей природе основание защиты общественного мира и порядка закладывать в качестве фундамента всего института. Полагаем, что нет. Внесение в гражданское право чуждого ему публичного начала не пойдет на пользу ни тому, ни другому: публичные основания будут разрушать частноправовые конструкции, а средства частного права совершенно неудовлетворительны для достижения публичных целей. Вполне достаточно того, что сохранение общественного порядка будет побочным эффектом применения владельческой защиты.

2. Защита владения как упрощенная защита вещного права

Существует иное, гораздо более приемлемое хотя бы в силу своего частноправового происхождения основание защиты владения. Владение является не просто фактическим состоянием, но, по словам Р. Иеринга, "реальностью собственности" <1>.

--------------------------------

<1> Иеринг Р. Об основании защиты владения. М., 1883. С. 149.

Учитывая то обстоятельство, что к настоящему времени владельцами признаются уже не только собственники, но и арендаторы, хранители и др., можно расширить иеринговскую формулировку, назвав владение видимостью любого вещного права. В связи с этим защита владения представляет собой не что иное, как защиту самого вещного права, однако упрощенную, так как не требует доказывания существования этого права, но потому же и предварительную, которая, с одной стороны, может быть опровергнута петиторными возражениями ответчика, а с другой - не предрешает еще вопрос о праве, который может быть разрешен в другом процессе, решение по которому может оказаться и противоположным.

Но нужна ли вещным правам упрощенная защита? Почему никто не требует введения упрощенной защиты других гражданских прав или хотя бы других абсолютных гражданских прав? Разве не достойны скорейшего восстановления их прав авторы произведений науки, литературы и искусства или патентообладатели? И если согласиться с И.А. Покровским в том, что "в институте защиты владения дело идет не о собственности и вообще не о таком или ином имущественном праве, а о начале гораздо более высоком и идеальном - о насаждении уважения к человеческой личности как таковой" <1>, не следует ли предусмотреть для начала какую-нибудь "посессорную" защиту личных неимущественных прав?

--------------------------------

<1> Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. М., 1998. С. 229.

Отрицательный ответ на поставленные вопросы предопределяется вовсе не какой-либо "неполноценностью" таких прав или, наоборот, некоей "суперзначимостью" прав вещных, конечно же, нет. Дело здесь в самой природе защищаемых прав, точнее - в особенностях их объекта.

Нарушение владения сопровождается, с одной стороны, утратой имущества одним лицом и, с другой стороны, приобретением его другим. Этой второй стороны мы не обнаружим при умалении личных неимущественных прав: сколько бы они не нарушались, нарушитель никогда не приобретет того блага, на которое он покушается. Человек может быть лишен свободы, чести, здоровья, жизни, наконец, но от этого нарушитель сам не обретет свободу, не станет честнее или здоровее, не получит возможность воскреснуть из мертвых. Личная свобода, конечно, может и должна быть восстановлена публично-правовыми средствами, коль скоро такое восстановление никоим образом не вмешивается в правовую сферу нарушителя. Однако как только такое вмешательство необходимо, иных, кроме как исковых, средств нет.

Противоположная картина наблюдается при нарушении прав исключительных. Контрафактор просто не в состоянии лишить управомоченное лицо принадлежащего ему права в силу идеальности его объекта. Всякий спор об исключительном праве подлежит рассмотрению в обычном процессе, ибо спор о факте в данном случае просто немыслим. Противопоставление идеального - юридического состояния реальному - фактическому возможно только в отношении вещных прав, чьи объекты самостоятельно существуют в мире, и именно это обстоятельство оправдывает отдельную защиту фактического состояния, которая служит, в конечном счете и защите самих вещных прав, снимая с их носителей бремя "дьявольского доказательства". Если в распоряжении юридической науки есть способы облегчения защиты субъективных прав, неиспользование их положительным законодательством не может быть оправданно.

3. Правовое положение производных владельцев

Рассмотрение защиты владения как всего лишь упрощенной защиты вещных прав означает, что закрепление этого института в положительном законодательстве вовсе не должно влечь предлагаемого Концепцией развития гражданского законодательства ограничения круга лиц, которым предоставляется виндикационный иск (п. 1.8). Подобно тому как возможность собственника воспользоваться для защиты своего владения посессорным иском не лишает его права обратиться и к виндикации, так же и иной законный владелец не должен ограничиваться лишь владельческой защитой. Далеко не всегда посессорная защита достаточна для владельца.

Так, если следовать положениям проекта Концепции о вещном праве, владельческая защита предоставляется лишь при квалифицированном лишении владения - "в результате насильственных, тайных или иных самоуправных действий" (п. 2.8 разд. "Владение" проекта Концепции). Виндикационный же иск, в том числе предоставляемый ныне на основании ст. 305 ГК РФ, не только собственнику, но и другим законным владельцам, удовлетворяется вне зависимости от способа выбытия имущества из владения истца, если только в деле не возникает фигуры добросовестного приобретателя.

Таким образом, авторы Концепции развития гражданского законодательства, заявившие в качестве своей цели создание "полноценной системы ограниченных вещных прав, которая могла бы максимально удовлетворить потребности участников гражданского оборота в создании основанного именно на вещном праве (то есть максимально стабильного и защищенного) режима пользования чужим имуществом" (преамбула разд. IV "Законодательство о вещных правах"), фактически предлагают лишить арендаторов и других законных владельцев имущества имеющегося у них на сегодняшний день способа защиты своих прав, предложив взамен другой менее действенный.

В основе предложения об ограничении круга управомоченных на применение виндикации лиц, как представляется, лежат два обстоятельства.

Первым из данных обстоятельств является слишком строгое следование образцам, позаимствованным из истории и иностранных законодательств. Действительно, ни дореволюционный отечественный проект Гражданского уложения, ни законодательные акты "образцовых" для нашей страны правовых систем германской семьи (ГГУ, ШГК) не предполагали использования для защиты арендаторов и других законных владельцев от посягательств третьих лиц иных средств, кроме как владельческой защиты. В нашей стране предоставление им петиторного виндикационного иска стало в какой-то степени случайным эффектом того, что в законодательстве советского периода не нашлось места владельческой защите, и чтобы защитить их от третьих лиц, им пришлось предоставить виндикацию. Однако это обстоятельство никоим образом не означает, что от петиторной защиты этих лиц следует отказаться. Отечественное право должно развиваться, используя как собственные достижения прошлого, так и достижения других стран, но не консервировать состояние столетней давности.

Вторым обстоятельством, проявляемым не только в указанном пункте <1>, как представляется, выступает нежелание авторов Концепции развития гражданского законодательства признавать тот факт, что к настоящему времени всякое законное владение превратилось в вещное право.

--------------------------------

<1> Данное обстоятельство проявляется также в предлагаемом Концепцией развития гражданского законодательства перечне вещных прав и предложении "ограничить применение о вещных правах к иным гражданским (в том числе обязательственным) правам" (п. п. 2.3, 2.7 подразд. 2 "Общие положения о вещных правах" разд. IV "Законодательство о вещных правах").

Нам уже доводилось доказывать <1>, что современная конструкция аренды (как наиболее показательная ситуация зависимого законного владения) принципиально отличается от конструкции древнеримской locatio-conductio rei, действительно бывшей сугубо обязательственным отношением. На сегодняшний день как итог тысячелетнего развития, начавшегося еще все в том же Риме, где аренда сельскохозяйственных земель обособилась и превратилась в вещное право - emphyteusis, мы имеем конструкцию аренды, при которой с момента передачи имущества арендатору тот обладает абсолютным, а значит, вещным правом на это имущество. Важнейшим шагом на пути к признанию за ним, а равно и за другими зависимыми владельцами такого права как раз явилось в свое время предоставление им посессорной защиты. Советское законодательство, с одной стороны, ликвидировав саму владельческую защиту, в то же время сделало следующий шаг на этом пути, распространив на титульных владельцев петиторную вещно-правовую защиту. Задачей современного законодательства является не отказ от достигнутого, а восполнение пробелов, а значит, обсуждаемая институализация владельческой защиты не должна влечь лишения титульных владельцев права на предъявление виндикационных исков.

--------------------------------

<1> См.: Латыев А.Н. Объем понятия владения в современном гражданском праве // Арбитражные споры. 2005. N 2. С. 153 - 157.

4. Практические последствия рассмотрения владения

как видимости права

Признание того факта, что, защищая владение, суд защищает предполагаемое вещное право истца, приводит к тому, что при очевидных доказательствах наличия прав у ответчика, в удовлетворении владельческого иска к нему должно быть отказано. Такими доказательствами, как представляется, в первую очередь должны выступать записи в публично-достоверных реестрах прав, прежде всего в ЕГРП. Возможность представления иных петиторных возражений в посессорном процессе должна быть исключена, с тем чтобы не утратить характера последнего как способа именно упрощенной защиты.

В то же время из такой квалификации владельческой защиты вовсе не следует еще, что защите не подлежат владельцы вещей, которые не отвечают условиям, предъявляемым к объектам права. Действительно, если мы считаем, что во владении защищается право, то справедливо утверждение Р. Иеринга: "Где нет собственности, там нет и владения" <1>.

--------------------------------

<1> Иеринг Р. Об основании защиты владения. С. 116.

Вместе с тем здесь необходимо различать две ситуации. Первая из них имеет место, если речь идет о вещах, которые в принципе не могут быть объектом прав, - вещах, в законодательном порядке изъятых из оборота (например, наркотических веществах). Возникает вопрос: нужно ли в данном случае защищать их бывшего владельца? Полагаем, что нет. Другое дело, если вещь в данный момент не является объектом прав, но потенциально может им стать (например, самовольное строение или часть земельного участка). В данном случае, коль скоро в рамках посессорного процесса суд не устанавливает наличие у истца права на имущество, он не вдается и в рассмотрение вопроса о том, является ли данный предмет объектом прав вообще. Суду вполне достаточно вероятности того, что он является таким объектом, равно как и вероятности того, что владелец имеет на него право. Следовательно, и при защищаемом нами основании защиты владения возможно владение вещами, которые не отвечают условиям, предъявляемым к объектам прав.

5. Юридическое значение незаконности владения

Несмотря на то что во владении должна защищаться видимость права, оно остается фактом, а значит, за этой видимостью может скрываться как действительное право, так и его отсутствие. В первом случае владение будет законным, во втором - незаконным.

Концепция развития гражданского законодательства относит к законным владельцам три группы лиц: 1) собственника или обладателя иного вещного права, дающего владение; 2) лиц, получивших владение по воле собственника или обладателя иного вещного права, дающего владение; 3) лиц, признающихся владельцами в силу закона (п. 1.4). С учетом сказанного выше о том, что на сегодняшний день всякий законный владелец должен полагаться носителем вещного права, такое разделение законных владельцев, если и имеет какое-нибудь значение, то разве что описательное.

Законность владения должна обсуждаться исключительно по тому, соответствуют ли обстоятельства его приобретения требованиям закона. При этом далеко не всегда воля собственника или обладателя иного вещного права придает владению законность: вполне возможна такая ситуация, когда собственник (или, что более вероятно, носитель иного вещного права) не вправе передавать имущество во владение других лиц. В этом случае, если он все-таки передаст имущество, его владелец не станет законным, несмотря на то, что передача произошла по воле собственника (носителя иного вещного права).

Вместе с тем избранный Концепцией развития гражданского законодательства подход означает, что, например, арендатор, которому собственник, несмотря на заключенный договор аренды, не передавал вещь во владение и который, воспользовавшись предусмотренным ст. 398 ГК РФ механизмом, добился принудительного изъятия ее у собственника и передачи себе, является владельцем незаконным. Избежать таких выводов может позволить лишь отказ от волевого критерия для оценки законности владения и использование в этих целях критерия соответствия обстоятельств приобретения владения требованиям законодательства.

При этом не стоит бояться, что использование этого критерия позволит ответчикам по владельческим искам затягивать их рассмотрение, оспаривая основание приобретения владения. Поскольку смысл посессорной защиты заключается именно в том, что с ее помощью защищается любое владение, будь то законное или незаконное, незаконность владения безразлична для владельческого иска и ссылкой на нее ответчик никак не сможет защититься против предъявленных к нему требований.

По этой же причине совершенно неосновательны те аргументы, которые приводятся в проекте Концепции о вещном праве против признания сделочной природы приобретения владения. "Полагаем, что следует отказаться от идеи соглашения о владении, что неизбежно приведет к представлению о том, что для получения владения необходима сделка и, как следствие, оспаривание владения как права, признание его недействительным и т.д., что представляется совершенно недопустимым", - указывается в п. 2.3 разд. "Владение" проекта Концепции.

Действительно, попытки оспаривания основания приобретения владения как сделки подорвали бы саму основу владельческой защиты. Однако безразличность для такой защиты законности или незаконности владения как раз и означает, что такое оспаривание совершенно бессмысленно и никак не способно повлиять на течение посессорного процесса. На наш взгляд, нет никаких препятствий для того, чтобы владение могло приобретаться в том числе и путем сделки, однако коль скоро такая квалификация основания возникновения владения юридических последствий не имеет, законодательный текст вполне может обойтись и без обсуждения этого вопроса.

6. Двойное владение

Авторы Концепции развития гражданского законодательства предлагают не использовать конструкцию двойного владения - непосредственного и опосредованного (п. 1.5).

Данная классификация, впервые закрепленная в ГГУ, была направлена на устранение противоречия между признанием владельцами лиц, получивших имущество по договору от собственника, и римским принципом недопущения одновременного владения вещью разными лицами (compossessioplurium in solidum). "Если признан, например, владельцем арендатор, то значит ли это, что собственник, отдавший в аренду, уже вовсе перестал владеть?" <1> - обозначил проблему И.А. Покровский. Именно в этом направлении решало ее римское право, которое, признав владельцем прекариста, уже не считало таковым предоставившего в precarium имущество собственника <2>. Немецкий же законодатель признал владельцем и того и другого, только владение арендатора он назвал непосредственным (unmittelbarer Besitz), а владение собственника - опосредованным (mittelbarer Besitz) (§ 868 ГГУ). Опосредованный владелец может предъявлять владельческие иски с требованием о восстановлении непосредственного владения и, только если непосредственный владелец не пожелает вновь вступить во владение, вправе требовать возврата имущества самому себе (§ 869 ГГУ).

--------------------------------

<1> Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. С. 233.

<2> См.: Дождев Д.В. Римское частное право. М., 1997. С. 335 - 336.

Обратившись к положениям Концепции развития гражданского законодательства, можно обнаружить, что здесь используется именно римский принцип: собственник, передавший вещь во владение законному владельцу, сам владельцем быть перестает. С точки зрения принятого Концепцией основания защиты владения как защиты общественного порядка от самоуправного захвата имущества такой подход, наверное, вполне обоснован. В самом деле, отобрать имущество можно лишь у непосредственного владельца. Собственник, остающийся по немецкому законодательству в таком случае владельцем опосредованным, может воспользоваться петиторной защитой.

Более того, вкупе с предлагаемым Концепцией развития гражданского законодательства ограничением круга лиц, имеющих право на петиторную защиту, может сложиться такая ситуация, когда для некоторых лиц, имеющих право на владение, вообще не останется средств правовой защиты в отношении третьих лиц. Так, например, в том случае, когда вещь передана собственником в аренду, а арендатором затем в субаренду, непосредственным владельцем, а значит, единственным по предложению Концепции управомоченным на владельческую защиту лицом будет субарендатор; право на виндикацию в такой ситуации Концепция развития гражданского законодательства предлагает оставить только за собственником. В итоге арендатор (он же субарендодатель) оказывается вовсе лишенным какой бы то ни было защиты на тот случай, если имущество будет отнято у субарендатора и ни субарендатор, ни собственник не предпримут никаких мер для его возврата.

Отказ от использования конструкции двойного владения влечет и другие противоречия. Так, считается, что для приобретения права собственности по давности владения лицо, претендующее на такое приобретение, не обязательно должно непосредственно владеть имуществом весь период такого владения. За это время оно может передавать имущество на хранение или в пользование другим лицам. Но если следовать Концепции, владение, коль скоро признается лишь такая его разновидность, как непосредственное, в таком случае должно прерываться. Здесь, по-видимому, можно упрекнуть авторов Концепции в том же, в чем упрекал более века назад своих современников А.Х. Гольмстен в редакторских примечаниях к "Русскому гражданскому праву" Д.И. Мейера: "Коренная ошибка новейшей теории та, что она вся и все владения видит в его защите, забывая о других юридических последствиях: владение защищается, но, как мы видели, владение дает также место предположению о праве собственности; владение, продолжающееся в течение известного периода времени, обращается в право собственности и т.д." <1>.

--------------------------------

<1> Мейер Д.И. Русское гражданское право: В 2 ч. (по изд. 1902 г.). М.: Статут, 1997. Ч. 2. С. 12.

По той же причине, видимо, в Концепции развития гражданского законодательства не отражена и еще одна классификация владельческих ситуаций, а именно деление владения на самостоятельное и зависимое. Эта классификация как раз не имеет значения для защиты, но весьма существенна для обсуждения вопроса о приобретательной давности. Право собственности по давности может приобрести лишь самостоятельный владелец.

Возвращаясь к вопросу о конструкции опосредованного владения, отметим, что принятый в Концепции развития гражданского законодательства подход совершенно необоснован, если во владении мы защищаем (как минимум презюмируемое) вещное право. Всякое лицо, считающее себя вещно-управомоченным, может рассчитывать на скорейшее восстановление своих прав, и коль скоро посессорная защита действует оперативнее, чем петиторная, - на ее применение.

Таким образом, собственник, передавший непосредственное владение вещью другому лицу, должен также признаваться владельцем, пусть и опосредованным. Законодателю же следует лишь определить соотношение прав непосредственного и опосредованного владельца на истребование имущества у третьих лиц: второй вправе требовать возврата имущества во владение непосредственного владельца и лишь при его отказе от принятия потребовать передачи его себе. В случае же одновременного предъявления требований и непосредственного, и опосредованного владельца приоритет должен отдаваться требованию владельца непосредственного. Более того, эти же правила можно распространить и на петиторную защиту, где также могут возникать вопросы конкуренции требований непосредственного и опосредованного владельцев.

7. Место норм о владении в системе

гражданского законодательства

Концепцией развития гражданского законодательства предполагается закрепление института владения в гражданском законодательстве особняком от остального массива вещно-правовых норм, разместив нормы о нем в отдельном подразделе даже до общей части вещного права (преамбула разд. IV "Законодательство о вещных правах"). В проекте Концепции о вещном праве дано довольно странное объяснение такого расположения: "Необходимость выделения данного подраздела обосновывается тем, что владение не признается субъективным правом и потому включение положений о владении в подраздел об общих положениях о вещных правах было бы ошибочным" (п. 2 Введения проекта Концепции).

Но в общей части и не должно говориться о субъективных правах. Разве институты, закрепленные в общей части гражданского законодательства в целом, такие как институты объектов гражданских прав, сделок или сроков, являются сами по себе субъективными правами? Разве являются субъективными правами институты общей части обязательственного права, такие как институты договора, цессии или исполнения обязательств? Конечно, нет. В общей части вовсе не должно говориться о субъективных правах: в ней должны рассматриваться общезначимые для всех или хотя бы для большинства субъективных прав соответствующего раздела вопросы. Очевидно, что в случае рассмотрения владения как видимости вещного права оно оказывается как раз одним из таких общезначимых вопросов.

Можно возразить, что Концепция развития гражданского законодательства в том виде, в каком она существует на данный момент, рассматривает владение не как факт, свидетельствующий о наличии вещного права, а как защиту владения от самоуправного нарушения существующего состояния. Однако если заложить это соображение в основание вывода о месте института владения в гражданском законодательстве, то тогда непонятно, почему этот институт вообще закрепляется в разделе о вещном праве. Концепция, хоть и не признает владение видимостью права, тем не менее не может игнорировать теснейшей связи владения с вещными правами, а потому вынуждена разместить нормы о владении в виде некоего "префикса" перед остальными нормами о вещных правах. Если же воспользоваться защищаемым в данной статье основанием владения, то место ему в системе вещного права находится весьма просто.

Возможно, на размещении подраздела о владении в начале раздела о вещном праве сказалось влияние ГГУ, третья книга которого "Вещное право" также открывается частью о владении. Однако в ГГУ общая часть вещного права как таковая отсутствует, а имеется лишь вторая часть третьей книги "Общие положения о правах на земельные участки", т.е. в германском законодательстве выделяется лишь общая часть иммобилярного вещного права, но не вещного права в целом.

А.А. Иванов, являющийся одним из авторов Концепции развития гражданского законодательства, предлагает разместить главу о владении после общих положений вещного права до главы о праве собственности <1>.

--------------------------------

<1> Иванов А.А. Об основных направлениях совершенствования законодательства о вещных правах // Вестник гражданского права. 2008. N 4. С. 108.

Дореволюционный проект Гражданского уложения, наоборот, предусматривал размещение раздела о владении после раздела о праве собственности и до раздела о вотчинных правах в чужом имуществе.

В ГК Нидерландов раздел о владении и вовсе вынесен за пределы книги четвертой о вещном праве и размещен в третьей книге "Общие положения об имущественном праве".

При определении места норм о владении в системе Гражданского кодекса следует исходить из того, что владение помимо прочего является, по словам Р. Салейля, публичностью в ее элементарной и естественной форме, какой ее дает жизнь <1>. Другим средством обеспечения публичности выступает регистрация вещных прав.

--------------------------------

<2> Saleilles R. De la possession des meubles. P., 1907. P. 67 (цит. по: Черепахин Б.Б. Юридическая природа и обоснование приобретения права собственности от неуправомоченного отчуждателя // Антология уральской цивилистики. 1925 - 1989: Сб. ст. М., 2001. С. 271).

Таким образом, владение и регистрация представляют собой парные правовые институты: для недвижимого имущества функция владения выполняется регистрацией, а для движимости функция регистрации - владением. Парность этих институтов отражена в некоторых законодательствах: например, в эстонском Законе о вещном праве 1993 г. между Общей частью и частью, посвященной праву собственности, расположена вторая часть под названием "Владение и крепостная книга", состоящая соответственно из двух глав - "Владение" и "Крепостная книга".

Публичность вещных прав, достижение которой необходимо для их возникновения и которая, создавая видимость наличия права, обосновывает добросовестное приобретение имущества даже от неуправомоченного лица, должна закрепляться в общих положениях о вещных правах. Определенный шаг к этому уже был сделан в проекте Гражданского уложения: из 15 статей разд. I "Общие положения" книги третьей "Вотчинное право" 12 были посвящены именно публичности вещных прав и ее следствию - их бесповоротности, из них девять - публичности прав на недвижимость, две - на движимость и одна - общая для обоих видов имущества.

Полагаем, что институт владения должен закрепляться в общей части вещного права именно как институт, оформляющий публичность вещных прав на движимое имущество. Таким образом, первый подраздел раздела о вещных правах должен открываться главой, дающей общее представление о вещных правах в целом <1>, затем продолжаться главой о владении и парной ей главой о регистрационной системе, завершаться же он должен главой о защите вещных прав (или как вариант - об их осуществлении и защите).

--------------------------------

<1> Концепция развития гражданского законодательства (подразд. 2 "Общие положения о вещных правах" разд. IV "Законодательство о вещных правах") предполагает дать в общей части определение вещного права, свойства вещных прав, перечень вещных прав, характеристики их объектов, правила об осуществлении и защите вещных прав. Считаем, что в названную нами первую главу общей части вполне могли бы быть включены все те же положения, за исключением правил о защите вещных прав, которые должны сформировать отдельную главу общей части.

Поскольку владение в специально посвященной ему главе будет рассматриваться как публичность права, его внешний знак, нормы о защите владения будут в ней неуместны. Их место рядом с нормами об обычной петиторной защите вещных прав. Можно либо предусмотреть в этой главе специальные статьи, либо разделить главу "Защита вещных прав" на два параграфа, посвященных соответственно защите петиторной и посессорной.

Дата добавления: 2015-05-31