От экспрессивности к ее истокам 7 страница

Возникает неожиданное и немного досадное впечатление, будто снова слышен голос философа эпохи Просвещения, ценности которой частично изменились. В сущности, с одной стороны, наблюдается прогресс разума и критического духа, а с другой — мы видим, как священники всех церквей распро­страняют иллюзии и поддерживают заблуждения с той ого­воркой, что смысл суеверия — не творчество священников, как сказали бы энциклопедисты, а постоянное проявление че­ловеческой потребности в бездоказательной вере или в пол­ной самоотдаче во власть мифам. В этом смысле Парето про-

⁴ должает рационалистическое направление XVIII в., хотя он, может быть, переходит от непомерных надежд на него к преждевременному отказу от него. Какова бы ни была правда в этом противопоставлении, нельзя не задаться вопросом: нужно ли столько глав, страниц и примеров, чтобы снова обна­ружить старинную антитезу логического поведения и поступ­ка, вызванного восприятием научного разума и религиозного суеверия, подаваемую в качестве фундаментальной структуры человека и обществ?

Если первая часть «Трактата» мне представляется недо­статочно психологичной, то вторая, напротив, слишком пси­хологична. Эта критика — не парадокс. Используемый в первой части генерализующий метод в силу своей направ­ленности и отказа от анализа чувств останавливается на по­роге психологии. Но во второй части приводятся в основном психологические характеристики элит. Элиты жестокие и хитрые, преобладание остатков первого или второго клас­сов — все эти понятия, по сути дела, психологические. Пе­рипетии национальных историй интерпретируются и объясня­ются с помощью чувств, настроений, установок элит и масс. В пробуждении патриотических и религиозных чувств в на­чале XX в. Парето видит скорее пример неизменности в $р-знании людей одних и тех же остатков и, сверх того, при­мер детерминации исторических событий колебаниям^ чувств людей. Разумеется, Парето признает, что ход истории зависит больше от организации общества, чем от чувств ин­дивидов: «Основное в феномене — это организация, а. йе сознательная воля индивидов, которые в определенных слу­чаях могут быть даже вовлечены организацией туда, куда не завела бы их собственная воля» (Traité de sociologie générale, § 2254). Но последние страницы «Трактата» представляют собой нечто вроде резюме истории античности с точки зре­ния остатков первого и второго классов, хитрых и жестоких элит. Такой способ интерпретации если и содержит часть истины, то оставляет и чувство неудовлетворенности.

Парето стремится разработать общую систему интерпрета­ции, которая служила бы упрощенной моделью, сравнимой с моделью теоретической механики. Он признает, что его поло­жения слишком схематичны, требуют упрощения и вызывают путаницу. Но полагает он, что наряду с циклами взаимозависи­мости он выявил общие признаки общественного равновесия. Итак, можно считать, что некоторые из этих положений вер­ны, что они эффективно приложимы ко всем обществам и что тем не менее они не схватывают главного. Другими словами, общее в социологии — не обязательно существенное, самое интересное или самое важное.

Парето утверждает, что во всех обществах есть привиле­гированное меньшинство, или элита в широком смысле, в которой можно выделить правящую элиту в узком смысле. Это положение мне кажется бесспорным. Все известные об­щества вплоть до настоящего времени — общества неравен­ства. Допустимо, следовательно, отличать меньшинство, зани­мающее лучшие с экономической или политической точек зрения позиции, от большинства. Парето утверждает далее, что привилегированные меньшинства удерживают свои пози­ции, сочетая силу с хитростью. Если хитростью называть все средства убеждения, я решительно признаю, что он прав. Как иначе мог бы человек командовать большинством, не используя силы или не убеждая его в необходимости пови­новения? Формула, согласно которой меньшинства правят с помощью силы или хитрости, несомненна при условии при­дания обоим терминам довольно неопределенного значения. Но как мне представляется, далее встают интересные про­блемы. Каковы реальные отношения между привилегирован­ным меньшинством и большинством? На какие принципы ле­гитимности ссылаются разные элиты? Каким способом удер­живаются элиты? Каковы возможности проникновения в элиту тех, кто к ней не принадлежит? В контексте наиболее общих положений значительными и в силу этого наиболее важными мне кажутся исторические различия. Несомненно, что Парето ничуть не оспаривал бы мои замечания. Он ог­раничился бы таким ответом: он напоминает об этих общих положениях потому, что управляющие и даже управляемые постепенно их забывают. Он не отрицает значительных раз­личий между разными способами осуществления власти раз­ными политическими классами и знает о последствиях этого разнообразия для управляемых. И все-таки явно или неявно проявляется стремление уменьшить различия между режима­ми, элитами, способами правления. Он внушает, что «чем больше изменений, тем больше это одно и то же», что, сле­довательно, история бесконечно повторяется, что различия между видами режимов второстепенны. Вольно или невольно он учит более it/мй менее безропотному согласию с ходом вещей и почти автоматически называет призрачными стрем­ления к изменению организации обществ с точки зрения так называемой справедливости.

Итак, мои возражения следующие. Парето, с одной сторо­ны, характеризует режимы скорее через психологию элит, чем организацию власти и общества, а с другой — он подразу­мевает, что всеобщее есть к тому же самое важное. Тем са­мым он путает свойственные всем обществам признаки с важ­ными признаками любого общественного порядка, обесцени-

вает историческое многообразие и лишает почти всякого зна­чения сам процесс становления.

Мое последнее замечание касается теории логического и нелогического. Согласно определению Парето, нелогические поступки могут делиться на несколько категорий, а логиче­ский или нелогический характер действия оценивается наблю­дателем с точки зрения его знаний, а не субъекта действия. При таких условиях поступок, продиктованный научной ошиб­кой, а также инспирированный иллюзиями или мифами, — не­логический. Поступки, называемые нами символическими или обрядовыми, потому что у них нет иных целей, кроме проявле­ния чувств по отношению к существам или вещам, воспроиз­водящим ценность, суть нелогические. Наконец, нелогическим является религиозное или магическое действо.

Правильно ли подводить под одну категорию научные ошибки, суеверия, кажущиеся нам сегодня анахронизмом, поступки, внушенные оптимизмом или идеализмом, ритуаль­ное поведение, магические обряды? В самом ли деле речь идет об одной категории? Можно ли, как это делает Парето, считать, что все эти акты, будучи нелогическими, детермини­руются не умозаключениями, а чувствами или состояниями духа? Дуализм «логическое — нелогическое» служит введе-J

нием в дуализм поступков, детерминируемых разумом и ствами или состоянием духа. Может быть, эта простенькая антиномия не только опасна, но и деформирует реальность? Очевидно ли, что поведение, управляемое, по-видимому, на­учными положениями, которые задним числом оказываются ошибочными, может объясняться механизмом, сравнимым е тем, который проясняет ритуальный обряд или революцион­ное действие¹⁹.

Бесспорно, можно постепенно усложнять классификацию Парето, но дуализм логических и нелогических поступков, ведущий к противопоставлению рассудочных поступков и поступков, диктуемых чувством, опасно схематичен. Он при­водит Парето к дуалистическому представлению о природе человека, затем к дуалистической типологии элит и режи­мов. Эти стилизованные антагонизмы могуг порождать фило­софию, которой он лично не придавал бы значения, но от которой ему трудно отречься полностью. Раз уж, в конце концов, успех — единственное бесспорное оправдание вла­сти элиты, ему хочется найти его с помощью кратковремен­но действенных средств. По отношению к плутоватой элите, т.е. элите, стремящейся убеждать, революционер прибег бы с чистой совестью к принуждению. Не заканчиваются ли благие пожелания разрушением общества, как способствуют рни и деградации литературы?

Биографические данные

1848 г., 15 июля. Рождение в Париже Вильфредо Парето. Его семья, ро­дом из Лигурии, В начале XVIII в. пополнила ряды знати и вошла в патрициат Генуи. Дед, маркиз Джованни Бенедетго Парето, в 1811 г., при императоре Наполеоне, был произведен в бароны. Отец, сторонник Мадзини, был выслан за свои республиканские и антипьемонтовские взгляды; в Париже он женился на Мари Ме-тенье, матери Вильфредо.

1850 г. Семейству Парето разрешено вернуться в Италию. Парето полу­чает классическое среднее образование, затем учится в Политехни­ческом университете в Турине.

1860 г. Парето защищает диссертацию на тему: «Основные принципы равновесия твердых тел».

1874—1892 гг. Парето живет во Флоренции. Поработав инженером пу­тей сообщения, он становится главным управляющим металлургиче­ских заводов Италии. По служебным делам он должен выезжать за границу, в особенности в Англию. Он участвует совместно с фло­рентийским обществом Адама Смита в кампаниях против государст­венного социализма, протекционизма и милитаристской политики итальянского правительства. В этот период он — демократ и последо­вательный сторонник либерализма.

1882 г. Он выдвигает себя — но безуспешно — в депутаты от округа Пи-стуа.

1889 г. Женитьба на Александре Бакуниной, русской по происхожде­нию. В этом же году он участвует в работе конгресса «За мир и меж­дународный арбитраж» (г. Рим). По его предложению конгресс вы­сказывается в пользу свободы торговли.

1891 г. Парето знакомится с «Принципами чистой экономики» Мафео
Панталеони. Последний знакомит Парето с произведениями Вальра,
Курно и Эджуорта. Одйа из его лекций в Милане запрещена поли­
цией. Знакомство с Л. Вальра. Итальянское правительство отказыва­
ет ему в разрешении читать бесплатно курс политэкономии.

1892—1894 гг. Парето публикует ряд разработок по основным пробле­мам чистой экономики, математической экономии и другим направ­лениям экономической теории.

1892 г. Вальра предлагает ему занять вместо себя кафедру политэконо­
мии Лозаннского университета.

1893 г. Парето назначен профессором политэкономии Лозаннского уни­
верситета. С этогр времени начинается его новый путь, посвящен­
ный исключительно науке и отмеченный публикациями его сочине­
ний, у'»

1896—1897 гг. В Лозанне на французском языке опубликован «Курс по­литэкономии»-.

1898 г. Парето получает в наследство от своего дяди огромное состояние. У себя в Швейцарии он принимает итальянских социалистов, кото­рым пришлось скрываться от репрессий, последовавших за мятежа­ми в Милане и Павии.

1901 г. Парето поселяете·.! в Селиньи, в кантоне Женева, на берегах Же­невского озера, на своей вилле «Ангора». Его взгляды становятся бо­лее консервативными и вступают в противоречие с гуманитаризмом декадентской буржуазии. Поездка в Париж для чтения курса в Вы­сшей школе. Жена оставляет его и уезжает в Россию. Парето немед-

ленно требует развода. С 1902 г. он будет жить с Жанной Режи, на которой женится незадолго до смерти и которой посвятит «Трактат по общей социологии».

1901—1902 гг. В Париже на французском языке издана работа «Социа­листические системы».

1907 г. В Милане издан «Учебник политэкономии» (на итал. яз.).

1907— 1908 гг. Будучи больным, Парето постепенно уступает чтение кур­са политэкономии Паскалю Бонинзеньи. В 1912 г. он прекратит преподавание экономики и сохранит за собой лишь сокращенный курс социологии.

1909 г. Значительно переработанный французский перевод «Учебника политэкономии».

1911 г. В Париже на французском языке опубликован «Добродетельный миф и безнравственная литература».

1916 г. Парето в последний раз читает серию лекций по социологии. Во Флоренции издан «Трактат по общей социологии».

1917— 1919 гг. В Лозанне и в Париже выходит французский перевод «Трактата по общей социологии».

1918 г. Юбилей Парето в университете Лозанны.

1920 г. Во Флоренции издан сборник политических статей, касающихся,
в частности, первой мировой войны, под названием «События и тео­
рии».

1921 г. Публикация в Милане работы «Преобразования демократии». ·

1922 г. Протестуя против предложения швейцарских социалистов ввее§и
обложение налогом крупного состояния, Парето поселяется на не­
сколько месяцев в Дивонне. В конце года он соглашается с тем, что
итальянское правительство (возглавляемое Б. Муссолини) должно^v
быть представлено в Лиге Наций.

1923 г. Парето назначен сенатором Итальянского королевства. В двух·
статьях, появившихся в «Жерарчии», он выражает в целом позитив-,
ное отношение к фашизму, но требует от него либерализации.

1923 г., 19 августа. Парето умирает в Селиньи, где и похоронен.

Примечания

1 *"

Дойдя до этого места, читатель, возможно, уже заметил, что наши исс­ледования сходны с теми, которые привычны для филологии, а имен­но с изучением основы и окончания при словообразовании. Это не искусственная аналогия. Она проистекает из того факта, что в обоих случаях речь идет о результатах деятельности разума, имеющих об­щее основание.

«Это не все. Есть также сходства другого рода. Современной фило­логии хорошо известно, что язык — это организм, сформировавший­ся по своим собственным законам; он не был сотворен искусственно. Только некоторые технические термины, такие, как кислород, метр, термометр и т.п., суть продукты логического мышления ученых. Они соответствуют логическим действиям в обществе, между тем как фор­мирование большинства слов, используемых большинством людей, соответствует нелогическим действиям. Социологии пора бы двигать­ся вперед и постараться достичь уровня, на котором уже находится филология» (Traité de sociologie générale, § 879, 883).

Нельзя понять эту сторону учения Парето, если не помнить о его в высшей степени либеральных убеждениях. Точно так же Парето взял под защиту католическое духовенство, гонимое во Франции радика­лами и блоком левых сил в начале нашего века, или социалистов, преследуемых в Италии в 1898 г. По сути дела, он против любых ин­квизиций. Книга Джузеппе Ла Ферла «Вильфредо Парето, философ-вольтерьянец» (Флоренция, 1954 г.) хорошо показывает эту грань личности автора «Трактата по общей социологии».

Исследуя этот род остатка, Парето проводит глубокий и интересный анализ требований уравнительства, лицемерие которых он стремится разоблачить. Он охотно сказал бы, как и Дж. Оруэлл в книге «Скот­ный двор», что все сторонники эгалитаризма согласны с формулой: «Все животные равны, но некоторые более равны». Парето пишет так: «За требованиями равенства почти всегда скрываются требова­ния привилегий» (ibid., § 1222). «Говорят о равенстве, чтобы добить­ся его вообще. Затем делают бесконечное число исключений, чтобы отвергнуть его частным образом. Им должны пользоваться все, а пользуются лишь некоторые» (ibid., § 1222). «У наших современни­ков равенство есть догмат веры; но это не мешает существованию во Франции и Италии огромного неравенства между «сознательными» и «несознательными» трудящимися, между простыми гражданами и те­ми, кому протежируют депутаты, сенаторы, выборщики. Есть прито­ны, которые полиция не осмеливается трогать, потому что обнаружи­ла бы в них законодателей или других важных лиц» (ibid., § 1223). Эти замечания содержат красноречивую критику общественного ли­цемерия, констатируют разницу между провозглашенными обще­ством идеалами и повседневной реальностью.

Известна книга S. Tchakhotine. Le viol des foules par la propagande politique. Paris, 1952. Современная социологическая литература, по­священная средствам пропаганды, представлена главным образом на английском языке. Приведем несколько характерных цитат из Гитле­ра: «Люди в подавляющем большинстве так по-женски настроены, что их мнениями и действиями гораздо чаще управляют чувственные восприятия, чем чистое размышление. Эти восприятия отнюдь не утонченны, они простоваты и ограниченны. В них совсем нет нюан­сов, только позитивные или негативные понятия любви и ненависти, справедливости и несправедливости, правды и лжи; получувств не существует». «Весь талант, проявившийся в организации пропаган­ды, будет растрачен попусту, если он не основывался неукоснительно на фундаментальном принципе. Нужно ограничиваться небольшим числом идей и постоянно их повторять» {Adolf Hiller. Madoctrine. Paris, Fayard, 1938, p. 61, 62).

Парето очень часто возвращается к этой мысли, ибо боится быть не­правильно понятым,,,«Остережемся опасности приписывать объек­тивное существование остаткам или даже чувствам. В реальности мы наблюдаем только людей, находящихся в состоянии, которое мы зо­вем чувствами» (Traité de sociologie générale, § 1690).

Жорж Сорель (1847—1922) — современник Парето, бывший с ним в тесном эпистолярном и интеллектуальном контакте. У него много об­щего с автором «Трактата по общей социологии». Он тоже получил естественно-научное образование (учился в Высшей политехниче­ской школе); как и Парето, работал инженером (в дорожном ведомст­ве), как и Парето, интересовался экономикой (опубликовал «Введе­ние в современную экономику»), как и Парето, не скрывал своего презрения к декадентской буржуазии. Немало мыслей Сореля со­звучны положениям Парето, но Сорель одновременно более близок к

16 Зак. № 4 481

марксизму, в большей мере идеалист и главное — более туманен, чем Парето. Идеи Сореля в Италии нашли большой отклик как среди уче­ных, так и среди фашистских и социалистических идеологов. Об от­ношениях между Парето и Сорелем см.: Т. Giacalone-Monaco. Pareto e Sorel. Riflessioni e ricerche. Padone, C.E.D.A.M., t. I, I960, t. II, 1961.

Во введении к работе «Социалистические системы», предшествовав­шей «Трактату по общей социологии», Парето так определяет фено­мен правящей элиты: «Люди могут неравномерно распределяться на пирамидах, немного напоминающих волчки, в зависимости от того, обладают они или нет более или менее вожделенными ценностями или качествами — богатством, умом, моральными достоинствами, политическим талантом. Одни и те же индивиды занимают одни и те же места на одних и тех же фигурах только согласно гипотезе, кото­рую мы только что набросали. В самом деле, было бы явно абсурд­ным утверждать, будто индивиды, занимающие высшие позиции на фигуре, представляющей распределение математического или поли­тического таланта, — это те же самые люди, которые занимают вы­сшие позиции на фигуре, обеспечивающей распределение богатств. Но если расположить людей соответственно их степени слияния, а также политической и общественной власти, то в этом случае в боль­шинстве обществ одни и те же люди, по крайней мере частично, зай­мут одинаковое место и на той фигуре, и на фигуре распределения богатства. Так называемые высшие классы суть также обычно самые богатые. Они представляют «элиту, аристократию»» (Les Systèmes socialistes, t. I, p. 27—28).

Дата добавления: 2015-05-31