Февраля 1928 года Эпизод VI. Диванная сцена Фамусова и Чацкого

На новый лад» — Скалозуб ударяет и идет для того, чтобы дать еще удар.

«Дома новы, но…» — Чацкий должен говорить не торопясь.

Скалозуб после удара пропускает Фамусова. Фамусов должен прицеливаться в середине, чтобы после слов Чацкого был большой отход.

Когда Фамусов говорит: «Эй, завяжи на память узелок…», Скалозуб должен оказаться около столика — если он будет стоять около Фамусова, то тот не сможет этого сказать.

(Повторение.)

Фамусов прицеливается, слышит Чацкого, бежит к столику с мелом, потом идет к Чацкому и говорит: «Эй, завяжи…», потом подходит к Скалозубу и говорит: «Позвольте, батюшка».

Очень важно, чтобы после «Дома новы…» Фамусов сразу засуматошился. Здесь должна быть игра кошки с мышью. Когда Фамусов метнулся, он идет вокруг стола такими толчками.

Когда начинается монолог Чацкого, Фамусов и Скалозуб начинают разоблачаться и снова облачаться. Фамусов одевается не торопясь. Надо занять время; во время монолога они чокаются, пьют, в конце Фамусов говорит: «Сергей Сергеич, я пойду» — идет по авансцене.

Мейерхольд. […] Гарин, в переходах ничего не надо говорить. Моста между тем, как кончишь и начнешь, не надо строить. Это должны быть сплошные экспромты. Когда он садится на стол, он не знает, что он будет говорить. Вот он кончил говорить, сел — и вдруг сразу: «Прямой был век покорности и страха…» А у тебя все время логическое еще — получается книжный монолог.

«А между тем кого охота заберет…» — ты говоришь слишком для Фамусова. А это он подошел к роялю, говорит про себя, говорит сосредоточенно в себя, как будто это не предназначено для того, чтобы слушал Фамусов.

Сказать нужно страстно, с большой желчью, дрожа, но про себя; немножко в стиле Лермонтова, стих которого всегда напряженный, желчный: «… отважно жертвовать затылком…» — длинный ход, а то коротки мизансцены и получается монолог в публику.

Он бросил тираду, а потом не знает, что будет дальше говорить. Тут заскакал стих в какой-то издевке; когда ты кончил, ты не знаешь, что будет дальше, а потом внезапно подскочил на тему, которая внезапно пришла в голову. Чем ты дольше будешь молчать, тем эффектнее будет внезапное пробуждение. В паузе ты любуешься эффектом предыдущей тирады. Тут будет ряд кусков ликвидационного характера, а потом во время монолога идет новый поворот мысли. Вот на чем тут все построено. У тебя в монологе эффект логического построения модуляций, а тут не модуляции, а сплошная фермалогия^[cclxxxvii], а после фермалогии возникновение новой экспрессии, неожиданной мелодии, неожиданной мысли. Ты как образ верен, но как эффект не верен. Я строю на ракурсах, которые {234} играют большую роль в концовках. Я нарочно отклоняюсь, чтобы эти прекрасные строчки вздернуть, тогда эти строчки приобретают значительность и получают пушистый хвост.

«Но между тем кого охота заберет…» — мне бы хотелось, чтобы последняя строчка была тверже и напряженнее для того, чтобы у этих четырех строчек было свое начало и свой конец, своя краска и экспрессия, которая только этим четырем строчкам присуща.

Я бы хотел, чтобы публика думала: ну вот, выдохся, вот и больше ничего не скажет. Чтобы было впечатление, что больше ничего не будет сказано; ты повернулся, глядишь, а потом вдруг из этого молчания новая тирада с новой экспрессией. Вот это секрет Чацкого, это ключ его.

«Я не о батюшке о вашем говорю…» — это в скобках и нужно залпом сказать, лучше не нарушая стиха.

(Повторение.)

Лучше было бы — «не разрушаясь в ветхой коже…» — стоять спиной.

(Повторение.)

«Но между тем кого…» — больше легато.

(Повторение.)

Здесь искусство уметь тормозить. Чацкий должен сесть одновременно с Фамусовым…

(Повторение.)

«И говорит, как пишет…» — Чацкий встал (это имеет кардинальное значение), потом поворачивается и жарит.

Ты его загнал, как оленя, он корчится в агонии, а ты сыплешь и сыплешь, как будто его нет.

24 февраля 1928 года ^[cclxxxviii]
IV акт, явления 10 – 15 эпизод XVII. Лестница
Софья — Райх, Фамусов — Ильинский, Басов; Чацкий — Гарин, Лиза — Логинова, Молчалин — Мухин

Мейерхольд. [Изменения в тексте по ранним редакциям. Фамусову — вместо слов:

«А вас, сударь, прошу я толком
Туда не жаловать ни прямо, ни проселком» —
«А вас, сударь, прошу я с нашим домом,
С моей семьей, со мной не быть знакомым».

Чацкому — вместо слов:

«… пойду искать по свету,
Где оскорбленному есть чувству уголок!»

— «… пущусь искать по свету,
Где для рассудка есть и чувства уголок».]

Как начинается лестница, надо брать быка за рога.

Дата добавления: 2015-06-04