КАТЕГОРИИ: Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748) |
Организация мышления. 1 страница
Традиционный взгляд: мышление логично в строгом смысле слова, т.е. мыслительные процессы могут быть смоделированы с помощью системы абстрактных символов, используемых в математической логике. Новый взгляд: мышление обладает «экологической» структурой. Успех когнитивных процессов, таких, например, как усвоение и память, определяется общей конфигурацией понятийной системы и значениями тех или иных понятий. Таким образом, мышление - это нечто большее, чем механическая манипуляция абстрактными символами.
Так называемый «новый взгляд», характеризующий идейную платформу когнитивизма в целом, определяет и основные теоретические положения КЛ. Становление последней, впрочем, не явилось результатом механического переноса новых идей с более общего (когнитивной науки) на частное (лингвистика). Развитие КЛ как самостоятельного и достаточно целостного направления обусловлено, прежде всего, внутренним развитием языкознания во второй половине XX в.: сменой системоцентричного подхода к языку антропоцентричным [Алпатов 1993], позиции наблюдателя (по отношению к языку) - позицией субъекта [Там же: 18], смещением внимания исследователей от четко выявляемых микроединиц, рассматриваемых в изоляции, к единицам, отличающимся высокой степенью сложности [Герасимов 1985:214-215]. В более конкретном контексте американского языкознания, зарождение КЛ можно считать реакцией на глубокий кризис, в котором оказалась генеративная теория вследствие растущего противоречия между тенденцией к сохранению во что бы то ни стало автономности синтаксиса и потребностью непрестанного расширения интерпретационного компонента, то есть нарастанием проблем, связанных с содержательным анализом языка. Усложнение алгоритма и правил порождения высказываний все сильнее загоняло генеративизм в тупик, ибо всякий раз получалось, что какие-то фрагменты естественного языка не порождались, зато порождалось нечто такое, чего в языке не существует, так что требовались все новые усовершенствования и так до бесконечности. Именно этот порочный круг спровоцировал однажды мысль о том, что, возможно, человек думает и говорит совсем иначе - не алгоритмически [Рахилина1998b: 276-279]. С изложенной точки зрения, КЛ возникла как принципиальная альтернатива генеративной теории, и потому формулировка ее принципиальных положений всегда строится «от противного» - отталкивается от основных тезисов порождающей грамматики. Вместе с тем, основоположник последней - Н. Хомский - неоднократно высказывал мысль о том, что задача лингвистики состоит в изучении когнитивных способностей человека. Эта идея, однако, никак не была им реализована, но, по остроумному замечанию Е. В. Рахилиной, «может быть, это и было то самое ружье, которое должно было однажды выстрелить» [там же: 279]. Именно идея о том, что языковые способности человека являются частью его когнитивных способностей, и сыграла объединяющую роль в становлении КЛ. Точку зрения генеративистов в литературе принято называть модульным подходом (modular approach). Согласно этому подходу, языковая способность является автономным компонентом, или «модулем», человеческого знания, а языковые структуры никак не связаны с общей понятийной организацией человеческого сознания. Применительно к процессу понимания человеком высказываний на естественном языке данный взгляд означает фиксированный порядок обработки информации, а именно: сначала человек анализирует собственно лингвистическую информацию (фонологию, синтаксис и т.д.) и только по завершении этого обращается к рассмотрению контекста, а также к массиву общих знаний. Альтернативный взгляд, выдвинутый сторонниками когнитивного направления в языкознании, получил название холистского подхода (holistic approach). Приверженцы холизма рассматривают язык не как автономную подсистему, а как способность, обусловленную общими когнитивными механизмами. С их точки зрения, язык - открытая система, и его свойства определяются общими процессами концептуализации, связанными с различными областями человеческого опыта. Что же касается языкового понимания, то КЛ утверждает, что учет контекста и общих знаний происходит в сознании человека параллельно с анализом заключенной в высказывании собственно лингвистической информации и оказывает на последний непосредственное влияние. Вопрос об автономности распространяется также на проблему взаимодействия различных уровней языка в процессе анализа того или иного высказывания. С точки зрения генеративистов, эти уровни (фонология, морфология, синтаксис, семантика) представляют собой самостоятельные модули, последовательно участвующие в процессе обработки информации. Этот принцип нашел свое отражение в многочисленных моделях автоматической обработки естественного языка, выполненных в рамках данной методологии. Сторонники когнитивного подхода, напротив, утверждают взаимозависимость и взаимовлияние разных уровней в процессе анализа человеком языковых сообщений, и их точка зрения получает все больше подтверждений со стороны психолингвистов. Результаты многочисленных экспериментов свидетельствуют о том, что семантический и прагматический компоненты высказывания могут существенно влиять на анализ его синтаксической структуры [Gibbs 1996]. В литературе неоднократно отмечалось, что КЯ не представляет собой однородного направления, объединенного общностью концепции и исследовательских подходов, - скорее, наоборот. Разнообразие используемых теоретических конструктов и терминологии, широчайший спектр попадающих в поле зрения исследователей языковых -явлений, активное использование массивов знаний, относящихся к другим дисциплинам, оригинальность.авторских подходов к анализу материала — все это затрудняет как выявление общей теоретической платформы КЛ, так и определение круга ученых, работающих в этой области (понятно, что эти факторы взаимосвязаны). Что касается последней задачи, сложность заключается еще и в эволюции взглядов тех или иных ученых. Так, например, Дж. Лакофф и Р. Лангакер в свое время начинали с порождающей грамматики, а в настоящее время являются яркими фигурами когнитивного направления. С другой стороны, Дж. Миллер, стоявший у истоков КЛ, со временем отошел от ее проблематики и сосредоточил свои усилия на компьютерной лексикологии (известный проект WordNet). Если иметь в виду современный этап развития КЛ, то можно упомянуть ряд крупных лингвистов, безоговорочно причисляемых (и декларирующих свою принадлежность!) к когнитивизму, - это Дж. Лакофф, Р. Лангакер, Л. Талми, Ж. Фоконье, Д. Герартс и др. Иногда в этот список включают также Ч. Филлмора, У. Чейфа и А. Вежбицкую [ср.: Паршин 1996; Рахилина 1998b]. Наибольшие споры вызывает позиция Р. Джекендоффа, открыто причисляющего себя к школе Хомского и отстаивающего идеи модульности и автономного синтаксиса, но, в то же время, по многим вопросам сближающегося с позицией КЛ (подробнее о взглядах Р. Джекендоффа в этой связи см.: [Jackendoff 1996; Deane 1996; Goldberg 1996]). Впрочем, по справедливым замечаниям многих представителей КЛ, жесткая постановка вопроса о членстве в «категории когнитивных лингвистов» тем более неуместна, что она воплощает собой тот классический взгляд на категории, которому КЛ активно противостоит [ср. Goldberg 1996: 6; Jackendoff 1996: 93-94]. Аналогичные трудности возникают и при попытке выявления таких фундаментальных положений КЛ, которые разделялись бы всеми ее представителями (это также вызывает ассоциацию с провозглашенным когнитивными лингвистами «новым взглядом» на категоризацию) [Geeraerts 1988а: 653]. Как отмечает В. И. Герасимов, различия в теоретической ориентации разных авторов - явление, достаточно типичное для междисциплинарных исследований вообще, объясняющееся тем, что разные подходы сохраняют некоторое «семейное сходство» со своими источниками - в данном случае, когнитивной психологией, исследованиями в области искусственного интеллекта, психолингвистикой и т.д. [Герасимов 1985: 218]. В то же время, по-видимому, можно говорить о некоторых общих принципах, являющихся - в терминологии «нового взгляда» - центральными для него. Они неоднократно выдвигались в трудах видных представителей КЛ, и их содержание естественным образом обусловлено программными положениями когнитивизма в целом, а также идейной платформой холистского подхода. Это следующие принципы. 1. Знание языка есть не автономный модуль человеческого знания, а неотъемлемая часть этого знания. 2. Язык не поддается алгоритмическому описанию через множество элементов и правила сочетания этих элементов друг с другом, так как языковая способность непосредственно обусловлена психической организацией человека; поэтому язык следует сближать не с формальными науками - логикой и математикой, - а, скорее, с биологией [Langacker 1988b: 4]. 3. Язык представляет собой единый организм не набор автономных компонентов, или уровней. 4. Языковое значение является частью общей понятийной системы человека и в качестве таковой составляет основной предмет КЛ, ибо, «если речь идет о каких-то общих с внеязыковыми правилах или хотя бы об общих принципах, на которые эти правила опираются, то это должны быть семантические правила» [Рахилина 1998b: 281]. Это определяет главенство семантики в КЛ, так что словосочетание когнитивная семантика встречается в публикациях не реже, чем собственно когнитивная лингвистика [см.: Johnson 1992; Баранов, Добровольский 1997; Рахилина 1998b]), однако не вполне ясными остаются смысловые отношения этих двух терминов между собой (отношения включения или синонимии?) · Значение слова определяется не референцией и истиной как соответствием символа объекту внешнего мира (что постулировалось «объективистскими» теориями значения), а особенностями концептуализации мира человеком, которые, в свою очередь, обусловлены опытом его физического взаимодействия со средой (перцепцией, двигательной активностью) и способностью к образному мышлению. · Значение высказывания определяется не условиями его истинности, а способом «ментального конструирования» говорящим той или иной ситуации. 5. Отказ от «инвариантного» и «списочного» подходов к проблеме полисемии. Взгляд на многозначные единицы как на категории с размытыми границами как вовне (между единицами), так и внутри (между отдельными значениями той или иной единицы) и с разным весом различных признаков внутри категории. Моделирование внутренней структуры многозначной единицы в виде сетевой модели, узлы (значения) которой характеризуются разной степенью центральности и когнитивной выделенности и связаны между собой отношениями различной природы и разной степени близости. 6. Особое внимание уделяется изучению образных средств языка, которые рассматриваются в качестве важного источника сведений об организации человеческого мышления. 7. Постулируется невозможность строгого разделения собственно языковой (словарной) и энциклопедической информации вследствие неавтономности языкового знания, его неотделимости от знаний о мире вообще [Haiman 1980]. Аналогичным образом отвергается деление на семантику и прагматику. 8. На смену лозунгу объективизации семантической теории (выражавшейся в попытке построения формальнологических языковых моделей) выдвигается требование субъективизации лингвистических исследований, подразумевающее учет социальных, культурных и пр. факторов, фоновых знаний и прошлого опыта индивида или социальных групп. Основополагающие положения КЛ, безусловно, оставляют лингвисту огромную свободу в выборе тематики и методики исследований. Собственно говоря, их смысл, по-видимому, заключается не столько в проведении новых границ, сколько в разрушении старых, установленных в период структурализма и пост-структурализма: границ между языком и когницией, семантикой и психологией, знанием языка и знанием о мире, cловарной и энциклопедической информацией, семантикой и прагматикой, между отдельными значениями лексем и даже между разными лексическими понятиями [Рахилина 1998b: 317]. В этом плане правомерна точка зрения В. Б. Касевича, считающего, что «разработанные подходы и результаты обогащают языкознание, но никак не создают ни нового объекта, ни даже нового метода» "(Касевич 1998: 20]. На отсутствие у КЛ собственных исследовательских методов обращает внимание и П.Б.Паршин [Паршин 1996: 30-31], делая, впрочем, единственное исключение для метафорического анализа в варианте, предложенном Дж. Лакоффом и М. Джонсоном [Lakoff, Johnson 1980]. Согласно его наблюдениям, когнитивисты чаще всего практикуют привычную опору на интроспекцию и суждения информанта, обычно самого исследователя, относительно приемлемости/неприемлемости тех или иных языковых форм, а также используют методы других наук (психологии, нейронауки). Рассматриваемое направление зарубежной лингвистики сравнительно мало известно в нашей стране. Лишь в последние годы русский читатель получил возможность - благодаря обзорным публикациям [Ченки 1996; 1997; Рахилина 1997; 1998Ь], переводам отдельных работ Р. Лангакера и Л. Талми [Лангаккер 1997; Лангакер 1998; Талми 1999], а также словарю когнитивных терминов [Кубрякова и др. 1996] - составить более или менее целостное впечатление об этом направлении в зарубежном языкознании. Ранее на русском языке были опубликованы отрывки из книг Metaphors We Live By («Метафоры, которыми мы живем») Дж. Лакоффа и М. Джонсона и Mental Models («Ментальные модели»") Ф. Джонсон-Лэрда, а также одна обзорная статья [Герасимов 1985]. Между тем, как справедливо отмечается в литературе, общие принципы КЛ, а также присущее ей внимание к семантической стороне описания языка оказались созвучными отечественной лингвистической традиции [Кобозева 1997; Рахилина 1998Ь]. Неудивительно поэтому, что во многих работах, выполненных в рамках направления, именуемого Московской семантической школой, можно наблюдать известные параллели с трудами зарубежных когнитивных лингвистов [ср. Успенский 1979 и Lakoff, Johnson 1980; также ср. Апресян 1986 и Talmy 1983; 1988]. Очевидна также отмеченная П Б. Паршиным [Паршин 1996: 31] близость исследовательской программы Л. Талми и теории функциональной грамматики [Бондарко 1987 и др.] В настоящем издании сделана попытка дать общее представление о научных концепциях таких крупных исследователей, как Дж Миллер, Ф. Джонсон-Лэрд, Дж. Лакофф, Р. Лангакер, Ж. Фоконье, Л. Талми, чьи труды в свое время заложили теоретическую и методологическую базу КЛ как самостоятельного направления научной мысли и уже давно признаны классическими. Изложение содержания исследований «классиков» неизбежно влечет за собой упоминание целого ряда других имен - их идейных предшественников, последователей, критиков. Тем самым воссоздается общая картина развития КЛ. Последняя глава посвящена современному состоянию КЛ и рассмотрению возможных перспектив ее дальнейшего развития.
ПРОЦЕДУРНАЯ СЕМАНТИКА ДЖ. МИЛЛЕРА И Ф.ДЖОНСОН-ЛЭРДА Книга Джорджа Миллера и Филипа Джонсон-Лэрда «Язык и восприятие», призванная, по словам ее авторов, заложить основы психолексикологии как науки, изучающей лексическую систему языка в психологическом аспекте [Miller, Johnson-Laird 1976: vi], знаменовала собой событие гораздо более крупного масштаба. Как уже отмечалось, именно с ней традиционно связывается зарождение когнитивного направления в языкознании, ставшего принципиальной альтернативой генеративному подходу и вышедшего далеко за пределы первоначально намеченного Дж. Миллером и Ф. Джонсон-Лэрдом изучения лексики с позиций психологии. Книге было суждено определить не только предмет будущей дисциплины - проблематику, связанную с языковым знанием и языковым поведением (вопросы усвоения языка, его понимания, использования и т.д.), - но и ее методологию, ориентированную на широкое привлечение экспериментальных данных других наук. Впрочем, принципиальная «открытость», междисциплинарность книги (кстати, отраженная уже в ее заглавии) естественно вытекает из той активной роли, которую играл один из ее авторов, Дж. Миллер, в становлении когнитивной науки; ср. его слова, произнесенные на одном из симпозиумов середины 50-х гг. по теории информации: «экспериментальная психология человека, теоретическая лингвистика и симуляция когнитивных процессов на компьютере, - все это части какого-то общего целого и... будущее увидит дальнейшее развитие и координацию этих дисциплин» [цит.: Кубрякова 1994: 39]). История проекта, по результатам которого была написана книга, такова. По признанию самих авторов, все началось с семантического анализа группы глаголов движения в английском языке (около 200 единиц). В результате проведенной классификации было выявлено 12 семантических компонентов, общих для значений глаголов данной группы; при этом обнаружилось, что некоторые из этих компонентов имеют перцептивную природу, в их числе — движение, изменение движения, скорость, путь, направление, инструментальностъ, дейксис. Соответственно, было выдвинуто предположение о том, что «когнитивная структура, связывающая эти глаголы между собой, отражает базовые механизмы, осуществляющие восприятие движения» [Miller, Johnson-Laird 1976: vi]. Для проверки этой гипотезы к рассмотрению были привлечены другие группы глаголов. Вскоре участникам проекта стало очевидно, что корреляции между перцептивными и языковыми структурами, опосредованы сложной концептуальной структурой, включающей в себя, в частности, такие фундаментальные понятия, как пространство, время, причина; что же касается объектов перцепции и слов, они, по отношению к этой структуре, являются не более чем «входом» и «выходом». Таким образом выяснилось, что анализ связей языка с перцепцией невозможен без изучения внутренней организации понятийной системы человека [Там же: vi-vii]. Для американской науки начала 70-х годов такой вывод был не только не очевидным, но и достаточно революционным. Еще сказывалось влияние бихевиоризма, ограничивавшего сферу научных исследований явлениями, доступными непосредственному наблюдению. Как известно, в рамках бихевиористского подхода все многообразие человеческой деятельности было сведено к реакциям на стимулы, ассоциативная связь между которыми получала свое закрепление в индивидуальном сознании в результате повторения. Проблема связи языка с перцепцией, таким образом, фактически переводилась в плоскость «вербального поведения», основанного на неких «вербальных навыках», и ограничивалась вопросом о том, каким образом те или иные звуковые комплексы приобретают ассоциативную связь с объектами восприятия. Ответ на него непосредственно вытекал из общего механизма закрепления в сознании человека пар стимул -реакция. К примеру, человек слышит звуковой комплекс «лампа» и одновременно видит лампу, это повторяется несколько раз, и в результате в его сознании образуется ассоциация между словом (точнее, его материальной оболочкой) и предметом. Однако очевидно, что таким образом можно усвоить значение и употребление лишь некоторых существительных, и остается проблема сведения всего массива языковых знаний к ассоциативным связям [Там же: 2,691-692]. Позиция Дж. Миллера и Ф. Джонсон-Лэрда характеризуется категорическим неприятием идей ассоцианизма, что определяет и их отношение к указанной проблеме - она, по их мнению, является следствием ошибочной постановки вопроса о связи языка и восприятия. Задача состоит вовсе не в том, чтобы представить объяснение всех ассоциативных связей между словами и объектами восприятия, а в том, чтобы исследовать и описать стоящие за ними глубинные психологические процессы. Исследование базируется на лексическом уровне - так как именно он, с точки зрения авторов, предоставляет наилучшие возможности для выявления отношений между языком и восприятием, - но им не ограничивается, ибо изучение значений слов невозможно без учета контекста [Там же 4]. Авторы констатируют необходимость учета как внешних связей слов (с миром вещей), так и их отношений внутри лексической системы языка. Эти аспекты лексической семантики тесно взаимосвязаны, и все попытки построить теорию значения на изолированном рассмотрении только одного из них, с точки зрения Миллера и Джонсон-Лэрда, неизбежно оказываются несостоятельными [Там же: 6-8]. В методологическом аспекте работа основана на предложенном Т. Виноградом процедурном подходе к описанию языковых явлений — правда, переосмысленном и наполненном психологическим содержанием (как и сам термин процедурная семантика (procedural semantics), также восходящий к Винограду) [Там же: 706-707]. Взаимоотношения языка и перцепции, как замечают Дж. Миллер и Ф. Джонсон-Лэрд, носят многоплановый характер. Во-первых, сама возможность языкового общения зависит от способности человека воспринимать звуки речи. Далее, существует так называемая гипотеза лингвистической относительности, восходящая к Э. Сэпиру и Б. Л. Уорфу и утверждающая, что язык оказывает воздействие на восприятие мира человеком. Однако, в центре внимания авторов оказался обратный ее аспект, связанный с влиянием восприятия мира на язык [Там же: 2]. Отправная точка их рассуждений - достаточно очевидный тезис, что многое из того, о чем говорят люди, прямо или опосредованно обусловлено их восприятием соответствующей ситуации. Авторы постулируют относительную независимость перцептивных процессов от собственно языковых процессов, обусловленную, в частности, более ранним развитием у человека перцептивных навыков (по сравнению с языковыми). Перцепция является одним из способов, с помощью которых человек может придавать значение языковым формам [Там же]. Поэтому книга открывается описанием физиологических особенностей человеческого восприятия (главным образом, зрительного и слухового) и их отражения в языке. Авторы утверждают, что восприятие предметов, их свойств и отношений обусловлено способностью человека посредством концентрации внимания выделять те или иные параметры воспринимаемой ситуации (игнорируя другие) и делать суждения об их характеристиках (длительности, силе и т.д.). Тем самым, отвергается бихевиористский взгляд, согласно которому усвоение слов связано с закреплением в сознании человека механической ассоциации между объектом восприятия и сопровождающим его звуковым комплексом, и выдвигается альтернативный подход, суть которого заключается во включении в сам процесс восприятия актов внимания к различным свойствам и отношениям воспринимаемой ситуации и суждений о них. По мнению авторов, именно результаты этих актов внимания и суждения (acts of attention and judgment), а не сами объекты восприятия обеспечивают основу для усвоения слов. Для их обозначения авторы используют предикатную нотацию - так, например, запись Red (spot) означает, что внимание воспринимающего субъекта сосредоточено на пятне и цвет этого пятна, с его точки зрения, красный. Это так называемые перцептивные предикаты (perceptual predicates). Перцептивные предикаты служат для описания свойств и отношений, существующих во внешнем мире как объекте человеческого восприятия (perceptual world). Отсутствие формальной теории перцепции вынуждает авторов самостоятельно решать вопрос о том, какие предикаты считать примитивными, и, следовательно, использовать в качестве отправных точек для описания более сложных понятий. Выбор был сделан в пользу традиционных, аристотелевских, категорий - объект, пространство, время, изменение, движение, причина, В теории Дж. Миллера и Ф. Джонсон-Лэрда они образуют своеобразный костяк, на котором строится описание параметров воспринимаемого мира - формы, цвета, размера и других качеств предметов, их взаимного расположения в пространстве, закрепленности/подвижности, направления перемещения, постоянства свойств, причин изменений и т.д. Вот лишь некоторые из огромного множества перцептивных предикатов, логических выражений и высказываний, используемых Дж. Миллером и Ф. Джонсон-Лэрдом в процессе изложения [Там же: 39-115]: Obj (х, 3D) - х является трехмерным объектом; Chng (х) - х находится в процессе изменения; Line (х) - дс является линией; Part (х, у) -у является частью лг, Place (х, у) - х расположен в месте у; Size (х, у) - х имеет размеру; Teh (х, у) - х касается у; Time (e, t) - событие е происходит в момент времени f, Coir (у, z) = Coir (у’, z') & Simlr (z, z') - объекты у и у' имеют одинаковый цвет; Disc (х, у) = [Part (х, z) э notPart (у, z)] - объекты х и у дискретны; Travel, (х) в Chng, (Place (х, у)) - объект х в момент времени t находится в состоянии перемещения. Как видно из приведенных примеров, авторы следуют некой интуитивно очевидной классификации аргументов, обусловленной тем, что не каждый объект восприятия может служить аргументом того или иного предиката; так, е обозначает события, a t - моменты времени. В то же время, х, у, z используются недифференцированно для обозначения объектов, атрибутов и т.д., что объясняется общей неразработанностью проблемы и стремлением авторов Свести к минимуму формальную сторону описания [Там же: 115]. Во избежание недоразумений, авторы спешат оговорить принципиальное различие между перцептивными предикатами типа Red (spot) и предложениями на естественном языке - в данном случае, The spot is red. Предикатная нотация призвана отражать субъективные суждения о тех или иных перцептивных представлениях, сложившихся у человека под воздействием объектов восприятия; предложения же содержат утверждения о самих физических предметах и вовсе не обязательно имеют в качестве своего источника перцепцию Это обусловливает и их неэквивалентность: очевидно, что каждый из них может быть истинным, в то время как другой ложен Что же касается аналога формального выражения Red (spot) на естественном языке, он, по мнению авторов, звучит следующим образом: «Человек воспринимает пятно, и внимание к цвету пятна приводит его к заключению о том, что оно красное» [Там же: 29-31]. В то же время, содержание последней формулировки, очевидно, шире значения предиката Red (spot), так как включает утверждение о процессе, посредством которого у человека образуется перцептивная репрезентация («Человек воспринимает пятно»). Для обозначения этого процесса авторы вводят психологический предикат (psychological predicate) Perceive (x, y, где x - воспринимающий субъект, а у - объект восприятия. Таким образом, в полном виде формальное выражение, соответствующее предложению выше, выглядит так: Perceive (person, у) & Red (у). Perceive - предикат принципиально иного характера, чем Red (во избежание смешения психологические и перцептивные предикаты обозначаются разным шрифтом, а контрольные инструкции (см. ниже) заключены в кавычки -как в оригинале, так и в настоящей книге - Т.С.). Предикат Perceive связан с процессами образования внутренней репрезентации внешнего объекта на основе информации, полученной от рецепторов, - в отличие от предикатов типа Red, связанных с формулировкой суждений на базе этой внутренней репрезентации. Perceive подразумевает наличие воспринимающего субъекта, a Red — некое перцептивное содержание, о котором можно делать те или иные заключения. Особых комментариев заслуживают аргументы психологических предикатов, Так, Миллер и Джонсон-Лэрд отмечают, что ограничение на тип первого аргумента -person (человек) - может показаться как слишком сильным (психологи могут пожелать расширить его, включив туда животных, а специалисты в области искусственного интеллекта - ЭВМ), так и слишком слабым (в силу того, что непосредственное восприятие для человека ограничено им самим, ego). Использование понятия человек авторы обосновывают двумя соображениями: во-первых, по их мнению, человек является исходным понятием любой психологической теории, а во-вторых, речь идет о связи перцепции и языка, что подразумевает участие именно человека. Что касается замены spot на у в качестве второго аргумента предиката Perceive, оно объясняется стремлением авторов отделить формирование перцептивной репрезентации от суждений о ней — ведь если бы в качестве второго аргумента фигурировало spot, это означало бы, что соответствующее суждение о форме объекта уже сделано. Таким образом, у служит некой отсылкой к объекту восприятия, что дает возможность использовать его в качестве аргумента других предикатов, не совершая при этом преждевременных суждений о самом объекте восприятия [Там же: 31]. Всего авторы постулируют пять психологических ''предикатов [Там же: 115]: Perceive (person, x) - человек воспринимает объект перцепции x; Intend (person, x) - человек намеревается достичь цели х; Remember (person, x) - человек помнит х, где х представляет ту или иную часть содержимого индивидуальной памяти человека; Know (person, x) - человек знает факт х; Feel (person, x) - человек испытывает эмоцию х. Предвосхищая недоумение читателей по поводу качественного и количественного состава списка (в самом деле, почему бы не добавить в него такие гипотетические предикаты как, например, Attend, Judge, Do, Imagine?), авторы объясняют свою позицию стремлением четко разграничить психологические предикаты и контрольные инструкции (control instructions).
Дата добавления: 2015-06-04; Просмотров: 586; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы! Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет |