Студопедия

КАТЕГОРИИ:


Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748)

Три недели спустя. К западу от Уральских гор. Город Вольск 2 страница




— Я слышал, вы имеете некоторое медицинское образование. Я намерен ввести вам камфарное масло в кровяное русло. Вы понимаете, что с вами будет после этого?

— Мое медицинское образование ограничивается оказанием людям помощи.

— Это тоже помогает людям. Особенно тем, кто пребывает в досадном заблуждении. Камфарное масло вызовет у вас эпилептический припадок и судороги. И, пока они будут продолжаться, вы не сможете лгать. Собственно говоря, вы вообще ничего не сможете делать. Но если вы сумеете заговорить, то скажете одну только правду.

— В таком случае приступайте. Колите свое масло. И слушайте, что я потом скажу.

Хвостов повернулся ко Льву.

— Нам понадобится резиновый кляп. Он помешает ему откусить себе язык во время самого сильного приступа. Однако, как только он успокоится, мы вынем его, и вы сможете задавать ему свои вопросы.

Василий взял с подноса скальпель и принялся чистить им ногти, вытирая грязь о халат. Закончив, он отложил скальпель в сторону и сунул руку в карман, достав оттуда сигарету. Врач покачал головой.

— Только не здесь, пожалуйста.

Василий спрятал сигарету. Врач внимательно осмотрел шприц — на кончике иглы повисла капля желтоватой жидкости. Удовлетворенный, он погрузил иглу Бродскому в вену.

— Ни в коем случае нельзя спешить. Если ввести масло слишком быстро, у него может случиться эмболия[3].

Он нажал на поршень, и вязкая, как патока, желтоватая жидкость потекла из шприца в вену заключенного.

Снадобье возымело почти мгновенный эффект. Внезапно из глаз Бродского исчезли последние проблески разума, они закатились, и тело его затряслось, словно на кресло, к которому он был привязан, подали напряжение в тысячу вольт. Игла по-прежнему оставалась у него в руке, и лишь небольшая часть масла успела перетечь из шприца в вену.

— А теперь введем еще немножко.

В вену попали еще пять миллилитров, и в уголках рта Бродского появились пузырьки пены, маленькие белые пузырьки.

— А теперь подождем, подождем, подождем немножко, а потом введем остальное.

Хвостов выдавил из шприца последние капли маслянистой жидкости, вытащил иглу и прижал ватку к крошечной ранке, после чего отступил назад.

Бродский уже ничем не походил на человека. Скорее, он напоминал машину, которая пошла вразнос и грозила сорваться с фундамента. Тело его рвалось из ремней и натягивало их так, словно на него действовала какая-то внешняя сила. Раздался сухой треск. Это сломалась косточка в запястье, когда он рванул его особенно сильно. Хвостов уставился на раненую руку, которая уже начала отекать:

— В этом нет ничего необычного.

Он сказал, взглянув на часы:

— Нужно подождать еще немного.

Из уголков губ у заключенного потекли струйки пены, собрались под подбородком и начали капать ему на колени. Судорожные рывки становились все слабее.

— Готово. Задавайте свои вопросы. Посмотрим, что он скажет.

Василий шагнул вперед и вынул резиновый кляп изо рта Бродского. Того вырвало пеной и слизью, которая фонтаном ударила в оперативника. Василий повернулся к остальным, и на его лице отразилось неимоверное удивление, смешанное с отвращением.

— Какого черта, что он сможет нам рассказать?

— Попробуйте.

— С кем ты работаешь?

Голова заключенного упала на грудь, и ремень, удерживающий его за шею, натянулся. Из носа у него потекла кровь. Хвостов взял салфетку и вытер кровавые потеки.

— Попробуйте еще раз.

— С кем ты работаешь?

Теперь голова Бродского упала на бок, как у куклы со сломанной шеей: похожая на человека, способная совершать определенные телодвижения, она все-таки не была живой. Рот у него открылся и закрылся, между зубами показался язык — наблюдалась механическая имитация речи, но звуков не было.

— Попробуйте еще раз.

— С кем ты работаешь?

— Еще раз.

Василий покачал головой, с недовольством глядя на Льва:

— Идиотизм какой-то. Теперь твоя очередь.

Лев стоял, прижавшись спиной к стене, словно хотел оказаться как можно дальше отсюда. Он шагнул вперед.

— С кем вы работаете?

Изо рта у Бродского вырвался какой-то звук. Он был нелеп и смешон — так ребенок пускает пузыри. Хвостов скрестил руки на груди и наклонился, глядя Бродскому в глаза.

— Попробуйте еще раз. Задайте ему для начала какой-нибудь простой вопрос. Спросите, как его зовут.

— Как вас зовут?

— Попробуйте еще раз. Доверьтесь мне. Он может разговаривать. Пробуйте дальше. Пожалуйста.

Лев подошел еще ближе. Теперь он стоял так близко, что мог коснуться рукой лба заключенного.

— Как вас зовут?

Губы Бродского шевельнулись.

— Анатолий.

— С кем вы работаете?

Пленник больше не дрожал. В глазах у него появилось осмысленное выражение.

— С кем вы работаете?

Тишина длилась еще мгновение. А потом арестованный заговорил, слабым голосом, торопливо — так разговаривает человек во сне.

— С Анной Владиславовной. Дорой Андреевой. Аркадием Масловым. Матиашем Ракоши.

Василий потянулся за своим блокнотом, быстро записывая имена, и спросил:

— Тебе знакомы эти люди?

Да, Льву были знакомы эти имена. Анна Владиславовна: ее кошка слепнет. Дора Андреева: ее собака отказывается от пищи. Аркадий Маслов: его собака сломала переднюю лапу. Семя сомнения, таившееся до сих пор в самом потаенном уголке души Льва, треснуло и раскрылось.

Анатолий Бродский действительно был ветеринарным врачом.

Анатолий Тарасович Бродский был всего лишь ветеринарным врачом.

 

17 февраля

 

Доктор Зарубин надел бобриковую шапку, подхватил кожаный портфель и стал проталкиваться к выходу из переполненного трамвая, то и дело неискренне извиняясь. Тротуар был покрыт льдом, и, сойдя с подножки, он пошел по его краю, держась одной рукой за бок трамвая. Внезапно он почувствовал себя старым, нетвердо стоящим на ногах. Трамвай отъехал. Доктор огляделся по сторонам, надеясь, что сошел на нужной остановке, — он плохо знал этот район восточных окраин. Но сориентироваться оказалось довольно легко — нужный ему дом возвышался над остальными, отчетливой громадой выделяясь на фоне серого зимнего неба. На другой стороне улицы друг напротив друга громоздились несколько П-образных мрачных многоэтажек. Доктор про себя подивился этим современным уродцам, ставшим прибежищем для многих сотен людей. Это был не просто новый микрорайон. Это был памятник новой эре, которая сказала решительное «нет» частным одно-и двухэтажным домам. Они исчезли с лица земли, превратившись в кирпичную пыль, а на их месте выросли огромные, спроектированные правительством и принадлежащие ему же колоссы, возносящиеся ввысь на много этажей и выкрашенные в одинаковый серый цвет. Еще нигде и никогда он не видел такого однообразия форм и размеров, которые многократно повторяли друг друга, когда каждая квартира была точной копией соседней. Толстый слой снега, лежавший на крышах домов, казался пограничной линией, проведенной Богом, который сказал: «Все, довольно, небо принадлежит мне!» И это, подумал Зарубин, станет их следующей задачей: покорение неба. Уж во всяком случае, Богу оно принадлежать не будет. Где-то в этих четырех каменных монстрах затерялась квартира № 124 — жилище офицера МГБ Льва Степановича Демидова.

Сегодня утром майор Кузьмин вкратце посвятил доктора в подробности неожиданной отлучки Льва. Тот ушел в самом начале очень важного допроса, сославшись на лихорадку и неспособность выполнять свои обязанности. Майора беспокоило странное совпадение во времени. Действительно ли Лев заболел? Или же его отсутствие было вызвано другой причиной? Почему он сначала уверял его в том, что чувствует себя нормально, а потом, сразу же после того, как ему было поручено допросить подозреваемого, стал утверждать обратное? И почему он пытался разговорить арестованного в одиночку? Поэтому доктор получил приказ разобраться в причинах и природе болезни Льва.

Исходя из собственного опыта, доктор полагал, еще даже не видя Льва, что болезнь того вызвана долгим пребыванием в ледяной воде. Не исключено также, что у него развилась пневмония, осложненная длительным употреблением наркотиков. Если дело обстояло действительно так, если Лев был серьезно болен, тогда Зарубину предписывалось действовать, как полагается врачу, и ускорить его выздоровление. В том случае, если Лев лишь притворялся больным, Зарубин должен был вести себя как сотрудник МГБ и усыпить его лошадиной дозой снотворного, введя его пациенту под видом лекарства. Лев окажется прикованным к постели минимум на сутки, что помешает ему сбежать и даст майору время решить, что делать дальше.

Согласно плану дома, нарисованному на стальной пластине, прикрепленной к бетонной колонне в вестибюле первого этажа, квартира № 124 располагалась в третьем здании на четырнадцатом этаже. Лифт, металлическая коробка которого была рассчитана на двоих — или на четверых, если вы не ничего не имели против тесноты и давки, — с лязгом вознес его на тринадцатый этаж, где остановился ненадолго, словно переводя дух, после чего преодолел последний отрезок пути. Зарубину понадобились обе руки, чтобы раздвинуть неподатливую металлическую решетку. На такой высоте от ветра, налетавшего в открытую галерею, у него начали слезиться глаза. Перед тем как повернуть налево и остановиться у дверей квартиры № 124, он на мгновение залюбовался видом запорошенных снегом московских окраин.

Дверь ему открыла молодая женщина. Доктор прочитал личное дело Льва и знал, что тот женат на Раисе Гавриловне Демидовой, двадцати семи лет от роду, школьной учительнице. Но в деле ничего не говорилось о том, что она была красива. А она была не просто красива, а очень красива, и доктор подумал, что в деле должно было содержаться обязательное упоминание об этом. Такие вещи имели большое значение. Он, например, оказался совершенно не готов к встрече с ней. Он питал слабость к красивым женщинам — но не к тем, которые демонстративно выставляли себя напоказ. Он предпочитал красоту неброскую и, если можно так сказать, недооцененную. И сейчас перед ним стояла как раз такая женщина: она не стремилась подчеркнуть свою красоту, совсем напротив — похоже, она прилагала все усилия к тому, чтобы казаться самой обыкновенной и незаметной. Волосы ее были уложены в обычную прическу, одежда была старомодной, если к ней вообще было применимо слово «мода». Очевидно, она не добивалась внимания мужчин, что лишь делало ее еще более привлекательной в глазах доктора. Завоевать такую будет непросто. Но и сладостно. В молодые годы доктор был изрядным дамским угодником и в определенных кругах пользовался большой известностью. Вдохновленный воспоминаниями о прошлых победах, он лучезарно улыбнулся ей.

Раиса мельком отметила испорченные зубы, пожелтевшие, очевидно, от долгого курения, и улыбнулась в ответ. Она не сомневалась, что МГБ пришлет кого-нибудь, пусть даже и без предупреждения, и теперь ждала, чтобы этот человек представился.

— Меня зовут доктор Зарубин. Мне прислали осмотреть Льва.

— А я Раиса, супруга Льва. У вас есть удостоверение личности?

Доктор снял шапку, вынул из кармана удостоверение и протянул ей.

— Прошу вас, зовите меня Борисом.

В квартире горели свечи. Раиса пояснила, что случилась какая-то авария и на всех этажах, начиная с десятого, наблюдаются перебои с электричеством. Время от времени у них случались отключения, которые иногда длились целыми днями. Она извинилась, сказав, что не знает, когда подача электричества возобновится. Зарубин даже пошутил на этот счет, не слишком, впрочем, удачно.

— Ваш супруг выживет. Он же не цветок. Просто держите его в тепле, и все.

Она поинтересовалась, не хочет ли доктор выпить чего-нибудь: горячего чаю, например, ведь на улице очень холодно. Он принял ее предложение и словно бы ненароком коснулся ее руки, когда она помогала ему снять пальто.

Войдя на кухню, доктор прислонился к стене, сунув руки в карманы, и стал наблюдать за тем, как она готовит чай.

— Надеюсь, вода еще горячая.

У нее оказался приятный голос, спокойный и мягкий. Она залила кипятком листики заварки в маленьком чайнике, прежде чем перелить его в высокий стакан. Чай получился крепким, почти черным, и, наполнив стакан до половины, она повернулась к нему.

— Вы любите крепкий чай?

— Да, сделайте его покрепче.

— Вот такой?

— Пожалуй, добавьте немного воды.

Пока она доливала в стакан воду, Зарубин окинул взглядом ее фигурку, задержавшись на пышной груди и тонкой талии. Наряд ее смело можно было назвать безвкусным: серая хлопчатобумажная юбка, плотные чулки и вязаный свитер поверх белой блузки. Про себя доктор подивился тому, что Лев, с его-то положением, не одевал ее в заграничные тряпки. Но даже ширпотреб из грубого материала не делал эту женщину менее желанной.

— Расскажите мне о своем муже.

— У него жар. Он говорит, что ему холодно, а на самом деле он весь горит. Его бьет крупная дрожь. И еще он отказывается есть.

— Если у него жар, ему лучше на какое-то время воздержаться от приема пищи. Однако же отсутствие аппетита может быть вызвано и тем, что он принимает амфетамин. Вам что-либо известно об этом?

— Если это касается работы, то мне ничего не известно.

— Вы не заметили в нем каких-либо перемен?

— Он нерегулярно питается, его часто не бывает ночами дома. Но ведь у него такая работа. Я заметила, что после того, как он проведет на ногах несколько суток без отдыха, он становится рассеянным.

— Он страдает забывчивостью?

Раиса протянула ему стакан с чаем.

— Положить вам сахара?

— Варенья будет достаточно.

Она привстала на цыпочки, пытаясь дотянуться до верхней полки. При этом блузка на спине у нее задралась, обнажив полоску безупречной белой кожи. У Зарубина пересохло во рту. Она достала с полки банку варенья темно-вишневого цвета, сняла крышку и протянула ему ложку. Он зачерпнул варенье и положил его на язык, потягивая горячий чай и чувствуя, как тает на языке сладкое лакомство. Он многозначительно взглянул ей в глаза. Почувствовав его желание, она покраснела. Он смотрел, как жаркий румянец заливает ей щеки и спускается ниже, на шею, в вырез свитера.

— Благодарю вас.

— Быть может, вы хотите приступить к осмотру?

Она закрыла банку, оставила ее на столе и шагнула к двери в спальню. Доктор не пошевелился.

— Сначала я хочу допить чай. Нам спешить некуда.

Ей пришлось вернуться. Зарубин сложил губы трубочкой и осторожно подул на жидкость. Чай получился горячим. Раиса явно пребывала в растерянности. А он наслаждался ее смущением, заставляя ее ждать.

В спальне, лишенной окон, было душно. В воздухе висел запах пота и болезни. Уже по одному этому признаку Зарубин безошибочно заключил, что человек, лежащий в постели, серьезно болен. К своему удивлению, он ощутил нечто вроде разочарования. Раздумывая над тем, что бы это значило, он присел на кровать рядом со Львом. Измерив ему температуру, он увидел, что она была высокой, но не опасной. Он прослушал легкие Льва и опять-таки не обнаружил ничего экстраординарного. Туберкулеза, во всяком случае, у Льва не было. Не было никаких симптомов и того, что он болен чем-то более серьезным, чем обычная простуда. Раиса стояла рядом и наблюдала за его действиями. Доктор ощущал исходящий от ее рук легкий аромат душистого мыла. Ему нравилось чувствовать ее близость. Из своего саквояжа он достал бутылочку коричневого стекла и отмерил столовую ложку густой зеленой жидкости.

— Приподнимите ему голову, пожалуйста.

Раиса помогла мужу сесть в постели. Зарубин ловко влил ему в горло зеленую жидкость. Как только Лев проглотил ее, она вновь опустила его голову на подушку.

— Что это было?

— Тонизирующее — чтобы он крепче спал.

— Он и так спит как убитый, без всяких лекарств.

Доктор не ответил. Ему лень было выдумывать правдоподобную ложь. Снадобье, которое он только что дал больному под видом лекарства, было его собственным творением: смесью барбитуратов и галлюциногенов с добавлением сахарного сиропа, чтобы отбить специфический привкус. Оно должно было обездвижить тело и притупить разум. При пероральном приеме внутрь первыми на него реагировали мышцы — примерно через час они расслаблялись, становились вялыми и безжизненными, так что простое движение требовало колоссальных усилий. Вскоре после этого начинал действовать галлюциноген.

У Зарубина забрезжила пока еще смутная идея: она пришла ему в голову еще на кухне, когда Раиса залилась краской, но только сейчас оформилась в четкий план — после того как он уловил исходящий от нее запах мыла. Если он доложит начальству, что Лев на самом деле не болен, что он лишь инсценирует нездоровье, его почти наверняка арестуют и подвергнут допросу. Учитывая все прочие двусмысленности, подмеченные в его поведении, он окажется под подозрением. Почти наверняка он будет осужден и сослан. А его супруга, его красавица-жена, останется одна, в весьма уязвимом положении. Ей непременно понадобится надежный союзник и покровитель. В иерархии госбезопасности Зарубин занимал равное Льву положение или даже превосходил его, поэтому не сомневался, что сможет предложить женщине приемлемую, устраивающую обоих альтернативу. Зарубин был женат, но она может стать его любовницей. Он не сомневался, что Раиса обладает развитым инстинктом самосохранения. Тем не менее, учитывая обстоятельства, можно выбрать и не такой сложный путь. Он встал.

— Мы можем поговорить наедине?

В кухне Раиса зябко обхватила себя руками. Над переносицей у нее образовалась вертикальная морщинка — крошечная трещинка на безупречной в остальном бледной коже. Зарубину вдруг отчаянно захотелось провести по ней языком.

— Мой муж поправится?

— У него жар. И я готов подтвердить это.

— Вы готовы подтвердить… что?

— Я готов подтвердить, что он действительно болен.

— Но он и впрямь болен. Вы сами только что сказали это.

— Вы понимаете, почему я здесь?

— Потому что вы врач, а мой муж болен.

— Меня прислали убедиться, что ваш муж действительно болен, а не пытается уклониться от работы.

— Но ведь совершенно очевидно, что он болен. Врач вы или нет, но это понятно любому.

— Да, но именно поэтому я здесь. И я решаю, болен он или нет. И наверху поверят тому, что скажу я.

— Доктор, вы только что сами сказали, что он болен. Вы сами сказали, что у него жар.

— И я буду готов подтвердить это, если вы согласитесь переспать со мной.

Удивительно, но она даже не изменилась в лице. Совершенно никакой реакции на его слова. При виде такой холодности Зарубин возжелал эту женщину еще сильнее. Он продолжал:

— Это будет всего один раз, если только вы не воспылаете ко мне страстью, разумеется, и в таком случае мы продолжим встречаться. Мы можем заключить нечто вроде соглашения: вы получите что угодно, в разумных пределах, естественно. Причем посторонним необязательно знать об этом.

— А если я скажу «нет»?

— Я заявлю, что ваш супруг — лжец. Я скажу, что он пытался увильнуть от выполнения своих обязанностей по причинам, которые мне неизвестны. Я рекомендую провести расследование и допросить его.

— Вам никто не поверит.

— Вы так в этом уверены? Над вашим мужем уже нависло подозрение. Так что от меня требуется лишь крошечный толчок в нужном направлении.

Приняв молчание Раисы за согласие, Зарубин подошел к ней вплотную и осторожно положил руку ей на бедро. Она не оттолкнула его. Они могли заняться сексом прямо на кухне. И никто ничего не узнает. Ее муж не проснется. Она может стонать от наслаждения, может издавать любые звуки, какие только захочет.

Раиса отвела глаза. Она явно испытывала отвращение и не знала, что делать. Рука Зарубина поползла выше.

— Не волнуйся. Твой муж уже заснул. Он нам не помешает. И мы тоже его не побеспокоим.

Он запустил ей руку под юбку.

— Может быть, тебе даже понравится. Как многим другим до тебя.

Он стоял так близко, что она чувствовала его дыхание на своем лице. Зарубин наклонился к ней, приоткрыв губы. Его желтые зубы приблизились к ней вплотную, словно она была яблоком, которое он намеревался надкусить. Она оттолкнула его и рванулась в сторону. Он схватил ее за руку.

— Десять минут — не слишком высокая цена за жизнь твоего мужа. Сделай это для него.

Он притянул ее к себе, и его хватка стала крепче.

Внезапно он отпустил ее, подняв вверх обе руки. Раиса приставила к его горлу нож.

— Если вы не можете разобраться в состоянии моего мужа, доложите об этом майору Кузьмину — нашему доброму другу, — и пусть он пришлет другого врача. Его заключение будет очень кстати.

Оба одновременно шагнули в сторону. Нож по-прежнему касался шеи Зарубина, когда он медленно попятился к выходу из кухни. Раиса остановилась на пороге, держа нож на уровне пояса. Доктор взял свое пальто и не спеша надел его. Он поднял с пола саквояж, открыл переднюю дверь и прищурился, привыкая к яркому зимнему свету:

— Только дети верят в дружбу, причем глупые дети.

Раиса шагнула вперед, сорвала с вешалки его бобриковую шапку и швырнула к его ногам. Когда он наклонился, чтобы поднять ее, она с грохотом захлопнула дверь.

Вслушиваясь в его удаляющиеся шаги, она почувствовала, как у нее дрожат руки. Она по-прежнему сжимала в пальцах нож. Вероятно, она сама дала ему повод думать, что согласится переспать с ним. Раиса мысленно прокрутила в голове недавние события: как открыла ему дверь, улыбнулась его дурацкой шутке, взяла у него пальто, приготовила ему чай… Нет, Зарубин заблуждался. Она ничего не могла с этим поделать. Но, быть может, ей стоило пофлиртовать с ним, сделать вид, что раздумывает над его соблазнительным предложением. Не исключено, старому дураку было всего лишь приятно сознавать, что ей польстили его ухаживания и намеки. Раиса потерла лоб. Она вела себя неправильно. И теперь им обоим грозит опасность.

Она вошла в спальню и присела на краешек кровати Льва. Губы у него шевелились, словно он молился о чем-то про себя. Она наклонилась, пытаясь разобрать слова, но уловила лишь бессвязные обрывки фраз. Он бредил, а потом крепко схватил ее за руку. Ладонь у него была горячей и влажной. Она отняла у него руку и задула свечу.

 

* * *

 

Лев стоял в снегу. Перед ним текла река, а Анатолий Бродский находился уже на другом берегу. Он каким-то образом сумел перебраться через нее и теперь приближался к лесу. Лев шагнул за ним только для того, чтобы увидеть, как у него под ногами, подо льдом, лежат все те мужчины и женщины, которых он арестовал. Он бросил взгляд направо, потом налево — вся река была забита замерзшими телами. Если он хочет перейти на другой берег и догнать предателя, ему придется идти прямо по ним. Однако выбора у него не было — Лев должен был выполнить свой долг, и он пошел быстрее. Но, похоже, его шаги пробудили умерших к жизни. Лед начал таять. Река ожила и зашевелилась. Проваливаясь в ил и грязь, Лев чувствовал чужие лица под ногами. Он старался бежать как можно быстрее, но они все равно были повсюду: внизу, по бокам, впереди. Чья-то рука схватила его за сапог — он стряхнул ее. Вдруг в лодыжку ему вцепилась еще одна рука, а за ней — вторая, третья, четвертая. Он закрыл глаза, не в силах больше смотреть на них, и затаил дыхание, ожидая, что вот сейчас его утащат вниз, под воду.

Открыв глаза, Лев обнаружил, что стоит в каком-то грязном и унылом кабинете. Рядом была Раиса, одетая в бледно-розовое платье, которое она одолжила у подруги в день их свадьбы и поспешно подогнала по фигуре, чтобы оно не казалось слишком большим. В волосах у нее светился один-единственный белый цветок, сорванный ею в парке. Сам Лев был одет в плохо сидящий на нем невзрачный серый костюм. Костюм тоже был с чужого плеча: он позаимствовал его у коллеги. Они находились в жалком присутственном месте в убогом правительственном здании, стоя рука об руку перед столом, за которым над бумагами склонился лысеющий чиновник. Раиса подала ему документы, и они ждали, пока он не убедится в подлинности бумаг и не проверит их личности. Не было ни брачных клятв, ни торжественной церемонии, ни букетов цветов. Равным образом отсутствовали гости, слезы радости и приглашенные — они были лишь вдвоем, надев лучшие наряды, какие только смогли найти. Не было никакой шумихи и радостной суеты, этих пережитков буржуазного прошлого. Единственным свидетелем оказался лысеющий клерк, который вписал их паспортные данные в толстую потрепанную бухгалтерскую книгу. Как только с бумажной волокитой было покончено, им вручили свидетельство о браке. Они стали мужем и женой.

В квартире родителей, где они праздновали свою свадьбу, их ждали друзья и соседи, сгорающие от нетерпения воспользоваться чужим гостеприимством. Пожилые мужчины пели незнакомые песни. Но в этих воспоминаниях присутствовала какая-то странность. Здесь были холодные и враждебные лица. Каким-то образом здесь оказалась и вся семья Федора. Лев еще танцевал, но свадьба вдруг превратилась в похороны. Все смотрели на него. В окно кто-то постучал. Лев повернулся и разглядел чей-то неясный силуэт, прижавшийся к стеклу. Лев подошел к нему и смахнул осевшую на него влагу. Это оказался Михаил Святославович Зиновьев, с простреленной головой и сломанной челюстью. Лицо у него было разбито. Лев попятился и обернулся. Теперь в комнате никого не было, если не считать двух маленьких девочек — дочерей Зиновьева, одетых в какие-то грязные лохмотья. Они стали сиротами, животики у них вздулись, а кожа покрылась волдырями. По их одежде ползали вши, копошившиеся в немытых спутанных волосах и бровях. Лев крепко зажмурился и тряхнул головой.

Он открыл глаза. Его бил озноб. Он находился под водой и быстро шел ко дну. Над головой у него простирался нетронутый лед. Он попытался плыть против течения, но вода влекла его вниз, за собой. А на льду стояли люди, и они смотрели сквозь него, как Лев тонет. В легких у него возникла жгучая боль. Будучи не в силах более задерживать дыхание, он открыл рот.

 

* * *

 

Задыхаясь, Лев широко распахнул глаза. Рядом сидела Раиса, пытаясь успокоить его. Он в смятении огляделся по сторонам: разум его балансировал на грани между миром сна — точнее, кошмара — и явью. Но вокруг была реальность: он лежал в постели в своей квартире. Он с облегчением взял Раису за руку и бессвязно, горячечно зашептал:

— Помнишь, как мы впервые увидели друг друга? Ты еще сочла меня грубияном, ведь я не отрываясь смотрел на тебя. Я сошел не на своей станции метро, только чтобы спросить, как тебя зовут. А ты не хотела говорить мне. Но я не отставал, и тогда ты солгала и сказала, что тебя зовут Лена. Всю следующую неделю я не мог думать больше ни о чем, кроме красивой девушки по имени Лена. Я всем рассказывал, какая Лена красивая. А когда я вновь встретил тебя и уговорил прогуляться со мной, то все время называл тебя Леной. После прогулки я уже готов был поцеловать тебя, а ты лишь согласилась назвать мне свое настоящее имя. На следующий день я рассказывал всем, какая замечательная девушка эта Раиса, а все смеялись надо мной, говоря, что на прошлой неделе была Лена, на этой — Раиса, а на следующей будет кто-нибудь еще. Но больше никого не было. У меня всегда была только ты одна.

Раиса слушала мужа и поражалась этому внезапному приливу сентиментальности. Откуда она взялась? Хотя, быть может, больные всегда становятся сентиментальными. Она заставила его лечь на подушку, и вскоре он заснул снова. Прошло почти двадцать часов с тех пор, как ушел доктор Зарубин. Тщеславный пожилой мужчина, чьи домогательства она с презрением отвергла, был опасным врагом. Чтобы отвлечься от тревожных мыслей, она принялась варить суп — жирный куриный бульон с кусочками мяса, а не просто с вареными овощами и косточками. Он кипел на медленном огне, настаиваясь, чтобы Лев поел хоть немного, когда к нему вновь вернется аппетит. Она помешала суп и налила себе тарелку. Не успела она сесть за стол, как раздался стук в дверь. Было уже поздно, и она не ждала гостей. Раиса взяла нож, тот же самый, и спрятала его за спину, а потом подошла к закрытой двери.

— Кто там?

— Это майор Кузьмин.

Дрожащими руками она открыла дверь.

На пороге стоял майор Кузьмин в сопровождении охраны — двух молодых, но явно бывалых и опасных солдат.

— Со мной разговаривал доктор Зарубин.

Раиса торопливо залепетала:

— Пожалуйста, взгляните на Льва сами…

На лице Кузьмина отразилось удивление.

— В этом нет необходимости. Я не хочу беспокоить его. В медицинских вопросах я полностью доверяю доктору. Кроме того — только не сочтите меня трусом, — мне бы не хотелось заразиться от него простудой.

Она никак не могла понять, что происходит. Доктор сказал правду. Она прикусила губу, стараясь ничем не выдать своего облегчения. Майор продолжал:

— Я разговаривал с директором вашей школы и объяснил ему, что вы взяли отпуск, чтобы ухаживать за Львом до тех пор, пока он не поправится. Он нужен нам здоровым. Он один из наших лучших офицеров.

— Ему повезло, что у него такие заботливые коллеги.

Кузьмин лишь небрежно отмахнулся в ответ. Он кивнул стоящему рядом охраннику, который держал в руках большой бумажный пакет. Тот шагнул вперед и передал его Раисе.

— Это подарок от доктора Зарубина. Так что можете не благодарить меня.

Раиса по-прежнему прятала за спиной нож. Чтобы взять пакет, ей нужны были обе руки. Поэтому она сунула нож за пояс юбки, а потом приняла у охранника пакет, который оказался намного тяжелее, чем она ожидала.




Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2015-06-04; Просмотров: 350; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы!


Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет



studopedia.su - Студопедия (2013 - 2024) год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! Последнее добавление




Генерация страницы за: 0.072 сек.