Родовыми признаками, и переход права собственности 1 страница

ПЕРЕДАЧА ВЕЩЕЙ, ОПРЕДЕЛЕННЫХ

Вещь как объект права собственности

Объектом права собственности, как и всякого вещного права, может быть только индивидуально-определенная вещь: нельзя быть собственником абстрактного количества однородных вещей. Так, недопустимо стать собственником отвлеченной тысячи рублей: необходима четкая индивидуализация самой купюры (или купюр, если их несколько) соответствующего номинала. При этом индивидуализация достижима различными путями: это, например, может быть номер банкноты или сам факт нахождения ее в бумажнике, кармане, другом хранилище, принадлежащем известному лицу. Сам способ индивидуализации не имеет значения, важно лишь наличие четких определяющих признаков, позволяющих утверждать, что на эту вещь установлено вещное право.

Вместе с тем недопустимое в условиях вещных правоотношений вполне возможно в рамках обязательств. Заключение договора, по которому одна сторона обязуется передать другой некоторое количество не определенных индивидуально (иначе - генерических) вещей является совершенно естественной и широко распространенной сделкой. Но неизбежно возникает вопрос: какова судьба права собственности на эти вещи?

Если исходить из того, что право собственности как вещное право может иметь объектом только индивидуально-определенные вещи, передача вещей, определенных родовыми признаками, должна в любом случае влечь и переход права собственности на них. Вещи, определенные родовыми признаками, при переходе из сферы обладания одного лица во владение другого лица утрачивают свою индивидуализацию. В силу этого всякое требование о получении обратно таких вещей подразумевает, что лицо будет удовлетворено аналогичными вещами, которые обладают оговоренными в соглашении или в законе признаками.

Иначе говоря, любые вещи, определенные родовыми характеристиками, обладают абсолютной заменимостью. Субъект, к которому обращено требование о передаче таких вещей, должен считаться исполнившим свою обязанность надлежащим образом при условии предоставления вещей с оговоренными признаками: такой-то вес, такой-то объем, такое-то качество, такая-то денежная сумма и т.п. Претензия об отсутствии у вещей других признаков, не предусмотренных ни соглашением, ни законом, будет явно необоснованной.

Приведенные рассуждения подводят к следующему выводу: любой переход вещей, определяемых родовыми признаками, от одного лица к другому влечет утрату всякого вещного права на них, в том числе и права собственности; бывший владелец в любом случае приобретает лишь обязательственное право требования. Выделение слова "любой" применительно к переходу вещей связано с тем, что данный вывод распространяется и на случаи перехода незаконного. Например, карманная кража, в ходе которой вор изымает у ничего не подозревающего лица некоторую денежную сумму: в момент изъятия денежные купюры, составляющие эту сумму, теряют свою индивидуализацию, что влечет за собой, во-первых, утрату потерпевшим права собственности на них и, во-вторых, появление взамен у него кондикционного права требования.

Данный вывод опирается на современную теорию вещных прав, одним из фундаментальных принципов которой является принцип специальности <1>. Согласно ему объектом вещных прав может быть только индивидуально-определенная вещь, причем за рамками остаются не только вещи, определенные родовыми признаками, но и совокупности разнородных вещей, подчиненных единой цели, - имущественные комплексы.

--------------------------------

<1> См.: Суханов Е.А. О понятии и видах вещных прав в российском гражданском праве // Гражданское право России - частное право / Отв. ред. В.С. Ем. М., 2008. С. 319; Он же. Общие положения о вещном праве // Гражданское право: Учеб.: В 4 т. / Отв. ред. Е.А. Суханов. М., 2008. Т. 2. С. 11. О родовых и индивидуальных признаках вещей применительно к вещным и обязательственным правам см., например: Бабаев А.Б. Система вещных прав. М., 2007. С. 201 - 202; Барон Ю. Система римского гражданского права. М., 2005. С. 134 - 135; Белов В.А. Гражданское право: Особенная часть. М., 2002. С. 36 - 37.

Принцип специальности приобретает первостепенное значение при заключении тех договоров, по условиям которых может происходить передача как генерических вещей, так и индивидуально-определенных. С одной стороны, некоторые из этих договоров прямо предусматривают переход права собственности на объект соответствующей сделки (договоры купли-продажи, мены, дарения, займа и др.). С другой стороны, есть ряд договоров, по условиям которых допустимы следующие две ситуации.

Первая ситуация возникает, когда одна сторона передает другой индивидуально-определенную вещь без намерения перенести право собственности. Так, по договору хранения хранитель обязуется хранить вещь, переданную ему поклажедателем, и возвратить ее в сохранности (п. 1 ст. 886 ГК РФ). По договору аренды арендодатель может обязаться передать вещь арендатору, чтобы тот мог ею владеть и пользоваться (ст. 606 ГК РФ). Индивидуально-определенная вещь здесь передается для определенных целей, и перехода права собственности не происходит.

Вторая ситуация имеет место, когда одна сторона передает другой стороне для определенных целей генерические вещи, казалось бы, без намерения перенести право собственности, но переход права собственности все же происходит. Более того, можно высказаться еще более категорично: переход права собственности в таких ситуациях не может не произойти. В качестве примеров можно привести так называемое иррегулярное хранение или, как его именует отечественный ГК РФ, хранение вещей с обезличением (ст. 890 ГК РФ); перевозку вещей, определяемых родовыми признаками (иррегулярная перевозка или перевозка вещей с обезличением), которую отечественное законодательство не регулирует; аренду предприятия (ст. 660 ГК РФ); доверительное управление (ст. 1012 ГК РФ).

Важно подчеркнуть, что в зависимости от того, какие вещи передаются по договору - генерические или индивидуально-определенные, - возникают разные правовые последствия, обусловленные в первую очередь переходом права собственности: решаются вопросы о носителе риска случайной гибели и повреждения вещи, правомочия распоряжения, об упущенной выгоде субъекта, не ставшего собственником определенного договором имущества в результате нарушения контрагентом своих обязанностей. Здесь особенно ярко проявляет себя концепция права как средства распределения рисков <1>: можно говорить о двух принципиально разных системах их разложения по сторонам договора в зависимости от того, кому принадлежит право собственности на передаваемые вещи.

--------------------------------

<1> См.: Магазинер Я.М. Общая теория права на основе советского законодательства // Магазинер Я.М. Избранные труды по общей теории права. СПб., 2006. С. 162 - 169.

Хранение вещей с обезличением

Рассматривая хранение с обезличением (иррегулярное хранение), следует сопоставить его с хранением классическим, что позволит выявить специфические черты первого.

В п. 1 ст. 886 ГК РФ содержится следующее определение договора хранения: "По договору хранения одна сторона (хранитель) обязуется хранить вещь, переданную ей другой стороной (поклажедателем), и возвратить эту вещь в сохранности" <1>. В приведенной дефиниции при раскрытии сути интересующего нас договора используется понятие, мало чем отличающееся от понятия определяемого. Употребление выражения "хранить вещь" для определения понятия договора хранения приводит к явной тавтологии; ситуация также усугубляется наличием в тексте слова "сохранность". Это наталкивает на мысль о том, что сущность хранения как совокупности некоторых фактических действий законодатель посчитал самоочевидной.

--------------------------------

<1> Подобное понимание характерно и для римского права. Дигесты содержат следующее определение: "Depositum (поклажа, отдача на сохранение), реальный контракт, возникает путем передачи движимой вещи в detentio другому лицу (depositarius, поклажеприниматель)" (Барон Ю. Указ. соч. С. 699). См. также: Виндшейд Б. Об обязательствах по римскому праву. СПб., 1875. С. 310 - 311; Гарсиа Гарридо М.Х. Римское частное право: казусы, иски, институты / Пер. с испан.; отв. ред. Л.Л. Кофанов. М., 2005. С. 561; Дернбург Г. Пандекты. М., 1911. Ч. 2. Т. 2. С. 236 - 237.

Уяснение сути этих действий возможно путем обращения к синонимам слова "хранить": беречь, сберегать, прятать, содержать в целости, держать невредимым, не уничтожать. Основной задачей хранения, таким образом, следует считать обеспечение нормального состояния вверенного хранителю предмета, что предполагает его неутрату и предохранение от нежелательного внешнего воздействия, т.е. воздействия, способного изменить состояние вещи в худшую сторону. Этот минимум требует от хранителя постоянного контроля над хранимым предметом и его обязательную индивидуализацию. Исходя из лексического значения хранения, утрата, отчуждение хранимого предмета являются действиями, находящимися за рамками добросовестного хранения.

Обязанности хранителя законодатель раскрывает в других нормах гл. 47 ГК РФ, исходя, по всей видимости, из приведенного бытового понимания сущности хранения. Такое впечатление создается во многом благодаря акценту на возврат хранителем поклажедателю именно той вещи, которая была первоначально сдана на хранение. Это обстоятельство подчеркивается в самом определении договора хранения (п. 1 ст. 886 ГК РФ), а также в ряде других норм гл. 47 ГК РФ, среди которых следует указать на императивное требование п. 1 ст. 900 ГК РФ о возврате той самой вещи, которая была изначально сдана на хранение. Естественным следствием этого правила является возложение на хранителя ответственности за утрату, недостачу или повреждение предмета хранения (п. 1 ст. 901 ГК РФ).

Таким образом, договор хранения является сделкой, из которой возникают следующие обязанности хранителя. Во-первых, он обязан уберечь вещь, полученную от поклажедателя, от утраты, уничтожения и повреждения. Во-вторых, хранитель обязан вернуть поклажедателю именно эту же вещь "без всякой подмены и изменения" <1> в определенный договором (или законом) момент. Экономическим обоснованием договора служит интерес поклажедателя (собственника вещи) в перенесении на другое лицо заботы о размещении и поддержании нормального состояния вещи и связанных с этой заботой рисков.

--------------------------------

<1> Договорное право по решениям Кассационного сената. Владимир, 1880. С. 1057.

Так выглядит ситуация, если речь идет о хранении, предметом которого является индивидуально-определенная вещь. Однако законодатель предусмотрел в ст. 890 ГК РФ особый вид этого договорного типа - хранение вещей с обезличением. Согласно норме, приведенной в данной статье, вещи, принятые хранителем от одного поклажедателя, могут смешиваться с вещами того же рода и качества других поклажедателей, но при соблюдении одного обязательного условия: такая возможность должна быть прямо предусмотрена в договоре.

Наличие у хранителя этого права дает основания для вывода о том, что понятие хранения в его традиционном смысле (которого, как мы показали ранее, придерживается и законодатель) не распространяется на действия, которые должен совершить хранитель по такому договору. Ключевой обязанностью хранителя по традиционному договору хранения, на что указывалось ранее, является предотвращение утраты переданной вещи, что, разумеется, исключает возможность выдачи поклажедателю какой-либо другой вещи хотя бы и обладающей рядом аналогичных характеристик. В то же время хранение с обезличением названо законодателем именно хранением и помещено в гл. 47 ГК, что наталкивает на мысль о распространении на него норм данной главы.

Поставив перед собой задачу определить, во-первых, насколько такой подход оправдан, а во-вторых, каков общий круг правил, регулирующих традиционное хранение и его иррегулярный аналог, прежде всего обратимся к римскому праву.

Среди романистов наблюдается относительное единообразие во взглядах на проблему иррегулярного хранения <1>. Их объединяет идея противопоставления хранения классического и иррегулярного: если в первом случае хранитель по отношению к индивидуально-определенной вещи становился простым держателем (детентором), то во втором он становился их собственником <2>. Поклажедатель, утрачивая право собственности, получал взамен обязательственное право требования о возврате вещей того же рода и качества.

--------------------------------

<1> Следует обратить внимание на то, что всех романистов объединяет также и обозначение, которым они пользовались при анализе хранения вещей с обезличением: иррегулярное хранение. Это не просто название - оно несет определенную смысловую нагрузку, подчеркивая отличие от традиционного, регулярного хранения. В то же время сами римские юристы не пользовались этим названием (depositum irregulare), оно является плодом уже средневековой цивилистики (см.: Zimmerman R. The Law of Obligations: Roman Foundations of the Civilian Tradition. New York, 1996. P. 219).

<2> См., например: Виндшейд Б. Указ. соч. С. 312 - 313; Гримм Д.Д. Лекции по догме римского права. М., 2003. С. 375; Чиларж К. Учебник институций римского права. М., 1906. С. 208.

Однако то обстоятельство, что хранитель становился собственником переданных ему вещей, определенных родовыми признаками, не могло не натолкнуть исследователей на мысль о близости иррегулярного хранения и займа. Этот вопрос, обладавший несомненной практической значимостью, привлекал внимание юристов еще во времена Античности; не утратил он своей важности и сегодня. В отношении данной проблемы среди романистов также наблюдается относительное единство: возобладала точка зрения, согласно которой основными различиями между двумя договорами являются цели и интересы сторон, вступающих в обязательства <1>. Так, если речь шла о займе, то в данном случае в самом факте передачи денег более нуждается заемщик. Кредитор же (заимодавец) предоставляет должнику необходимое ему имущество, надеясь, как правило, получить обратно не только эквивалент, но и еще некоторое количество вещей вдобавок к возвращенному. В условиях же хранения взаимонаправленность интересов сторон выглядит совершенно иначе: здесь услугу оказывает хранитель - сторона, принимающая вещи. Содержание этой услуги несколько отличается от того, что мы видели в условиях обычного хранения. Если там интерес поклажедателя заключался в перенесении заботы о размещении и сбережении конкретной вещи на другое лицо, то здесь его целью является сохранение некоторой экономической стоимости, выраженной в переданном хранителю имуществе.

--------------------------------

КонсультантПлюс: примечание.

Учебник "Римское частное право" (под ред. И.Б. Новицкого, И.С. Перетерского) включен в информационный банк согласно публикации - Юристъ, 2004.

<1> См., например: Барон Ю. Указ. соч. С. 701; Новицкий И.Б. Отдельные виды договоров и квазиконтракты // Римское частное право: Учеб. / Под ред. И.Б. Новицкого и И.С. Перетерского. М., 2006. С. 339 - 340; Муромцев С.А. Гражданское право Древнего Рима. М., 2003. С. 297. Указания на противоположную, существенно менее распространенную среди романистов точку зрения о тождестве иррегулярного хранения и займа см.: Виндшейд Б. Указ. соч. С. 313; Дернбург Г. Указ. соч. С. 240 - 241.

Таким образом, основной задачей хранителя является лишь возврат той же по размеру стоимости в виде вещей аналогичного рода и качества. Это обусловливает повышенную в сравнении с обычным хранением свободу действий должника: полученным имуществом он может распоряжаться как угодно, вплоть до отчуждения вверенного ему имущества. Причем, если хранитель воспользуется этой возможностью, то такое развитие событий приведет к утрате всех признаков собственно хранения, поскольку у хранителя не осталось сданного на хранение имущества. В этих условиях его главной задачей становится сохранение необходимого финансового уровня для приобретения нужных вещей в требуемом количестве к моменту исполнения обязательства. Но преимущества, предоставленные должнику по договору иррегулярного хранения, имеют и свою обратную сторону: вместе с ними к хранителю, как к собственнику, переходит также и риск случайной гибели имущества.

В дореволюционной российской цивилистике наблюдается принципиально иное отношение к рассматриваемому договору, которое во многом было продиктовано позицией законодателя.

Так, Д.И. Мейер выказывает в целом негативное отношение к этому договорному типу <1>. Свое мнение ученый обосновывал тем, что сдача на хранение вещей, определяемых родовыми признаками, приводит к появлению притворной сделки: договор хранения прикрывает заем. Причем такая позиция опиралась на вполне определенные постановления законодателя, который руководствовался прежде всего фискальными соображениями: сохранная расписка не приносила казне такого дохода, как заемное письмо <2>. Важным является указание Д.И. Мейера на то, что отдать на сохранение можно лишь вещи индивидуализированные. Более поздние цивилистические исследования содержат аналогичные рассуждения <3>.

--------------------------------

<1> См.: Мейер Д.И. Русское гражданское право. М., 2003. С. 632, 635 - 637, 639.

<2> Там же. С. 632 - 633.

<3> См.: Анненков К.Н. Система русского гражданского права. СПб., 1912. Т. 4. С. 379, 383; Синайский В.И. Русское гражданское право: Пособие к изучению т. X ч. 1 и сенатской практики. Киев, 1912. С. 291 - 292; Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права. М., 2005. Т. 2. С. 190 - 191.

Дореволюционная цивилистика в целом исходила из общепринятой этимологии слова "хранение", которая приводилась чуть выше. Действительно, трудно спорить с тем, что сбережение, содержание в целости имущества, переданного по договору хранения обязанной стороне, исключает целый ряд возможных действий со стороны хранителя: использование, обезличивание, отчуждение. Переход же права собственности к хранителю исключается тем более.

В то же время нельзя забывать о рассуждениях романистов о принципиально различной взаимонаправленности интересов в рамках двух договоров: займа и хранения. Сделанные ими умозаключения работают в условиях любого законодательства, так как принимают во внимание психологическую подоплеку рассматриваемого договора. В итоге создалась ситуация, когда определенные общественные имущественные отношения (иррегулярное хранение) оказались исключены из нормативной регламентации одного договорного типа (обычное хранение) и были "втиснуты" в рамки другого типа (займа), с которым они имеют мало общего. Негативное последствие такого шага для оборота очевидно: сужение сферы договорной свободы, столь необходимой для максимально полного учета потребностей сторон.

Несмотря на единодушие цивилистов в вопросе о предмете хранения, российская дореволюционная коммерциалистика содержит несколько иной взгляд на интересующий нас договор, что имеет под собой определенное экономическое обоснование. Если в отношениях между гражданами ограничение договорной свободы в области хранения вряд ли приведет к широкомасштабным отрицательным последствиям (по причине небольшого распространения в этой сфере иррегулярного хранения), то в отношениях между коммерсантами такое решение может привести к значительным затруднениям и неудобствам. Это объясняется особой ролью единственных участников торгового оборота, для которых хранение с обезличением было существенной составляющей профессиональной деятельности, - товарных складов. По этой причине российское дореволюционное торговое законодательство прямо допускало возможность оказания товарными складами услуг по хранению товаров с обезличением.

В связи с этим перед правоведами не мог не встать вопрос о юридической судьбе вещей, сданных на хранение с обезличением. По всей видимости, в этой области господствовала точка зрения, согласно которой товарный склад ни при каких обстоятельствах не становился собственником вверенного ему имущества. "А если это так, - разъясняет Г.Ф. Шершеневич, - то право собственности, очевидно, сохраняется за товарохозяевами. Но, так как сданные ими на хранение товары подверглись смешению, то между ними установилась общая собственность на товары, находящиеся на складе" <1>. Передача вещей с тем, чтобы получатель приобретал на них право собственности с обязательством вернуть вещи того же рода и качества, означала бы, по мысли отечественных коммерциалистов, возникновение правоотношений совершенно иного рода, относящегося к сфере обязательств из договора займа.

--------------------------------

<1> Шершеневич Г.Ф. Указ. соч. С. 339. См. также: Федоров А.Ф. Торговое право. Одесса, 1911. С. 804.

Примечательно, что дореволюционная литература по торговому праву указанному вопросу отводит совсем немного места. Не решена эта проблема и в Уставе торговом из Свода законов Российской империи <1>. На этом фоне на себя обращает внимание некоторая непоследовательность в рассуждениях Г.Ф. Шершеневича об основаниях наступления ответственности товарного склада. Так, ученый со ссылкой на законодательство указывает, что товарные склады в любом случае не освобождаются от обязанности возвратить на хранение имущество <2>. Такое правило, по мнению ученого, было бы совершенно оправданно, если бы речь шла о займе, но ведь имеется в виду поклажа, хоть и в иррегулярной форме и на товарном складе! Как же может склад вернуть то, что безвозвратно погибло или было испорчено? Нет, такое распределение рисков, как, по-видимому, считает Г.Ф. Шершеневич, несправедливо и ставит склад - важнейшего участника товарооборота - в неоправданно опасное положение.

--------------------------------

<1> См.: Устав торговый (Т. XI. Ч. 2, изд. 1903 г., по сводному продолжению 1912 года) / Сост. Я.М. Гессен. СПб., 1914. С. 471 - 485.

<2> Шершеневич Г.Ф. Указ. соч. С. 344.

Как видим, сам закон в известной степени подталкивает ученого признать товарный склад собственником сданных на хранение с обезличением вещей, так как возложенный на него риск случайной гибели является одним из важнейших атрибутов права собственности. Тем не менее он продолжает стоять на понимании хранения, основанном на этимологии самого термина "хранение". Как бы то ни было, но конечный вывод о возникновении общей собственности не может не казаться странным. Помимо явного отсутствия у поклажедателей интереса в создании коллектива сособственников, куда входят субъекты, как правило, даже не знакомые друг с другом, у такого подхода есть и другие, чисто юридические, недостатки, о которых мы скажем чуть ниже, при анализе иррегулярного хранения в контексте современного российского права.

Советская цивилистика уделяла интересующему нас договору значительно больше внимания. Особую актуальность вопрос о носителе права собственности на предмет хранения вещей с обезличением приобрел в тот период развития советского законодательства, когда внимание законодателя обходило эту проблему. Такая ситуация сложилась после принятия ГК РСФСР 1922 г., который вообще не содержал специальных норм о договоре хранения <1>, и до вступления в силу ГК РСФСР 1964 г., который уже предпринял некоторые шаги на пути регламентации юридической судьбы переданных по договору иррегулярного хранения вещей. В литературе, так или иначе касавшейся хранения вещей с обезличением, можно обнаружить следующие точки зрения.

--------------------------------

<1> Восполнить пробел в законодательном регулировании хранения в профессиональной торговой сфере были призваны принятые несколько позднее Постановление СНК СССР от 4 сентября 1925 г. "О документах, выдаваемых товарными складами при приемке товаров на хранение", Временные правила Наркомторга РСФСР "О порядке хранения товаров на товарных складах общего пользования" от 8 сентября 1925 г., Инструкция Наркомторга СССР от 12 апреля 1927 г. "О порядке дачи разрешений товарным складам на выдачу свидетельств в приемке товаров на хранение".

С.Н. Ландкоф вслед за Г.Ф. Шершеневичем считал, что хранимые вещи составляют общую собственность всех поклажедателей, следовательно, каждый из них имел соответствующую долю в составе хранимого на складе имущества <1>. Следует подчеркнуть, что эта точка зрения оказала значительное влияние на современную цивилистику, поэтому критика данного взгляда будет представлена далее.

--------------------------------

<1> Ландкоф С.Н. Торговые сделки. Харьков, 1929. С. 231. Сегодня поклажедателей как общих долевых собственников по договору хранения с обезличением рассматривает, в частности, один из авторитетных учебников по гражданскому праву (см.: Панкратов П.А. Обязательства из договора хранения // Гражданское право: Учеб.: В 4 т. / Отв. ред. Е.А. Суханов. М., 2008. Т. 4. С. 226). См. аналогичные точки зрения: Мартышкин С.В., Поваров Ю.С., Рузанова В.Д. Хранение. Самара, 2003. С. 10; Садиков О.Н. Договор хранения // Гражданское право: Обязательственное право: Курс лекций; СПС "Гарант".

К.А. Граве придерживался оригинальной позиции, согласно которой сторона, сдавшая вещи на хранение с их обезличением, не теряет права собственности на них - оно переходит к хранителю лишь в момент возврата взамен таких же вещей и в том же количестве <1>. На это можно обоснованно возразить, как это сделал в свое время О.С. Иоффе <2>, что после выдачи взамен аналогичного по качеству и количеству имущества хранитель все равно не станет собственником, так как оставшиеся вещи также должны быть возвращены всем другим поклажедателям. Поэтому следует признать, что, несмотря на оригинальность, такой подход настоящую проблему не разрешает.

--------------------------------

<1> См.: Отдельные виды обязательств / Под общ. ред. К.А. Граве, И.Б. Новицкого. М., 1954. С. 326 (привод. по: Иоффе О.С. Обязательственное право // Иоффе О.С. Избранные труды. СПб., 2004. Т. 3. С. 492 - 493).

<2> См.: Иоффе О.С. Указ. соч. С. 493.

Существовала также и третья точка зрения. М.В. Зимелева рассматривала вещи, определенные родовыми признаками, как потенциальный объект права собственности <1>. Этот тезис действительно способен помочь разрешить проблему иррегулярного хранения: получается, что хранитель не становится по отношению к обезличенным вещам собственником; право собственности сохраняется за каждым из поклажедателей; а само хранение, что, пожалуй, самое главное, полностью отвечает своему наименованию, не имея ничего общего с займом. Одним словом, появляются все необходимые признаки обычного хранения. Но проблема в том, что сам исходный тезис никак не согласуется с классической цивилистикой: право собственности не может иметь своим объектом вещи, определенные родовыми признаками; оно, как и всякое другое вещное право, требует непременной индивидуализации своего объекта.

--------------------------------

<1> См.: Зимелева М.В. Поклажа в товарных складах. М., 1927. С. 44. Сегодня генерические вещи, переданные по договору иррегулярного хранения, как объект права собственности поклажедателя рассматривает, в частности, М.И. Брагинский (см.: Брагинский М.И. Договор хранения // Брагинский М.И., Витрянский В.В. Договорное право. М., 2002. Кн. 3: Договоры о выполнении работ и оказании услуг; СПС "КонсультантПлюс").

Следует отметить, что выделить принадлежащие тому или иному собственнику вещи, определенные родовыми признаками, не составляет сложности: достаточно, например, условиться, что они будут содержаться в конкретном помещении, контейнере или другой емкости, обеспечив тем самым необходимую для сохранения права собственности индивидуализацию. Но в этом случае мы не получим иррегулярного хранения, так как отпадут основания для возврата аналогичных вещей. Кроме того, такие отношения вряд ли можно считать хранением в чистом виде: это оказание услуг по хранению притом что хранителю предоставляется определенная вещь в пользование. Собственник должен быть уверен, что выделенные для хранения его вещей помещение или емкость не будут использоваться для хранения аналогичных вещей. На наш взгляд, такая уверенность достижима скорее в рамках договора аренды.

Наконец, также высказывалась позиция, согласно которой хранитель по договору иррегулярного хранения становился собственником обезличенных вещей. Эту точку зрения отстаивал О.С. Иоффе, который считал, что требование, предъявляемое поклажедателями о выдаче вещей того же рода и количества, может быть только обязательственным <1>. По его мнению, речь об общей собственности идти не может, потому что, как отмечалось ранее, это совершенно не отвечает интересам поклажедателей.

Дата добавления: 2015-05-31