Высказывания Джордано Бруно об обществе и человеке 2 страница

40. Спрошенный, отвечал: В соответствии с учением святых докторов апостолической католической римской церкви, и особенно святого Фомы, в учении коего я был воспитан, верую, что господь наш Иисус Христос — бог.— И сказал: Верую в бога, единого в троице и троичного в единстве, отца и сына и святого духа, в котором лицо сына является истинным богом и человеком, соединенными непостижимым образом.

ОТНОСИТЕЛЬНО ХРИСТА

41. Джованни Мочениго, доносчик: Я слышал от Джордано много раз в моем доме, что Христос был злодеем, и что ему легко было предсказать, что его повесят, раз он совершал скверные дела, совращая народы. И что Христос творил лишь мнимые чудеса и был магом, как и апостолы. И что он сам мог бы совершить столько же и даже больше. Что Христос проявил нежелание умирать и избежал бы смерти, если бы только сумел.

42. Он же, допрошенный: Я помню, как он говорил, что апостолы проявили большую твердость духа, чем Христос, ибо они показали себя готовыми к смерти, а Христос молился о том, чтобы смерть его миновала. Тог да же, когда говорил о чудесах Христа, он сказал, что сам сумел бы совершить большие дела, чем апостолы, но я не помню, называл ли он их магами.

43. Брат Челестино, капуцин, сосед по камере в Венеции, донес: Джордано говорил, что Христос не был распят на кресте, а был подвешен на столбе с перекладиной, в форме костыля, который тогда употребляли, называя виселицей.

44. Он же, допрошенный, показал: Рассуждая о кресте в камере, в присутствии вышеназванных и по именованных свидетелей, а также Франческо Грациано, он утверждал, что крест, который мы теперь держим в церквах, — не тот и не той формы, как крест, на котором умер Христос, ибо Христос был подвешен на некоем столбе с перекладиной, вроде виселицы, как тогда имели обыкновение вешать преступников.

48. Франческо Грациано, повторно допрошенный: Видя, как я и другие осеняли себя крестным знамением, он сказал, что не следует этого делать, ибо Христос не был распят на кресте, а был пригвожден к столбу с перекладиной, на каком тогда обычно вешали осужденных; и что крест в той форме, как ныне держат над алтарем, есть знак, изображенный на груди богини Изиды; этому знаку всегда поклонялись древние, а христиане украли его у древних, лживо утверждая, что такова была форма столба, на котором был распят Христос. Насколько я помню, это слышали Франческо Вайа и брат Джулио, остальных не помню. Когда же я ему сказал, что ведь надпись «Иисус Назареянин, царь иудейский» была прикреплена к верхней части креста, он мне ответил, что это неправда, так как сверху был положен добавочный брус, и к нему-то и была приделана эта надпись.

51. Обвиняемый на четвертом допросе, спрошенный относительно чудес Христа, показал: Я говорил, что чудеса являются свидетельством божественности, но, по-моему, большим свидетельством, чем они, является евангельский закон, так как господь сказал о чудесах: «И больше сих сотворят»[272]. В связи с этим мне случалось еще говорить, что хотя и другие, апостолы например, творили чудеса — они совершали их силой Христа. Так что, хотя по внешнему результату чудеса Христа и апостола или святого кажутся одинаковыми, однако Христос творил чудо благодаря собственной, а апостол или святой — благодаря чужой силе. Все же я считал, что чудеса Христа были божественными, истинными, действительными, а не мнимыми. Я никогда не думал, не верил, не говорил чего- либо противного этому.

52. Спрошенный, отрицал, что осуждал Христа.

53. Отрицал, что говорил или думал, будто чудеса Христа и апостолов были мнимыми и магическими.

54. На десятом допросе сказал, что он всегда веровал в Христа, его страдания и смерть: Правда, я говорил, что крест не имел четырех равных концов, как его принято изображать, и что его священное значение было взято у древних. Ибо в древности иным способом наказывали преступников. К кресту Христа четвертый конец, то есть верхний брус, был приставлен для удобства прикрепления к нему надписи. Признавая, что знак креста символизирует смерть на нем господа нашего, я излагал то, что, мне кажется, прочитал у Марсилио Фичино[273]. А именно, что значение этого знака и преклонение перед ним восходят к эпохе гораздо более древней, чем время воплощения господа нашего. Крест почитался со времени, когда процветала религия египтян, примерно во времена Моисея. Знак креста запечатлен на груди Сераписа. Планеты и их влияния, помимо начала, тогда имеют больше силы и основания, когда вначале имеются главные знаки, где планеты пересекают эклиптику или зодиак под прямым углом, от чего из двух таким образом пересекающихся кругов получается форма этого знака. Четыре главных знака — это два равноденствия и два солнцестояния, к которым всегда относили и близ которых всегда праздновали смерть, рождество и воплощение господа нашего.

55. Спрошенный, отвечал: Крест мог походить на молоток или костыль, а что касается обычного его изображения, то скажу, что можно показать тысячи крестов, в которых нет продолжения тела креста в виде верхнего конца, но вместо него я видел форму стержня или палки, на которой прикрепляли надпись. Не говоря о том, что не всегда и в церкви он изображен, как повсюду, в соответствии с обычной формой орудия казни, с четырьмя равными концами.

56. Отрицал, что называл крест виселицей, что говорил: «Кто правит этим миром — предатель». Отрицал, что говорил оскорбительно о смерти Христа и что дурно думал об учении Христа.

ОТНОСИТЕЛЬНО ПРЕСУЩЕСТВЛЕНИЯ И СВЯТОЙ ОБЕДНИ[274]

65. Джованни Мочениго, доносчик: Я не сколько раз слышал от Джордано Бруно в моем доме, что католики допускают величайшее богохульство, говоря, что хлеб пресуществляется в тело; и что он — враг обедни.

66. Он же, допрошенный: Когда мне иной раз случалось спросить его, был ли он у обедни, он, издеваясь, отвечал: «Что обедня! Моя служба — в искусстве любви!» А о пресуществлении говорил мне, когда рассуждал о троице, что хлеб не может превратиться в плоть, и что утверждать это — глупость, богохульство и идолопоклонство.

69. Обвиняемый на втором допросе показал, что, когда был в Париже, ему предложили читать ординарные лекции; он отказался, ибо ординарные лекторы этого города обязаны посещать обедню и другие богослужения,— а я всегда избегал этого[275], зная, что отлучен от церкви за выход из ордена и снятие монашеского одеяния. Когда же в Тулузе я читал ординарные лекции, я не был обязан посещать обедню. Затем король поручил мне экстраординарные лекции, и так я читал в течение пяти лет. Затем я поехал в Англию, где прожил два с полови ной года у посла его величества[276], но и в это время я не посещал обедню, когда ее служили в доме и вне его, как и проповедей — по указанной выше причине.

70. Он же на четвертом допросе, спрошенный относительно обедни и пресуществления, отвечал: Я не посещал обедню, так как мне препятствовало отлучение за то, что я был отступником. Однако я присутствовал на вечернях и проповедях, и в последнюю четыредесятницу я посетил церковь. Хотя многие годы я имел дело с кальвинистами, лютеранами и другими еретиками, однако я не усомнился ни в этом, ни в других таинствах. С еретиками я всегда обсуждал философские вопросы и никогда не допускал, чтобы со мной говорили о другом. За это ко мне хорошо относились еретики, ибо они считали меня философом и видели, что я не касаюсь их взглядов. Они скорее считали меня неверующим, чем думали, что я верую в то, чего придерживались они.

СУЩЕСТВУЕТ МНОЖЕСТВО МИРОВ

82. Джованни Мочениго, доносчик: Я слышал несколько раз в моем доме от Джордано, что существуют бесконечные миры, и что бог постоянно создает бесконечные миры, ибо сказано, что он хочет все, что может.

83. Он же, допрошенный: Он много раз утверждал, что мир вечен и что существует множество миров. Еще он говорил, что все звезды — это миры, и что это утверждается в изданных им книгах[277]. Однажды, рассуждая об этом предмете, он сказал, что бог столь же нуждается в мире, как и мир в боге, и что бог был бы ничем, если бы не существовало мира, и что бог поэтому только и де лает, что создает новые миры.

86. Брат Джулио, о коем выше: Я слышал от него, что все — мир, что всякая звезда — мир, и что сверху и снизу существует много миров. — Повторно не допрошен.

88. Франческо Грациано, сосед по камере в Венеции: В своих беседах он утверждал, что существуют многие миры; что этот мир — звезда, и другим мирам кажется звездой, подобно тому, как светила, являющиеся мирами, светят нам, как звезды. А когда я ему возражал, он ответил, что рассуждает, как философ, ибо кроме него нет других философов, и в Германии, кроме его философии, никакой другой не признают.

90. Маттео де Сильвестрис, сосед по камере: Далее он говорил, что мир вечен, и что существуют тысячи миров, и что все звезды, сколько их видно, — это миры.

92. Обвиняемый, на третьем допросе[278]: В моих книгах, в частности, можно обнаружить взгляды, которые в целом заключаются в следующем. Я полагаю вселенную бесконечной, то есть созданием бесконечного божественного могущества. Ибо я считаю недостойным божественной благости и могущества, чтобы бог, обладая способностью создать помимо этого мира другой и другие бесконечные миры, создал конечный мир. Таким образом, я заявлял, что существуют бесконечные миры, подобные миру земли, которую я вместе с Пифагором считаю светилом, подобным луне, планетам и иным звездам, число которых бесконечно. Я считаю, что все эти тела суть миры, без числа, образующие бесконечную совокупность в бесконечном пространстве, называющуюся бесконечной вселен ной, в которой находятся бесконечные миры. Отсюда косвенно следует, что истина находится в противоречии с верой. В этой вселенной я полагаю всеобщее провидение, благодаря которому всякая вещь живет, растет, движется и совершенствуется в мире. Оно находится в мире подобно тому, как душа в теле, все во всем и все в какой угодно части, и это я называю природой, тенью и одеянием божества. Это я понимаю также и так, что бог по существу, присутствию и могуществу неизреченным способом находится во всем и над всем: не как часть, не как душа, но необъяснимым образом.

93. На двенадцатом допросе: Из всех моих сочинений и высказываний, которые могли бы быть сообщены сведущими и достойными доверия людьми, видно следующее: я считаю, что этот мир, и миры, и совокупность миров рождаются и уничтожаются. И этот мир, то есть земной шар, имел начало и может иметь конец, подобно другим светилам, которые являются такими же мирами, как и этот мир, возможно, лучшими или даже худшими; они — такие же светила, как и этот мир. Все они рождаются и умирают, как живые существа, состоящие из противоположных начал. Таково мое мнение относительно всеобщих и частных созданий, и я считаю, что по всему своему бытию они зависят от бога.

94. На четырнадцатом допросе, по существу, отвечал в том же роде относительно множества миров и сказал, что существуют бесконечные миры в бесконечном пустом пространстве, и приводил доказательства.

95. Спрошенный, отвечал: Я говорю, что в каждом мире с необходимостью имеются четыре элемента, как и на земле, то есть имеются моря, реки, горы, пропасти, огонь, животные и растения. Что же касается людей, то есть разумных созданий, являющихся, подобно нам, телесными существами, то я предоставляю судить об этом тем, кто хочет так их называть. Однако следует полагать, что там имеются разумные животные. Что же касается, далее, их тела, то есть смертно оно, как наше, или нет, то наука не дает на это ответа. Раввины и святые Нового завета верили, что существуют живые существа, бессмертные по милости божией. Их имеют в виду, когда говорят о земле живущих и месте блаженных, по псалму: «Верую, что увижу благость господа на земле живых»[279], откуда нисходят ангелы в виде света и пламени. Так толковал святой Василий следующий стих: «Ты творишь ангелами твоими духов, служителями твоими — огонь пылающий»[280], полагая, что ангелы телесны, и святой Фома говорил, что не составляет вопроса веры, телесны ангелы или нет. Основываясь на этих, я считаю для себя допустимым мнение, что в этих мирах имеются разумные существа, живые и бессмертные, которых вследствие этого следует скорее называть ангелами, чем людьми. Как философы-платоники, так и христианские богословы, воспитанные в учении Платона, определяют их как разумных бессмертных существ, в высшей степени отличающихся от нас, людей.

96. Спрошенный, отвечал: Не исключено, что они питаются подобно животным, едят и пьют соответствующим их природе образом, но если они не умирают, то наверняка и не размножаются.

97. Спрошенный, видит ли он различие в том, что живые существа этого мира смертны, живые же существа иных миров бессмертны, отвечал: Я исхожу из авторитета священного писания, которое не помещает смертных людей на небе и вокруг этого мира, а говорит о земле живущих. Кроме того, если бы не первородный грех, то и в этом мире существовали бы еще подобные людям разумные живые существа, которые обладали бы бессмертием, несмотря на то, что ели и питались. Причина этого бессмертия не в природе, ибо эти существа состояли бы из противоположных элементов, а в милости божией.

Таким именно образом бог создал бессмертным нашего прародителя с его родом, который, питаясь от древа жизни, имел возможность не только питаться, но и восстанавливать всю свою сущность и полностью сохранять природные элементы и начала.

ОТНОСИТЕЛЬНО ПОКЛОНЕНИЯ ВОЛХВОВ

98. Франческо Грациано на допросе показал: О стихе: «Цари Фарса и островов поднесут ему дань, цари Аравии и Савы принесут дары[281]»,— он говорил: неправда, что цари поклонялись Христу, ему поклонялись только пастухи и простой народ, эти же слова о царях относятся к Соломону, а не к Христу.

99. Обвиняемый показал, что он беседовал с кем-то, но не помнит с кем; если это было в Венеции, то с Франческо Грациано, если же в Риме, то с Виалардо[282], сказавшими ему, что три волхва не были царями. Они некоторым образом смеялись над тем, что волхвов изображают, как царей; им казалось, что это пророчество «Цари Фарсиса...» и т.д. не оправдалось. На что он им ответил, что это пророчество буквально относится к Соломону. — И мною по этому поводу ничего не было добавлено против величия Христа. Я никогда не говорил и не считал, что не подобает фигурально относить эти слова к Христу. Я помню, как я говорил, что пророчество о поднесении золота, ладана и т.д. в большей степени исполнилось и осуществилось по отношению к Христу, которому не только при жизни, как волхвы, но также и после смерти и воскресения все цари земные приносили не только названные вещи, но еще большие дары души.

ОТНОСИТЕЛЬНО ВЕЧНОСТИ МИРА[283]

101. Джованни Мочениго, доносчик: Я слышал несколько раз от Джордано в моем доме, что мир вечен.

104. Брат Джулио де Сало, сосед Джордано по камере, показал: Он утверждал, что бог не был творцом мира, ибо мир столь же вечен, как бог[284]. Я ему сказал, что это противоречит книге Бытия: «В начале бог создал...» и т.д., а он ответил, что я не понимаю, о чем он говорит.

108. Обвиняемый, на третьем допросе: Считая далее, что мир имеет причину и сотворен, я полагал, что по своему бытию он зависит от первопричины. Таким образом я не отвергаю понятия творения, как это, по моему мнению, выразил также и Аристотель, говоря: «Существует бог, от которого зависит мир и вся природа». Точно так же, согласно толкованию святого Фомы, мир, существует ли он вечно или ограничен во времени, по всему своему бытию зависит от первопричины, и в нем нет ничего, существующего независимо.

ПРОТИВ МОИСЕЯ

117. Брат Челестино, капуцин, сосед Джордано по камере в Венеции, донес: Джордано говорил, что Моисей был коварнейшим магом и легко победил магов фараона, будучи более опытным в магическом искусстве. И что он лгал, будто бы говорил с богом на горе Синай, и что данный им еврейскому народу закон был выдуман и измышлен им самим. — Сослался на свидетелей соседей по камере брата Джулио де Сало, Франческо Вайа, Маттео де Орио.

122. Обвиняемый на десятом допросе отрицал, что осуждал Моисея и его закон: Я говорил, что в магии и тех науках, которыми обладали маги фараона, он был опытнее других. Я считаю, что насколько они умели действовать магически, настолько умел также и он. Равным образом, Моисей был опытен во всех науках египтян. Я полагаю, что все это я говорил без оскорбления, со всяческой похвалой. А что он превзошел науку египетских магов — тут я лишь передавал то, что всем известно относительно силы созерцания в одиночестве в течение сорока лет. Неправда, будто я оскорбительно думал или высказывался о нем или его законе.

123. Спрошенный, отвечал: Я полагаю, что, возможно, еще до того, как беседовал с богом, он [Моисей] мог действовать магически, как опытнейший в магии. Ведь магия сама по себе не запретна, будучи основана на силах природы, посредством наблюдения за погодой и разными положениями неба, приложения одной материи к другой и соотношения этих низших пассивных начал с высшими активными началами. Так маги обычно с легкостью преуспевают в создании несовершенных животных, как мухи, лягушки, змеи, мыши и другие им подобные, но никогда не было смысла в создании совершенных животных. В этом смысле я думаю, что Моисей мог и умел действовать наравне с возможностями магов фараона и даже мог действовать магически лучше их, будучи более великим магом, чем они сами. Я считаю, что такие действия являются чисто физическими; и совершают ли их демоны или люди, они могут действовать, лишь основываясь на естественных началах. Я нахожу, что магию можно считать недопустимой, только если она применяется в злодейских целях или для похвальбы божественным могуществом, чтобы под этим предлогом обманывать мир. Магия же, как Моисеева, так и абсолютная магия, есть не что иное, как познание тайн природы путем подражания природе в ее творении и создания вещей, удивительных для глаз толпы. Что же касается математической и суеверной магии, то я считаю ее чуждой Моисею и всем почитаемым умам[285].

ОТНОСИТЕЛЬНО ДЕВСТВЕННОСТИ СВЯТОЙ ДЕВЫ

155. Джованни Мочениго на допросе показал: Когда Джордано говорил мне о величайшем невежестве, царящем в мире, и относительно троицы, он высказывался также и о девственности Марии и сказал, что не возможно, чтобы дева родила, смеясь и издеваясь над этим верованием людей.

156. Обвиняемый отрицал, что высказывался о девственности: Да поможет мне бог, я даже считаю, что дева может зачать физически, хотя и придерживаюсь того, что святая дева зачала не физически, а чудесным образом от святого духа. — И пустился в рассуждения о том, каким образом дева может физически зачать.

ОТНОСИТЕЛЬНО ДУШ ЛЮДЕЙ И ЖИВОТНЫХ

178. Джованни Мочениго, доносчик: Я слышал несколько раз от Джордано в моем доме, что души, созданные природой, переходят от одного животного к другому, и что люди после потопа рождаются в разврате, подобно грубым животным.

179. Он же, допрошенный, показал: Однажды я пришел к нему, когда он был в постели, и найдя рядом с ним паука, убил его. А он сказал мне, что я дурно поступил, и стал рассуждать о том, что в этих животных могла быть душа какого-нибудь из его друзей, ибо души после смерти тела переходят из одного тела в другое. Он утверждал, что прежде уже был в этом мире и много раз возвращался после смерти в тело человека или животного. Я смеялся над этим, а он порицал меня за то, что я смеюсь над такими вещами.

180. Брат Челестино, капуцин, сосед Джордано по камере в Венеции, донес: Джордано говорил, что после смерти души переселяются из одного мира в другой, в один из многих миров и из одного тела в другое. — Сослался на свидетелей, соседей по камере, брата Джулио де Сало, Франческо Вайа и Маттео де Орио.

181. Он же, допрошенный, показал: Рассуждая о множественности миров, он сказал, что душа переходит из одного мира в другой, из одного тела в другое, и что он помнит, что прежде уже был в этом мире; и что когда он был ребенком, к нему приползла змея, напугавшая его, и мать его защитила[286].

185. Обвиняемый на четвертом допросе: Я считал, что души бессмертны и являются самостоятельными сущностями, то есть интеллектуальными душами, и что, говоря католически, они не переходят из одного тела в другое, но идут в рай, чистилище или ад. Но я рассуждал, следуя философским основаниям, что поскольку душа может обладать бытием без тела и небытием в теле, она может таким же образом, как она находилась в одном теле, находиться и в другом, переходя из одного тела в другое. Таков, если и не верный, то во всяком случае правдоподобный взгляд Пифагора.

186. Он же на пятом допросе, спрошенный, каких взглядов придерживался относительно сотворения души и размножения людей и считал ли, что люди рождаются в разврате, отвечал: Я полагаю, что таково мнение Лукреция, и я читал о нем и слышал, как о нем говорят, и пересказывал его, но никогда не выдавал за свое мнение, не придерживался его и не признавал. Когда я беседовал на эту тему или читал лекции, то ссылался при этом на мнение Лукреция, Эпикура и других им подобных[287]. Это мнение не может быть выведено из моей философии.

187. На одиннадцатом допросе: Рассуждая философски и естественным образом, я полагаю, что душа, подобно тому, как она находится в одном теле и является самостоятельной сущностью вне этого тела, имея отличное от органического тела существование — в чем я вы ступаю против Аристотеля и других, считающих ее качеством и формой тела, неотделимой от него, — таким же образом может находиться и в другом теле, и придать другому телу, имеющему пассивные свойства, бессмертную природу.

188. По существу он считает, что душа одного человека может переселяться из одного тела в другое. По представлении ему многочисленных возражений относительно несообразностей, вытекающих из его положений, он все же отвечал и настаивал, что к этим несообразностям приходят те, кто считает переселение душ фактическим, а я считаю его только возможным, о чем пустился в пространные рассуждения.

ОТНОСИТЕЛЬНО ИСКУССТВА ПРОРИЦАНИЯ

190. Джованни Мочениго, доносчик: Джордано говорил, что он хотел заняться искусством прорицания и заставить следовать за собой весь мир. Когда я держал его под замком, чтобы донести на него, он просил меня дать ему копию книжки заклинаний, которую я нашел среди некоторых его рукописей.

191. Он же, допрошенный: Когда он был заключен в тюрьму, среди его имущества была найдена книжка, полная букв, которую я передал инквизиции.

194. Обвиняемый на пятом допросе сказал, что он всегда презирал книги заклинаний: Я высказывал и имел намерение изучать юдициарную астрологию, чтобы увидеть, содержится ли в ней какая-либо истина и пригодна ли она к чему-нибудь[288]. Спрошенный, отрицал, что он говорил, будто деятельность мира управляется судьбой. Всегда говорил и веровал в провидение божие.

195. В Падуе я велел переписать книгу «О печатях Гермеса»[289]. Не знаю, есть ли в ней что-нибудь запрещенное, кроме естественного предсказания. Я хотел воспользоваться ею в изучении юдициарной астрологии, но так и не прочитал ее.

196. На пятнадцатом допросе, спрошенный, от кого получил книгу, отмеченную литерой «А», и с какой целью переписал ее, отвечал: Эта книга переписана с другой, имевшейся у одного моего служителя в Нюрнберге. Он переписал ее по моему приказанию, из-за прославленности ее древних авторов, упоминаемых Альбертом Великим, святым Фомой и другими[290].

197. Спрошенный, отвечал: Я уверен, что в этой книге не написано ничего в поношение господа нашего, ибо авторы ее люди серьезные и основываются на силе небесных синодов и других расположений светил и на низших началах, хотя я знаю, что никому не дозволено обладать этой книгой и этой наукой из-за злоупотреблений, которые могут последовать, если они попадут в руки сведущих и злобных людей. Ибо такова действенность этого искусства, обещанная в заглавии книги. Поэтому я признаю, что я незаконно и без разрешения владел названной книгой, полагая, что мне можно исследовать науку и знание, какими бы они ни были. Ибо святой Фома говорит: «Всякое знание — благо»[291]. И эта наука, по моему мнению, из числа благородных. Но она должна находиться в руках людей святых и справедливых. Ибо она подобна шпаге, опасной в руках преступника и полезной в руке человека, имеющего страх божий и способного иметь суждение о допустимых и недопустимых последствиях: от каких начал они происходят и в какой форме осуществляются, в силу ли расположения светил и воздействия изображений и букв, от действий сведущих людей или демонов. Каковые все сходятся на том, что с помощью знамений времени и обрядового обращения с низшей материей осуществляются удивительные вещи во вред и на пользу людям. Я никогда не имел намерения распространять эту науку и сообщать кому-либо содержание этой книги. Я только хотел иметь ее при себе, чтобы познакомиться с формой и теорией этой науки. Ибо практическая ее сторона никогда меня не привлекала, за исключением части, относящейся к медицине, которой эта наука преимущественно содействует. Гиппократ и Гален много раз заявляли, что врачи не знают астрологии, именно в таком ее применении. Она подобна острейшему мечу в руке безумца, случайно поражающего самого себя.

О ТОМ, ЧТО НЕТ НАКАЗАНИЯ ЗА ГРЕХИ

198. Джованни Мочениго, доносчик: Я несколько раз слышал от Джордано в моем доме, что нет наказания за грехи. Еще он говорил, что для добродетельной жизни достаточно не делать другим того, чего не желаешь себе самому.

200. Обвиняемый на четвертом допросе показал, что он всегда веровал в необходимость добрых дел для спасения, — как это видно из моей книги «О бесконечной вселенной...», лист 19[292].

О ТОМ, ЧТО БЫВАЛ В АНГЛИИ, ЖЕНЕВЕ И ДРУГИХ СТРАНАХ ЕРЕТИКОВ, ГДЕ ПРИСУТСТВОВАЛ НА ИХ СБОРИЩАХ

208. Джамбаттиста Чотто, на допросе: Я слышал от разных лиц, что читал он лекции в Париже, Англии и Саксонии; я с ним познакомился в Германии.

209. Брат Челестино, капуцин, сосед Джордано по камере в Венеции, на допросе показал: Он рассказы вал, что когда он был доминиканским монахом, и против него было начато следствие, он, семнадцать лет назад, сбросил монашеское одеяние и жил в Англии, Женеве и других еретических странах.

210. Обвиняемый на втором допросе показал, что он был в Женеве, где остановился в гостинице. Немного погодя, маркиз де Вико[293], неаполитанец, находившийся там, спросил меня, кто я. Я, рассказав ему о себе и о причинах, по которым вышел из ордена, сказал, что не намерен исповедовать религию этого города, так как не знаю, что это за религия, и что поэтому я желаю остаться здесь, чтобы жить на свободе и в безопасности, а не в иных целях. Маркиз и другие итальянцы позаботились о предоставлении мне работы по корректуре книг, чтобы я мог содержать себя. В этом занятии прошло около двух месяцев. Иногда я посещал проповеди и чтения как итальянцев, так и французов, которые читали и проповедовали в этом городе. Среди других я много раз слушал чтения и проповеди лукканца Никколо Бальбани[294], который читал о посланиях святого Павла и проповедовал о Евангелии. Но когда мне сказали, что я не могу там оставаться длительное время, если не решу принять религию этого города, а иначе я не получу от них никакой поддержки, я решил уехать. Я направился в Лион, где пробыл один месяц, и переехал в Тулузу. — И рассказал, что в течение пяти лет читал лекции в Париже. — С письмом, короля Генриха III переехал в Англию, где остановился у посла его величества Мишеля де Кастельно, синьора Мовисьер. В Англии находился два с половиной года, а затем вернулся в Париж, где пробыл год. Потом переехал в Германию, в Майнц, иначе Магонцу, где пробыл 12 дней, а оттуда отправился в Виттенберг, в Саксонию. Там я застал две партии, одну — философов-кальвинистов, а другую — богословов-лютеран. Некий доктор прав Альбериго Джентиле[295] из Марки, с которым я познакомился еще в Англии, помог мне получить курс лекций по «Органону» Аристотеля. Эти и другие лекции по философии я читал в течение двух лет. Когда старому герцогу, который был лютеранином, наследовал его сын, кальвинист, он стал покровительствовать партии, враждебной той, которая оказывала покровительство мне. Из-за этого я уехал в Прагу. Там я пробыл шесть месяцев и напечатал книгу по геометрии, за которую император дал мне в награду 300 талеров. Уехав из Праги, я пробыл год в Юлианской академии в Брауншвейге. После смерти герцога, который был еретиком, я в соревновании с другими составил речь на его погребение, за которую его сын выдал мне в награду 80 скуди. Потом я направился во Франкфурт, чтобы напечатать книгу «О минимуме» и другую «О числе»[296]. Там я прожил шесть месяцев в монастыре братьев-кармелитов.

211. Он же на пятом допросе показал, что он присутствовал на собраниях и диспутах еретиков из любопытства и отрицал, что когда-либо разделял трапезу еретиков.

212. Признался, что восхвалял многих еретиков, и особенно государей, за моральные добродетели. В своей книге «О причине, начале и едином» я восхваляю королеву Англии и называю ее божественной не в значении религиозного атрибута. Я сознаю, что впал в заблуждение. Я не знаю короля Наваррского. Я говорил о нем, что он стал еретиком лишь из-за государственной необходимости. Я никогда не восхвалял его за то, что он принадлежал к еретикам.

Дата добавления: 2015-06-26