Интеллектуальное мастерство

Р. Миллс

ДОПОЛНИТЕЛЬНОЕЧТЕНИЕ

Для социального ученого, чувствующего себя принад­лежащим к классической традиции, социальная наука — своего рода ремесленная практика. Решая какие-то серь­езные проблемы, он буквально утомляется от осмысления метода и теории в целом, поскольку те нарушают ритм его исследования. Он убежден, что гораздо лучше «снять кру­жева» с того, как реально работает полевой исследователь, чем слушать мудрые советы специалиста по методам и ме­тодологии, никогда не имевшего дело с живой практикой. Истинное пони­мание метода и теории можно почерпнуть лишь из беседы опытного поис­ковика с новичком, рассказывающего, что и как он делает в действительно­сти. И я чувствую потребность поделиться с читателем секретами своего мастерства. Разумеется, опыт субъективен, но, надеюсь, он перестанет быть таковым, когда перемножится и подтвердится опытом других.

Напомню, мой юный читатель, что у мыслителей, которых вы с таким восхищением почитаете, жизнь и работа не были разделены. Они очень се­рьезно относились к их взаимопроникновению, позволяя обогащать друг друга. Хотя, конечно же, у простых людей жизнь и работа разделены. Тебе же еще предстоит убедиться, что обладаешь исключительной возможностью так планировать свой жизненный путь, что он окажется надежной опорой творчеству. Ученость — выбор того, как жить, и одновременно это выбор карьеры. Известно ли вам, что интеллектуальный человек формирует себя по мере и одновременно с тем, как он совершенствуется в мастерстве? Чтобы реализовать свой потенциал и осуществить те возможности, которые подбра­сывает ему судьба, ученый конструирует собственный характер, являющий­ся сердцевиной его лучших качеств как профессионала.

Что это значит, вы узнаете, применяя жизненный опыт в своей научной работе: постоянно испытывая и интерпретируя его. В этом смысле мастер­ство есть центр и средоточие личности. Вы должны быть лично вовлечены в тот интеллектуальный продукт, который рождается у вас. Сказать «быть опыт­ным» — означает лишь то, что ваше прошлое инициирует настоящее и оп­ределяет будущее. Будучи социальным ученым, вы должны сами контроли­ровать тонкое взаимодействие жизни и работы. Как это лучше сделать? Надо завести журнал для регистрации. Многие творческие люди имели журналы: деятельность социолога требует систематической рефлексии.

В таком журнале надо описывать переплетение личного опыта и профес­сиональных секретов — реальный и планируемый ход исследований. Не бой­тесь использовать жизненный опыт в интеллектуальной деятельности. Из­бавляя от повторений, журнал сэкономит силы. Кроме того, он поможет фиксировать мимолетные идеи, подсказанные текущими событиями, обрыв­ки уличных разговоров и даже фантазии. Будучи однажды зафиксированным,

все это научит систематическому мышлению, которое, в свою очередь, по­может глубже понять жизнь.

Наверное, вам доводилось видеть, как лучшие умы заботливо взращива­ют свой разум, тщательно наблюдая стадии роста и организуя свой жизнен­ный опыт. На протяжении всей жизни они по зернышку откладывают в со­кровищницу знаний даже незначительные детали жизненного опыта. У со­временного человека очень невелик личный опыт, потому он особенно ценен как источник оригинальных идей. Больше доверяйте ему.

Журнал поможет вам лучше, глубже разобраться во внутреннем мире. Не оставляйте без внимания никакие события или идеи. Четко формулируйте их, что поможет сделать правильные выводы. Кроме того, журнал поможет вам в искусстве написания чего-либо. Поступайте так каждую неделю. Жур­нал вы можете превратить в писательский полигон, постоянно развивая та­лант самовыражения. Не стесняйтесь переписывать неудачно сформулиро­ванные фрагменты. Ученые часто обмениваются своими записями, которые помогают точнее сформулировать обсуждаемую проблематику.

Три промежуточных эпизода интеллектуальной работы — проблемы, ме­тоды, теория — должны быть постоянно в центре внимания социального ученого как естественные, а не искусственные продукты деятельности. Они должны возникать по ходу работы и служить ее руководящим началом.

Среди тем журнала должны быть идеи, личные наблюдения, выдержки из книг, биографические заметки и наброски исследовательских проектов. По мере вашего интеллектуального взросления появятся новые категории запи­си, старые будут пересмотрены и заменены. Эволюция записей — несомнен­ный индекс интеллектуального роста ученого.

Читая книги, кодируйте жизненный опыт в четкие формулировки. Это обогатит и позволит лучше осознать собственный опыт, лучше понять напи­санное. Перечитывая книгу заново, постарайтесь схватить структуру аргумен­тации автора. Позже вам не придется читать книгу полностью, вы удоволь­ствуетесь лишь фрагментами, которые соответствуют целям вашего иссле­довательского проекта. Вы станете использовать только конкретные идеи и частные факты.

Хорошая работа в социальной науке сегодня не может строиться только на эмпирическом исследовании. Она обобщает данные множества исследо­ваний, из которых извлекаются ключевые выводы по теме. Однако пока дан­ные таких исследований находятся в работе и центральные гипотезы не про­верены, очень трудно решить, что является ключевым выводом.

Когда я готовил исследование элиты, обнаружилось три типа «строитель­ных блоков»: некоторые теории, соответствующие моей теме; материалы, использованные их авторами; другие материалы, классифицированные и обобщенные учеными, но не обязательно подходящие точно под теоретичес­кую канву моего исследования. Если говорить конкретно, то я опирался на идеи Моски, Шумпетера, Веблена, Маркса, Михельса, Вебера и Парето.

Я проиллюстрирую, как делать ключевые выводы на примере своих вы­писок в журнале из сочинений Моски. Собрав кучу материалов, в том числе исторических анекдотов, Моска приходит к строгому умозаключению: в любой организации власть осуществляет меньшинство, которое правит не­организованным большинством. Я построил шкалу из четырех возможных вариантов (не все они рассмотрены Моской): 1) организованное меньшин-

ство; 2) организованное большинство; 3) неорганизованное меньшинство; 4) неорганизованное большинство. Первым делом надо выяснить, что озна­чает слово «организованное». Как мне показалось, Моска подразумевал сле­дующее: способность проводить более или менее постоянную и координи­рованную политику. Если это так, то его тезис верен по определению. Мос­ка мог бы еще добавить: «организованное большинство» невозможно, потому что из него обязательно выделяются лидеры и элита, которые сформируют «организованное меньшинство».

Один из ключевых выводов формировался мною так: с XIX по XX в. об­щество смещалось от типов 1 и4ктипамЗи2намоейшкале. Мы эволюци­онировали от элитарного к организованному государству, в котором элита уже не так организована и не обладает такой властью, как прежде, зато мас­сы стали более организованными и полновластными.

Моска сделал еще один блестящий вывод, требующий дальнейшей про­работки: в «правящем классе» существуют первый (высший) эшелон и вто­рой эшелон, с которым: а) высшая клика поддерживает прямые и длитель­ные контакты и б) разделяет общие идеи, а следовательно, и общую поли­тику.

Последующий анализ, сделанный мною с привлечением дополнитель­ного материала, выявил сложную структуру элиты, ее множественность: она распадается, как минимум, на тех, кто имеет формальные звания, и на тех, кто реально правит в обществе. Сегодня в системе власти США можно выделить более чем одну элиту. В плане эмпирического исследо­вания возникает интересный замысел: выбрать 3—4 ключевых решения, например запрет ядерных испытаний или сокращение помощи сталели­тейной промышленности, установить, кто персонально их принимает, и проинтервьюировать их.

Я не люблю эмпирическую работу и, когда можно, избегаю ее. Большая часть эмпирических исследований — всего лишь формальные упражнения для начинающих ученых. Они полезны для тех, кто не способен к решению серьезных социальных проблем. От их проведения пользы не больше, чем от их чтения. Предназначение эмпирического исследования — проверить фак­ты, на которых строится система аргументов, со всех сторон раскрывающих проблему. Но факты дисциплинируют разум. Эмпирическое исследование помогает открыть новые факты, дает новый поворот решению проблемы. Нелепо планировать полевое исследование, если ответ можно найти в биб­лиотеке.

Эмпирическое исследование дает лишь первый набросок того, что я впос­ледствии напишу. Оно служит исходной базой для теоретических выводов и конструирования. Проект исследования должен быть грамотным, кратким и изобретательным. Это означает, что в небольшой объем затрачиваемых времени и усилий должен укладываться большой объем получаемых резуль­татов.

Как этого добиться? Наиболее экономичен путь, при котором вы ста­вите такую проблему, значительную часть которой можно решить, рассуж­дая или изучая только ее одну. Рассуждая, мы стремимся: а) рассматривать по отдельности каждый фактологический вопрос; б) задавать их таким об­разом, чтобы ответы помогали нам решать последующие теоретические проблемы.

Можно выделить четыре следующие фазы решения проблемы: 1) выде­ление основных элементов и дефиниций темы исследования; 2) установле­ние логических отношений между элементами и дефинициями; 3) устране­ние ложных утверждений, проистекающих из пропуска важных элементов, неподходящих и неясных дефиниций терминов; 4) формулирование и пере­формулирование фактологических вопросов. Приведу фрагмент из своего журнала, где коротко описываются обозначенные фазы составления иссле­довательского проекта.

«Я не готов еще к систематическому и эмпирическому изучению высших слоев общества. То, к чему я сейчас готов, заключается в выборе некоторых дефиниций и процедур, помогающих оформить план моего исследования. Первый шаг: я собираю наличный материал к плану. Второй: осмысляю наи­лучшие методы сбора материала, позволяющего сделать ключевые выводы. Третий: разрабатываю программу эмпирического исследования.

Высшие слои общества должны быть определены в терминах переменных. Формально (так делал Парето) это люди, имеющие в своем распоряжении наибольшую часть созданных обществом ценностей и благ. Дальше я при­нимаю два решения: какие переменные я беру в качестве критериев и что я понимаю под "наибольшей частью"? Решив вопрос с переменными, я кон­струирую оптимальные индексы, по возможности количественные, чтобы распределять в соответствии с ними население. Лишь после этого я устанав­ливаю, что означает "наибольшая часть". Обычно она находится эмпиричес­ким путем, расчетом количественных определений.

Ключевые переменные сформулированы достаточно широко, чтобы предоставить мне свободу действий при выборе индексов, и в то же вре­мя достаточно узко, чтобы оставить возможность для построения точных эмпирических индексов. Продвигаясь вперед, я постоянно вращаюсь меж­ду понятиями и индексами, руководствуясь желанием не потерять неко­торые значения. Приведу четыре веберовские переменные, с которых я начинал:

1. Класс относится к источникам и размерам дохода. Стало быть, мне нуж­на информация о распределении собственности и доходов. Идеальный ма­териал (редкий и, к сожалению, вышедший из употребления) — перекрест­ные таблицы источников дохода и размеры годового дохода. К примеру, мы знаем, что X процентов населения получило в 1936 г. Y миллионов долла­ров, что Z процентов этих денег имеют своим источником собственность, I процентов — предпринимательскую деятельность, R процентов — заработ­ную плату и жалование. Имея на руках подобные измерения класса, я отнес к высшим слоям общества тех, кто распоряжается наибольшей частью, т.е. тех, кто получает данный размер доходов в течение данного периода време­ни, или тех, кто состоит в числе 2%, занимающих высшую ступеньку пира­миды доходов. Они определяются, в частности, по списку главных налого­плательщиков.

2. Статус относится к различию в получаемых доходах. Здесь нет простых количественных индексов. Применение уже существующих индексов требует проведения личных интервью, ограничено уровнем местных общин. В от­личие от класса, статус базируется на социальных отношениях.

3. Власть обозначает реализацию воли одного вопреки сопротивлению других. Как и статус, власть не измеряется индексом. Она может подразуме-

ватьдве вещи: а) формальную власть, определяемую объемом прав и полно­мочий какой-либо позиции (должности) в военных, политических и эконо­мических институтах; б) неформальную власть, которой обладают, к примеру, группы давления.

4. Занятие относится к оплачиваемой работе. Как и раньше, многое за­висит от того, какие элементы переменной будут учитываться. Если я исполь­зую средний доход по разным профессиям и ранжирую их, то тем самым оперирую занятием как индексом и, следовательно, как основой для опре­деления класса. Если я использую статус (или власть), которым обладают ти­пичные представители различных профессий, последние применяются мною как индикаторы квалификации, навыков. Иначе говоря, мы классифициру­ем людей. Квалификация, или навыки, также как статус, не является гомо­генной характеристикой, измеряемой в терминах "больше—меньше", хотя часто ее определяют в терминах продолжительности обучения, требуемого для выполнения данной работы.

Таковы четыре ключевые переменные, которые я использовал в анализе высших слоев общества. Распределив население, я получил четыре группы людей, они занимали высшие позиции по каждой переменной: классу, ста­тусу, власти, навыкам (квалификации). Выделив 2% в каждой группе, я по­лучил высший слой общества. После чего мне пришлось ответить на вопрос: какая часть населения окажется на пересечении четырех групп? Ответ я по­лучил при помощи простой диаграммы, где "+" обозначал высшие 2%, а "—" низшие 98% населения.

Такая диаграмма, если бы у меня был материал, чтобы заполнить ее, ока­жет незаменимую услугу при решении проблемы изучения высших слоев. Но у меня нет данных, поэтому приходится ограничиваться ею как теоретичес­кой моделью.

Для своего логического завершения модель нуждается в уточнении тер­минов "продолжительность" и "мобильность", применяемых при описании высших страт. Задача состоит в определении позиций (1—16), между кото­рыми наблюдается перемещение индивидов и групп — внутри нынешнего поколения и среди двух-трех ближайших поколений.

Благодаря подобному приему в исходную модель проникают временные измерения биографии (или линии карьеры) и истории. Это не только эмпи­рический, но и дефиниционный вопрос. Во-первых, мы проверяем, можно ли включить в те четыре переменные, благодаря которым мы распределили на­селение (класс, статус, власть, навыки), продолжительность профессиональ­ной карьеры индивидов или целых семей. К примеру, эмпирическим путем мы можем установить, на протяжении скольких поколений (одного, двух или

трех) формировался высший статусный слой. Во-вторых, я узнаю, каким об­разом мне лучше всего определить понятие страты — как пересечение четы­рех переменных или как некую промежуточную позицию, образованную теми позициями, между которыми, выражаясь словами Вебера, наблюдается "ти­пичная и легко доступная мобильность". Например, общую страту в ряде от­раслей составляют, казалось бы, разные люди: высокооплачиваемые средне-квалифицированные и неквалифицированные рабочие».

В процессе знакомства и анализа чужих теорий, составления идеального исследования, внимательного чтения журнала вы можете начинать готовить список конкретных исследований. Одни из них перерастут в крупномасш­табное мероприятие, никогда не увидевшее завершения, другие дадут мате­риал для параграфа, статьи, короткого вывода, третьи снабдят вас идеями, которых хватит на целую книгу. Еще раз сошлюсь на собственные заметки в журнале.

«1. Анализ бюджетов времени типичного рабочего дня десяти руководи­телей высшего эшелона в крупных корпорациях и десяти федеральных чи­новников. Наблюдения за ними можно было бы соединить с детализирован­ным интервью на тему "Истории жизни"...

2. Анализ того, как проводят свой уикенд представители правящего класса. Его можно построить на данных непосредственного наблюдения поведения людей и зондажного опроса членов семьи в последующий за уикендом по­недельник. Для этого я должен установить хорошие контакты с объектами исследования. (Дополнение от 1957 г.: это оказалось иллюзией.)

5. Собрать и систематизировать данные государственных финансовых органов, показывающих распределение различных типов частных собствен­ников.

6. Исследование линии карьеры президентов, всех членов кабинета и всех членов Верховного суда. Данные о тех, кто жил в эпоху Трумэна, заведены в ЭВМ. Но я хочу расширить картотеку и повторить анализ заново».

Кроме ниху меня было еще 35 «проектов» такого рода (в частности, срав­нение денежных расходов на президентские выборы 1896 и 1952 гг.). После того, как были записаны эти «проекты», я читал исторические работы о выс­ших слоях общества, делал кое-какие записи (не обязательно в журнале) и интерпретировал прочитанное. В период работы над темой исследования вы буквально пропитаны ею и черпаете информацию о ней из всех на первый взгляд далеких источников: ночных радиопередач, иллюстрированных жур­налов, дешевых романов.

Источником хороших идей выступает то, что я называю социологическим воображением. Оно состоит в умении переключать внимание с одной перс­пективы на другую, строить адекватный подход к пониманию общества в целом и его компонентов. Таково отличие социального ученого от техничес­кого специалиста, которого можно выучить за несколько лет. Социологичес­кое воображение надо культивировать. Его сущность в комбинации идей, о которых вряд ли кто может подумать, что их можно соединить.

Существует несколько способов стимулирования социологического вооб­ражения. На конкретном уровне — перегруппировка записей в журнале, в ре­зультате чего выявляются скрытые связи явлений. Второй способ — «игра в слова». Можно, например, рассмотреть все синонимы к ключевым понятиям по словарям с целью обнаружить дополнительный смысл. Это позволит более

точно и строго определить термины. Синонимизация сослужит добрую служ­бу при операционализации — переводе общих понятий в конкретные. Когда одно утверждение распадается на два или три компонента, каждый из них описывает одно измерение переменной. Третий способ — составление клас­сификаций и типологий. Воображение развивается при поиске новых типов, общих черт и критериев, их объединяющих. Графики, модели, таблицы, ди­аграммы не просто иллюстрируют уже известные знания, но служат инстру­ментом разработки нового знания. Оно появляется и в тех случаях, когда сло­весное описание вы заменяете графическим. В результате выделяются новые связи и структуры. Вы начинаете мыслить точнее и проще.

Четвертый способ заключается в придумывании противоположного тому, о чем вы мыслите. Если вы думаете о развитии, то подумайте и о стагнации. Такой прием позволит полнее охватить материал и подобрать переменные в сравнимом масштабе. Конструирование двух полюсов логически ограничи­вает круг искомых явлений некоторым континуумом, что помогает точнее сформулировать предмет исследования. Рассматривая одно явление под раз­ными или противоположными углами — социологическим, психологичес­ким или политическим, вы более объективно и всесторонне схватываете изу­чаемый процесс. В связи с этим очень полезно составлять диалоги.

Еще один способ — сравнение явлений. Изучая социальные институты современной Америки, сравните их с аналогичными институтами прошло­го и позапрошлого веков. Придется глубже окунуться в исторический мате­риал, но такое погружение необходимо социологу как воздух. В заключение надо сказать несколько слов о последнем способе — форме изложения мате­риала.

Надо различать тему (theme) и замысел (topic) сочинения. Тема — это предмет разговора, например «карьера руководителей корпорации», «увели­чение власти военных» или «сокращение числа домохозяек». То, что вы хо­тите сказать о теме, умещается в главу или в ее часть, но последовательность тем создает замысел, для изложения которого требуется больше места. Замы­сел — это идея, направление, главная концепция или ключевая дилемма, например, рациональности и разума.

В хорошей книге с замыслом автор знакомит читателя либо вначале, либо в конце. Замыслом писатели называют то, что ученые именуют идеей. В од­ной книге их может быть несколько. Но встречаются книги вообще без вся­кого замысла. Они представляют собой нанизанные друг на друга темы, ска­жем, по методологии или теории. Об их авторе можно заключить, что это человек без идеи. Ему не хватает интеллигентности.

Думаю, мой читатель согласится, что он должен излагать свою работу языком настолько ясным и простым, насколько это позволяет предмет изу­чения и его мышление. Но, как он, возможно, заметил, в социальных науках преобладает полисиллабический стиль. Я полагаю, что те, кто использует его, тем не менее верят, что имитируют «физическую науку», не осознавая, что подобный стиль здесь не нужен. Тяжеловесный язык возникает из-за необ­ходимости обсуждать методологию, уточнять понятия и методы. Другая при­чина — неправильное представление о том, что такое академический образ ученого.

В академических кругах тех, кто стремится излагать свои мысли изящно и ясно, презрительно называют «литератор» или «журналист». Академичес-

кий ученый, разделяющий бытующие в его среде стереотипы, не может ду­мать иначе. Его карьера и престиж зависят от степени согласия с ними. По­лучив кличку «журналист», ученый чувствует, что к нему относятся иначе — как к человеку недостойному, поверхностному. Ему приходится усваивать искусственный язык и тяжеловесную манеру говорить, как пропуск в закры­тое сообщество академических ученых.

На самом деле писать — означает претендовать на внимание читателя. Ча­сто авторы задают себе вопрос: кто я такой и вправе ли я требовать внима­ния других? Стало быть, писать — означает еще и определенную уверенность в своем положении, статусе. В Америке даже самые известные в области на­учных знаний люди не обладают высоким статусом у публики. Социология не является исключением. Социологический стиль сформировался в тот пе­риод, когда эта наука пользовалась наименьшим уважением даже среди ака­демических дисциплин. Создается порочный круг — низкий статус форми­рует дурной стиль, а тот, в свою очередь, мешает повысить социологии свой статус в глазах общественности, — который можно разорвать только на ин­дивидуальном уровне.

Для того чтобы преодолеть академическую прозу, вам надо прежде всего преодолеть академическую позу. Куда менее важно овладеть грамматикой и англосаксонским диалектом, нежели ответить на три простых вопроса: на­сколько сложна в действительности моя область? какой статус я желаю себе, когда пишу? для кого я пишу?

Ответ на первый вопрос состоит в следующем: ваша область не настолько сложна по сравнению с той формой, в какой вы ее описываете. Доказатель­ства кроются в той простоте, с какой можно перевести 95% монографий по общественным наукам на простой и ясный английский язык.

Но можно ли так поступить с техническими терминами, спросите вы? Конечно, можно, ведь «техническое» не означает трудное и не является ча­стью жаргона. Если технические термины нужны, если они к тому же яс­ные и точные, то их использование в контексте понятного английского языка не столь затруднительно, а математические термины позволяют вы­ражать мысль еще более точно и экономно. Именно поэтому я с подозре­нием отношусь к тем, кто перенасыщает социальные исследования мате­матикой, но прозой пишет неточно, неэкономно, неясно. Им бы следова­ло поучиться у Пауля Лазарсфельда, который верил в силу математики и одновременно математически изящно формулировал свои мысли. Когда я не понимаю его математику, я виню во всем свое невежество. Когда не со­гласен с тем, что он пишет нематематическим языком, я чувствую, что он ошибается.

Мне могут возразить, что понятия обыденного языка «нагружены» чув­ствами и оценками, поэтому их лучше избегать, предпочитая новые слова или технические термины.

На это я бы сказал: многие технические термины, использованные в со­циальных науках, также нагружены. Писать ясно — значит контролировать такую нагрузку, иначе говоря, точно определить, какой смысл вкладывается в данное понятие, и этот, только этот смысл сделать доступным пониманию других людей.

Отвечая на второй вопрос, мы должны развести два способа изложения материала — глубоко личный и обезличенный, имперсональный. Первый

присущ писателям, второй — ученым. Я уверен, что если в тексте нет вооб­ражения, присущего живой человеческой речи, это плохой текст.

Ответ на третий вопрос не совсем прост. Граница между цветистым мно­гословием и глубоким содержанием речи весьма относительна. Ученый все­гда должен помнить, что он пишет не для одного себя, а для аудитории. Он должен заинтересовать ее. Являясь членом академического сообщества, со­циолог не должен забывать, что он еще и представитель великой языковой культуры.

Один из важных моментов интеллектуального мастерства — взаимозаме­няемость писания и размышления. Если вы пишете только с оглядкой на «кон­текст открытия» (выражение Ганса Рейхенбаха), вас поймут немногие. Более того, вы будете склонны к субъективности в суждениях. Чтобы стать более объективным, надо работать с оглядкой на «контекст обоснования»; прежде всего вы «представляете» свои мысли самому себе. Это называют «ясно мыс­лить». Когда вы почувствовали, что привели мысли в надлежащий порядок, можете представить их другим, даже обнаружив, что их можно сделать еще более ясными. Иногда вы замечаете, что как только представляете свои мыс­ли, вы изменяете их — не только по форме, но и по содержанию. Таким обра­зом, по мере работы над «контекстом обоснования» возникают новые идеи. Короче говоря, складывается новый «контекст открытия», отличающийся от исходного и стоящий на более высоком уровне. Он социально более объекти­вен. То, как вы думаете, уже трудно отличить от того, как вы пишете.

Попробую суммировать то, что я сказал, в нескольких наставлениях мо­лодым коллегам.

1. Стремитесь быть мастером своего дела. Избегайте жестких исследова­тельских процедур. Старайтесь развивать в себе социологическое воображе­ние. Избегайте фетишизма метода и техники. Своим творчеством защищай­те права естественного, без высокомерных претензий ремесла. Побуждайте каждого человека быть методологом для самого себя, своим собственным теоретиком. Старайтесь превратить теорию и метод в органичную часть сво­ей практики. Стремитесь к научной самостоятельности и избегайте диктата над собой технических специалистов.

2. Бойтесь разноголосицы понятий и пустого многословия. Приучайте себя и других к простым и ясным суждениям. Используйте сложные терми­ны только в тех случаях, когда вы твердо уверены, что они улучшат вашу ментальную восприимчивость, точность цитирования, углубят аргумента­цию. Неразборчивость в средствах выражения — это способ, каким вам на­вязывают себя оценочные суждения читателей.

3. Шире пользуйтесь трансисторическими конструкциями, если они при­несут пользу вашей работе: ройтесь в исторических подробностях проблемы. Стройте такие формализованные теории и модели, какие у вас получатся. Исследуйте в деталях даже самые незначительные факты и их связи, а также крупные и уникальные явления. Постоянно соотносите их с исторической реальностью. Формулируйте свою проблему в таких терминах. Связывайте воедино личные заботы и общественные проблемы. И никогда не пишите более трех страниц без того, чтобы не иметь «в уме» хотя бы один твердый факт.

4. Не изучайте мелкие фрагменты друг за другом. Схватывайте социальную структуру в целом, частями которой они выступают. В терминах крупной

структуры отберите нужные вам фрагменты, а затем исследуйте их в деталях. Не оставайтесь только журналистом. Конечно, журнализм — увлекательное интеллектуальное предприятие, но помните, что вы должны быть выше этого. Не стремитесь немедленно публиковать результаты мимолетных исследова­ний, облаченных в статистическую форму. Мыслите масштабами человечес­кой истории, вкрапляя в нее, как в раму, недели, года и эпохи, которые вы изучаете.

5. Помните, что главная ваша цель — сравнительное познание когда-либо существовавших и существующих ныне в мировой истории социальных структур. Подразумевая это, старайтесь избегать узкой академической спе­циализации, особенно если она произвольная. Систематизация должна быть разнообразной, в соответствии с интересующими вас темами и значимыми проблемами. Формулируя и пытаясь разрешить такие проблемы, не надо колебаться. Конструируйте свое исследование, подходите к выбору методов и идей с выдумкой. Ваше исследование — часть того, частью чего вы сами являетесь. Оно не должно быть частью того, что навязывают вам непонят­ный научный жаргон и неограниченные претензии экспертов.

6. Всегда держит е глаза открытыми образу человека, благодаря чему ваша работа приобретет какую-то ценность для людей, а также образу истории, т.е. вашему представлению о том, как она совершается. Иначе говоря, форми­руйте и совершенствуйте широкий взгляд на исторические проблемы, про­блемы биографии и социальной структуры, в которой пересекаются история и биография. Откройте свой взор разнообразию человеческих индивидуаль­ностей и образам эпохальных изменений. Используйте то, что вы увидите и что предстанет вашему воображению, — это ключ к изучению богатства че­ловеческой природы.

7. Помните, что вы продолжаете традицию классического социального анализа, поэтому воспринимайте человека не в качестве изолированного фрагмента реальности, а как действующее лицо на социальной и историчес­кой сцене.

8. Не позволяйте общественным проблемам, как они официально сфор­мулированы, и личным заботам, как вы их сами чувствуете, определять то, что вы собираетесь изучать. Знайте, что личные заботы не всегда решаются сами по себе, их надо переинтерпретировать в терминах общественных про­блем и исторических событий. Проблемы социальной науки, если они пра­вильно сформулированы, должны включать как личные заботы, так и обще­ственные вопросы, т.е. биографию и историю. На этом и основывается со­циологическое воображение.

Миллс Р. Интеллектуальное мастерство // Социологические исследова­ния. 1994. № 1.С. 107-114.

Сокращенный перевод по: Milles C.W. The Sociological Imagination. N.Y., 1959. P. 195-226/ Пер. с англ. А.И. Кравченко.

Дата добавления: 2015-06-04