Исторический итог. Противоборство. 3 страница

А в этой связи, разумеется, требуется соответствующее, сообразующееся в указанным поворотом в мировоззренческом понимании права, развитие позитивного права, законодательства, профессионального и массового правосознания, правосудия, юридической практики.

Увы, в этом направлении в России, других былых социалистических странах сделаны только первые, по большей части непоследовательные, неуверенные шаги. И именно здесь, на этом направлении, на поприще права, происходит суровое противоборство между философией гуманистического права и коммунистической правовой идеологией.

Рассмотрим некоторые стороны этого противоборства (в последующих пунктах — до конца настоящей главы) на материалах, относящихся к самому эпицентру такого противоборства, — становления и развития права современной России.

10. Первые шаги. Не ставя задачу осветить все стороны развития российской правовой системы в эпоху реформ, представляется важным вкратце затронуть состояние реформируемого позитивного права, столкновение в этой области "двух философий" — те трудные первые, далеко не всегда увенчавшиеся достаточным успехом шаги, которые удалось добиться здесь по утверждению начал гуманистического права.

Эти первые шаги касаются, на мой взгляд, двух основных законодательных документов — Конституции и Гражданского кодекса.

К о н с т и т у ц и я Р о с с и й с к о й Ф е д е р а ц и и. Ныне стали модными жестко критические оценки действующей российской Конституции, принятой на референдуме в декабре 1993 года.

Эти оценки в немалой степени справедливы. В действующей Конституции сильны авторитарные тенденции в организации власти, а граждане с опорой на Конституции далеко не всегда могут защитить свои права и интересы.

Т ем не менее нельзя упускать из поля зрения и другое. И не только то, что по общепринятым мировым стандартам действующая российская Конституция относится в общем, и это — впервые и нашей отечественной истории — к числу демократических (хотя — увы — не самых передовых в этом отношении). Главное, что может быть отнесено к позитивной оценке рассматриваемого документа, заключается в том, что в нем предпринята попытка утверждения начал гуманистического права и что в конституционном тексте существуют нормативные положения, которые могут стать "опорными точками" для развития юридической системы и практики ее действия в этом перспективном для нашего общества направлении.

Обосновывая эту мысль, придется обратиться к некоторым моментам, связанным с подготовкой и принятием действующей российской Конституции.

Проект Конституции подготавливался в 1992-1993 гг. и он, по замыслу его разработчиков должен быть не только преодолеть негативные традиции советских конституций (1918, 1924, 1936, 1977 гг.), имевших декларативный, прокоммунистический характер, но и перевести ее содержание из сферы власти, ее дележа между "ветвями" в область права, притом — передового гуманистического права.

И вот с этой целью в проекте положения об основных правах и свободах человека должны были образовывать первую, заглавную часть Конституции. Сразу же после первой статьи общего характера (провозглашающей природу данного государства, лучше всего в словах — "утверждающее себя" в качестве демократического, правового, светского государства) по первоначальному проекту должна была идти статья о том, что права человека — это непосредственно действующее право и что именно они, права человека, образуют основу государства, определяют содержание законов, содержание и направление деятельности всех государственных органов.

Вслед за разделом (главой) об основных правах человека, по замыслу, должен был следовать другой, близкий по содержанию, раздел о "правах гражданина", которые имеют столь же высокий конституционный статус, но которые зависят от общего экономического и политического положения общества, а главное не обладают, в отличие от основных прав, определяющим значением для устранения произвола и своеволия власти из гражданственно-политической, правовой жизни страны и, кроме того, представляют собой по большей части принципы, обязывающие через публично-правовые механизмы государство, а не субъективные права в строго юридическом значении, защищаемые судом.

И вот — самый существенный, принципиальной важности момент. Если нормативные записи об основных правах человека становятся первой, заглавной частью конституции, то это ю р и д и ч е с к и н а с т р а и в а е т все содержание конституции именно на человеческие критерии — на такое построение всех государственно-правовых институтов, которые бы строго соответствовали требованиям, вытекающим из основных неотъемлемых прав человека.

Опыт работы над конституционным проектом показал, что при указанной конструктивной схеме, когда при формулировании любого конституционного положения звучит тревожно-предупредительный звоночек (насколько формулируемое положение соответствует исходным конституционным записям об основных правах человека), оказывается неизбежным включение в текст ряда принципов и норм, которые при ином построении могут быть вообще не поставлены и не попасть в конституционный текст. В том числе об умеренном, адекватном общественным потребностям характере государственной власти, об ограниченности ее функций пределами, обусловленными свободной рыночной экономикой и началами самоуправления; о строго разрешительном характере деятельности всех государственных органов и должностных лиц, о допустимости совершения ими только тех актов и действий, которые прямо предусмотрены в законе; о запрете использования вооруженных сил для решения внутригосударственных вопросов, кроме случаев и в порядке, прямо предусмотренных в законе и т. д

И вот именно это и ряд других аналогичных положений привели к тому, что конституционный проект стал, по сути дела, первой попыткой в России воплощения в нормативном документе философии правозаконности — философии гуманистического права. Удачно — неудачно (об этом теперь можно судить только как об историческом факте), но именно в первоначальном проекте была предпринята попытка, наряду с тем, чтобы разъединить исполнительную власть (на президентскую и правительственную) и тем самым лишить ее традиционного сверхмогущества; главное же — подчинить все содержание конституционного документа, и таким путем — содержание юридической и политической системы не власти, не идеологическим фантомам, утопиям и идолам, а непосредственно человеку, его высокому достоинству, его неотъемлемым правам, причем — так и в таких институтах, которые соответствуют современным достижениям передовой конституционной культуры, и отсюда — философии правозаконности, гуманистического права.

Поскольку в конституционном проекте 1992-1993 гг. указанные идеи были выражены с достаточной определенностью, то именно на поприще, относящемся к подготовке проекта российской Конституции, произошло первое наиболее серьезное столкновение (не просто — противостояние, а открытое, жесткое столкновение) двух полярных направлений в философии права — коммунистической и того направления, которое основывается на современных гуманитарных ценностях.

Итоги столкновения двух направлений философии права на поприще подготовки российской Конституции, так сказать, ничейные, сохранившие в основном их органическое противостояние.

И если принятая в декабре 1993 года Конституция России в целом имеет демократический характер, то менее благополучна судьба того главного, что выражает основной замысел Конституции; во всяком случае — в том виде, в каком он первоначально был представлен в проекте.

Правда, и здесь есть какие никакие завоевания. Довольно высок конституционный статус раздела о правах человека (ему, как и разделу об основных положениях, придано качество относительно неприкасаемого структурного подразделения). Вошли в конституционный текст формулы о правах человека как о непосредственно действующем праве и их определяющем значении (ст.18), о том, что не должны издаваться законы, отменяющие или умаляющие права человека (ст. 55).

И всё же по этой группе идей — больше того, что можно отнести к неудавшемуся, несостоявшемуся.

Самая серьезная неудача — в том, что основные права и свободы человека в результате аппаратных проработок текста перед вынесением в декабре 1993 года проекта на референдум не стали ее первой, заглавной частью и тем самым не приобрели максимально высокого конституционного статуса и определяющей роли в отношении всего содержания Конституции, а значит, всей гражданственно-политической, правовой жизни страны в целом. Упомянутая же норма, фиксирующая такое значение основных прав человека, оказалась в статье не под номером 2 — как это было в первоначальном проекте, а под номером 18, да к тому же — во второй главе, и потому утратила свое былое значение исходного нормативного положения.

К тому же в итоге оказалось, что объем общих декларативных положений вырос до целой главы, и нормативные положения о правах человека оказались оттесненными в следующий раздел. Первая же глава стала в основном главой о государстве: именно ему, главным образом, посвящались общие положения. Не поправило такого рода положения и то обстоятельство, что в новой статье 2 о правах человека сказано как о "высшей ценности". Ценность-то высшая, но она теперь — не основа государства, а нечто другое, чуть ли не потустороннее (государство только "обязано" "признавать, соблюдать и защищать" права и свободы), нечто во многом декларативное1.

Надо добавить к этому, что сообразно советским традициям, основные права человека оказались объединенными с правами гражданина, в том числе, социально-экономическими правами (и кстати, в таком виде они, действительно, не могли бы быть основой гражданственно-политической, правовой жизни). Не стал основой прав и свобод высокий статус человека — его достоинство (запись о достоинстве выведена в особую статью, где одновременно говорится о недопустимости пыток).

При такой нормативной интерпретации прав и свобод, когда они не имеют основополагающей миссии, вполне "логично" не попали в конституционный текст такие нормативные положения, как строго разрешительный порядок действий государственных органов и должностных лиц и запрет использования (поскольку это прямо не разрешает закон) регулярных вооруженных сил для решения внутригосударственных политических конфликтов.

Возникает вопрос: были ли шанс уже в 1991-1993 годах принять в России последовательно демократическую Конституцию, отвечающую самым высоким мировым стандартам?

При этом речь идет не об организации власти, не о полном, по-аптекарски скрупулезно "уравновешивании" полномочий ее ветвей, в первую очередь — президентско-исполнительной и законодательной. Речь идет о другом. О том, возможно ли было в наших теперешних условиях создать Конституцию Человека? Добиться такого построения конституционного текста, когда ее первую, заглавную часть заняли бы все же нормативные положения об основных правах человека, со всеми вытекающими отсюда особенностями Конституции?

Шанс, конечно же, был. и горечь упущенного шанса у людей, причастных к реализации современных конституционных идей, наверное, до сих пор остается. Все же идеи всевластия, опирающиеся на коммунистическую идеологию, получили в действующей Конституции (отсюда и ее ранее отмеченные минусы) весьма определенное выражение.

Тем не менее, на мой взгляд, и здесь есть оптимистическая перспектива. Она заключается в том, чтобы с опорой на ряд принципиальных конституционных положений (ст.2, 18, 55), которые придают правам человека основополагающее значение в правовой и государственной жизни страны, начать упорную борьбу за то, чтобы фундаментальные права человека стали твердой и нерушимой центральной правовой идеей, стержнем всей российской правовой системы.

И это касается не только общественного мнения, состояния и направленности научных разработок, формулировок в официальных документах, выступлений государственных лидеров, но позиций и характера решений судебных органов. Достаточно высшим судебным инстанциям (понятно, прежде всего — Конституционному суду) принять одно, а лучше несколько решений, из которых бы следовало, что органы российского правосудия на первое место во всем конституционном нормативном материале и в практике его применения выдвигают нормативные положения о правах человека, как — смею полагать — сразу произошла бы фронтальная смена координат в самой сути конституционно-правового регулирования, да и вообще в общественно-политическом развитии России.

Г р а ж д а н с к и й к о д е к с Р о с с и й с к о й Ф е д е р а ц и и. В суровой борьбе, в столкновении "двух философий" шла подготовки и принятие в России Гражданского кодекса. Ведь советские кодексы, именуемые "гражданскими" (1922 и 1956 гг.), имели прокоммунистический, во многом опубличенный характер, строились сообразно ленинской идеях о необходимости вмешательства государственной власти в гражданские отношения, непризнании в этой области деления права на публичное и частное.

Но вот уже в октябре-ноябре 1991 года в печати появились разработки, обосновывающие необходимость восстановления этого, в мировой науке общепризнанного деления права на публичное и частное (примечательно — разработки, не встретившие возражений, сразу же воспринятые). А значит, была восстановлена теоретико-правовая основа для подготовки проекта современного Гражданского кодекса, который (если не отходить от научных основ его построения) и призван быть нормативным выражением частного права.

Работа над проектом Кодекса началась в 1992 году и в содружестве с юристами-практиками, видными зарубежными цивилистами проходила довольно интенсивно и привела к тому, что к 1994-1996 годам были подготовлены две (из трех) части проекта этого крупного законодательного документа.

Но именно здесь, при подготовке проекта Гражданского кодекса (ГК), при принятии его в Федеральном Собрании, а затем — при его реализации как действующего закона, произошло наиболее жесткое, порой яростное, столкновение "двух философий права", так и находящихся в непрерывном жестком противостоянии.

Не буду касаться всех фактов, подробностей, деталей этого жесткого противостояния (здесь, увы, порой присутствовали далеко не всегда симпатичные нравы и действия). Надо сказать лишь о некоторых вещах существенных, порой принципиального свойства.

Это — мощное, сначала скрытое, аппаратное, а затем и откровенное сопротивление Кодексу — и на стадии подготовки проекта ГК, и на стадии его принятия в Государственной Думе.

Чем объяснить такое сопротивление в отношении Гражданского кодекса?

Думается, здесь все просто.

Гражданский кодекс в непростой российской действительности впервые (впервые!) открыто и в наиболее чистом виде закрепил такие юридические принципы и нормы, которые провозглашают и обеспечивают практическую реализацию начал действительной свободы, — юридические принципы и нормы гуманистического права, в центре которого человек, его высокий статус, неотъемлемые права.

Ведь перед приверженцами коммунистической идеологии появился на поле брани истинный враг-антагонист. Это уже не Конституция, где основные содержательные институты оказались сконцентрированы вокруг власти, ее дележа между "ветвями", и вследствие этого фундаментальные положения о правах и свободах человека, определяющих перспективу демократического развития, оказались отодвинутыми, затененными формулами о государстве. И где внеси две-три поправки в конституционный текст, касающиеся полномочий представительных органов, и не исключено, что можно шаг за шагом вернуться к "настоящей государственности", к "власти Советов" — той власти, которая в сложившихся в российских условиях не может быть ничем иным, как прикрытием для всемогущей партократической диктатуры с ее высшим революционным правом.

Здесь же — вот он, Гражданский кодекс, предназначенный не для манипуляций и подковровых схваток вокруг власти, а для повседневной жизни людей. И с ним уже теперь придется в открытую (а не окольным путем, через всякие "звенья") вести непримиримую — как и положено коммунистам — борьбу, борьбу на уничтожение. Да и реальная опасность теперь уж слишком велика: исторический опыт свидетельствует — вступит в действие гражданское законодательство, поработает оно в самой гуще жизни год-другой-третий, и реальная свобода начнет внедряться во все многообразие жизненных отношений, в жизненную практику людей, когда люди обретут реально высокий статус самостоятельности и личного достоинства, независимость от чиновников, от произвольного усмотрения власти, вольного командования начальников.

Так что реальное и наиболее мощное столкновение противостоящих друг другу "двух философий" произошло вот здесь, на поприще принятия Федеральным Собранием, прежде всего — Государственной думой, первой, а потом и второй частей российского Гражданского кодекса. Свидетельством тому стали трудные голосования по проектам, когда выступления высококлассных специалистов-правоведов перемежевывались с пожарно-мобилизационными мерами по привлечению сторонников и противников кодекса к самой процедуре голосования.

К счастью, по моим представлениям, не сработала в полной мере партийная дисциплина в коммунистической фракции: в ее составе оказались юристы, специалисты со знанием общецивилизационных ценностей, отдающих отчет в том, что гражданское законодательство — общечеловеческое достижение человеческой культуры. В чем-то члены коммунистической фракции стали заложниками своих же лукавых лозунгов о законе, его миссии в обеспечении порядка и дисциплины, и голосовать в такой обстановке против Гражданского кодекса, значило уж очень открыто обнажать революционно-насильственную суть марксистской философии, большевизма.

Принятие Гражданского кодекса в посттоталитарной России, происшедшее в жестокой борьбе со сторонниками коммунистической философии права, — это по большому счету первая крупная победа гуманистического права в российском обществе — права Свободы, последовательной правозаконности.

Из достоинств Гражданского кодекса, принятого в канун нового тысячелетия в России, прежде всего привлекает внимание его содержательная и технико-юридическая стороны. С содержательной и технико-юридической сторон Кодекс отвечает все основные запросы и требования современной рыночной экономики. Он включает основные институты правосубъектности, собственности, вещных прав, договорных и внедоговорных обязательств, правопреемства, все иные институты, включая "юридическую мелочевку" (скажем, исчисление сроков), которые вводят все многообразные имущественные и личные неимущественные отношения, складывающиеся в условиях современной частнособственнической, товарно-рыночной экономики, в русло стабильных юридических отношений. Причем, отношений, тщательно отработанных с юридической стороны, соответствующих международно-правовым стандартам, — тому уровню их правового опосредствования и обеспечения, который принят в странах с развитой конкурентно-рыночной экономикой и высокой юридической культурой.

И уже эти содержательные и технико-юридические характеристики российского гражданского законодательства, поставившего его на одно из первых мест в мире, сами по себе уже многого, как говорится, "дорогого стоят". Они позволят на твердой, отработанной юридической основе продолжать нелегкое дело — формирование в России современной цивилизованной конкурентной рыночной экономики, самих основ свободного гражданского общества.

Но российский Гражданский кодекс — крупная веха в демократическом развитии России и по другой причине, прямо относящейся к самой сердцевине гуманистического права.

Дело в том, что российский Гражданский кодекс закрепил в обобщенном виде непосредственно в законодательном тексте основные начала гражданского законодательства. Насколько это существенно, видно хотя бы из того, что во всем мире — и это вполне закономерно — происходит своего рода возрождение гражданского права (уже полностью преодолена тенденция раздробления гражданского законодательства, отсечения от него отдельных "кусков", например, торгового законодательства). Но основания такого возрождения нигде в законах не обозначены; пожалуй, лишь в Гражданском кодексе провинции Квебек (Канада) сделан шаг в этом направлении: заглавная часть кодекса начинается со статей, посвященных правам и свободам человека.

Между тем возрождение в нынешнее время гражданского законодательства, помимо содержательных и технико-юридических оснований, сопряжено как раз с тем, что заложенные в нем начала, еще в большей степени, чем ранее, способны укрепить, укоренить правовую свободу в современном гражданском обществе, т.е. углубить саму суть философии гуманистического права. И с данных позиций существенное достоинство новейшего российского гражданского законодательства заключено именно в том, что основные его начала, реализующие последовательно гуманистическую концепцию, выражены в виде законодательных формул.

Эти формулы содержатся в ст. 1 (п.1 и 2) и ст. 2 (п.1) Гражданского кодекса. Одна из них ("недопустимость произвольного вмешательства кого-либо в частные дела") имеет для российского гражданского законодательства повышенно принципиальное значение по той причине, что, утверждая частноправовой характер гражданского права, открыто отвергает ленинскую директиву о том, чтобы Гражданский кодекс (ГК 1922 года) обеспечивал прямое вмешательство пролетарской власти в любые имущественные отношения, любые сделки и обязательства.

Повышенно принципиальное значение имеет и другая формула — "неприкосновенность собственности", прямо отвергающая одну из центральных марксистских догм (примечательно, что подобного положения, в столь жесткой и категорической формулировке, нет и в Конституции).

Ряд других формул ст. 1 и 2 обрисовывают общие особенности гражданско-правового регулирования: необходимость беспрепятственного осуществления гражданских прав, обеспечение восстановления нарушенных прав, их судебную защиту.

Вместе с тем представляется особо важным выделить именно те "основные начала", которые напрямую выражают правовую свободу сообразно особенностям частного права. Придавая в этой связи несколько иные терминологические обозначения предлагаемым обобщениям, представляется существенным выделить три главных исходных пункта:

во-первых, это — юридическое равенство участников гражданских отношений, причем такое равенство, при котором не только ни у кого из участников отношений нет привилегий, преимуществ, но и все они одинаково имущественно самостоятельны, самодостаточны в имущественном и правовом отношениях;

во-вторых, это — неприкосновенность, юридическая бронированность гражданских прав (в этом, кстати, юридический смысл формулы "неприкосновенность собственности"). В этом отношении гражданские права обладают той степенью абсолютности, нерушимости, защищенности, которая близка к статусу неотъемлемых прав человека, с которыми они по ряду юридических свойств (например, по основаниям и порядку ограничений) поставлены Кодексом на одну плоскость;

и в-третьих, это — такая высоко юридически значимая свобода воли участников отношений (диспозитивность), в соответствии с которой они приобретают и осуществляют свои гражданские права своей волей и в своем интересе. Более того, в кодексе закреплена и более широкая и в чем-то даже более значимая законодательная формула — с в о б о д а д о г о в о р о в как высшее выражение юридически значимой свободы воли участников гражданских отношений.

Приведенные три ведущие исходные начала (рассматриваемые в обобщенном виде) — важнейшее демократическое завоевание России, пожалуй, не менее значимое, чем ранее упомянутые конституционные положения (ст. 18, 55), предназначенные — по первоначальному замыслу — для конституированная последовательно демократического правового и политического строя российского общества. И здесь — как и по указанным конституционным положениям — будем надеяться и можно ожидать такого благоприятного развития событий в нашем обществе, когда они утвердятся в нашем юридическом бытии в результате принятых непосредственно на их основе решений компетентных правосудных органов.

11. Сегодняшние реалии. Юридическая система России — та, которая существует сейчас, в конце 1990 годов, спустя более чем десятилетия после начала демократических перемен, прежде всего поражает свой грандиозностью, точнее — громадностью. Особенно это касается законодательной системы — великого множества законодательных документов разного ранга, посвященных гигантскому количеству всевозможных вопросов. Тут и множество федеральных законов, и бессчетное количество "областных" законов — документов, принимаемых всеми 89 субъектами Федерации — областями, краями, республиками, округами.

Сразу же замечу, что явление это — ненормальное, свидетельствующее о превращении закона как основополагающего юридического документа — основы юридической системы всего общества — в рядовой нормативный акт, вполне заменимый нормативными актами более низкого юридического ранга (правительственными постановлениями, межведомственными актами и даже отраслевыми инструкциями). Происходит это отчасти из-за издержек в федеративном устроении государства, когда каждое административно-территориальное образование былого суперунитарного государства стало "субъектом федерации" с "собственными законами", а отчасти из-за недостатков и слабости федеративного законодательства, в частности — отсутствия единого Административного кодекса, что подталкивает к тому, чтобы "на местах" каждому мало-мальски значимому административному вопросу посвящать отдельный областной закон.

Впрочем, не на это в данном месте хотелось обратить внимание.

Громадность нынешней российской юридической системы, в которой "тонут" и становятся плохо различимыми действительно крупные, основополагающие законодательные документы и институты, превращает ее в некое безликое, "серое" множество разнообразных элементов — законодательных норм, разнообразных юридических учреждений. Такое безликое множество, которое не имеет своего лица и, абстрактно рассуждая, вполне может представлять самые различные общества: и общества, только-только освобождающиеся от колониального статуса, и застойные, чуть модернизированные общества традиционных цивилизаций, и молодые демократии, не достигшие современного уровня модернизации и т.д.

И все это вполне объяснимо: каждое, более или менее сложившееся общество (независимо от своей природы и даже уровня развития) нуждается в том, чтобы были отрегулированы не только конституционные, гражданские, уголовные, трудовые, семейно-брачные и иные неизбежные в общественном бытии отношения и порядки, но и различные блоки общественной жизни, относящиеся к административной деятельности (тем более — традиционной чиновничье-бюрократической русской жизни), — санитарный надзор, пользование оружием, транспортное обслуживание, работа учреждений связи и т. д., и т. п.

Вместе с тем, наряду со своей громадностью, известной безликостью, для современной российской юридической системы одновременно характерна разноплановость: в ней довольно отчетливо проступают качественно разнородные элементы, направления и тенденции юридического регулирования. Наиболее существенными сторонами такой разноплановости являются, пожалуй, следующие два фундаментальных факта.

Первый. В российской юридической системе не получили необходимой определенности основные правовые идеи, определяющие содержание всего правового регулирования. Причем в действующей Конституции, в других законах есть положения, в которых значительное место отведено положениям, позволяющим поставить на первое место в юридическом регулировании интересы и усмотрение власти, ее высших руководящих инстанций. Да и в самом "правовом содержании" современного российского права доминирующее значение имеют юридические механизмы и юридический инструментарий, сориентированные преимущественно на юридические обязанности, запреты, ответственность ("идеология дисциплины и порядка").

Сообразно этому в конституционных записях о полномочиях Президента, в других федеральных законоположениях получило весьма определенное закрепление (при отсутствии конституционно установленного строго разрешительного порядка) возможность действования государственных органов и должностных лиц по усмотрению, получающему обоснования — сообразно советским традициям — в формулах об "интересах граждан и общества", "потребностях производства" и др.

Второе. В современной юридической системе России есть ряд конституционных и иных законодательных нормативных положений, которые имеют последовательно демократическое содержание. Особо значимое место в этом ряду занимают нормы ст.2, 18, 55 и др. Конституции, нормы ст.1 и 2 Гражданского кодекса, положения Конституции и процессуального законодательства о презумпции невиновности, о допустимости юридической ответственности только за персональную личную вину и ряд других демократических норм и принципов.

Можно ли охарактеризовать юридическую систему современной России как "демократическую"?

Нет, безоговорочно положительный ответ на поставленный вопрос о социально-политической природе российского права был бы неточным, ошибочным. Российское право, пожалуй, строго соответствует кантовскому определению (будто бы специально приуготовленному великим философом для нашей сегодняшней российской действительности) — тому определению, согласно которому, в отличие от последовательно гуманистического права, может существовать "среднее прагматически обусловленное право (нечто среднее между правом и пользой)".

Дата добавления: 2015-05-31