Исторический итог. Противоборство. 4 страница

Юридическая система современной России, воспроизводя одну из особенностей своего развития в прошлом, — система сложная, противоречивая; в ней наличествуют разнородные, отчасти прямо противоположные, несовместимые элементы и тенденции, только что отмеченные в двух фундаментальных фактах.

Представляется наиболее корректным в научном и практическом отношениях утверждать, что юридическая система России по ряду сторон своего содержания находится на близкой дистанции к общедемократическому праву. В ней, кроме того, существуют элементы ("очаги") последовательно демократического гуманистического права, характерного для цивилизации либерального типа.

В тоже время определяющей чертой современного российского права является п р о т и в о с т о я н и е в его содержании, действии и применении последовательно демократических, гуманистических элементов, с одной стороны, а с другой — элементов, отражающих в том или ином виде коммунистическую философию права, — государственное всевластие, силовые ориентации в юридическом регулировании, нацеленность на утверждение административно-силовыми методами "порядка" и "дисциплины".

В соответствии с этим, быть может, наиболее зримой чертой современного российского права является своего рода "континентальная противоречивость" — та его особенность, что его внешне европеизированные формы, наличествующие в немалом числе законодательных документах и процессуальных процедурах, находятся в резком несогласии с его азиатско-державными силовыми характеристиками, началами, построенными на доминировании силовых методов.

Отсюда и две тенденции, характерные для современного российского права, — тенденция, ориентированная на демократически-гуманистические начала, и тенденция силового господства, осуществляемого соответствующими юридическими средствами и механизмами.

В этом, ныне характерном для российского общества противостоянии "двух философий", ощутимо дает о себе знать тенденция, в соответствии с которой при сохранении и признании на словах, казалось бы, последовательно либеральных лозунгов в сложных, конфликтных ситуациях верх неизменно берет линия на властно-силовое решение проблем. Вновь, в несколько необычном ракурсе опять-таки побеждает условно говоря "право силы" — тот фланг противоположной тенденции, который и так в современных условиях является преобладающим.

Так случилось, при решении конституционного конфликта в Чечне. Такая же тенденция проявляется и при решении практических проблем сложной народнохозяйственной жизни. Очевидный пример тому — характер и направление решения в настоящее время бед и трудностей. Таких, как налоговых трудностей в связи с чудовищным недобором в 1996 году и последующие годы налогов и резким уменьшением налоговых поступлений в бюджет, и так уже до крайних отметок перенатруженный в связи с непрекращающимся падением производства, его доходности и стремлением монетаристски сдерживающими мерами решить инфляционные проблемы.

Очевидно направление указанных трудностей (коль скоро — по официальным утверждениям — продолжается курс на рыночные преобразования); это — такая коррекция экономических преобразований и налоговой политики, когда бы налоги из чуждого и непосильного бремени для товаропроизводителей превратились в трудный, но терпимый для товаропроизводителей, а главное — органический элемент динамично развивающейся модернизированной экономики свободно-рыночного типа.

К сожалению, в качестве доминирующего пути преодоления бед и трудностей, в том числе налоговых трудностей пока взята (в принципе казалось бы необходимая, особенно в целях преодоления обрушившихся на людей бед) линия на "наведение порядка", в том числе — на обеспечение жесткими мерами "собираемость налогов". То есть — именно на силовое решение народнохозяйственной проблемы, когда — как и при чеченской войне — с пугающей откровенностью обнажаются приоритеты юридической системы современной России.

Ведь и здесь во имя "наведения порядка" и "собираемости налогов" оказались отброшенными, прямо попранными не просто отдельные нормы, а фундаментальные положения "экономической конституции России" — гражданского законодательства. В августе 1996 года сначала президентским указом, а затем совместным актом трех финансово-налоговых ведомств был изменен порядок, установленный 855 статьей Гражданского кодекса в отношении очередности взыскания средств с банковских счетов. Вопреки Кодексу в первоочередном порядке, согласно ведомственным указаниям, должны списываться с банковских счетов не средства, предназначаемые на заработную плату, а налоговые платежи.

В данном случае, казалось бы, сами законы — как это случается — сами "отомстили за себя": вновь введенный порядок сразу же бумерангом ударил в самое уязвимое место народнохозяйственных проблем, умножил задержки с выплатой заработной платы на предприятиях (хотя по официальной аргументации новый порядок списания средств с банковских счетов вводился во имя того, чтобы бюджет был способен обеспечить выплату заработной платы бюджетникам; воистину — вытащили одну ногу — еще глубже завязла другая…

И все же самая горькая и печальная в данном случае констатация — это то, что нарушение одной из статей Гражданского кодекса, 855, причем, нарушение самой властью, означало и прямое нарушение ведущего начала всего гражданского законодательства, имеющего — как уже ранее говорилось — основополагающее значение для гуманистического права в противовес коммунистическим догмам — недопустимость вмешательства кого-либо в гражданские, частноправовые отношения, к которым как раз и принадлежат отношения между банком и его клиентами по банковским счетам.

Будущее, судьба российского права решающим образом зависит от того, какая из этих двух указанных ранее тенденций в его развитии станет доминирующей, возобладает в правовой политике, законодательстве, юридической практике, правовом просвещении, во всем юридическом бытии России.

12. Плацдармы. Вряд ли в нынешних условиях (когда фронтальное утверждение гуманистического права требует еще долгого времени и тяжелой работы, а тенденции силового господства еще столь могущественны) можно рассчитывать на большее, чем укрепление и защита позиций правозаконности, соответствующих высоким человеческим ценностям.

Какие позиции (плацдармы) передового гуманистического права, правозаконности являются здесь наиболее существенными?

Прежде всего — это, понятно, те "островки" последовательно гуманистического права, которые уже сейчас существуют в Конституции, в законодательстве. Если не представится возможности юридически упрочить и развить их (а это — вряд ли: конституционные и иные фундаментальные законодательные проблемы закручены ныне, как и раньше, вокруг власти, ее дележа между "ветвями"), то важно сделать их незыблемыми, реально работающими.

И тут, впрочем, существуют немалые трудности. Сколь ни громко, скажем, звучали осенью 1996 года голоса о недопустимости упомянутых в этой книге нарушения ведомственными актами положений Гражданского кодекса, соответствующей жесткой реакции от высших эшелонов власти так и не последовало. Даже постановления Государственной Думы и Верховного Суда на этот счет не стали такой реакцией. А то обстоятельство, что в данном случае нарушается одно из ведущих начал гражданского законодательства, вообще не было официально обозначено.

Видимо, потребуется немало усилий, настойчивости, а порой гражданского мужества от приверженцев последовательно демократического развития российского общества для того, чтобы отстоять в качестве действующих, реально работающих юридические форпосты гуманистического права, не допустить того, чтобы они ушли в тень, не превратились в пустые декларации, декоративные украшения юридической системы, фактически ориентирующейся на силовые действия.

Следующий по важности плацдарм крепкой правозаконности — независимый суд. Здесь центральная власть глубоко заинтересована в независимости судебной системы (она — гарант государственно-правового единства, действенное средство предупреждения и борьбы против республиканско-областного сепаратизма). И здесь, кажется, власть готова даже мириться с издержками, связанными с судейской независимостью, терпимо относиться к судебным актам, пресекающим неправомерные государственно-административные акции, исходящие от федеральных учреждений. И всё же, по всем данным, тут потребуются немалые усилия для того, чтобы органы российского правосудия "развернулись" на защиту человека, его достоинства, неотъемлемых прав; причем — так, чтобы исходной правовой основой для этого служили — как это и предусмотрено Конституцией — неотъемлемые права и свободы человека, общие гуманистические принципы права (такие, в частности, которые выражены в первых статьях российского Гражданского кодекса).

Впрочем, в области действующего правосудия мы, по ряду данных, встречаемся с иной опасностью, пагубные последствия которой в достаточной мере еще не оценены (и которой — увы — могут с успехом воспользоваться противники независимого правосудия). Это — опасность, да к тому же в условиях коррупции, проникающей и в судебную систему, состоящая в возможности использовать "независимость" суда для неправомерного вмешательства в общественную жизнь в интересах денежного мешка, ведомственных интересов или даже личностных амбиций.

И наконец, еще один плацдарм. Это — традиции российской юридической науки и российского юридического образования, целеустремленные на подготовку высококвалифицированных, высокогражданственных правоведов. Без таких правоведов, бойцов и проповедников передового права — носителей высоких человеческих ценностей — правовое развитие, ориентированное на гуманистические начала, невозможно.

И тут есть трудности, опасности. Главные из них выражают не только правовые традиции советской юридической школы, ограниченные задачами подготовки юристов среднего уровня с необходимой партийно-идейной закалкой — верных служителей партии, но и совсем новые тенденции, навеянные коммерциализацией хозяйственно-деловой жизни, когда начинают пользоваться спросом не правоведы-профессионалы с высокой правовой культурой, а юристы-деляги, умельцы "выигрывать дела", "пробить вопрос".

Кто знает, быть может, судьба, будущее российского права находится ныне в руках немногих — к сожалению, немногих — российских правоведов, которые получили "по цепочке" от своих учителей и наставников то богатство профессиональной культуры, гражданственности и мужества, которыми были славны передовые юристы досоветской поры.

13. И нужна правда! Неотложный шаг в трудном деле утверждения гуманистического права в России — это со всей определенностью сказать правду — всю правду! — о коммунистической философии права и — что не менее существенно — о тех ее приметах и проявлениях, которые сохранились до нынешнего времени. И сделать так, чтобы эта правда дошла до всех людей страны. И чтобы все мы, общество, наконец-то, с необходимой четкостью и выводами определили свою позицию в отношении коммунистических, ленинско-сталинских взглядов на право — и в их общем, мировоззренческом виде, и в их практическом применении.

Может возникнуть сомнение: нужно ли все это? Зачем людям при сегодняшних бедах и трудностях какая-то "философия"? Ведь мы сейчас, кажется, преодолеваем магию всяких "измов", "капитализмов-социализмов"? Тем более, что коммунисты нынешней поры, во всяком случае объединенных в партию парламентского типа, судя по их заявлениям и даже как будто бы делам, — другие: они — по сути своих заявлений и дел традиционные социал-демократы и одновременно — патриоты, выступают за людей труда, против бед и трудностей, порожденных демократическими реформами, и — что особенно характерно — отстаивают незыблемость закона, твердой законности. И вообще в настоящее время пропагандируется дух согласия, во имя достижения которого, наверное, не следует ворошить прошлое и делать ударения на идеологических особенностях.

Между тем необходимость со всей определенностью сказать правду о коммунистическом, ленинско-сталинском (в том числе — о неосталинском, брежневском) отношении к праву становится ныне особо острой именно потому, что в российском обществе существует и крепнет сдержанное, и даже благодушное, чуть ли не поощрительное отношение к идеологии коммунистов, к их новому амплуа — борцов за незыблемость закона, твердой законности.

Между тем — вот коренной вопрос. Спрашивается — не считает ли себя и сейчас коммунистическая партия, по-прежнему объявив коммунизм — пусть и как "перспективу" — в качестве своей исторической цели, носителем революционного права, служащего коммунизму, — права на то, чтобы добиваться коренного преобразования всего общества и идти во имя этого — во имя всеобщего счастья на решительные революционные меры? И в этой связи — приверженность к закону и законности не следует ли понимать в смысле идеологии "социалистической законности", провозглашающей святость своего, советского закона, и вместе с тем допускающей "в случае необходимости" ("угрозы социализму") решительные вооруженно-насильственные действия? Только такое "революционное право" понимается теперь не в прямую, а по-неосталински, по-брежневски — под маркой всесильного государства имперского типа, его крепости, целостности?

Я далек от мысли адресовать приведенные вопросы большинству сторонников нынешней коммунистической партии (большинству современных партийцев и тем более сочувствующих коммунистической партии людей сама постановка подобных вопросов просто невдомек: для их веры и симпатий по большей части вполне достаточно воспоминаний о добрых сторонах социализма да партийной позиции в отношении недостатков реформ, сегодняшних бед, борьбы за бесплатное здравоохранение, образование, за закон).

Но — внимание! — нужно твердо знать — здесь самая принципиальная в самом высоком значении этого слова сторона и, пожалуй, суть нашей жизни и нашего будущего. Это отношение коммунистов к присвоенному ими праву переделывать мир.

Если современная коммунистическая партия сохраняет за собой указанное высшее революционное право (а в этом — как раз и есть само существо коммунистической философии права и главное в ортодоксальном революционном марксизме вообще), то значит, она по-прежнему считает себя "вправе" делать и переделывать в обществе что угодно сообразно своим социальным проектам, идеалам и объявленным перспективам. И значит, "при необходимости" вправе на началах революционного правосознания принимать любые меры во имя всеобщего счастья, преодоления сопротивления врагов, революционной социалистической законности.

Если же по уверениям нынешних партийных функционеров в современных условиях коммунизм "совсем другой" и что как будто бы отныне коммунисты будут достигать предопределенной логикой Истории коммунистической перспективы одними лишь демократическими методами, только через демократическое право, правосудие, права человека, то коммунисты обязаны прямо, недвусмысленно сказать об этом и... "перестать быть коммунистами" (провозгласив, например, о переходе на твердые социал-демократические позиции). Ибо коммунисты потому — как уже говорилось — избрали кардинально-революционную идеологию, что коммунизм для них — не мечта, не отдельные добрые идеи, которые должны реализоваться естественным путем только по логике Истории, по мере экономического и социального прогресса, а — практическое дело, когда поставленной цели нужно добиваться решительно и радикально.

И еще одно, наверное, самое главное. Ни по каким критериям нельзя отделаться, откреститься от того, что действительно содержит коммунистическая доктрина, и от того, что на ее основе совершено в обществе, одними лишь публичными заявлениями о том, что "мы теперь другие". Глубина античеловеческой порочности исповедуемого, самоприсвоенного ими "права" творить с людьми все, что угодно сообразно их утопическим социальным проектам, фатально наступающая при осуществлении этого "права" разрушенность общественной жизни целых стран и континентов, массовое в этой связи истребление людей и имущества, необузданный террор и расправа над людьми, десятки, сотни миллионов убитых и искалеченных людей, — все это не предполагает ничего иного, как безоговорочное и полное осуждение и п о к а я н и е за содеянное коммунизмом.

Правда должна восторжествовать по всем сторона нашего прошлого и настоящего. Надо знать правду и о характере акций, связанных с обретением советской республикой — РСФСР статуса и атрибутов "независимого государства", и в не меньшей степени — с проведением с 1992 года кардинальных реформ. Будем откровенны — и там и здесь проскальзывали коммуно-большевистские интонации и симптомы, — действия, в которых просматривалось не только данное свободными выборами руководителям российского государства право на демократическое управление общественными делами и демократическое реформирование общества, но некое право на быстрые и решительные преобразовательные меры "сверху" по достижению нового идеала — процветающего капиталистического общества.

Нужно крепко задуматься над тем не воспроизводит ли наша сегодняшняя демократическая действительность на новом витке большевистский расчет — во имя замечательной либеральной цели воспользоваться доставшимися нам в наследство инструментарием всесильного государства? И не упустили ли мы из поля зрения то обстоятельство, что эта всесильная государственность несет в себе неуничтожимые гены большевизма? И что на известной ступени своего неудержимого роста такого рода власть, отшвыривая демократические идеалы, и те, кто сделал ставку на власть во имя быстрого свершения либеральных преобразований, в сущности новой утопии, навязываемой людям "сверху", начинает работать на себя, на свое могущество, величие и неприкасаемость?

Ведь — что ни говори — есть что-то роковое и неотвратимое (до сих пор наукой по-настоящему не осмысленное, но явно коренящееся в бесовских законах власти) в цепи событий, начинающихся с благородных стремлений использовать могучую власть во имя замечательных целей, всеобщего счастья и процветания, и завершающихся нежданными горькими последствиями, безумием насилия, бесправием, несчастьем для людей.

Мне сдается, что и по этому пункту проблемы, названной "правдой", нам также никуда не уйти от честной и суровой оценки всего того, что не позволило реализовать великие начала свободы и принесло людям неоправданные и неправедные беды.

Глава четвертая. ПРАВО – БЫТИЕ РАЗУМА

Дата добавления: 2015-05-31