АНАЛИЗ ИГР 1 страница

Ч

Рис. 1. Функции

То же самое происходит в случае с парой ощущение (О) — интуи­ция (И). Каково их взаимодействие? Невозможно воспринимать физичес­кие факты и одновременно «заглядывать за угол». Наблюдая за чело­веком в момент действия функции ощущения, вы можете увидеть, что зрачки его глаз сужены, взгляд сосредоточен на определенной точке. На­блюдая же за выражением лица и глазами человека интуитивного типа, вы обнаружите, что взгляд его, рассеянный подобно лучам света, сколь­зит по поверхности вещей, ни на чем не сосредоточиваясь, чтоб охватить все вокруг в его полноте, и среди множества воспринимаемых вещей где-

См.: Юнг К.Г. Психологические типы. Опр. 30.

Юнг К. [Структура души]

то на периферии своего поля зрения человек замечает нечто; это и есть чутье. Часто уже по глазам можно определить, принадлежит человек к интуитивному типу или нет- Человек интуитивного склада обычно пре­небрегает деталями. Он всегда пытается охватить ситуацию целиком, и тогда что-то неожиданно обнаруживает себя, вырываясь из этой целост­ности. Если же вы принадлежите к сенсорному типу, вы воспринимаете факты такими, каковы они есть, но при этом у вас уже нет никаких ин­туиции, хотя бы потому, что невозможно делать два дела одновременно. Действие одной функции исключает действие другой. Поэтому я распо­ложил их друг напротив друга.

Благодаря этой простой схеме можно сделать множество важных зак­лючений относительно структуры сознания конкретного индивида. Если, например, его мышление высоко дифференцировано, то чувства обязатель­но будут недифференцированными. Не означает ли это, что у людей такого типа вообще нет чувств? Напротив, они говорят, что их чувства очень силь­ны, что они буквально переполнены эмоциями. Действительно, эти люди находятся под влиянием собственных эмоций, чувства буквально захлесты­вают их. Весьма показательным с этой точки зрения было бы, например, изучение частной жизни какого-нибудь профессора. Если вы хотите узнать, как интеллектуал ведет себя дома, спросите об этом его жену, и, уверяю вас, услышите пренеожиданнейший рассказ.

У человека с доминантой функции чувств все наоборот. В нормаль­ном состоянии он не позволяет мыслям нарушать свой покой, но в случае каких-либо нарушений или невроза его начинают преследовать мысли; ка­кая-то мысль становится навязчивой, и порой от нее уже невозможно изба­виться. Обычно это — славный малый, но с нелепыми фантазиями и с невы­соким уровнем мышления. Им овладевают мысли, опутывая его; он не в силах освободиться, поскольку рассуждения ему не даются в силу непово­ротливости его ума. Но и какой-нибудь интеллектуал, когда им владеют чувства, мог бы сказать: «С моими чувствами — то же самое», и против это­го любые аргументы бессильны. Ему нет спасения, пока он, образно говоря, полностью не перекипит в своих эмоциях. Такого человека невозможно урезонить в его чувствах, а если б и можно было, для него это обернулось бы ущербностью.

Аналогично дело обстоит с сенсорным и интуитивным типами. Люди интуитивного склада всегда не в ладу с реальностью: реальные жизненные возможности всегда проходят мимо них. Это люди, которые едва засеяв одно поле и не дождавшись урожая, уже спешат засевать другое. Они все время пашут и пашут и никак не могут остановиться — на горизонте все время появляются новые возможности, ни одна из ко­торых, в конечном счете, не реализуется. Напротив, сенсорный тип пре­бывает в согласии с вещами, он всегда остается в пределах налично дан­ного. Для него истинны лишь реальные вещи. А что значит реальность для интуитивного типа? Это что-то неистинное; этого быть не должно —

Тема 13. Строение личности

должно быть нечто совсем иное. У сенсорного типа все по-другому: ут­рата ощущения реальности ввергает его в уныние; ему жизненно необ­ходимо ощущение окружающих его четырех стен. Однако заприте в этих четырех стенах представителя интуитивного типа, и его единственным желанием будет поскорее вырваться оттуда, ибо для него конкретная ситуация — это самая настоящая темница, за стенами которой открыва­ется мир новых возможностей.

Это различие играет огромную роль в практической психологии. Не думайте, однако, что я просто распределяю людей по рубрикам: это «ин­туитивный тип», а это — «мыслительный». Меня часто спрашивают: «Не является ли такой-то представителем мыслительного типа?» Я отвечаю, что никогда не думал об этом. Нет нужды раскладывать всех и вся по по­лочкам, навешивая соответствующие ярлыки. Но для классификации обильного эмпирического материала определенные критерии, которые при­вносят порядок, все же совершенно необходимы. Надеюсь, я не преувели­чиваю их значение, но для меня это упорядочение опыта весьма важно, осо­бенно если имеешь дело с человеком, обеспокоенным чем-то, расстроенным, или же когда необходимо объяснить его поведение кому-то другому. Так, например, чтоб объяснить поведение жены ее мужу (или наоборот), никак не обойтись без подобных объективных критериев, иначе все ваши разъяс­нения останутся на уровне «он сказал — она сказала».

Как правило, подчиненная функция не обладает теми качествами, которые присущи сознательной дифференцированной функции. После­дняя обычно управляется интенцией и волей. Если вы действительно от­носитесь к мыслительному типу, то можете сознательно управлять сво­им мышлением. Вы контролируете ход мысли, думаете о чем вам угод­но, и уж во всяком случае вы не являетесь рабом своих мыслей. Человеку этого типа легко сказать: «Я могу думать и по-другому, даже противоположным образом». Люди с доминирующей функцией чувств на это не способны — им не дано распоряжаться собственными мысля­ми. Мысли распоряжаются ими. Зачарованные мыслью, люди этого типа трепещут перед этой грозной силой. Мыслительный же тип опасается быть охваченным порывом чувств, ибо его чувства носят архаический характер. В области чувств он, подобно архаическому человеку, лишь беспомощная жертва собственных эмоций. Почему первобытный человек столь «вежлив» в общении со своими соплеменниками? Да потому, что ему хорошо известно, к каким непоправимым последствиям может при­вести пробуждение чувств. Этим объясняются и многие из наших обы­чаев. Например, в момент рукопожатия не принято держать руку в кар­мане или за спиной, чтоб было видно, что там не спрятано оружие. Вос­точное приветствие в виде поклона с протянутыми вперед ладонями означает: «В моих руках ничего нет». Кланяясь кому-то, вы опускаете голову к его ногам, и он видит, что вы абсолютно беззащитны и пол­ностью ему доверяете. Изучая символику поведения примитивных наро-

Юнг К. [Структура души]

дов, мы можем понять, что пугает человека в другом. Точно так же нас пугают наши собственные низшие функции. Если взять, к примеру, ти­пичного интеллектуала, жутко боящегося влюбиться, его страх может показаться дурацким предрассудком. Но скорее всего он прав, посколь­ку, влюбившись, он непременно наделает массу глупостей. Для него это ловушка, ибо его чувства открыты только для женщин архаического типа — «опасных» женщин. Вот почему многие интеллектуалы склон­ны вступать в брак с женщинами, явно уступающими им в развитии. Обычно, вследствие рокового неведения относительно природы собствен­ных чувств, они попадают во власть горничных и кухарок. Их страх и бездеятельность носят совершенно обоснованный характер: их интеллект неуязвим, но в области чувств они зависимы и управляемы. Их чувства легко обмануть, ими, в отличие от мыслей, можно манипулировать. И все это они сами прекрасно знают. Поэтому никогда не толкайте интеллек­туала в омут чувств, ибо он должен держать эту опаснейшую для себя силу под неусыпным контролем.

Это правило распространяется на все функции. Подчиненная фун­кция всегда соответствует архаической части нашей личности; в своей подчиненной функции мы всегда остаемся первобытными людьми. С дру­гой стороны, мы цивилизованны в своей дифференцированной функции. В пределах последней мы обладаем свободой воли, а в рамках подчинен­ной функции ни о какой свободе не может быть и речи. Это наша откры­тая рана, или, по крайней мере, открытая дверь, сквозь которую может про­никнуть все что угодно.

Теперь переходим к эндопсихическим фун- ^с А

кциям сознания. Функции, о которых я уже рас­
сказал, способствуют сознательной ориентации во
внешнем мире, однако они неприменимы в отно­
шении вещей, которые скрывает под собой Эго.
Эго — всего лишь тонкая пленка сознания на по­
верхности целого океана таинственных процессов,
происходящих внутри. Там внутри — тот слой
психических феноменов, которые формируют со­
знательное обрамление Эго. Я проиллюстрирую ^** А
эту мысль диаграммой (рис. 2).

Если предположить, что линия АА' являет- Рис. 2. Эго

ся порогом сознания, тогда в зоне D мы имеем ту

часть сознания, которая относится к эктопсихическому миру В — миру, управляемому рассмотренными выше функциями. Но по другую сторону — в зоне С — находится теневой мир. Здесь Эго окутано тьмой, мы не можем в него заглянуть и сами для себя остаемся загадкой. Мы знаем Эго лишь в зоне D, но совершенно не знаем, каково оно в зоне С. По этой причине мы постоянно узнаем о себе что-то новое. Год за годом нам открывается не­что такое, чего мы раньше не знали. Нам всякий раз кажется, что вот те-

Тема 13. Строение личности

перь-то нашим открытиям наступил конец, но этого никогда не будет. Мы продолжаем обнаруживать в себе то одно, то другое, порой переживая по­трясения. Это говорит о том, что всегда остается часть нашей личности, которая по-прежнему бессознательна, которая по-прежнему находится в становлении. Мы не завершенны; мы растем и изменяемся. Хотя та буду­щая личность, которой мы будем когда-то, уже присутствует в нас, просто она пока что скрывается в тени. Эго подобно бегущему кадру в фильме. Будущая личность еще не видна, но мы движемся вперед, где вот-вот нач­нут вырисовываться ее очертания. Таковы потенциалы темной стороны Эго. Мы знаем, какими мы были, но не знаем какими станем!

Таким образом, первой эндопсихической функцией будет память. Функция памяти (или репродукции) связывает нас с тем, что ушло из сознания, с подсознательным, с тем, что вытесняется либо подавляется. Такую способность воспроизводить бессознательные содержания мы на­зываем памятью. Это первая функция, которую мы можем ясно разли­чить во взаимодействии сознания с теми содержаниями, что в данный момент находятся вне поля зрения.

Со второй эндопсихической функцией дело обстоит сложнее. Здесь мы погружаемся в глубокий мрак. Сперва я дам название: субъектив­ные компоненты сознательных функций. Сейчас, я надеюсь, вы все пой­мете. Например, встретив человека, которого вы никогда раньше не виде­ли, вы, естественно, что-то о нем подумаете. Но вы не всегда рискнете высказать это; вполне возможно, что ваше мнение неверно и ничего об­щего не имеет с этим человеком. Это как раз и есть субъективная реак­ция. Подобную реакцию вызывает и та или иная вещь либо ситуация в целом. Независимо от объекта, сознательная функция всегда сопровож­дается более или менее неадекватной субъективной реакцией. Нам до боли знакомы эти явления, но никому не хочется признавать себя на­столько субъективным. Мы предпочитаем не думать об этом: уж слиш­ком хочется считать себя абсолютно безупречным, вполне откровенным, честным и прямодушным, ну разве что «слишком мягким» — да вы не хуже меня знаете все эти фразы. Однако на самом-то деле все не так. У каждого бывают какие-то субъективные реакции, просто в этом неловко признаться. Я называю эти реакции субъективными компонентами. Они составляют один из важнейших элементов наших взаимоотношений с собственным внутренним миром. Здесь мы становимся болезненно чув­ствительными. Мы боимся проникновения в этот теневой мир Эго. Нам неприятно видеть свою оборотную сторону, и в силу этого в нашем ци­вилизованном обществе можно встретить немало людей, начисто лишен­ных тени, навсегда утративших связь с нею. Это двухмерные люди, ли­шенные третьего измерения — телесности. Тело — наш самый ненадеж­ный компаньон, постоянно преподносящий нам неприятные сюрпризы; о многих связанных с ним вещах не принято даже упоминать. Тело чаще всего выступает воплощением теневой стороны Эго. Порой это при-

Юнг К, [Структура души]

нимает форму личной или же семейной тайны, от которой, естественно, всякий жаждет избавиться. Думаю, что теперь более или менее понятно, что я подразумеваю под субъективными компонентами. Это свойствен­ная нам склонность реагировать определенным образом, причем далеко не всегда признаваемая.

Из этого правила есть одно исключение: люди, которые, в отличие от большинства из нас, живут «на оборотной стороне». У нас в Швейцарии таких людей называют «злосчастными птичками», Pechuogel¹. Вечно у них неприятности, во всем у них разлад. Причина всех их злоключений в том, что они живут тенью, поставив под сомнение самого себя. В очередной раз опоздав на концерт или на лекцию, такой человек, боясь кого-то побеспо­коить, пытается бесшумно войти в зал хотя бы в самом конце, но обязатель­но задевает при этом стул, вызывая ужасный шум и, естественно, привле­кая к себе всеобщее внимание. Таков уж он, этот Pechvogel.

Теперь займемся третьим эндопсихическим компонентом (функ­цией его не назовешь). В случае с памятью мы еще можем говорить о функции, хотя на самом деле и память лишь в известной степени явля­ется функцией, подвластной волевому или сознательному контролю. Ча­сто она преподносит нам сюрпризы, подобно строптивому коню, которо­го нелегко оседлать. Нередко она отказывает самым нелепым образом. В еще большей мере сказанное относится к субъективным компонентам и реакциям. Но совсем неважно обстоит дело с эмоциями и аффектами. Это, очевидно, уже не функции, а события: при эмоциях нас буквально за­носит, ваше послушное приличиям Эго устраняется, и ваше место зани­мает некто иной. В таких случаях мы говорим: «он вне себя», «бес по­путал» или «что на него нашло?», ибо такой человек выглядит одержи­мым. У примитивных народов нет таких выражений, как: «он безмерно зол»; вместо этого говорят, что в человека «вселился демон и все в нем перевернул». Нечто подобное происходит с эмоциями; человек становит­ся одержимым, он уже сам не свой, контроль над собой снижается до ну­левой отметки. Это состояние, при котором человеком овладевает то, что у него внутри, и он не в силах ему противостоять. Он может сжать ку­лаки, сцепить зубы, но тем не менее он уже не принадлежит себе.

Четвертый эндопсихический фактор я называю инвазией (invasi­on)². Здесь безраздельно господствует теневая, бессознательная сторона пси­хики, способная влиять и на сознательные процессы. Сознательный конт­роль в этом случае достигает своего нижнего предела. Однако совершенно не обязательно относить такие состояния к разряду патологических. Они являются таковыми лишь в старом смысле слова, когда патологией³ назы­вали науку о страстях. В этом смысле их действительно можно назвать

¹ Неудачник (нем. идиома). (Примечание редактора источника.)

² Вторжение, нашествие (англ.)- (Примечание редактора источника.)

³ От греч. pathos — страсть. (Примечание редактора источника.)

Тема 13. Строение личности

патологическими, но по сути это просто экстраординарные состояния, в которых от охваченного бессознательным здорового человека можно ожи­дать чего угодно. Разум ведь можно терять и более или менее нормальным образом. Например, мы не в праве считать некоторые хорошо знакомые нашим предкам состояния патологическими по той причине, что они не устраивают нас. С их точки зрения, они были совершенно нормальными. Они думали, что в таких случаях в человека вселяется дьявол или злой дух, или же наоборот — из него уходит душа (точнее, одна из его душ, число ко­торых может доходить до шести). Расставаясь с душой, человек становится совсем другим, он как бы теряет себя. Подобные вещи часто происходят с невротиками. Время от времени или в четко определенные дни их внезап­но покидают силы, они просто не владеют собой, пребывая под необъясни­мым воздействием. Сами по себе такие процессы не являются патологи­ческими; они принадлежат к нормальной феноменологии человека, однако когда они приобретают привычный и повторяющийся характер, это впол­не справедливо называется неврозом. Именно это ведет к неврозу; с нор­мальными же людьми такое бывает лишь в исключительных случаях. Быть охваченным эмоциями — еще не патология, а просто нежелательное сос­тояние. Нет смысла называть патологией то, что по той или иной причине для нас нежелательно. На свете есть много всяких неприятных вещей — взять хотя бы налоги, — которые только за это еще нельзя считать патологией. <...>

Сегодня я намереваюсь завершить рассмотрение структуры чело­веческой души. Обсуждение данной проблемы было бы неполным без учета существования бессознательных процессов. Но сперва позвольте мне кратко повторить мои вчерашние рассуждения.

Нам не дано иметь дело с самими бессознательными процессами — они недосягаемы. Их невозможно постичь непосредственно, ибо они яв­ляются нам лишь в своих продуктах; исходя из своеобразия последних, мы постулируем необходимость наличия чего-то такого, что стоит за ними и из чего они возникают. Эту темную сферу мы называем бессознатель­ной psyche¹.

¹ С переводом термина «psyche» (в английском и немецком языках его написание идентично) в отечественном юнговедении царит путаница. Имеются следующие вариан­ты его передачи на русском языке: псюхе (В.Бакусев), психея (С.Аверинцев), психе (Е.Ме-летинский), психика (А.Руткевич). Ситуацию усложняет также и тот факт, что С.С.Аве­ринцев в одних местах переводит «psyche» как «психею», а в других - как «душу» (см. его перевод фрагмента из работы Юнга «К пониманию психологии архетипа младенца» в сб. «Самосознание европейской культуры XX века». М., 1991 С.119-124). Ему же при­надлежит и попытка разобраться со значением данного понятия. «"Психея" (Psyche), -пишет он в примечаниях к упомянутой работе (там же, с. 126), — в словоупотреблении Юнга особый термин, не тождественный термину "душа", хотя этимологически он пред­ставляет собой латинское транскрибирование греческого psykhe - душа. По Юнгу, душа есть "ограниченный функциональный комплекс", строго организованный вокруг "я"; пси­хея же вмещает в себя полноту всех психических процессов, регистрируемых при наблю­дении данного индивида, включая проявления коллективного бессознательного и вообще все эти прорывы внеличной стихии в его личность. Поэтому душа - часть, психея -

Юнг К. [Структура души]

Эктопсихические содержания сознания имеют, главным образом, происхождение во внешнем мире, они базируются на данных органов чувств. Однако некоторые содержания поступают также из иных источ­ников: из памяти, из суждений. Тогда они относятся к эндопсихической сфере. Третьим источником содержаний сознания является темная сфе­ра души — бессознательное. Мы соприкасаемся с ним благодаря специ­фическим особенностям эндопсихических функций — функций, которые не контролируются волей. Они служат проводниками, позволяющими бессознательным содержаниям достичь поверхности сознания.

Итак, бессознательные процессы недоступны непосредственному наблюдению; однако их продукты, пересекающие порог сознания, можно подразделить на два класса. К первому принадлежит осознаваемый мате­риал, имеющий явно индивидуальное происхождение; содержания подоб­ного рода являются индивидуальным достоянием или же продуктами инстинктивных процессов, конституирующих личность в целом. Кроме того, имеются забытые или вытесненные содержания, а также содер­жания творческого характера. В них нет ничего особенного. У иного человека они могут даже приобретать сознательный характер. Некото­рые люди способны осознавать то, чего не осознают другие. Я называю этот класс содержаний подсознанием или индивидуальным бессозна­тельным, ибо он, насколько мы можем судить, состоит исключительно из индивидуальных элементов — тех, которые конституируют человеческую личность в целом.

Существует также другой класс, к которому принадлежат содержа­ния практически неизвестного происхождения; понятно лишь, что они ни в коем случае не могут быть занесены в разряд индивидуально при­обретенного. У этих содержаний есть одна удивительная особенность — их мифологический характер. Они как бы принадлежат строю души, свойственному не какой-то отдельной личности, а человечеству вообще. Впервые столкнувшись с подобными содержаниями, я задумался о том, не могут ли они быть унаследованными, и предположил, что их можно объяснить расовой наследственностью. Для того чтобы во всем этом ра­зобраться, я отправился в Соединенные Штаты, где, изучая сны чисток­ровных негров, имел возможность убедиться в том, что эти образы не имеют никакого отношения к так называемой кровной или расовой на­следственности, равно как и не являются продуктами личного опыта

целое». Как ни привлекателен выход, предложенный С.С.Аверинцевым, воспользоваться им нам не представляется возможным: во-первых, контекст, в котором слово «psyche» появляется в «Тэвистокских лекциях», не так однозначен, а во-вторых, аверинцевский вариант перевода (психея) носит несколько искусственный характер. То же самое можно сказать о словах «псюхе» и «психе». С другой стороны, переводя «psyche» как «психику» или «душу», мы бы пошли наперекор самому Юнгу, видимо, не случайно использовав­шему помимо привычных «mentality», «mind», «soul» еще и «psyche». См. также коммен­тарий в кн.: Юнг К.Г. Психология и алхимия. К.; М.: Рефл-бук; Ваклер, 1997. С. 476 (прим. 2). (Примечание редактора источника.)

30 Зак. 1662

Тема 13. Строение личности

индивида. Они принадлежат человечеству в целом и поэтому имеют кол­лективную природу.

Воспользовавшись выражением св.Августина, я назвал эти коллек­тивные праформы архетипами¹. «Архетип» означает: typos (отпечаток), определенное образование архаического характера, содержащее, как по форме, так и по смыслу, мифологические мотивы. В чистом виде после­дние присутствуют в сказках, мифах, легендах, в фольклоре. Вот неко­торые из хорошо известных мотивов: образы Героя, Спасителя, Дракона (образ, всегда связанный с образом Героя, который призван победить Дра­кона), Кита или Чудовища, проглатывающего Героя², Вариацией мотива Героя и Дракона является катабазис — спуск в пещеру (в Некию). Вы помните, как в «Одиссее» Улисс спускается ad inferos³, чтобы испросить совета у ясновидящего Тиресия. Мотив Некий постоянно встречается в древних культурах и распространен практически повсеместно. Он выра­жает психологический механизм интроверсии сознательной части души в более глубокие слои бессознательной psyche. Из этих слоев и возника­ют содержания, носящие надличностный, мифологический характер — другими словами, архетипы, которые вследствие этого я называю внелич-ностным или коллективным бессознательным,

Я прекрасно отдаю себе отчет в том, что могу дать вам сейчас лишь самый приблизительный очерк проблемы коллективного бессознательно­го. Однако я приведу вам пример коллективно-бессознательного сим­волизма и покажу, что я делаю для того, чтобы отличить его от инди­видуального. Когда я поехал в Америку исследовать бессознательное чернокожих, меня интересовала конкретная проблема: являются ли кол­лективные праобразы предметом расовой наследственности, или же это «априорные категории воображения», как их совершенно независимо от меня назвали два француза — Юбер и Мосс⁴. Один чернокожий расска­зал мне свой сон, в котором среди действующих лиц был человек, рас­пятый на колесе⁵. Нет смысла пересказывать весь сон; конечно же, на­ряду с аллюзиями на внеличностные идеи, в нем содержались и сугубо личные значения; я остановлюсь лишь на одном моменте. Это был весь­ма малообразованный чернокожий с юга, без намеков на особый интел­лект. Учитывая общеизвестную религиозность негров, можно было с наи­большей вероятностью предположить, что он увидит во сне человека, рас­пятого на кресте. Крест был бы частью его личного опыта. И, наоборот, было совершенно невероятно, что ему приснится человек, распятый на колесе. Это — довольно необычный образ. Я, разумеется, не могу полно-

¹ См.: Jung C.G. The Archetypes and the Collective Unconscious// C.W. Vol.9 (1. Par. 5).

² См.: Jung C.G. Symbols of Transformation// C.W. Vol. 5 (ind).

³ Подземное царство (лат.). (Примечание редактора источника.)

⁴ См.: Hubert Я., Mauss M. Melanges d'histoire des religions. P. XXIX.

⁵ См.: Jung C.G. Symbols of Transformation (Par. 154).

Юнг К, [Структура души]

стью исключить возможности того, что по какому-то чудесному стечению обстоятельств, прежде чем ему это приснилось во сне, он мог где-то уви­деть такую картинку или услыхать о чем-то подобном; если же он не имел какой-либо наглядной модели для своего представления, то речь идет об архетипическом образе, ибо распятие на колесе является мифо­логическим мотивом. Это древнее Колесо-солнце, распятие на котором считалось жертвой, с помощью каковой предполагалось умилостивить солнечного бога, точно так же, как прежде принесение в жертву людей и животных должно было обеспечить плодородие земли. Идея Солнечного колеса крайне стара, быть может, это древнейшая из всех религиозных идей. Как свидетельствуют памятники, найденные в Родезии, мы можем проследить ее вплоть до мезолитической и палеолитической эпох. Сле­дует учесть, что настоящее колесо было изоб­ретено лишь в Бронзовом веке, а в эпоху па­леолита такого инструмента у людей еще не было. Видимо, родезийское Солнечное колесо относится к тому же периоду истории, что и предельно натуралистические рисунки жи­вотных — такие шедевры наблюдательности, как, например, знаменитое изображение носо­рога с птицами-клещеедами. Таким образом, Колесо-солнце, найденное в Родезии, было в свое время оригинальным прозрением, пред­положительно, архетипическим праобразом¹.

Образ колеса, однако, не натуралистичен: оно _{Рис 3} колесо-солнце всегда строго разделено на восемь секторов

(рис. 3). Такой символ — рассеченный круг — встречается на протяже­нии всей истории человечества, равно как и в снах современных людей. Можно предположить, что изобретение настоящего колеса началось с по­явления такого видения. Многие наши изобретения выросли из мифоло­гического предвосхищения и первобытных образов. Например, из искус­ства алхимии родилась современная химия. Наш сознательный научный разум берет свое начало в матрице бессознательного.

Сон того чернокожего о человеке, распятом на колесе, представляет собой повторение греческого мифологического мотива Иксиона, в нака­зание за оскорбление богов и людей привязанного Зевсом к беспрерыв-

¹ См.: Jung C.G. Psychology and Literature// C.W. Vol. 25 (par. 150). Русск.перевод: Психология и поэтическое творчество // Собр.соч. М., 1992. Т. 15. С. 138; Jung C.G. Psychology and Religion (Par. 100); Jung C.G. Brother Klaus // C.W. Vol. 11 (Par. 484). Данные о родезийском Солнечном колесе не документированы, но подобные формы, вы­сеченные на камне, были обнаружены в Анголе и в Южной Африке (Willcox. The Rock Art of South Africa. Fig. 23). Время их создания остается под вопросом. Что же касается «носорога с птицами-клещеедами», это изображение происходит из Трансвааля и сейчас хранится в музее в Претории. Он был обнаружен в 1928 г., по этому поводу имеется множество публикаций.

Тема 13. Строение личности

но вертящемуся колесу. Я привел вам этот пример с мифологическим мотивом в сновидении просто для того, чтобы проиллюстрировать идею коллективного бессознательного. Один пример, безусловно, ничего не доказывает. Но вряд ли кто-то сможет предположить, что этот черноко­жий изучал греческую мифологию, и весьма маловероятно, чтобы ему довелось видеть какие-либо изображения греческих мифологических сюжетов. Кроме того, изображения Иксиона достаточно редки.

Дата добавления: 2015-06-04