Способы статистического наблюдения. 4 страница

папиных концертах.

К тому времени, когда мне исполнилось четыре, думаю, мои родители осознали, что они действительно делают – растят ребенка, – даже если у них не было кучи денег и «нормальной» работы. У нас был милый дом с дешевой арендной платой. У меня была одежда (даже если я донашивала одежду за своими кузенами), и я росла здоровой и счастливой. «Ты была вроде эксперимента», - сказал папа. – «И на удивление удачным. Мы думали, что раз с нами это произошло по счастливой случайности, мы должны попробовать еще раз, для закрепления».

Они пытались на протяжении четырех лет. Мамы дважды беременела, но оба раза у нее были выкидыши. Они были огорчены этим, но у них не было денег, чтобы провести все эти тесты на способность к зачатию и тому подобное, что делают люди в таких ситуациях. К тому времени, когда мне исполнилось девять, они решили, что, может быть, это к лучшему. Я становилась независимой. И они перестали стараться.

Дабы убедить самих себя, насколько лучше не быть привязанным к младенцу, родители купили нам путевки в Нью-Йорк на неделю. Это предполагалось как музыкальное путешествие. Мы должны были посетить знаменитый панк-клуб CBGB и Карнеги-холл. Но когда Мама к своему удивлению обнаружила, что беременна, и к еще больше удивлению – что беременность продлилась больше первого триместра, поездку нам пришлось отменить. Она все время была уставшей, так плохо себя чувствовала и была такой сварливой, что отец шутил, что она бы все равно распугала всех ньюйоркцев. К тому же дети это дорогое удовольствие, и нам нужно было экономить.

Я не возражала. Я была рада мысли о малыше. И понимала, что Карнеги-холл никуда не денется. Я все равно когда-нибудь туда попаду.

Сейчас я начинаю немного сходить с ума. Ба и дедушка ушли некоторое время назад, но я осталась здесь, в отделении интенсивной терапии. Я сижу на одном из стульев, размышляя об их болтовне, которая была вполне милой и нормальной, и абсолютно нераздражающей. До тех пор, пока они не ушли. Когда Ба и дедушка выходили из ОИТ, со мной, следующей за ними по пятам, дед повернулся к Ба и спросил:

- Как думаешь, она решает?

- Что решает?

Дед выглядел неуверенно. Он переступал с ноги на ногу.

- Ну, ты знаешь? Решает, - прошептал он.

- О чем ты говоришь? – Бабуля прозвучала одновременно раздраженной и терпеливой.

- Я не знаю, о чем говорю. Ты тут единственная, кто верит в ангелов.

- И каким образом это относится к Мие? – спросила Ба.

- Если они умерли, но все еще здесь, как ты веришь, что, если они хотят, чтобы она присоединилась к ним? Что если она хочет присоединиться к ним?

- Это не работает таким образом, - отчеканила Ба.

- О, - было все, что ответил дед. Расспрос был окончен.

После этого они ушли, а я думала, может быть, когда-нибудь я расскажу бабуле, что никогда особо и не верила в её теорию о том, что птички и прочая живность могут быть ангелами-хранителями людей. И сейчас как никогда была уверена в том, что таковых и вовсе не существует.

Моих родителей здесь нет. Они не держат меня за руку, поддерживая меня. А я знаю их достаточно хорошо, чтобы понимать, что если бы они могли это сделать, они бы так и сделали. Может быть не оба. Мама, наверное, осталась бы с Тедди, пока папа присматривал бы за мной. Но никого из них здесь нет.

И, размышляя над этим, я подумала еще и о словах медсестры. «Она главная героиня шоу». И неожиданно я поняла, о чем Дед спрашивал Ба. Он тоже слушал ту медсестру. И понял, о чем речь, раньше меня.

Если я останусь. Если я буду жить. Это зависит от меня. Вся эта история с искусственно индуцированными комами – просто докторская болтовня. Это не от доноров зависит. И не от каких-то отсутствующих ангелов. И даже не от Бога, которого, если он и существует, поблизости явно не наблюдается. Это зависит от меня.

Как я должна это решить? Как вообще возможно остаться без мамы и папы? Как я могу покинуть Тедди? Или Адама? Это все слишком, я ведь даже не понимаю, как это все работает, почему я здесь, в этом состоянии, и как выбраться из него, если я этого хочу. Если я просто скажу: «Хочу очнуться», - очнусь ли я тут же? Я уже пыталась отправиться на поиски Тедди и даже оказаться на Гавайях, но это не сработало. Все кажется гораздо сложнее.

Но, несмотря на это, я верю, что это правда. Я вновь слышу слова медсестры. Я главная героиня шоу. Все ждут меня.

Я решаю. Теперь я это знаю.

И это пугает меня куда больше, чем что-либо другое из того, что случилось сегодня.

И где, черт подери, Адам?

***

За неделю до Хэллоуина, в мой предпоследний год обучения в школе, Адам с триумфальным видом появился у меня на пороге. В руке он держал чехол с одеждой, а на его лице играла самодовольная улыбка.

- Приготовься скорчиться от зависти. Я только что достал самый лучший костюм, - сказал он, расстегивая чехол. Внутри оказалась белая рубашка с рюшами, пара штанов-галифе и длинное шерстяное пальто с эполетами.

- Ты будешь Сейнфелдом в рубашке с рюшами? – спросила я.

- Пфф. Сейнфелдом. И ты называешь себя исполнителем классической музыки. Я буду Моцартом. Погоди, ты еще не видела туфли… - он полез в сумку и вытащил пару громоздких башмаков из черной кожи, с металлическими пряжками.

- Мило, - сказала я. – Думаю, у моей мамы тоже есть где-то пара таких.

- Ты просто завидуешь, что у тебя нет такого потрясного костюма. Еще я надену колготки. Просто я достаточно уверен в своей мужественности. И к тому же, у меня есть парик.

- Где ты все это достал? – спросила я, касаясь парика. На ощупь он казался сделанным из мешковины.

- Заказал через Интернет. Всего лишь за сотню баксов.

- Ты потратил сотню баксов на костюм для Хэллоуина?

Едва услышав слово «Хэллоуин», Тедди сбежал по лестнице и, проигнорировав меня, начал дергать за цепочку от бумажника Адама.

- Жди здесь! – потребовал он, убежал обратно наверх, и вернулся спустя несколько секунд, держа сумку. – Это хороший костюм? Или в нем я буду выглядеть слишком по-детски? – спросил Тедди, вытаскивая трезубец, пару дьявольских рожек, красный хвост и пару красных пижамных штанин.

- Ох! – Адам отступил назад, широко распахнув глаза. – Этот наряд до чертиков пугает меня, а ведь ты даже еще не надел его!

- Правда? Ты не думаешь, что пижамные штаны выглядят глупо? Я не хочу, чтобы кто-нибудь посмеялся надо мной, - заявил Тедди, сосредоточенно хмурясь.

Я улыбнулась Адаму, изо всех сил старавшемуся подавить улыбку.

- Красные пижамные штаны плюс трезубец, плюс дьявольские рожки и остроконечный хвост выглядят абсолютно по-сатанински, и никто и слова не посмеет тебе сказать, если не захотят быть проклятыми навечно, - заверил его Адам.

Лицо Тедди тут же расплылось в широкой улыбке, показывая дырку от выпавших передних зубов.

- Это практически то же самое, что сказала мама, но я хотел убедиться, что она не говорила этого просто, чтобы я не приставал к ней по поводу костюма. Ты же возьмешь меня с собой за сладостями, правда? – теперь он смотрел на меня.

- Как и каждый год, - ответила я. – Как же еще я достану все эти вкусности?

- А ты тоже пойдешь? – спросил он Адама.

- Ни за что бы не пропустил.

Тедди развернулся на пятках и взбежал обратно по лестнице. Адам повернулся ко мне.

- Ну, с Тедди все решено. А что наденешь ты?

- Уфф. Я ведь не из тех, кто любит все эти костюмы.

Адам закатил глаза.

- Что ж, значит, тебе придется стать одной из них. Это же Хэллоуин, наш первый совместный. У Shooting Star в этот вечер будет большое шоу, костюмированный концерт, а ты обещала прийти.

Я мысленно простонала. После шести месяцев с Адамом, я уже привыкла к тому, что мы были довольно странной парочкой в школе – люди называли нас Красавец и Чудачка. И я уже начинала привыкать к участникам его группы и даже выучила несколько слов из рок-словаря. Теперь я могла держаться самостоятельно, когда Адам брал меня с собой в Дом Рока, просторный дом, возле колледжа, где жили все участники группы. Я даже могла участвовать в панк-рок вечеринках группы, когда все приглашенные должны были принести что-нибудь из их холодильников, что было на грани выбрасывания. Мы брали все ингредиенты и пытались что-нибудь из них сделать, а я была довольно хороша в том, чтобы приготовить из вегетарианских говяжьих отбивных, свеклы, брынзы и абрикосов что-то съедобное.

Но я все еще ненавидела эти шоу и себя ненавидела за то, что ненавидела их. Клубы были накуренными, из-за этого слезились глаза, и одежда начинала вонять. Колонки всегда врубались на максимум, так, что из-за играющей музыки, у меня в ушах потом стоял такой звон, что я даже не могла заснуть. Я лежала в кровати, вспоминая неловкий вечер и чувствуя себя еще хуже от каждого воспоминания.

- Только не говори, что ты собираешься отказаться, - сказал Адам, выглядя одновременно и задетым, и раздраженным.

- А как же Тедди? Мы пообещали взять его собирать сласти…

- Ага, в пять часов. А на концерте нужно появиться только к десяти. Сомневаюсь, что Хозяин Тед сможет собирать сладости пять часов кряду. Так что у тебя нет оправданий. И тебя лучше подобрать костюмчик получше, ведь я буду выглядеть очень сексуально, ну по меркам восемнадцатого века.

После того, как Адам ушел на работу по доставке пиццы, у меня засосало под ложечкой. Я поднялась наверх, чтобы поработать над композицией Дворжака, которую профессор Кристи задала мне, и чтобы обдумать все, что меня беспокоило. Почему мне не нравились эти концерты? Может, потому что Shooting Star начала становиться популярной, и я просто завидую? А может меня просто выводят из себя постоянно приумножающиеся безумные фанатки? Это казалось достаточно логичным объяснением, но дело было вовсе не в этом.

Примерно через десять минут игры, меня озарило: моя антипатия к концертам Адама не имела никакого отношения к музыке, фанаткам или зависти. Но определенно имела отношение к моим сомнениям. Тем самым пустячным сомнениям, которые у меня всегда возникают по поводу того, что я чужая окружающим меня людям. Я не чувствовала, что была «своей» в собственной семье, а теперь вот не чувствовала, что могла быть «своей» с Адамом, но в отличие от моей семьи, которая от меня никуда не денется, Адам сам выбрал меня, и этого я не понимала. Почему он влюбился в меня? В этом не было абсолютно никакого смысла. Я знала, что изначально именно музыка свела нас вместе, собрала в одном месте, чтобы у нас была возможность хотя бы просто узнать друг друга. И я знала, что Адаму нравилось то, что я была настолько увлечена музыкой. И он даже докопался до моего чувства юмора, как он сказал однажды: «Он настолько мрачное, что его практически не замечаешь». И, кстати о темном, я знала, что ему нравились темноволосые, все его бывшие подружки были брюнетками. И я знала, что когда мы были наедине, мы могли болтать часами, или читать, сидя рядом друг с другом, воткнув наушники каждый от своего «Айпода», и при этом чувствовать, что мы вместе. Все это я понимала в своей голове, но сердце все еще не могло поверить. Когда я была с Адамом, я чувствовала, что меня выбрали, что я избранная, особенная, и это только заставляло меня еще больше задумываться: «Почему я?».

И может быть именно поэтому, даже учитывая, что Адам по своей воле слушал симфонии Шуберта и приходил на мои выступления, принося мне восточные лилии, мои любимые, я все равно лучше бы сходила к дантисту, чем на один из его концертов. Что было невероятным ребячеством с моей стороны. Я подумала о том, что мама иногда говорила мне, когда я чувствовала себя неуверенно: «Играй роль, пока роль не станет тобой». К тому времени, когда я закончила проигрывать композицию третий раз, я решила, что не только пойду на этот его концерт, но и в кои-то веки приложу столько же усилий, чтобы понять его мир, сколько прикладывает он сам, пытаясь понять мой.

***

- Мне нужна твоя помощь, - сказала я маме тем вечером, после ужина, когда мы стояли и мыли посуду.

- Я думаю, мы уже выяснили, что я не очень хороша в тригонометрии. Может тебе попробовать онлайн репетиторство? – сказала мама.

- Не с математикой помочь. С кое-чем другим.

- Сделаю, все что смогу. В чем тебе нужна помощь?

- Мне нужен совет. Кто самая клевая, крутая и настоящая рокерша на твой взгляд?

- Дебби Харри, - ответила мама.

- Спа…

- Я не закончила, - прервала меня мама. – Ты не можешь просить меня выбрать только одну! Это же тебе не «Выбор Софи». Кэтлин Ханна. Патти Смит. Джоан Джетт. Кортни Лав, в её сумасшедшем разрушительном стиле. Люсинда Уильямс, даже с учетом, что она больше кантри-певица, она все равно крутая. Ким Гордон из «Sonic Youth», ей уже за пятьдесят, а она все еще зажигает. Та женщина из «Cat Power». Джоан Арматрейдинг. А зачем тебе, это что, какой-то проект по социологии?

- Ну, что-то в этом роде, - ответила я, вытирая мытые тарелки. – Это для Хэллоуина.

Мама восторженно хлопнула намыленными руками:

- Ты планируешь нарядиться кем-то из наших?

- Ну, да, - ответила я. - Ты мне поможешь?

***

Мама пораньше ушла с работы, чтобы мы могли пройтись по магазинчикам с винтажной одеждой. Она решила, что нам лучше подобрать стилизованный рок-наряд, вместо того, чтобы копировать какого-то одного артиста. Мы купили пару узких брюк, расцветкой напоминавших кожу ящерицы. Еще коротко стриженный светловолосый парик, с рваной челкой, а-ля Дебби Харри из ранних восьмидесятых, в котором мама дополнительно сделала несколько фиолетовых прядей краской «Manic Panic». Из аксессуаров, мы взяли черную кожаную повязку для одного запястья и около двух дюжин серебряных браслетов для другого. Мама достала свою собственную винтажную футболку с изображением «Sonic Youth», - предупредив меня не снимать её, чтобы кто-нибудь не стянул ее и не продал на eBay за пару сотен баксов, - а также пару черных остроносых, шипованных кожаных ботинок, которые она надевала на свою свадьбу.

На Хэллоуин она нанесла мне макияж, жирную линию черной подводки на глаза, отчего мои глаза стали выглядеть угрожающе опасно. Белую пудру, делавшую мою кожу бледнее. Кроваво-красную помаду, имитирующую раны на моих губы. И вдела в нос фальшивое колечко. Когда я посмотрела в зеркало, я увидела в отражении, как мама смотрит на меня. Может, это было из-за светловолосого парика, но впервые, я подумала, что, наконец, стала походить на моих ближайших родственников.

Родители и Тедди ждали Адама внизу, в то время как я оставалась в своей комнате. Было такое ощущение, что это выпускной или нечто подобное. У папы в руках была камера. Мама практически танцевала от волнения. Когда Адам зашел в дом, осыпая Тедди конфетами «Skittles», родители позвали меня спуститься вниз.

Я прошлась на этих каблуках настолько соблазнительно, насколько это было возможно. Я ожидала, что Адам сойдет с ума при виде меня, ведь его девушка, предпочитающая джинсы и свитера, впервые так вырядилась. Но он лишь улыбнулся своей обычной приветливой улыбкой, усмехнувшись слегка.

- Милый костюмчик, - все, что он сказал.

- Услуга за услугу. Это было честно с моей стороны, - сказала я, указывая на его костюм Моцарта.

- Я думаю, ты выглядишь устрашающе, но симпатично, - сказал Тедди. – Я бы сказал и сексуально, но я же твой брат, это было бы противно.

- Откуда ты вообще можешь знать, что означает "сексуально"? – спросила я. – Тебе всего шесть.

- Все знают, что означает сексуально, - сказал он.

Все, кроме меня, очевидно. Но тем вечером я, кажется, это узнала. Когда мы пошли за сладостями с Тедди, мои собственные соседи, которые знали меня уже много лет, не узнали меня. Парни, которые меня раньше и взглядом не удостаивали, не могли оторвать от меня глаз. И каждый раз когда это происходило, я все больше чувствовала себя этой раскованной сексуальной девушкой, которой притворялась. «Играй роль, пока роль не станет тобой», - действительно работало.

Клуб, в котором играла Shooting Star, был заполнен до отказа. Все были в костюмах, большинство девушек в довольно скабрезных – открывающих грудь костюмах французских горничных, костюмах с плетками для садомазо, в оскорбительных нарядах Дороти из «Волшебника страны Оз» с юбками задранными так высоко, что открывался вид на их ярко-красные подвязки, - в общем, нарядах, в которых я выглядела бы жутко неуклюже. Но я не чувствовала себя неуклюжей той ночью, даже учитывая, что никто кажется не догадывался, что я вообще была в костюме.

- Предполагалось, что ты должна надеть костюм, - поприветствовал меня парень-скелет, прежде чем предложить пива.

- Офигенные штанишки! – прокричала какая-то девчонка мне в ухо. – Ты их в Сиэтле купила?

- А ты не из «Crack House Quartet»? – спросил парень в маске Хиллари Клинтон, имея в виду какую-то рок-группу, которую любил Адам, и терпеть не могла я.

Когда Shooting Star вышли на сцену, я не осталась за кулисами, как обычно делала. За кулисами я могла сидеть на стуле, непрерывно наблюдать за выступлением и не пытаться поддерживать разговор с неизвестными мне людьми. На этот раз я осталась возле бара, и когда та самая девчонка схватила меня за руку и потащила в самую гущу народа, я не стала сопротивляться.

Я никогда раньше не была в танцевальной зоне у сцены. У меня не вызвало интереса бегать по кругу, в то время как пьяные крепкие парни в коже топтались на моих ногах. Но сегодня, я просто втянулась. Я поняла, каково это соединять свою энергию с толпой и одновременно черпать их энергию самой. Это было словно в водовороте, когда это произошло, тебе уже не до ходьбы или танцев, тебя просто засасывает в самую гущу.

Когда Адам закончил свой сет, я еле могла отдышаться и была такая же взмокшая, как и он. Я не пошла за кулисы, чтобы похвалить его раньше остальных. Я ждала, пока он спуститься в клуб, чтобы встретить свою публику, как он делал после каждого концерта. И когда он вышел, с полотенцем вокруг шеи, присосавшись к бутылке воды, я бросилась ему на шею и поцеловала его взасос на глазах у всех. Я чувствовала, как он улыбался, отвечая на мой поцелуй.

- Вы только гляньте, кажется, кто-то очень воодушевился образом Дебби Харри, - сказал он, стирая блеск для губ со своего подбородка.

- Да, наверное. А как насчет тебя? Чувствуешь себя Моцартом?

- Все что я знаю о нем, это только то, что я видел в том фильме. Но, насколько я помню, он был тем еще похотливым самцом, как и я после этого поцелуя. Ты готова уйти? Я могу загрузить вещи и поедем отсюда.

- Нет, давай останемся до последней песни.

- Ты серьезно? – спросил Адам, изумленно приподняв брови.

- Ага. Я могу даже пойти потанцевать с тобой.

- Ты что, выпила? – поддразнил он.

- Только «Kool-Aid», - ответила я.

Мы танцевали, иногда останавливаясь, чтобы поцеловаться, до самого закрытия клуба.

***

По дороге домой, Адам то и дело поворачивался в мою сторону, улыбаясь и качая головой.

- Итак, я нравлюсь тебе такой? – спросила я.

- Хм, - ответил он.

- Так это да или нет?

- Конечно, ты мне нравишься.

- Нет, именно такой. Я понравилась тебе сегодня?

Адам выпрямился.

- Мне понравилось, что ты влилась в шоу и не попросила уехать сразу по окончанию нашего выступления. И мне понравилось танцевать с тобой. И мне понравилось, как комфортно ты себя чувствовала в обществе, таких как я, такой шпаны.

- Но я понравилась тебе такой? Больше?

- Чем что? - спросил он, выглядя действительно озадаченным.

- Чем обычно, - я начинала становиться раздраженной. Я чувствовала себя развязной сегодня, как будто Хэллоуинский костюм подарил мне другую личность, ту, которая была достойна Адама, и моей семьи. Я попыталась объяснить это ему, и, к своему ужасу, обнаружила, что готова буквально расплакаться.

Адам, кажется, почувствовал, что я расстроилась. Он остановил машину у обочины лесовозной дороги и повернулся ко мне.

- Миа, Миа, Миа, - приговаривал он, теребя выбившиеся из-под парика мои собственные волосы. – Вот это ты, которая мне нравится. Ты определенно оделась сексуальнее и, ты знаешь, стала блондинкой, и это по-другому. Но ты, которая была сегодня вечером, та же самая ты, в которую я был влюблен вчера, та же самая, в которую я буду влюблен завтра. Я люблю то, что ты можешь быть хрупкой и жесткой, тихоней и той, кто может надрать кому-нибудь задницу. Черт, да ты одна из самых крутых девчонок, из всех кого я знаю, независимо от того, что ты слушаешь и как одеваешься.

После этого, когда у меня появлялись какие-либо сомнения по поводу чувств Адама, я думала о парике, пылящемся в моем шкафу, и вспоминала о той ночи. И после этого я уже не чувствовала себя неуверенной в себе, я просто чувствовала себя счастливой.

19:13

Он здесь.

Я торчала в пустой больничной палате родильного отделения, желая быть подальше от своих родных, еще дальше от палаты интенсивной терапии и медсестры, и, если уж начистоту, от того, что сказала медсестра, и что я осознала только сейчас. Мне нужно было находиться где-то, где люди не печалились бы, где думали только о жизни, а не о смерти. И поэтому я пришла сюда, в обитель кричащих малышей. И в самом деле, плач новорожденных успокаивает. В них уже столько воли к жизни.

Но сейчас здесь тихо. Поэтому я сижу на подоконнике, любуясь ночью. На парковке раздается скрип тормозов, и этот звук вырывает меня из грёз. Я смотрю вниз как раз вовремя, чтобы успеть заметить кусочек задней фары розовой машины, исчезнувшей в темноте. У Сары, девушки Лиз, ударницы из Shooting Star, есть розовый Dodge Dart. Затаив дыхание, я жду, когда Адам выйдет из тоннеля. И вот он здесь, поднимается по склону, кутаясь в свою кожаную куртку от холода зимней ночи. Я вижу, как поблескивает в свете фонарей цепочка его бумажника. Он останавливается и поворачивается назад, отвечая кому-то, идущему следом. Я вижу размытые очертания девушки, вышедшей из тени. Сначала я думаю, что это, должно быть, Лиз. Но затем вижу косу.

Как бы мне хотелось сейчас обнять её. Чтобы поблагодарить за то, что, если мне что-то нужно, она всегда на шаг впереди.

Конечно, Ким поехала к Адаму, чтобы рассказать ему лично, вместо того, чтобы обрушивать такие новости по телефону, а затем еще и привезла его сюда, ко мне. Ведь только Ким знала, что у Адама концерт в городе. Должно быть, ей каким-то образом удалось уговорить свою мать поехать в центр. И, судя по отсутствию миссис Шейн, Ким, наверное, убедила её отправиться домой, а сама попросила остаться со мной и Адамом. Помнится, ей понадобилось целых два месяца, чтобы получить разрешение на полет на вертолете с дядей, поэтому я поражена, сколько свободы подруга умудрилась заполучить всего лишь за несколько часов. Должно быть, Ким отважно пробралась через кучу пугающих громил на входе и прочих пижонов внутри, чтобы найти Адама. И она оказалась достаточно храброй, чтобы рассказать ему всё.

Знаю, что звучит глупо, но я рада, что это была не я. Не думаю, что смогла бы выдержать такое. А Ким пришлось.

И сейчас, благодаря ей, Адам, наконец, здесь.

Весь день я представляла его приезд, как в своём воображении бегу ему навстречу, несмотря на то, что Адам не может меня видеть, и, насколько могу судить, это не имеет ничего общего с фильмом «Привидение», где ты можешь проходить сквозь своих любимых, а они чувствуют твое присутствие.

Но сейчас, когда Адам здесь, меня словно парализовало. Я боюсь его увидеть. Увидеть его лицо. Я видела Адама плачущим дважды. Первый раз, когда мы смотрели фильм «Эта замечательная жизнь». А в другой раз, когда мы были на железнодорожном вокзале Сиэтла и увидели мать, которая кричала и шлепала своего сына, страдающего синдромом Дауна. Адам просто притих, и только когда мы отошли, я увидела слезы, текущие по его щекам. И это, черт подери, разрывало мне сердце. Поэтому если он плачет – меня это убьет. Забудьте о том, что у меня есть какой-то там выбор. Только один лишь вид плачущего Адама способен меня убить.

Я такая трусиха.

Я смотрю на часы на стене. Уже перевалило за семь. Значит, Shooting Star все-таки не будут выступать на разогреве у Bikini. Какая досада. Это был бы огромный прорыв для них. На секунду я задумываюсь, будут ли остальные участники группы выступать без Адама. Впрочем, я в этом сильно сомневаюсь. И не только потому, что он их фронтмен и ведущий гитарист. Просто у группы есть что-то вроде кодекса чести. Для них важна верность своим чувствам. Прошлым летом, когда Лиз и Сара расстались (что, как оказалось, затянулось на целый месяц), и Лиз была слишком расстроена, чтобы играть, они отменили пятидневный тур, несмотря на то, что один парень из другой группы, Кордон, был готов играть на ударных вместо нее.

Я наблюдаю, как Адам идет к главному входу больницы, а за ним плетется Ким. Прямо перед тем, как зайти под навес над автоматическими дверями, он поднимает лицо к небу. Адам дожидается Ким, но ещё мне хочется думать, что он смотрит на меня. Его лицо, освещенное фонарями, ничего не выражает, как будто кто-то стер всю его личность, оставив взамен всего лишь маску. Он совершенно не похож на себя. Но, по крайней мере, он не плачет.

И это дает мне силы отправиться ему навстречу. Точнее отправиться ко мне, в палату интенсивной терапии – туда, куда, я знаю, он захочет попасть. Адам знаком с Ба, Дедом и моими кузенами, и, думаю, позже он присоединится к их бдению в комнате ожидания. Но сейчас он идёт ко мне.

***

А в палате интенсивной терапии время по-прежнему словно застыло. Возле моей кровати один из хирургов, который подходил ко мне раньше, – тот, который много потел и, когда пришла его очередь ставить музыку, выбрал рок-группу Weezer.

Тусклое искусственное освещение постоянно поддерживается на одном и том же уровне, но суточный ритм все равно побеждает, и ночная тишина окутывает это место. Сейчас здесь не так безумно как днем, словно медсестры и приборы все немного устали и перешли на экономичный режим питания.

Так что когда из коридора, примыкающего к палате интенсивной терапии, раздается голос Адама, он действительно всех будит.

- Что значит, мне нельзя войти? – кричит он.

Я прохожу через палату и встаю как раз напротив автоматических дверей. Мне слышно, как санитар снаружи объясняет Адаму, что ему нельзя находиться в этой части больницы.

- Да это бред собачий! – кричит Адам.

А в палате все медсестры уже настороженно посматривают на дверь. Я почти уверена, что они думают: «Мало нам справляться с тем, что происходит внутри, так еще и ненормальных снаружи унимать надо?». И я хочу объяснить им, что Адам не ненормальный, что он никогда не кричит, только в исключительных случаях.

Седеющая медсестра средних лет, которая не осматривает пациентов, а только сидит, следя за показаниями компьютеров и отвечая на телефонные звонки, кивает и встает, показывая, что вызывается разрулить эту ситуацию. Она оправляет свои помявшиеся белые штаны и подходит к двери. Уж точно не лучший вариант из тех, кто мог бы поговорить с ним. Как бы я хотела попросить их послать медсестру Рамирес, ту, которая успокоила Ба и Деда (и которая напугала меня). Она бы смогла успокоить и его. А эта сделает только хуже. Я иду следом за медсестрой сквозь раздвижные двери туда, где Адам и Ким спорят с санитаром. Санитар смотрит на медсестру.

- Я сказал, что им нельзя здесь находиться, - объясняет он. Медсестра отпускает его, махнув рукой.

- Чем могу помочь, молодой человек? – спрашивает она Адама. Её голос звучит раздраженно и нетерпеливо, как у некоторых папиных коллег в школе, которые, по его словам, только и делают, что отсчитывают дни до пенсии.

Адам прочищает горло, пытаясь собраться.

- Я бы хотел навестить пациента, - говорит он, показывая на двери, отделяющие его от палаты интенсивной терапии.

- Боюсь, это невозможно, - отвечает медсестра.

- Но моя девушка, Миа, она…

- Ей оказывается вся необходимая медицинская помощь, - прерывает она его. Её голос звучит устало, слишком устало, чтобы выразить сочувствие, слишком устало, чтобы её могла беспокоить любовь молодых людей.

- Я понимаю. И благодарен за это, - продолжает Адам. Он изо всех сил старается играть по её правилам, говорить по-взрослому, но я слышу, как он запинается, когда произносит: - Но мне очень нужно её увидеть.

- Мне очень жаль, молодой человек, но посещения только для ближайших родственников.

Я слышу, как Адам вздыхает. [i]Ближайшие родственники.[/i] Медсестра не хотела быть грубой. Она просто не знает, но Адаму об этом неизвестно. Я чувствую потребность защитить его, и защитить медсестру от того, что он может с ней сделать. Я инстинктивно тянусь к Адаму, хотя и не могу в действительности дотронуться до него. Но теперь он стоит ко мне спиной, понурив плечи, на пошатывающихся ногах.

Дата добавления: 2015-06-26