Феминистская кинокритика. 2 страница

Feminism (англ.)

Литература:

Клименкова Т. А. Феминизм // Современная

западная философия: Словарь / Сост.: Малахов В.

С, Филатов В. П. М: Политиздат, 1991. 414 с.

Millet К. Sexual Politics. N.Y., 1970.

Eisenstein H. Contemporary feminist Thought. Ъ.,

Feminism and Political Theory. L., 1986. Feminism and Methodology. Bloomington, 1987. Feminism as Critique. Essay on the Politics of Gender in Latecapitalist Society. Cambridge, 1987.

© Т. А. Клименкова

ФЕМИНИЗМ ПОСТКОЛОНИАЛЬ­НОЙ ВОЛНЫ (постколониальный феми­низм) - направление феминистской мысли, выработанное теоретиками из стран третьего мира начиная с 1980-х гг. Постколониальный феминизм проблемати-зирует культурную идентичность, язык и национализм в их связи с положением женщин в новых национальных государствах Африки, Азии и Карибского бассейна, женскую (само)репрезентацию в постколо­ниальных культурах и критическое отно­шение к западному ("белому") феминизму.

Феминистские и постколониальные теории соприкасаются, когда рассматривают патриархат и империализм (колониализм) как аналогичные по своему воздействию формы угнетения: опыт женщин в патри­архате и опыт колонизированных субъектов во многом схожи. Поэтому во многих (пост)колониальных обществах актуальна феминистская дискуссия на тему, что явля­лось для женщин более политически значимым: угнетение по признаку пола или колониальное угнетение.

Как феминизм, так и постколониальный дискурс уделяют значительное внимание проблеме языка как символическому ресурсу конструирования идентичности и, вместе с тем, создания инаковости и маргинализаиии угнетенных субъектов. Гайятри Спивак (Gayatri Spivak) в работе "Могут ли угнетен­ные говорить?" ("Can a Subaltern Speak?"), ставшей классикой как постколониальной, так и феминистской теории, показывает, что индийские женщины являются "низшим классом" с экономической и расовой точек зрения, и демонстрирует, что помещение женщин внутрь изобретенной мужчинами "национальной традиции" (основы идеоло­гии национальной независимости и создания независимого государства) означает, по сути дела, лишение их собственного голоса, права (публичной) речи и возможности участия во власти. Если же угнетенная заговорит, каким языком будет она пользоваться? - проблема-тизируют далее вопросы символического феминистские теоретики. Должны ли женщины выработать свой собственный язык

(так как в обычном символически закреплено их подчинение)? Или создание такового само по себе является средством исключения женщин из общего (а по сути, мужского) дискурса? Имеют ли женщины, рассматрива­ющиеся как воспроизводительницы и храни­тельницы национальной культуры, "право собственности" внутри этой культуры?

В начале 1980-х гг. многие феминистские теоретики из стран третьего мира подвергли критике западный феминизм за игно­рирование опыта небелых женщин. По их мнению, идея, что пол (гендер) существует вне рамок культурных различий, т. е. что существует некая универсальная категория женщины, на самом деле исходит из представлений, в основе которых лежит опыт западных женщин среднего класса. Чандра Моханти (Chandra Mohanty) в 1991 г. в эссе "Под западным взглядом" (Under Western Eyes) проанализировала репрезентации (образы) женщин колониальных стран, принятые в западных культурах: в литера­туре, искусстве, медицинских описаниях, этнографических исследованиях цветные женщины определяются почти исключи­тельно в рамках понятий "нищета", "отсталость", "гиперсексуальность", соци­альная и религиозная виктимизация. Этот подход служит дальнейшей маргинализации женщин колониальных стран. Моханти подвергла деконструкции концепцию "ми­рового сестринства" и показала, что цветные женщины сталкиваются с двойной системой дискриминаиии: их одинаково эксплуатируют белые мужчины и женщины (см. Репро­дуктивный труд женщин).

Феминизм постколониальной волны объединяет огромное количество текстов, подходов и взглядов на те политические стратегии, которые послужат освобождению женщин новых национальных государств.

Postcolonialfeminism (англ.)

Литература:

Спивак Гайятри Чакраворти. Могут ли угнетенные

говорить? // Введение в тендерные исследования.

Ч. II: Хрестоматия / Под ред. С. В. Жеребкина.

Харьков: ХЦГИ, 2001; СПб.: Алетейя, 2001. С.

649-670.

■•*»

Mohanty С. Т. Under Western Eyes: feminist scholar­ship and colonial discourse. Boundary 2 (Spring/Fall). 1984.

Mohanty С. Т., Russo A. and Torres L. (eds.). Third World Women and the Politics of Feminism. Bloomington: Indiana University Press, 1991.

© E. И. Гапова

ФЕМИНИЗМ РАВЕНСТВА, см. Неофе­минизм, Женская автобиография.

ФЕМИНИЗМ РАЗЛИЧИЯ, см. Неофе­минизм, Женская автобиография.

ФЕМИНИННАЯ КРИТИКА, см. Жен­ская литература.

ФЕМИНИННАЯ КУЛЬТУРА, см. Ген-дерные роли.

ФЕМИНИННОСТЬ (феминность, жен­ственность) - характеристики, связанные с - женским полом (Большой толковый социоло­гический словарь. С. 208), или характерные формы поведения, ожидаемые от женщины в данном обществе (Гидденс. С. 680), или же "социально определенное выражение того, что рассматривается как позиции, внутренне присущие женщине" (Turtle). Традиционно предполагалось, что фемининнось биологи­чески обусловлена, и ей приписывались такие черты, как пассивность, отзывчивость, мягкость, поглощенность материнством, заботливость, эмоциональность и т. п. Эти представления находились в соответствии с отнесенностью женщин к частной, а не также к публичной сфере.

Но феминистские исследования оспорили обусловленность социокультурных характе­ристик и процессов биологическими разли­чиями: фемининность не столько природна, сколько с детства сконструирована - девочка подвергается осуждению, если она недоста­точно женственна. Согласно французским феминистским теоретикам (Э. Сиксу, Ю. Кри-стевой), фемининность - это произвольная категория, которой женщин наделил патри­архат.

Существует также представление, что фе­мининность - особая "равная-но-различная"

противоположность маскулинности, что также неверно, поскольку маскулинные черты (стойкость, самодостаточность, сме­лость и др.) полагаются ценными для всех людей, включая женщин, а фемининные -желательные только для женщин с точки зрения их привлекательности для мужчин. Радикальные лесбиянки полагают, что, таким образом, сущность фемининности - в уста­новлении для женщин ограничений, которые в конечном итоге именно мужчины находят полезными, приятными и безопасными для себя.

Начиная с 70-х годов феминистки сначала отвергали фемининность как воспроизводя­щую вторичный статус женщин в пользу андрогинии, но затем эта позиция стала подвергаться ими сомнению. Психолог Ж. Миллер предположила, что такие черны фемининности, как эмоциональность, уяз­вимость и интуиция - это не слабость, а особая сила, которая может стать суще­ственной для построения лучшего общества, и что эти черты мужчины могли бы развивать в себе. Современный кризис маскулинности косвенно свидетельствует в пользу этого положения.

Фемининность в рамках андроцентрич-ной (см. Андроцентризм) культуры опреде­ляется как маргинальная по отношению к существующему символическому порядку, в котором маскулинность выступает как норма.

Femininity, feminity (англ.) Литература:

Большой толковый социологический словарь (Collins). Том 1 (А-О): пер. с англ. М.: Вече, ACT, 1999. 544 с.

Гидденс Энтони. Социология. М.: Эдиториал УРСС, 1999.704 с.

Tuttle L. Encyclopedia of feminism. New York, Oxford. 1986.

ФЕМИНИСТСКАЯ АНТРОПОЛОГИЯ

объединяет различные исследовательские позиции, теории и методы анализа кросс-культурной вариативности гендерных отношений представлением о культурной сконструированности полового неравенства, поиском его объяснений и помещением женщины в центр культуры и общества.

В традиционной антропологии изучение женских ролей занимало значительное место (что требовало присутствия в полевых исследованиях женщин, и в антропологии исследовательниц всегда было больше, чем в других дисциплинах). Однако, изучая в соответствии с собственными культурными ожиданиями социальные, экономические и религиозные институты, имеющие очевид­ную формальную структуру, т. е. аналогич­ные тем, которые доминируют в западном обществе, исследователи относили женщин и их деятельность в область внеисторической частной (домашней) сферы и, соответ­ственно, рассматривали их как менее значимых информантов, а также трактовали полученные сведения в рамках западного мужского опыта.

Антропологи, которые описывали и изучали концепт пола и представления о половой дифференциации в различных культурах, сталкивались с одним и тем же противоречием (хотя не все осознавали и артикулировали его). С одной стороны, описания деятельности женщин свидетель­ствовали об огромном разнообразии социо-половых ролей. С другой, представление о "естественности" социальных различий между мужчинами и женщинами не было поколеблено даже работами Маргарет Мид, впервые подкрепившей идею о социальной сконструированности отношений пола этнографическим материалом, собранным на Самоа и в Новой Гвинее. Мид считала, что "многие, если не все, черты личности, которые мы считаем мужскими или жен­скими, так же слабо связаны с полом, как та одежда, манеры или головной убор, которые общество в данный период предписывает каждому полу".

Работы Мид стали интеллектуальными предшественниками феминистской антропо­логии, связанной своим возникновением с научными и общественными процессами начала 1970-х гг. на Западе. Формальное начало новой "антропологии женщин" {anthropology of women) было положено выходом двух антологий: "Женщины, культура и общество" ("Women, Culture and

Society") под редакцией Мишель Розалдо (Michelle Rosaldo) и Луиз Ламфер (Louise Lamphere) в 1974 г. и "К антропологии женщин" ("Towards the Anthropology of Women") под редакцией Рейны Рейтер (Reina Reiter) в 1975 г.

Антропология женщин поставила под сомнение ту периферическую позицию, кото­рая приписывалась в культуре женщинам, а также сформулировала в качестве главного на то время вопрос: почему и как женщины, несмотря на многообразие их ролей, ни в одном обществе не обладают властью над мужчинами в публичной сфере (т. е. находятся в положении угнетенных)? Антропологи, работавшие в актуальной в начале 1970-х гг. марксистской перспективе, пытались найти ответ в материальных условиях жизни людей, изучая то, что делали мужчины и женщины для выживания и воспроизводства, и поставив под сомнение две основные фигуры традиционной антропологии - мужчину-охотника как основного производителя пищи и женщину-собирательницу как его "помощницу". Элеанор Ликок (Eleanor Leacock) предпо­ложила, что в первобытных и ранних земле­дельческих обществах женщины и мужчины осуществляли приблизительно равный вклад в обеспечение сообщества пищей, а потому существовали в отношениях сравнительного равноправия (в XIX в. эти идеи были выска­заны Ф. Энгельсом). Мужское доминирование и возникновение социальной стратификации связано с возникновением государства и, при колонизации земель, распространением капи­тализма. Таким образом, угнетение женщин является не "естественным" состоянием, а артефактом. Мишель Розальдо считала, что женская роль в процессе воспроизводства (вынашивание и вскармливание ребенка, т. е. работы, которые мужчины выполнять не могут) является причиной того, что жен­щины удаляются из публичной сферы (где сосредоточена власть) в частную, домаш­нюю.

Шерри Ортнер (Sherry Ortner), работав­шая в то время в структуралистской перспективе, указала, что универсальность

ф

полового неравенства, его существование во всех культурах, примитивных или сложных, служит свидетельством того, что оно явля­ется чем-то глубинным, фундаментальным и чрезвычайно упорным, что нельзя уничто­жить не только изменении отдельных социальных ролей, но и перестройкой всей экономической структуры. Всеобщую де­вальвацию женщин (Ортнер использует этот термин - обесценивание, имея в виду, что жен­щины рассматриваются обществом как менее значимые и что существующая социальная ор­ганизация не допускает женщин к деятельнос­ти, которая предполагает вхождение во власть) следует рассматривать в свете других культур­ных универсалий. Женщина символизирует то, что все культуры трактуют как низшее, т. е. природу, которую человек стремится покорить и контролировать. Природа существует "сама собой", человек - посредством осознанного действия над природой.

Ортнер полагает, что тот факт, что женщина обладает репродуктивными функ­циями, присущими только ей, значим на трех уровнях: 1) женское тело и его функции кажутся близкими к природе (в отличие от мужской физиологии, которая оставляет его свободным для культуры); 2) в связи со своими телесными функциями женщины помещаются в те социальные позиции (роли), которые считаются более низкими, чем мужские; 3) традиционные женские роли, в свою очередь, порождают определенную психологию женщины, которая также рас­сматривается как менее окультуренная. Таким образом, оппозиция женского и мужского становится оппозицией природного и культурного: во всех обществах женщины рассматриваются как часть природы и помещаются вне исторического времени и пространства культуры, а мужчины, как часть культуры, живут в истории и воплощают "человеческое". То, что делают женщины даже за пределами домашней сферы, деваль­вируется, потому что это делают женщины, но это не предопределено природой, а скон­струировано культурно.

Вопросы естественности либо сконстру­ированное™ неравенства волновали в этот

период и биологических антропологов, и приматологов. Общепринятая модель отно­шений в колониях приматов, предполага­ющая доминирование мужских особей (которые добывают основную пищу и защищают самок), была опровергнута исследованиями Тельмы Ровелл (Thelma Rowell), Джин Альтман (Jeanne Altman) и других. Они доказали, что именно самки с детьми составляют социальное и постоянное ядро колонии, в то время как мужские особи перемещаются между колониями.

Феминистские исследования 1970-х гг. позволили интегрировать в антропологию "женскую тему", однако с течением времени подход, получивший название "добавить женщин и размешать" стал все менее удовлетворять исследователей. В 1980-е гг. в социальных науках стала популярной идея, что производство знания социально обусловлено (зависит от того, кто является его производителем или носителем), что привело к осмыслению трех тем: женщины как профессиональные антропологи; женщины как информантки (т. е. носительницы зна­ния); женщины как объект анализа в соци­альных науках. Пересмотр дискурсивных оснований антропологии и их критика, помимо этого, были логическим следствием постмодернистского подхода, ставшего в этот период широко распространенным на Западе. В соответствии с ним те категории, которые исследователи используют при описании других культур, например, мужское доминирование и женское подчинение, сами по себе являются идеологическими и культурными конструкциями.

В 1990-е годы феминистская антропо­логия включила в сферу своего анализа те процессы, которые обусловлены развитием естественных наук, технологии, медицины и массовой коммуникации, например, новые репродуктивные технологии, "поведение" мужчин и женщин в Интернете и др.

Феминистская антропология способство­вала тому, что категория гендера стала рассматриваться как элементарный организу­ющий принцип любых человеческих сообществ.

ф

Feminist anthropology (англ.)

Литература:

Гапова Елена. Тендерная проблематика в антропо­логии // Введение в гендерные исследования. Ч. I: Учебное пособие / Под ред. И. А. Жеребкиной. Харьков: ХЦГИ, 2001; СПб.: Алетейя, 2001. Leonardo Michaela (ed.). Gender at the Crossroads of Knowledge: Feminist Anthropology in the Postmodern Era. University of California Press, 1991. Mead Margarete. Sex and Temperament. New York: Morrow, 1935.

Reiter Reina (ed.). Toward an Anthropology of Women. New York: Monthly Review Press, 1975. Moore Henrietta. Feminism and Anthropology. Polity Press, 1988.

Rosaldo Michelle and Lamphere Louise (eds.). Women, Culture and Society. Stanford: University press, 1974.

© E. И. Гапова

Киноведение (Film Studies) становится важным компонентом феминистской теории с конца 1960-х гг., и дебаты того времени фокусируются в основном вокруг трех центральных тем: стереотипы (см. Гендерные стереотипы), порнография и идеология; а также касаются различных моментов технологии конструирования гендера. при­писывания смыслов женскому и мужскому посредством кино и массмедиа. Основные направления современной феминистской кинокритики делают акцент на тендерной специфике таких ипостасей кино, как: 1) со­циальный институт; 2) способ производ­ства; 3) текст; 4) чтение текста аудиторией.

Кино как социальный институт включает целый комплекс разнообразных социальных ролей, в том числе зрителя и режиссера фильма, критика и продюсера, актера и сценариста, администрацию телеканала, кинотеатра или студии видеозаписи. В качестве устоявшейся и регулярной соци­альной практики, санкционируемой и поддерживаемой социальными нормами, кино играет важнейшую роль в социальной структуре современного общества, удовле­творяет потребности различных социальных групп, и поэтому подчиняется вкусам зри­телей. Социокультурный контекст практик

кинопотребления при этом, очевидно, обладает тендерной спецификой. Гендерная структура производства фильма выражает­ся в конкретных позициях, задачах, опыте, ценностях, наградах и оценке женщин-созда­телей картины и может быть рассмотрена на микро-, мезо- и макроуровне, например, в таких аспектах: 1) служащие в кинопроизвод­стве - на какую работу и как нанимают женщин, а также как с ними обращаются; 2) профессионалы в кино - как женщины работают, как воспринимают свою профес­сиональную роль, и как эта роль воспри­нимается их коллегами-мужчинами; 3) тендер и организация - институт или факультет кинематографии, киноведения; 4) ориентация кинопродукции на женщин; 5) тендер и экономический, социальный и правовой контексты кинопроизводства.

Текстуальный анализ гендера в кино развивается в двух направлениях: коли­чественный контент-анализ и семиотика. В случае количественного контент-анализа исследуются роли, психологические и физические качества женщин и мужчин, появляющиеся в разных жанрах; насилие на экране, при этом исследователи формули­руют ряд категорий, которые передают проблемы исследования, а затем в соответ­ствии с этими категориями классифицируют содержание текста. Типичный вывод феминистского контент-анализа кино: кино­продукция не отражает действительное количество женщин в мире и их вклад в социальное развитие. Например, в работе Г. Тачмен на основе контент-анализа утверждается, что недостаток позитивных женских образов на телевидении ухудшает положение женщин на рынке труда. Семиология или семиотика, привлекая качественные методы социальных наук, методы философии и лингвистики, позво­ляют обнаружить структуры смыслов, а не ограничиваться констатацией присутствия или отсутствия женщин в культурных репрезентациях. Феминистский семиоти­ческий анализ развивается в более широкую культурную критику, и аналитические проблемы, которые решаются в исследовании

ф

кинорепрезентаций социального неравенства - это определение, кто допускается, а кто вытесняется на периферию социальной приемлемости, а также вопрос о том, каким образом в репрезентациях оформляются тендерные, расовые и иные социальные различия, как сравниваются между собой и характеризуются группы в отношении друг к другу.

Психоаналитический подход в феминист­ской кинокритике, или screen theory, относится к текстуальному анализу кино и представлен, прежде всего, статьей Лоры Малви "Визуальное удовольствие и нарратив­ное кино". Влияние подхода, предложенного Малви, распространялось на исследования кино, телевидения, рекламы и других форм визуальной культуры. Статья Малви стала частью политического проекта, нацеленного на разрушение тендерных удовольствий классического голливудского кино. Вопросы мужского и женского удовольствия, проблемы зрелища и зрительской аудитории обсуждаются не только в рамках психоаналитического подхода. Есть целый ряд исследований, посвященных тому, каким способом нарра­тивные и визуальные средства допускают разные "прочтения" текстов. Различия и сам факт этих "прочтений" зависят от конкрет­ных характеристик и рассматриваемых контекстов, а не только от психоаналити­ческой драмы, вписанной в текст.

Такое развитие аналитических подходов привело к переориентации исследований, к анализу реальных аудиторий, которые оказы­ваются в центре современных феминистских проектов исследования кино и массмедиа. Некоторые феминистские исследования обвиняют кинематограф в поддержании стеореотипов половых ролей, предполагая, что аудитории попадают под влияние его сексистского (см. Сексизм) содержания. Другие доказывают, что фильмы, телепро­граммы и порнографические медиа, в част­ности, побуждают мужчин на агрессивные и насильственные акты против женщин. Третьи используют логику психоанализа и теории идеологии, утверждая, что кино и сред­ства массовой информации способствуют

распространению в обществе доминантной идеологии. Это направление разрабатывается в таких исследовательских проектах, как интерпретативные исследования медиа, этнографии аудиторий. Аудитории при этом следует понимать не как пассивно при­нимающих информацию потребителей, но как производителей смыслов. Некоторые ученые проводят включенные наблюдения, другие применяют метод опроса, как, например, в работах Дж. Стейси о женском зрительстве, Иен Энг и Дороти Хобсон об аудиториях мыльных опер и телесериалов.

Предметная область феминистской кино­критики простирается за пределы текста, до отношений фильма и зрителя в контексте культуры. А. Кун называет такой контекс­туальный подход, основанный на семиотике и феминистском психоанализе, "делать видимым невидимое". Это феминистское прочтение фильма, которое выявляет способы конструирования "женщин" в кинообразах или нарративной структуре, помещая сюжет в конкретные социальные практики властных отношений, учитывая условия производства фильма и более широкий социальный контекст.

[См. также Феминистский анализ текс­тов]

Feminist film criticism (англ.)

Литература:

Де Лауретис Тереза. В Зазеркалье: женщина, кино и язык // Введение в тендерные исследования. Ч. II: Хрестоматия / Под ред. С. В. Жеребкина. Харьков: ХЦГИ, 2001; СПб.: Алетейя, 2001. С. 738-758. Малви Л. Визуальное удовольствие и нарративный кинематограф // Антология тендерных исследова­ний. Сб. пер. / Сост. и комментарии Е. И. Гаповой и А. Р. Усмановой. Минск: Пропилеи, 2000. С. 280-296.

Тикнер Л. Феминизм, история искусства и сексу­альное различие // Введение в тендерные исследо­вания. Ч. II: Хрестоматия / Под ред. С. В. Жереб­кина. Харьков: ХЦГИ, 2001; СПб.: Алетейя, 2001. С. 695-717.

Усманова А. Женщины и искусство: политики репрезентации // Введение в тендерные исследова­ния. Ч. I: Учебное пособие / Под ред. И. А. Жереб-киной. Харьков: ХЦГИ, 2001; СПб.: Алетейя, 2001. С. 465-492.

ф

Ярская-Смирнова Е. Р. Мужчины и женщины в стране глухих. Анализ кинорепрезентации // Тендерные исследования, N 2. (1/1999): Харьков­ский цент тендерных исследований. М: Человек & Карьера, 1999. С. 260-265.

Ярская-Смирнова Е. Р. Тендер, власть и кинема­тограф: основные направления феминистской кинокритики // Журнал социологии и социальной антропологии. N 2, 2001. С. 100-119. Kuhn A. Women's Pictures. Feminism and Cinema. London, New York: Verso, 1994. Tuchman G. Hearth and Home: Images of Women and the Media. New York: Oxford University Press, 1978. Zoonen, van. Feminist Media Studies. London: Sage, 1996. P. 108.

© E. P. Ярская-Смирнова

ФЕМИНИСТСКАЯ КРИТИКА ИСТО­РИИ исходит из убежденности, что тради­ционный вариант истории почти полностью основывается на опыте мужчин, поэтому исторические работы содержат ряд патри-архатных последствий (см. Патриархат). Женщины оказались практически невидимы­ми по самому объекту изучения, потому что основной поток такой истории был помещен в сферу публичного, откуда они были исключены (Gordon. P. 20).

Чрезвычайно важно и то, что в историчес­ком познании весьма значительной оказалась роль самого исследователя. Предполагается, что Историк - "человек высокой пробы", т. е. бесстрашный, свободный мыслитель (кото­рый готов ставить под сомнение даже то, что твердо установлено), облеченный полномо­чиями детектива и судьи в том, что называется "судом истории", обязанный проверять не только те гипотезы, которые "за", но и те, которые "против". Но все перечисленное - это маскулинные (см. Маскулинность) качества (не случайно в русском языке нет слова для обозначения женщины-историка). Неудивительно, что в истории "видели" - хотя и непреднамеренно -только то, что могли и хотели видеть. Можно было, не идя против истины, по-другому озаглавить многие исторические труды: например, не "История рабочего класса", а "История мужского рабочего класса" (Allen. Р. 179). Для изменения такого положения

необходимо понимание того, что в истории имеют место события не только глобального значения (фиксирующие смену политических стратегий или изменения общественных формаций), но и события, относящиеся к таким нетрадиционным темам, как домашнее хозяйство, различные модели организации населения, брак, фертильность, контроль над рождаемостью, диета, общес­твенное здоровье, урбанизация, магия, поп-культура и т. д. (Allen. P. 180). С появлением интереса к этим темам история "обнаружит" и женщин, откроет то, что феминистские теоретики называют "другой половиной" истории (Kelly-Gadal. P. 24). Вместе с тем, станет очевидно, что женщины всегда являлись агентами истории.

Однако "включение" женщин в истори­ческое поле - процесс не механический: патриархатные культурные условия предпо­лагают нечувствительность к проблемам, имеющим отношение к женщинам, т. е. не действует сам "механизм" образования очевидности, на котором основывается исто­рическое знание. Примеров тому огромное множество. Один из наиболее рельефных -присутствующие на протяжении всей истории избиения и другие виды насилия над женщинами в семьях. Современная статис­тика убийств женщин, совершаемых в семьях, свидетельствует о катастрофе, но и в наше время общество, в общем проявляющее достаточную чувствительность к проблеме убийств, в том числе к гибели военно­служащих в мирное время - не замечает этой проблемы. Поэтому для исследования таких "немых" тем необходимы новые методы, которые пересматривают сами условия образования исторических очевидностей. Когда феминистские теоретики приняли это во внимание, новая стратегия позволила прежде всего установить, что сами патри­архатные отношения не относятся к "естес­твенным" и неминуемым, они случайны и изменчивы (Davin. P. 224). Далее было осознано, что одними попытками "местного" вторжения в историю (в ее традиционном варианте) не обойтись, принцип "добавь женщин и потом размешай" (то есть просто

ф

добавь данные о женщинах в исследование) был неоднократно оспорен феминистскими авторами, поскольку пропущенные струк­туры исторического опыта женщин не укладывались в существующий канон исто­рического познания. Возникло даже новое название: "Herstory" вместо "History" (Gordon. P. 20). В результате появился целый ряд работ (Daly; Smith; Fox-Genovese. P. 5-24), создающих первичные контуры того, что условно может быть названо женской историей (см. Историческая феминология). Авторы этих работ шли в разных направлениях, но их объединяло представ­ление о том, что необходимо искать ответы на вопросы, которые в традиционной системе координат казались "неадекватными". Говоря иными словами, полагание женщин как особого субъекта истории привело к осознанию необходимости не только ревизии существующих терминов и методов истори­ческого описания, но и смене исследова­тельской парадигмы. История, центром которой стали бы женщины, должна опираться на опыт женских жизней так же серьезно, как обычная история опирается на опыт мужских жизней. Это требует перепрочтения и переоценки существующих источников и открытия новых. Поэтому жен­ская история не может стать лишь одним из подчиненных элементов "большой истории", Ее метод предполагает взгляд на историчес­кое познание с более широких позиций. Feminist criticism of history (англ.)

Дата добавления: 2015-06-26