Общественное призвание науки

Уже к концу XIX столетия вместе с разделением труда в сфере духовной деятельности возникает устойчивое представление, что наука всё более только расщепляется, превращаясь в некий конгломерат самостоятельных дисциплин, а ученые, в свою очередь, становятся только узкими специалистами, знатоками своего дела. Более того, чтобы соответствовать «требованиям дня» и не впадать в иллюзии, которые необходимо возникают, когда интеллект выходит за рамки своей специальности, каждому ученому-специалисту, по мнению известного социолога Макса Вебера, следует честно служить только своему «демону» (именно так он образно называл определенную научную специальность). К этому позитивистскому представлению отныне и начинает сводиться призвание ученого. Хотя, заметим, что во времена классической немецкой философии, представленной, к примеру, работами И.Г.Фихте и Ф.В.Й.Шеллинга («Несколько лекций о назначении ученого», «О сущности ученого и её явлениях в области свободы», а так же - «О методе университетского образования»), проводилась мысль, что ученому-специалисту необходимо усвоить не только особенный учебный предмет, но и обладать знанием всеобщего научного основания. Только благодаря познанию единства особенного и всеобщего, относительного и абсолютного специалист, по мнению классиков, объективно становится достойным звания ученого.

Спустя совсем немного лет, прошедших с того времени, когда Макс Вебер выступил в Мюнхенском университете с докладом «Наука как призвание и профессия» (1918), наряду с продолжением процесса дифференциации научного знания заметным становится и обратный ход в его развитии. Для нашего века Научно-технической революции характерны уже интеграционные тенденции в этой области, что, однако, не меняет сути дела, отмеченного социологом, ибо на стыках различных специальных знаний возникают только особенные виды научных дисциплин, особенные «демоны». Вместе с тем процесс формообразования научных идей и их материализации продолжает носить стихийный характер, что не может не вызывать тревогу у неравнодушной к социально-этическим и экологическим последствиям такого процесса мировой общественности. Если ещё совсем недавно науку рассматривали только в качестве ведущего звена в системе наука – техника – производство, то сегодня уже ученые говорят о науке как о фундаментальном, определяющем основании всей жизнедеятельности человека, всей системы его социально-экономических отношений (не случайно, что эпоху НТР иначе называют эпохой постиндустриального или информационного общества). Тем более актуальным становится понимание науки, но не как конгломерата различных научных дисциплин, а как единого в себе самом свободного духовного производства, лежащего в основе материального, ибо обработка вещества природы определяется способом обработки, в основе которого лежит определенная научная идея. Речь идет о том, чтобы вернуться к разработанному немецкой классической философией понятию науки как целостному началу, как принципу деятельного познания, образующему основоположения для всех возможных эмпирических наук. Первым же препятствием на пути к такому пониманию предмета является господствующий в ученой среде утилитарно-позитивистский подход к познанию вообще и познанию природы научного знания в частности, когда призвание науки сводят к различным способам мышления, к рабочим инструментам и навыкам обращения с ними, или, одним словом, к средству овладения жизнью.

С точки зрения трансцендентальной философии призвание научного знания вытекает не из внешних условий, даже если последние заданы всей совокупностью общественных потребностей, а из понятия безусловного самосознания, т.к. из многообразия условий невозможно вывести то, что как целое объективно выступает в качестве определяющего основания. Впервые такое понятие теоретически было раскрыто немецким философом Иоганном Готлибом Фихте. Строго говоря, сама философия в его лице достигает степени научного знания своего предмета, благодаря чему она перестаёт уже быть отвлеченной от общего опытного процесса познания метафизикой, а становится наукой, полагающей основание для всех эмпирических наук - наукоучением. Её основное призвание заключается в самом трансцендентальном принципе деятельного познания, т.е. в том, чтобы знать истину в себе и для себя сомой и быть истиной всех особенных научных образований. Таким образом, философия впервые за две с половиной тысячи лет в форме абсолютного Я приходит к своему первоначальному понятию, разработку которого начали ещё Платон и Аристотель. «Царство наук, - как подчеркивал Шеллинг, - представляет собой не демократию, но аристократию в благороднейшем смысле слова».

Первые лекции о своей философии, получившей название наукоучения, Фихте читает в 1774 году в Цюрихе; в этом же году в Веймаре было издано сочинение «О понятии наукоучения, или так называемой философии».

В этом, по сути, первом самостоятельном своем произведении Фихте исходит из критической философии Канта, согласно которой всякое знание предполагает первоначальное синтетическое единство самосознания. Последнее, по Канту, «сопровождает» всякое представление. Оно есть в каждом созерцании и в каждом абстрактной мысли, и оно связывает противоположности чувственного и сверхчувственного порядка, образуя через посредство такого синтетического действия всякое знание. Знание есть результат деятельности трансцендентального субъекта. Вспомним, что указанные противоположности как моменты тождества всеобщего самосознания стихийно выступили в истории философии ещё задолго до Канта как «esse est percipi» (существовать, значит быть воспринимаемым) Джорджа Беркли и «cogito ergo sum» (я мыслю, следовательно, существую) Рене Декарта. Однако знание самого безусловного, знаниеобразующего принципа, по Канту, невозможно, так как предмет философского познания выходит за пределами опыта. С этим заключением своего знаменитого предшественника Фихте не согласен принципиально, понимая, что развитие выдвинутой Кантом трансцендентальной точки зрения возможно только через раскрытие определенности основания опыта или абсолютного Я. К такой доселе неведомой задаче Фихте приступает в полной уверенности, что его понимание сути философского предмета станет вполне ясным ученому сословию.

Философия как наука имеет предмет, который, в отличие от предмета частной науки, не дан ей как некая вещь, а впервые выступает только в форме направленной на самоё себя деятельности философского познания как «необходимый способ действия интеллигенции». Интеллигенцией Фихте называет чистый разум, или дух как таковой, выступающий всеобщей сущностью всякого индивидуального человеческого духа, всякого конечного самосознания. Ведь когда мы произносим слово «я», то мы, тем самым, не только выделяем себя из числа себе подобных по принципу «я есть особенный субъект, существующий среди себе равных», но и бессознательно свидетельствуем о едином, безусловном начале, о Я как таковом, которое только для философа впервые и стало предметом научного рассмотрения.

Чистый дух самосознания, как известно из «Наукоучения», сам порождает себя в форме трёх основоположений, а философ только наблюдает за этим «духовным деланием». Однако здесь остановимся и опять вернемся к Канту, утверждающему, что мы познаём то, что сами творим. Внесём уточнение, что речь идет о всеобщем творящем начале, которое у Канта называется трансцендентальным единством апперцепции. Оно является не только пассивным условием всякого эмпирического знания, но и творцом всякого знания, т.к. полагает необходимую связь, является формообразующим началом. Случайную же связь полагает любое конечное самосознание, почему ему и приходится расплачиваться за последствия своего «формотворчества». Необходимая связь противоположного есть категория рассудка. То, что категории у Канта сгруппированы по тройственному принципу, например: реальность, отрицание и ограничение – это так же неслучайно, так как сам процесс познания «начинается с чувств, переходит затем к рассудку и заканчивается в разуме» (Кант), т.е. предполагает три основные ступени. Последняя категория, по Канту, содержит в себе всё особенное. Однако разум - это не только результат эмпирического познания или результат диалектического становления, но и истинное начало самопознания, в котором понятие разума раскрывает свою определенность, но уже не в опыте, не вне себя, а в себе самом. Поэтому Кант подчеркивает, что разум имеет дело с идеями, а не с вещами.

Заслуга Канта, как считает Фихте, в том, что «он отвел мышление от познания внешних вещей и направил его на себя, на самопознание». Фихте развивает эту мысль, подчеркивая, что разум как предмет философского познания есть непрерывная деятельность самополагания. То, что Фихте ограничил эту деятельность тремя основоположениями (Я полагает Я; Я полагает не-Я; Я полагает взаимно ограничивающие друг друга Я и не-Я), говорит о границах, не внешних по отношению к разуму, а внутри самого разума, самой философии, которая поэтому должна быть завершенным в принципе знанием. Интеллигенция раскрывает свои всеобщие определения так, что начало совпадает с результатом деятельности, тем самым всякое человеческое знание по своим первым основоположениям становится известным философии. Эмпирические науки, таким образом, возможны не потому, что они обладают своим, особенным содержанием, а возможны и необходимо существуют лишь благодаря определяющему основанию всякого возможного опыта, поэтому они, как справедливо подчеркивает Фихте, «есть только части одного и того же наукочения».

Общий вывод: философия как наука должна выступить основанием разумности частных наук, спасающим человечество от их слепого натиска на природу и мир человеческих отношений, именуемого научно-техническим прогрессом. Можно даже вслед за Платоном прибегнуть к образу возничего, обуздывающего «демонов» эмпирических наук, чтобы использовать их энергию для движения в истинном направлении. В этом, как мне представляется, и заключается общественное призвание науки.

Дата добавления: 2015-06-26