Преступление как предмет познания

ФИЛОСОФИЯ ПРЕСТУПЛЕНИЯ

Опыт прошлого, хранящийся в памяти человечества, амбивалентен по своему содержанию. В нем, наряду с созидательным опытом, накопленным в результате развития цивилизации и культуры, присутствует также память об огромном числе совершенных людьми разрушений и преступлений.

Мнемоническое (от имени греческой богини памяти Мнемози-ны) пространство деструктивно-криминального опыта существует реально. Более того, в ходе истории оно непрерывно расширялось и продолжает увеличиваться. Но, подобно тому, как вместе с навыками изготовления ядов развиваются и навыки изготовления лекарств-противоядий, человеческий дух не только обретает криминальный опыт, но и вырабатывает опыт по преодолению, нейтрализации, обезвреживанию его деструктивного потенциала. Писатели, мыслители, ученые, размышляя о преступлениях, совершаемых человеком, одновременно вооружают человеческий дух средствами для противостояния искушениям, будят духовные силы для борьбы со злом.

Главный герой романа Достоевского «Подросток» Аркадий Долгорукий говорит о том, что, дописав свои записки, он почувствовал, что процессом припоминания и записывания драматических коллизий своей жизни перевоспитал себя. Аналогичным образом и человечество в целом, припоминая и записывая на языке искусства, философии и науки то страшное и трагическое, что происходило с его отдельными представителями, осмысливая причины, мотивы, цели и логику совершаемых ими преступлений, тем самым тоже движется по пути перевоспитания. И, наверное, когда-нибудь оно сможет сказать, что в итоге все же перевоспитало себя.

Преступление, как это, может быть, ни кощунственно звучит, благодатный материал для человековедения, для изучения человеческой природы, для психологических, социологических, фи-ггпсоАских. этических штудий. Будучи исключительной, экстре-

мальной, «пороговой» ситуацией, преступление имеет свойство испытывать человека, заставляет его проявиться и раскрыться полностью, обнаружить те качества, которые при иных обстоятельствах оставались бы скрытыми, невыявленными. Этим оно, в основном, и привлекало внимание «человековедческих» дисциплин.

ДОКУМЕНТАЛЬНАЯ И ПУБЛИЦИСТИЧЕСКАЯ КРИМИНОГРАФИЯ

Весь массив накопленных человечеством материалов по осмыслению феномена преступления может быть разделен на несколько основных сфер. Прежде всего это область криминографии, включающая в себя документальные, публицистические и художественные описания разнообразных проявлений криминального Поведения людей. Криминографический уровень — это, по сути, базовый уровень познавательной обработки эмпирической информации о преступлениях и преступниках.

Документальная криминография (документалистика) фиксирует и анализирует социальные факты с криминальным содержанием, руководствуясь следующими целями:

а) уголовное расследование и уголовно-процессуальное разбирательство;

б) информирование властей;

в) информирование специалистов — юристов, социологов, психологов и др.;

г) информирование населения.

Документальная криминография стремится излагать эмпирические факты в их «чистом» виде, без примеси субъективизма, избегая оценочных суждений, идеологических интерпретаций и художественных аранжировок. Авторы составляемых служебно-информативных документов прячут личное отношение к излагаемым фактам за особым протокольным, ровным, бесстрастным тоном изложения. Перефразируя Спинозу, можно сказать, что они видят свою задачу в том, чтобы не плакать и не смеяться, а информировать. Поиск глубинных причин описываемых преступлений также не является их непосредственной обязанностью.

Субъекты документально-криминографического информирования стоят на службе у государства, а не гражданского общества.

Публицистическая криминография (публицистика) представляет собой промежуточный жанр, пребывающий между документалистикой и искусством. Подобно документалистике, публицистическая криминография опирается на реальные социальные факты и исключает вымысел. С искусством же, и в частности с художественной литературой, ее роднит использование художественно-эстетических выразительных средств при описаниях, интерпретациях и оценках криминальных коллизий. Кроме

того, она не исключает, а напротив, предполагает эмоционально окрашенный тон изложения, а также приемы экспрессивной полемики с реальными или воображаемыми оппонентами.

Публицистические опыты криминографического характера несут на себе печать творческой индивидуальности публициста, которую тот не пытается маскировать, а напротив, всячески выпячивает, непременно высказывая свое личное отношение к описываемым фактам и предлагая свои варианты их причинных объяснений.

Важной социокультурной функцией публицистической крими-нографии является критика общественных нравов. Произведения этого жанра чаще всего пронизаны гражданским пафосом, и за ними видится тень не столько государства, сколько фигура становящегося или зрелого гражданского общества.

ХУДОЖЕСТВЕННАЯ КРИМИНОГРАФИЯ

Познавательно-изобразительные усилия искусства в отношении криминальных коллизий увенчиваются построением их художественных моделей. Здесь главным средством постижения сути конкретных преступлений становится язык художественных образов. При этом изложение может носить разный характер — реалистически-повествовательный, авантюрно-романтический, социально-натуралистический, интеллектуально-аналитический, психологический, фантастический и т. д. Создаваемые писателями и драматургами художественные модели криминальных коллизий выполняют по отношению к криминальной реальности в целом несколько функций.

Репрезентативная функция состоит в том, что художественное сознание автора вводит назревшие, ставшие остронасущными морально-правовые проблемы в эпицентр общественного внимания. Дополнительно актуализируя их, писатель тем самым стимулирует духовно-нравственную жизнь общества.

Познавательная функция позволяет произведению искусства создавать художественно-познавательный, ценностно-гносеологический образ конкретной морально-правовой ситуации. В процессе творчества автор проводит большую исследовательскую работу, результаты которой могут обладать не только художественно-эстетической, но и большой научной ценностью. Именно так случилось, например, с криминальными романами Достоевского, идеи и образы которых обнаружили способность стимулировать научно-исследовательскую деятельность многих крупных ученых во всем мире — философов, психологов, криминологов.

Художественная модель криминальной коллизии фокусирует в собственном содержании обширную социальную информацию.

Фильтруя и доводя ее до высокой степени художественной типизации, искусство часто оказывается впереди научного познания, раньше улавливает и фиксирует важные социальные тенденции. Тем самым оно открывает дополнительные возможности для научного анализа криминальных реалий средствами криминологии, социологии, психологии или философии.

Оценочная функция заключается в том, что изображаемые в художественном произведении криминальные события вводятся в систему определенных ценностных координат. Тем самым им как бы выносится гражданский, нравственный приговор. При этом оценки могут быть либо явными, либо скрытыми. Во втором случае наиболее характерна позиция Достоевского, у которого невнимательный читатель в результате поверхностного чтения может так и не понять, осуждает автор, например, Расколь-никова или же сочувствует ему, поскольку в тексте романа практически нет прямых, лобовых оценочных суждений со стороны автора.

И все же сколь бы завуалированы ни были взгляды самого автора, оценочность всегда присутствует в художественном тексте. О ней и ее направленности свидетельствует вся система образов и художественных средств, ориентированная не только на сущее, но и на должное, с его социально-правовыми нормативами и нравственными идеалами.

Прогностическая функция, состоящая в способности предупреждать и предостерегать, присуща наиболее выдающимся художественным произведениям. Их создатель выступает в качестве провозвестника-пророка, чья художественная интуиция пронизывает толщу времен и устремляется за каузальной «нитью Ариадны» в виртуальные лабиринты будущего, прозревая подстерегающие людей опасности. Если художнику удается выявить глубинные, сущностные противоречия, лежащие в основании типовых преступлений, то исследователям его творчества остается показать, как и при каких условиях эти противоречия смогли бы в будущем развернуться до масштабов грандиозных социально-исторических катастроф. В тех случаях, когда криминогенная природа тех или иных социальных явлений, процессов, обстоятельств до поры до времени скрыта от массового сознания и только интуиция гениального художника слова постигает и обнажает их истинный, деструктивный смысл, роль искусства становится особенно важна.

КРИМИНОЛОГИЧЕСКИЙ УРОВЕНЬ ПОЗНАНИЯ На криминологическом уровне познания осуществляются научно-прикладные и научно-теоретические исследования проблем преступности. Анализ ведется с использованием познавательных средств и методов юридических, социологических, психологиче-

ских, демографических, статистических и других научных дисциплин.

Предметом криминологического познания является эмпирическая социо-природная реальность, внутри которой существуют преступники и возникают преступления.

Криминологические объяснительные модели строятся, как правило, в пределах ограниченных нормативных пространств и локальных смыслов, что позволяет им избегать внутренних противоречий. Вместе с тем, замкнутость выстраиваемых семантических сфер придает объяснениям упрощенно-схематический характер.

ПРЕДМЕТ ФИЛОСОФИИ ПРЕСТУПЛЕНИЯ

Существуют различные объяснительные конструкции применительно к сути преступления. Так, например, в юридическом смысле преступление — это деяние, относительно которого в уголовном законодательстве содержится прямой запрет на его учи-нение. С позиций этики преступление — это зло, исходящее от человека и направленное против человека. Для социолога преступление выступает как следствие неспособности социальных субъектов найти цивилизованные формы разрешения жизненных противоречий. Рассмотренное в антропологическом ключе, преступление является превратной, разрушительной формой самореализации, самообнаружения отдельных граней человеческой природы, а также таких свойств человека, как интеллект, воля, страсти и т. д.

Несмотря на многообразие существующих определений, ни одно из них не высвечивает сути преступления полностью. В нем всегда остается нечто загадочное и таинственное, пребывающее на глубинных уровнях, непроницаемых для научного анализа. Так возникает проблема недостаточности аналитических средств, которыми располагают частные дисциплины и необходимости в интегративном и одновременно глубинном, философском подходе к преступлению.

Предмет философии преступления составляют не эмпирическая личность преступника, не социальные и естественные причины преступлений, а первопричины или причины причин. Философию интересуют метафизические и онтологические первоначала мирового бытия, которые обусловливают существование криминальной реальности. Она в своих исканиях первопричин криминальных драм склонна выходить за пределы естественного и социального миров, строя каузальные, объяснительные модели метафизического характера.

Для классической философии вскрытие глубинных оснований преступности чаще всего означало стремление постичь высший промысел, утвердивший, наряду с бытием, небытие, вместе с жиз-

нью смерть, с наслаждением — страдание, с подвигом — преступление. При этом выводы, к которым она приходила, имели, как правило, неутешительный характер. Обнаружение трансцендентных оснований преступности означало, что устранение ее с помощью обычных человеческих средств скорее всего невозможно. Отсюда питаемая многими философами уверенность в том, что человек в состоянии лишь строить предположения и питать надежды, но радикально изменить что-либо в миропорядке, где злу, порокам, преступлениям изначально отведено свое место, пока не в его силах.

Философский подход к проблеме преступления предполагает, что распространенным типом отношений между различными идеями и концепциями является антиномизм. На полюсах антиномии оказываются взаимоисключающие объяснения, из которых ни одно нельзя считать ни абсолютно истинным, ни совершенно ложным. При этом смыслы тезисов и антитезисов не изолированы друг от друга, а взаимопересекаются, а сведенные вместе в составе ряда антиномий, они составляют проблемное основание философии преступления как таковой.

Своеобразной сердцевиной этого проблемного основания выступает когнитивная антиномия: «Сущность преступления постижима средствами научного познания. (Тезис). — Сущность преступления не постижима средствами научного познания. (Антитезис)». Ее методологический смысл состоит в том, что суть преступления не может быть выявлена на пути одних лишь теоретических и прикладных криминологических исследований юридического, социологического, психологического, статистического характера без привлечения философско-метафизических средств познания. В этом направлении обнаруживается также несколько базовых философских антиномий.

Метафизическая антиномия гласит: «Существует данный свыше запрет на совершение преступлений, и человеку не все дозволено. (Тезис). — Не существует данного свыше абсолютного запрета на совершение преступлений, и человеку все дозволено. (Антитезис)». Предметом осмысления здесь является метафизическая реальность, «закулисный» мир высших первоначал, оберегающих человека от преступлений и подталкивающих его к ним.

Онтологическая антиномия сводится к сопоставлению двух утверждений: «В миропорядке отсутствуют онтологические основания для преступлений. (Тезис). — В миропорядке имеются онтологические основания для преступлений. (Антитезис)». Данная антиномия предполагает, что существует определенный порядок вещей, сплетение многих обстоятельств естественного и социального характера, складывающихся как по желанию,

так и помимо воли людей и способствующих или препятствующих совершению преступлений. Природно-социальный континуум несет в себе разные возможности для своих систем и элементов, в том числе и возможности их преждевременного распада и гибели. Преступление выступает при этом как форма и способ реализации содержащейся в бытии возможности небытия.

Антропологическая антиномия констатирует: «Антропологические свойства, толкающие человека к преступлениям, неискоренимы. (Тезис). — Антропологические свойства, толкающие человека к преступлениям, будут изжиты в будущем. (Антитезис)». Суть данной антиномии заключается в констатации того непреложного обстоятельства, что человек, наделенный огромной жизненной энергией, способен как созидать, так и разрушать. Его сущностное свойство — это готовность устремляться к неведомому, переступать через известное и дозволенное, нарушать соответствующие категорические ограничения и запреты и совершать на этом пути и творческие открытия, и преступления. Это происходит оттого, что человек обладает ощущением своих колоссальных возможностей и вместе с тем ему изначально не дано сознание и ощущение границ и пределов приложения собственных сил.

Эти и другие антиномии, число которых не ограничено, свидетельствуют о чрезвычайной сложности содержания нормативно-ценностного континуума «цивилизация-культура» и миропорядка в целом, внутри которого живет и действует человек. Тезисы и антитезисы антиномий равным образом отображают действительные реалии бытия человека в мире. За теми и другими кроется онтологически противоречивая суть вещей и процессов, в которой порядок неотрывен от хаоса, а созидание от разрушения.

В тех случаях, когда антиномичность философских построений по каким-либо причинам не устраивает человека, а избавиться от нее теоретическими средствами нет возможности, на помощь приходит «практический разум». Нормативная этика, равно как и юриспруденция, жаждущие и требующие справедливости и блага, выдвигают на передний план соображения социальной целесообразности. Этого, как правило, оказывается достаточно, чтобы оставить позади все неразрешимые «гамлетовские» вопросы и опереться на твердые основания социальной необходимости, которая требует решительной борьбы со всеми видами преступлений. На этом пути у цивилизации нет альтернативы. В противном случае ее социальное «тело» будет обречено на мучительный самораспад.

В упорном противодействии этой угрозе позиции как «чистого», теоретического знания, так и «практического разума» оказываются максимально близки, поскольку все описанные выше

аналитические уровни, криминографический, криминологический и криминософский, сходятся в своей нацеленности на решение одной и той же практической задачи по поддержанию социальной системы в здоровом, бодром, равновесно-динамичном состоянии.

Дата добавления: 2015-05-31