Другие концепции интеллекта 3 страница

Релятивизм предполагает эквивалентность любого отве­та на вопрос или любого решения проблемы. Считается, однако, что по определенным причинам некоторые ответы и решения «лучше» других. Теории и конструкты в той или иной степени противоречат реальности. Лакатос (1978) ут­верждает, что исследовательские программы имеют опре­деленную продолжительность сушествования. Их «ядерные» конструкты какое-то время сохраняются, буду­чи предметом эмпирической проверки и обсуждения. Про­грамма может быть приостановлена или изменена, если ее концептуальные решения становятся неудовлетворитель­ными, а эвристическая сила падает. При отсутствии под­тверждения со стороны эмпирических данных теории и основные понятия исследовательской программы становят­ся изолированными. В этой ситуации программа может быть заменена новыми теориями и концепциями. Таким образом, никакого релятивистского объяснения тому, что программы возникают и исчезают, нет. Функционирование программ — их «жизнь» и «смерть» — подчиняется рацио­нальным законам. «Рационалистическая» ориентация не предполагает, что теории должны быть немедленно замене­ны, когда появляются альтернативные теории или если эм-пирические исследования не дают ожидаемого подтверждения. Эта ориентация способствует проведению исследований конструктной валидности.

В данном разделе мы попытались показать, что несколь­ко различных эпистемологических концепций оказали вли­яние на развитие понятия валидности в психологии. Это дало основание для упрека в том, что данное понятие с философской точки зрения противоречиво (Norris, 1983). Понятие валидности в психологии должно охватить столь сложную и многостороннюю реальность, что сосуществова­ние различных критериев и точек зрения вполне возможно.

3.2.9. Конструктная валидность и системы исследования

Мессик (1989) попытался прояснить понятие валидно­сти, используя концепцию «системы исследований», пред­ставленную эпистемологом Чечменом (1971). Последний предпринял попытку представить и проанализировать эпи­стемологические теории в виде системы исследовательских

вопросов (inquiry). Каждая такая система имеет свои спе­цифические «строительные» блоки или информационные единицы, с помощью которых представляется существо проблемы. Имеются также гарантии того, что само пред­ставление проблемы будет отвечать требованиям валидно­сти.

В системе Лейбница основным является формальный или символический способ представления проблемы, точнее эпистемологической проблемы познания. Набор простей­ших аналитических истин и системы правил и операций образуют основу дедукции теоретических суждений. Кри­териями валидности являются согласованность, полнота и

др.

Учение Локка применяет эмпирический и индуктивный подход к постановке проблемы. Система знаний развивает­ся путем обобщения данных наблюдения. Критериями ва­лидности являются согласие экспертов, объективность, беспристрастность к данным и методам их сбора и анализа.

Мессик замечает, что обе эти системы пригодны для ана­лиза хорошо структурированных проблем. В том случае, когда проблема плохо структурирована, стоит вечный воп­рос о том, как сформулировать се суть. По-видимому, во многих случаях ученые еще не могут найти адекватный способ представления проблем. Это те проблемы, о которых в одной из своих ранних работ (1916) Витгенштейн сказал: «О чем нельзя говорить, о том должно молчать».

Система исследовательских вопросов у Канта содержит способ представления проблемы, интегрирующий подходы Лейбница и Локка. В рамках этой системы существует, по крайней мере, два подхода к представлению проблемы и к систематизации данных или совокупности фактов. Эти под­ходы могут в одних случаях дополнять друг друга, в других случаях — находиться в антагонистических отношениях. В течение долгого времени наилучшей считалась та теория представления проблемы, которая более успешно опериро­вала эмпирическими данными.

Диалектическая система Гегеля содержит противопо­ложные способы представления проблемы. Для анализа од­них и тех же данных используются две конкурирующие теории. Противоположность позиций со всей наглядностью обнаруживается в публичном споре. Конфликт позиций пе-

реносится на более высокий уровень — уровень интегра­ции, гдеи«ст тмается». Возможно противостояние интегри­рованной теории новым конкурирующим теориям, так что диалектический процесс может продолжаться. Конечно, этот процесс развертывается между идеями, а не между людьми.

Чечмен рассматривает еще одну, не столь хорошо изве­стную систему, систему Синджера. Эта система содержит описание перечисленных систем и рассматривает связь каждой из них с остальными. Данный метод способствует лучшему пониманию преимуществ каждой системы. Кри­терием валидности является прогресс путем последователь­ного приближения.

В психологических исследованиях валидности основное значение имеют системы Лейбница и Локка. Система Кан­та, рассматривающая альтернативные модели, использует­ся не столь часто. Диалектическая система также используется редко, возможно, из-за трудностей формули­рования противоположных теорий. Другой весьма вероят­ной причиной не столь широкой распространенности диалектической модели является опасение скатиться к ре­лятивизму, если к каждой теории добавлять противополож­ную. Мессик считает, что «метарефлексия» в системе Синджера могла бы способствовать проведению достаточно «сбалансированных» исследований конструктной валидно­сти.

Таким образом, в психологических исследованиях ва­лидности доминируют формально структурная (Лейбниц) и эмпирическая (Локк) системы постановки проблем. Мес­сик считает необходимыми и полезными для исследований валидности увеличение числа соперничающих теорий и анализ всех систем. Его рассуждения напоминают в той или иной степени аргументацию из концепции фальсификации Поппера.

3.3. Исследование валидизации и понятия, несущие высокую смысловую нагрузку

В завершение данной главы приведем пример того, что диагностические категории и психологические конструкты характеризуются смысловой нагрузкой. Мессик указывал

на то, что наши категории и конструкты не являются нейт­ральными. Рассматриваемый нами пример заимствован из работ клинического психолога Ричарда Бенталла (1992). Предметом его анализа является феномен счастья, кото­рый, как он считает, следует отнести к числу психиатриче­ских расстройств.

С сожалением Бенталл говорит о том, что клинические психологи слишком мало внимания уделяют рассмотрению феномена счастья. По мнению автора, этот феномен явля­ется достаточно важным и заслуживает того, чтобы быть представленным в учебниках по патопсихологии и в клас­сификации психиатрических расстройств (DSM IV-R).

Счастье считается одной из важнейших специфически человеческих категорий. Представление некоторых фило­софов и исследователей обыденного языка о том, что «Сча­стье существует для свиней: философия в противоположность терапии» (Теннесен, 1969), отвергает­ся.

Хотя феномен счастья с трудом поддается точному опре­делению, тем не менее существует некоторое согласие от­носительно того, что счастье содержит поведенческий, когнитивный и аффективный компоненты. Когнитивный и аффективный компоненты выражаются в ощущении собст­венной компетентности и удовлетворенности. Поведенче­ский компонент счастья может проявляться, например, в том, что человек постоянно весел и смеется. Такое поведе­ние исследовалось во многих культурах, причем допуска­ется наличие биологических основ этого поведения. Существуют данные наблюдений о том, что счастливые люди нередко действуют неосторожно, непредсказуемо и импульсивно. Но это поведение, как правило, не мешает другим людям и не причиняет им вреда. Счастливые люди говорят об ощущениях удовольствия и расслабленности, они удовлетворены своим социальным окружением, но в то же время отмечают состояние «неуспокоенности».

К сожалению, существует немного исследований эпиде­миологического типа. Оценка того, какова распространен­ность счастливых людей, варьирует от 5% (мнение психологов, психиатров и других пессимистов) до 80% (по данным самоотчетов). Эта широта разброса мнений опреде­ляется тем, что отсутствуют общепринятые операциональ-

на

ные критерии. Имеются данные и том, что распределение людей, считающих себя счастливыми, не подчиняется за­кону случайного распределения, оно различно для разных социально-экономических слоев общества. Представители высших классов имеют больше шансов чувствовать себя счастливыми по сравнению с представителями среднего класса. Показатели счастья и величина доходов значимо коррелируют. Проведено совсем мало исследований, на­правленных на выявление источников ощущения счастья. Обнаружено несколько значимых (но не имеющих содер­жательного наполнения) корреляций с такими характери­стиками, как уровень интеллекта, самооценка, экстраверсия и сумма денег на банковском счете. К сожа­лению, очень мало исследований близнецов. Однако суще­ственный генетический компонент не должен сбрасываться со счетов. Ощущение счастья может быть вызвано путем кортикальной стимуляции. Представляется необходимым дальнейшее проведение работ по исследованию «центров счастья».

Состояние счастья предполагает набор симптомов, кото­рые вместе образуют синдром. Синдром может быть опре­делен экспертами. Он включает много особенностей, характерных для заболеваний. Признаком, указывающим на заболевание в патопсихологии, признается интенсив­ность аффекта, которая, возможно, является индикатором состояния неврологической расторможенности. Необходим дифференциальный диагноз по отношению к маниакально­му синдрому. Состоя ние счастья образует явное отклонение от нормы. В статистическом смысле это явный эксцесс.

В состоянии счастья у человека могут наблюдаться неко­торые признаки дезорганизации (расстройства) познава­тельной сферы. Поведение может выглядеть иррациональным и даже странным, обычно снижены быст­рота реакций и чувствительность. Очень трудно дать раци­ональное объяснение поведения счастливого человека. Распространено мнение о том, что счастье — это привиле­гия не слишком умных людей.

Из приведенного описания следует, что клиническим психологам и, особенно, психиатрам следует уделять боль­ше внимания анализу состояния счастья как потенциаль­ному источнику патологии. Многие психиатрические

расстройства характеризуются бессмысленным, ненаправ­ленным и даже противоречивым поведением. Счастливые люди часто даже не могут объяснить своего странного пове­дения, эмоций, и при этом их ничуть не беспокоит такое поведение. Следовательно, вполне оправдан вывод о том, что у них отсутствует понимание болезненного характера своего состояния. Часто можно видеть игру необузданной фантазии счастливых людей. Конечно, заключение о том, что состояние счастья является признаком патологии, воз­можно, является преждевременным. Для этого должен быть собран более значительный эмпирический материал. Но можно уверенно утверждать, что счастье вызывает безот­ветственные, нелогичные и ненаправленные действия, от­влекает от выполнения общепринятых жизненных обязанностей.

Наконец, существует несколько исследований, связан­ных с предположением о том, что счастье вызывает рас­стройство, дезорганизацию когнитивной сферы. Счастливые люди забывают о негативных событиях или недооценивают их значение и при этом переоценивают по­зитивные события. Их подводит интуиция. Для подтверж­дения данного вывода необходимо проведение большого числа исследований, особенно таких, которые бы определя­ли уровень контроля за окружением у счастливых людей. Обычно они переоценивают свои успехи в учебе и на работе, впрочем также как и общении с другими людьми и в любов­ных делах.

В качестве предварительного заключения можно предло­жить отнести счастье к одному из видов психиатрических расстройств. Бенталл (1992) определяет счастье как «общее аффективное расстройство приятного типа» (Major Affective Disorder, pleasant type). По его мнению, необхо­дим поиск эффективной терапии, направленной на сниже­ние ощущения счастья.

Приведенный выше пример показывает, что наши поня­тия характеризуются смысловой наполненностью. Для классификации форм поведения, мышления и эмоций не­достаточно одних только формальных и объективных кри­териев. В человеческом поведении всегда присутствует смысл, значение, которое не может быть передано только средствами языка формальных элементов и отношений.

ТРИНАДЦА ТЬ ИТОГОВЫХ ТЕЗИСОВ

1. Наиболее полная система психодиагностики предпо­лагает «кооперацию» (пока отсутствующую) между тремя ее уровнями: а) житейскими представлениями о характери­стиках людей, б) конструктами психологических теорий, в) математическими или статистическими моделями.

2. Ошибки измерения являются случайными, интуитив­но не улавливаемыми и неизбежными. Эти ошибки дают информацию о согласованности-несогласованности пове­денческих и когнитивных характеристик. Существуют спо­собы оценки ошибок измерения.

3. Под индексом надежности понимается стандартная ошибка измерения, получаемая путем повторного оценива­ния одного и того же субъекта. Поскольку это практически невыполнимо, можно говорить о коэффициенте корреля­ции как об альтернативном варианте.

4. Каждый тест должен быть снабжен не менее чем одним коэффициентом надежности и не менее чем одним коэффи­циентом валидности (см. также пункт 10).

5. По мнению Леви (1974), Гольдштейна и Вуда (1989).
взаимодействие между «содержательными» психологиче­
скими теориями и теорией тестов, классической и современ­
ной, можно назвать успешным только в определенной
степени. Аспектный анализ (и теория обобщаемости) —
это, возможно, те подходы, которые могут выполнить фун­
кцию моста между теорией тестов и психологическими те­
ориями.

6. Критерии валидности могут происходить из различных эпистемологических источников. Это такие, например, критерии, как корреспонденция, когеренция, консенсус, практическая полезность. Их многообразие не означает, что понятие валидности разнородно и даже противоречиво. Такое множество стало возможным потому, что предмет психологии сложен и многообразен.

7. Возможна определенная унификация понятия валид­ности, но существует также несколько весьма важных раз­граничений, главное из которых — это разграничение между прогностической, конструктной и содержательной валидностью.

8. Концепция валидности используется и в эксперимен­тальных исследованиях (в собственно экспериментальном

и квазиэкспериментальном вариантах). Различаются внут­ренняя, внешняя, конструктная типы валидности и валид­ность статистического вывода. Эти типы валидности в определенной степени аналогичны типам, используемым в психодиагностике.

9. Понятие валидности предполагает, что тестовые ре­
зультаты должны соответствовать изучаемым феноменам,
что возможна их интерпретация, и что они практически
полезны (для конкретных целей). Информация о тестовых
результатах и данные наблюдения должны использоваться
в соответствии с нормами и ценностями общества.

10. Генерализация валидности является результатом дифференциации понятия прогностической валидности. Процедура состоит в оценке источников ошибок в выборке коэффициентов валидности и в нахождении истинного ко­эффициента валидности. Обсуждение практической полез­ности будет представлено далее.

11. Конструктная валидность претендует на то, чтобы объединить концепции валидности. Можно рассматривать, например, прогностическую и содержательную валидность как конкретные варианты разработки этого более широкого

понятия.

12. Представители психометрии больше интересовались
изучением надежности, чем валидности. Разработка моде­
лей исследования валидности достаточно сложна. В иссле­
довании валидности всегда «что-то ускользает».

13. Главные заботы представителей психодиагностики
связаны с проблемами поиска соответствия эмпирических
данных и моделей их описания, понятий и способов их опе-
рационализации, структуры и ее содержания.

5 Я. тер Лаак

Глава 4

Психодиагностика интеллекта, способностей и уровня достижений

Психодиагностика — это всегда диагностика какого-ли­бо конкретного содержания. Важнейшим содержательным разделом диагностики является оценка индивидуальных различий в области интеллекта, способностей и уровня до­стижений. Тесты, предназначенные для получения показа­телей этих различий, называют тестами на определение «максимальных возможностей», поскольку тестируемый человек должен показать все, на что он способен. При этом его ответы в соответствии с определенным правилом оцени­ваются как правильные или неверные.

Интеллект относится к числу наиболее часто использу­емых и интенсивно исследуемых в психологии конструктов. Поэтому практически в каждом учебнике рассматривается содержание, история этого конструкта, а также связанные с ним спорные вопросы. В психологии интеллект описывают как достаточно общую способность, включающую в себя, наряду с другими, способность к логическому рассуждению, планированию, решению задач, абстрактному мышлению, способность понимать сложные идеи, скорость обучения и способность извлекать пользу из полученного опыта. Так, например, способность выучить наизусть книгу еще не яв­ляется показателем интеллекта, так же как успеваемость по какой-либо учебной дисциплине или сообразительность в процессе тестирования — это еще не интеллект. Интел­лект представляет собой одновременно широкую и глубо­кую способность понимать окружающую обстановку, улавливать смысл происходящих событий, знать, что де­лать в повседневной жизни. Интеллект обычно отличают от креативности, характера, личности и других существенных параметров межиндивидуальных различий.

К способностям (aptitudes) относят условия, обеспечи­вающие получение какого-либо знания посредством специ-ального обучения (тренировки). Это понятие в определенной степени сходно с понятием интеллекта, осо­бенно оно близко концепции мультифакторного интеллек-

та Терстоуна, где выделяются так называемые «первичные умственные способности». Но на практике существует раз­личие. Интеллект преимущественно мыслится как некая общая способность, которая в целом выражается одним сум­марным числовым показателем IQ (коэффициентом интел­лекта), тогда как специальных способностей всегда насчитывается несколько, например: словесная беглость, способность к оперированию пространственным материа­лом, числовые способности и др.

К сфере достижений относится то, что человек усвоил в какой-либо конкретной области: сюда входят и развивае­мые способности, и полученные знания. В словосочетании «школьные достижения» значение понятия становится вполне ясным. Это то, что приобретается в результате ус­воения учебной программы в школе. Разработаны специ­альные тесты уровня достижений, которые, в частности, оценивают степень овладения такими базовыми навыками, как чтение, письмо и арифметические операции.

Названные выше составляющие тестов на выявление максимальных возможностей — интеллект, способности и достижения — молено анализировать на трех уровнях. Во-первых, практически у любого рядового человека, т.е. не­специалиста в психологии, существуют определенные представления о том, что же такое интеллект, способности и достижения. Содержание и структура этих житейских представлений отчасти являются предметом эмпирическо­го анализа. Во-вторых, существуют специальные теории индивидуальных различий в области интеллекта, способно­стей и уровня достижений. Наконец, имеются модели или, может быть, лучше сказать, статистические методы анали­за (или исследования) предполагаемой структуры конкрет­ных составляющих интеллекта, способностей и достижений. В частности, для исследования структуры межиндивидуальных различий по интеллекту используют­ся модели факторного анализа. Сравнительно недавно для моделирования (описания и объяснения) уровня достиже­ний стала использоваться теория анализа ответов в тесто­вых заданиях (item response theory — IRT).

Установление связей между этими тремя уровнями важ­но как для соответствующих разделов психологии, так и для

науки в целом. Философ Блэк (Black, 1962, с. 237) попы­тался представить в качестве «сохраняемых и передавае­мых системных метафор» не только научные модели, но и притчи, сказки, аллегории, мифы, а также бытующие на уровне здравого смысла представления об интеллектуаль­ных способностях. Тем самым он указал на общий источ­ник, из которого происходят и здравый смысл, и научное знание. При этом Блэк также сознавал существенное раз­личие между ними, поскольку: «...любая наука должна начинаться с метафоры, а заканчиваться алгеброй». Между высказываниями Блэка и выделенными нами уровнями анализа можно найти связь. «Метафора» относится к одно­му полюсу рассматриваемого нами ряда — к представлени­ям здравого смысла о максимальных возможностях в сфере интеллекта, способностей, достижений,— а «алгебра» — к другому полюсу, т.е. моделям, основанным на факторном анализе или современных тестовых теориях, включая тео­рию анализа заданий (IRT). Эти два полюса — «метафору» и «алгебру» — можно рассматривать как крайние позиции континуума, включающего в себя все многообразие теорий (см., например, Snow, 1973). Связь между метафорами и моделями иногда подчеркивается сознательно. Так, напри­мер, Лири (Leary, 1990, с.2) называет метафору «размыш­лением души» и отстаивает ее важную функцию в науке. Но существует также и противоположное отношение к ме­тафоре по причине ее «неточного» и, если так можно выра­зиться, «ветреного» характера. Однако в психологии метафоры все еще сохраняют свое значение и входят в раз­личные теории в качестве их неявных компонентов: напри­мер, метафоры, в которых человек рассматривается как машина или носитель набора черт (качеств) и др. Вопрос о том, прибавляет ли метафора что-то к нашему знанию, зависит в свою очередь от того, признается ли возможность приращения знания путем сравнения одного феномена с другим, уже известным (здравому смыслу) феноменом. В науке такая позиция часто отвергается, поскольку подобно­го рода сравнение (уподобление) всегда неполно. Познание не может опираться на предрассудки, a idola tribus* — это не более, чем другое название того же самого здравого смыс-* idola tribus (лат.) — мнение кумиров (прим. перев.).

ла. На самом деле необходимо, чтобы структура явления получила полное описание и объяснение, независимое от ссылок на что-либо еще. Проблема соотношения различных уровней познания будет обсуждаться нами применительно к задаче выявления максимальных возможностей в процес­се тестирования интеллекта, способностей и уровня дости­жений.

Диагностика состоит из четырех основных компонентов. Эти компоненты присутствуют и в интеллекте, и в отдель­ных способностях, и в достижениях. Теория тестирования разрабатывалась главным образом с целью получения средств надежной и валидной оценки индивидуальных раз­личий. Кроме того, для описания и объяснения этих разли­чий созданы специальные теории и таксономические системы. Таким образом, на сегодняшний день существует множество тестов на интеллект, отдельные способности и достижения, при этом определение максимальных возмож­ностей человека в указанных областях является важней­шим элементом диагностического процесса. Сказанное, однако, больше относится к форме (методу интеграции дан­ных и процессу их получения), чем к собственно содержа­нию тестов.

4.1. Начальный период в измерении индивидуальных различий по интеллекту

Хотя индивидуальные психологические различия между людьми были осознаны очень давно, их не исследовали си­стематически вплоть до конца XIX века. Философы анали­зировали природу человеческого познания, но не объясняли основ индивидуальных различий. Уже с давних пор претен­денты на государственную службу, а также студенты уни­верситета должны были демонстрировать обладание теми или иными качествами, однако применяемые при этом про­цедуры имели, по сути, лишь некое подобие внешней ва­лидное™ (см. главу 3). До конца XIX века интеллект принадлежал исключительно сфере философии, а точнее, эпистемологии. Например, в средние века вслед за Аристо­телем (около 330 г. до нашей эры) Фома Аквинский опре­делял интеллект как способность «читать» в объектах, событиях и явлениях. Интеллект связывали с пониманием

внутреннего строения веществ и структуры предметов, яв­лений. В интеллекте видели силу, способную объединять и объяснять, способность улавливать черты различия в сход­ных объектах и черты сходства в различных объектах и событиях. Пиаже отводит открытию ребенком инвариант­ности одно из центральных мест в своей теории развития интеллекта. Ранняя стадия постижения ребенком инвари­антности связана с уверенностью в существовании объектов даже тогда, когда ребенок их не видит (понятие перманен­тности объекта).

В главе 3 приводятся системы исследования Чёчмена, построенные на основе взглядов виднейших философов. Эти авторы сформулировали основные требования, кото­рым должно отвечать истинное знание. Однако Лейбница, Локка, Канта, Гегеля и Синджера не интересовали индиви­дуальные различия по интеллекту. Для них центральная проблема была связана с объяснением природы человече­ского познания и познания человеком физического мира.

В XIX веке интеллект стал рассматриваться прежде всего как переменная, т.е. некоторое изменяемое свойство, по которому люди отличаются друг от друга. Для эмпириче­ского исследования интеллекта потребовались задачи, воп­росы и проблемные ситуации. Человеку предлагалось ответить на разнообразные вопросы, а полученные ответы оценивались. Таким образом были предприняты первые по­пытки операционализации интеллекта. Последовавшие возражения философов, утверждавших, что такие задачи никогда не смогут привести к созданию адекватной картины интеллекта, были тщетны.

Как известно, начало измерения различий по интеллек­ту было связано с практическими проблемами, например, с решением проблемы профотбора, с отбором в армию и т.д. У истоков движения за применение тестов стоял Гальтон. Его интересовала наследственная природа гениальности. Он полагал, что существуют некие общие умственные спо­собности. Опираясь на эмпиризм Локка, он считал, что источником познания и интеллекта является восприятие стимулов, основанное на ощущениях. В результате индиви­дуальные различия по интеллекту выводились им из разли­чий в скорости и тонкости ощущений.

Этот раздел показывает, что многие философы описыва­ют интеллект как способность познавать мир. В отличие от них психологи открыли путь к изучению интеллекта, опре­делив его как общую способность, в развитии которой име­ются существенные индивидуальные различия и которую можно оценить количественно с помощью специально по­добранных задач.

4.2. Житейские представления об интеллекте

В обыденной речи имеется целый ряд слов и выражений, передающих наше представление о себе и других людях как в той или иной степени умных, способных к творчеству (креативных), сообразительных, хитрых, проницатель­ных, образованных (эрудированных), одаренных. У каждо­го из нас есть образ умного человека, т.е. человека, обладающего высоким интеллектом. Найссер (1976) пред­полагает, что у людей имеется некий прообраз, иначе гово­ря, прототипическое представление об умном человеке. Хайдер (1958) описал имплицитные, т.е. не выражаемые явно представления о личности. Родители и учителя как лица, сопричастные процессу интеллектуального развития своих детей или учеников, имеют определенное представ­ление об интеллекте ребенка, о том, как интеллект меняет­ся и что способствует его развитию. С целью описания содержания и структуры представлений об интеллекте, присущих обыденному сознанию, ведутся эмпирические исследования.

4.2.1. Житейские представления об интеллекте: содержание и основные параметры Стернберг, Конвей, Кетрони Бернштейн (1981) провели исследование содержания и организации представлений об интеллекте, бытующих среди «обычных» людей, т.е. среди людей, не связанных с его изучением. Стернберг посчитал целесообразным исследовать, что подразумевается под ин­теллектом, поскольку такое знание могло бы стать концеп­туальной основой для построения эксплицированных теорий. Имплицитные, т.е. неотрефлексированные, пред­ставления находятся в «головах людей», и их исследование позволяет выявить определенные культурно обусловлен-

ные взгляды на интеллект. Стернберг и др. (1981) предло­жили 500 участникам исследования (непсихологам) и 150 экспертам (психологам, специалистам в области познава­тельного и личностного развития) перечислить характер­ные свойства человека и те виды человеческой деятельности, в которых проявляется «интеллект», «отсут­ствие интеллекта», «школьный интеллект» и «интеллект в повседневной жизни». Участники эксперимента приводили несколько различных характеристик или видов занятий, таких как «много читает», «логично рассуждает», «обладает открытостью ума», «обнаруживает здравый смысл». Затем участников исследования просили оценить по семибалль­ной шкале ту степень, в которой каждая из названных ха­рактеристик присуща «идеально умному человеку». После этого проводился факторный анализ полученных количест­венных оценок (от 1 до 7) и определялись корреляции, причем в каждой из двух групп отдельно. В результате в общей картине суждений, характерных для неспециали­стов, были выделены три следующих фактора:

Дата добавления: 2015-06-04