Терапевтические основания психологии Самости 2 страница

В классическом психоанализе клинические данные рассматривались, как правило, с точки зрения психического аппарата, пытающегося спра­виться с влечениями и структурным конфликтом, с точки зрения Я, побу­ждаемого страхом кастрации или завистью к пенису. В психологии Само­сти осмысление клинических данных осуществляется под углом зрения Самости, побуждаемой страхом дезинтеграции и борющейся за сохране­ние своей связности. Такое изменение в подходе к клиническим данным потребовало от X. Кохута пересмотра выдвинутого 3. Фрейдом постулата об эдиповом комплексе как основополагающего концепта классического психоанализа.

Переоценка эдипова комплекса с точки зрения психологии Самости осуществлялась X. Кохутом исходя из следующих принципов.

С одной стороны, он подверг сомнению не факты, выявленные 3. Фрей­дом в эдипальных отношениях между ребенком и его родителями, а их значение и адекватность интерпретации в соответствующей системе пси­хоаналитических представлений.

С другой стороны, он отверг не классическую теорию, отводящую эди­пову комплексу центральное место в психосексуальном развитии ребен­ка и возникновении неврозов, а универсальную применимость ее ко всем феноменам жизни человека.

По мнению X. Кохута, классическая теория влечений, в основе кото­рой лежат связанные с эдиповым комплексом переживания ребенка, не в состоянии адекватно объяснить важные переживания человека,

5°°

КЛАССИЧЕСКИЙ ПСИХОАНАЛИЗ И ПСИХОЛОГИЯ САМОСТИ

относящиеся к развитию и преобразованию его Самости, в частности, к формированию и сохранению связной ядерной Самости. Фрейдов­ская теория влечений, а также последующие ее модификации объясняют переживания человека, отягощенные его виной, но оказываются несо­стоятельными при осмыслении иных его переживаний. Во всяком случае X. Кохут полагал, что в терминах эдипова комплекса можно объяснять не только психопатологию, но и психическое здоровье человека. По его собственному выражению, наличие прочной Самости является предваритель­ным условием переживания эдипова комплекса.

Первоначально X. Кохут считал, что появление в процессе анализа эдипальной ситуации является оживлением соответствующего конфлик­та из детства. Однако позднее он пришел к убеждению, что возникнове­ние подобных ситуаций в рамках переноса свидетельствует о позитивных последствиях, связанных с созреванием и укреплением Самости. Если классическая теория сосредоточивала свое внимание на структурном конфликте, то психология Самости обращается к рассмотрению позитивных аспектов того периода психического развития, который сопряжен с эдипальны-ми отношениями.

В связи с осмыслением эдипова комплекса X. Кохут выделил две груп­пы нарушений.

К первой группе нарушений он отнес псевдонарциссические расстройства, связанные с эмоциональным уходом от конфликтов и страхов эдипова периода, способным привести к постоянному принятию нарциссической позиции, используемой в защитных целях.

Ко второй — невроз псевдопереноса, порожденный своего рода омертве­нием ребенка вследствие ощущения фрагментарности его Самости или недостатка жизненных сил, что приводит к принятию эдиповой позиции, также используемой в зищитных целях.

В дальнейшем он пришел к мысли, что, наряду с псевдонарциссически-ми расстройствами и неврозом переноса, следует выделить также смешан­ные формы нарушений, в которых первичная нарциссическая патология сочетается с эдиповой патологией.

При рассмотрении эдипова комплекса классический психоанализ огра­ничивался фокусировкой внимания на структурном конфликте и структур­ном неврозе. Психология Самости смещает акцент исследования на пози­тивные аспекты эдипова периода, исходя из того, что если ребенок облада­ет прочной, непрерывной Самостью, то в тот период он будет испытывать активно-собственнические и нежно-сексуальные желания в отношении родителя противоположного пола, а также чувства, выражающие уверен­ность в себе. Однако, как замечал X. Кохут, переживания ребенка в эдипо­вой фазе развития становятся понятными не тогда, когда их рассматривают

₅oi

ПСИХОЛОГИЯ САМОСТИ X. КОХУТА

изолированно, а тогда, когда они воспринимаются в рамках эмпатических или неэмпатических ответов со стороны его объектов Самости.

В классическом психоанализе больший интерес представлял вопрос о последствиях неблагоприятного прохождения ребенком эдиповой ста­дии развития. В рамках психологии Самости на передний план выступала другая постановка вопроса, связанная с рассмотрением того, в чем состо­ит эдипов комплекс ребенка, вступающего в данную стадию развития с прочной, связной Самостью и опекаемого родителями, которые сами имеют здоровую Самость.

По мнению X. Кохута, переживания здорового ребенка в период эди-пальной стадии развития содержат и сохраняют в себе глубокую радость, не связанную с содержанием эдипова комплекса в традиционном смысле и имеющую важное значение для последующего развития человека. Эта радость покоится на двух источниках, включающих в себя внутреннее осознание ребенком важного шага в психологическую сферу новых пере­живаний и переживание им гордости, исходящей от родительских объ­ектов Самости. Признание подобного положения ведет к тому, что если в рамках классического психоанализа эдипов комплекс воспринимается в качестве ядра невроза, то с точки зрения психологии Самости этот ком­плекс является своего рода матрицей, вносящей существенный вклад в укрепление независимости Самости и позволяющей ребенку следовать собственным путем с большей уверенностью, чем ранее.

Для психологии Самости эдипов период развития ребенка является скорее источником его потенциальной силы, нежели слабости. Такое понимание привело к новой, по сравнению с классическим психоанали­зом, оценке значения эдипова комплекса. Оно состояло в том, что соотне­сение периода вступления ребенка в эдипальную стадию развития с ощу­щением им чувства радости побуждало по-новому оценить традиционные представления.

В частности, X. Кохут поставил вопрос о том, не является ли эдипов комплекс классического психоанализа выражением патологического раз­вития в стадии становления человека. Сам он исходил из того, что эдипов комплекс не наносит человеку таких глубоких ран, как это принято считать в классическом психоанализе. Напротив, этот комплекс действует на челове­ка воодушевляюще и доставляет радость. И если многие психоаналити­ки расценивали драматические желания и тревоги ребенка на эдиповой стадии развития как нормальные события, то X. Кохут считал, что они являются не чем иным, как реакциями ребенка на недостаток эмпатии со стороны объекта Самости в этот период жизни. В целом он полагал, что «случаи эдиповой патологии встречаются теперь реже, тогда как слу­чаи патологии самости — все более часто» [23, с. 260].

5О2

КЛАССИЧЕСКИЙ ПСИХОАНАЛИЗ И ПСИХОЛОГИЯ САМОСТИ

В понимании X. Кохута эдипов период служит лишь почвой для возникнове­ния невротических конфликтов, но не является основным очагом серьезных наруше­ний Самости. Эдипова стадия развития ребенка не определяет судьбу Само­сти. Можно говорить о такой точке развития человека, когда в результате критического испытания становится очевидным, было ли его предшест­вующее развитие успешным или неудачным. Эту точку следует отнести к такому возрасту (позднему среднему возрасту), когда человек спрашивает себя, соответствует ли он своему внутреннему предназначению.

Речь идет о периоде «предельного отчаяния» для некоторых людей, сопровождающегося апатией, депрессией без чувства вины. В этот пери­од самоубийства обуславливаются не давлением на человека со стороны его карающего Сверх-Я, а желанием избавиться от чувства омертвления и стыда из-за признания окончательной неудачи в жизни.

С введением структурной точки зрения в остов классического психо­анализа внутрипсихические конфликты рассматривались не только под углом зрения сшибок между бессознательными влечениями Оно и созна­тельными проявлениями Я, но и с позиций психических коллизий между тираническим Сверх-Я и несчастным Я, когда на передний план выходи­ли бессознательные чувства вины. В представлении X. Кохута нарцисси-ческие личности не склонны поддаваться чувству вины, чрезмерно реа­гировать на давление со стороны Сверх-Я. Их преобладающая тенденция заключается в другом, а именно в том, что «ими часто овладевает чувство стыда, т. е. они реагируют на прорыв архаических аспектов грандиозной самости, прежде всего на ее не подвергшийся нейтрализации эксгиби­ционизм» [24, с. 254].

В отличие от предшествующих психоаналитических трактовок, X. Кохут придерживался мнения, в соответствии с которым представление о том, что чувство стыда является реакцией Я на неудачу при удовлетворении тре­бований и ожиданий со стороны Сверх-Я, следует признать ошибочным. Клинические наблюдения за нарциссическими пациентами показывают, что переживаемое ими чувство стыда не обусловлено наличием прочных идеалов. Такие пациенты являются крайне честолюбивыми, имеют ярко выраженные эксгибиционистские потребности и свойственный им психи­ческий дисбаланс связан не со слабостью Я при столкновении с идеалами Сверх-Я, а именно с эксгибиционистскими проявлениями.

С точки зрения психологии Самости можно жить наполненной твор­ческой жизнью, несмотря на наличие невротического конфликта и даже невротического заболевания. В то же время при отсутствии невротиче­ского конфликта некоторые люди оказываются жертвами бессмыслен­ности своего существования. Говоря о том, что психология Самости спо­собствует лучшему пониманию подобных явлений, X. Кохут высказал

5°3

ПСИХОЛОГИЯ САМОСТИ X. КОХУТА

даже такое соображение, в соответствии с которым данная психология когда-нибудь сможет объяснить, почему одни люди расценивают неизбеж­ность смерти как доказательство бессмысленности жизни, а другие — при­нимают смерть как неотъемлемую часть осмысленной жизни.

Для психоаналитиков, придерживающихся психологии влечений, цель анализа состоит в том, чтобы пациент смог осознать свои влечения и бла­годаря этому сублимировать их или разрядить посредством реалистиче­ского действия. Психология Самости предполагает смещение акцента с пере­работки влечений психическим аппаратом на идею об отношениях между Само­стью и ее объектом. Такое смещение оказывается плодотворным не только в концептуальном отношении, но и в терапевтическом плане.

В концептуальном отношении психология Самости ведет к понима­нию того, что неспособность родительского объекта Самости выступить в качестве зеркала для здорового самоутверждения ребенка может ока­зать такое воздействие на его психику, что у него не только возникнут, но закрепятся и останутся на всю жизнь обида, чувство горечи, садизм. В практическом плане «только посредством терапевтической реактива­ции изначальной потребности в ответах со стороны объектов самости действительно удается уменьшить гнев и садистский контроль, вернуться к здоровому самоутверждению» [25, с. 131].

В отличие от некоторых последователей 3. Фрейда, рассматривающих вслед за ним феномен переноса как исключительно повторение инфан­тильного отношения пациента в процессе анализа, X. Кохут различал выбор объекта в переносе, сформировавшийся в соответствии с моделями детства (нередко ошибочно называемым «позитивным» переносом), и настоящими переносами. В афористичной форме, напоминающей манеру 3. Фрейда (все вытесненное является бессознательным, но не все бессознательное являет­ся вытесненным), он высказал утверждение, в соответствии с которым все переносы суть повторения, но не все повторения - переносы. Исходя из подобно­го понимания феномена переноса, он пришел к выводу, что «позитивный» перенос представляет собой лишь инструмент, используемый при анализе нарциссических нарушений, но именно переработка и конечный отказ от зер­кального переноса или идеализации архаичного объекта Самости характеризуют собой успешное завершение психоаналитической терапии.

«Позитивный» перенос и терапевтический альянс рассматривались X. Кохутом с точки зрения не переноса как такового, а отношения между аналитиком и пациентом, основанного на ранних межличностных пере­живаниях последнего, нейтрализованных и сдержанных по цели, но про­должающих влиять на его объектные связи, включая аналитика. Подоб­ная привязанность пациента к объекту относилась им не к области пере­носа, а к сфере прогрессивной нейтрализации.

КЛАССИЧЕСКИЙ ПСИХОАНАЛИЗ И ПСИХОЛОГИЯ САМОСТИ

Сравнивая подходы классического психоанализа, психологии Я и пси­хологии Самости к завершению аналитической терапии, X. Кохут выде­лил два направления, связанные с рассмотрением функционирования человека. Одно направление исходит из представлений о том, что он назвал «Виновным человеком». Другое — о «Трагическом человеке». В пер­вом случае внимание акцентируется на цели реализации влечений челове­ка, во втором — на цели, направленной на реализацию его Самости.

Виновный человек руководствуется в своей жизни принципом удоволь­ствия, но часто он оказывается неспособным к достижению цели реали­зации своих влечений не только из-за давления со стороны окружения, но и в результате внутреннего конфликта.

Трагический человек стремится выразить структуру своей ядерной Само­сти, и его усилия находятся по ту сторону принципа удовольствия, хотя его неудачи могут затмевать его успехи.

В основе классического психоанализа лежат представления о Винов­ном человеке, для описания и объяснения поведения которого аналитики прибегают к концепциям психического аппарата и структурной модели психики. В основе психологии Самости лежат представления о Трагиче­ском человеке, рассмотрение которого осуществляется через призму его биполярной структуры и напряжения между двумя полюсами.

Исходя из понимания пребывающего в конфликте Виновного чело­века, классический психоанализ сделал много полезного для раскрытия существа неврозов переноса. Однако, как считал X. Кохут, классическая теория не способна адекватно объяснить ни борьбу пациента, страдающе­го нарциссическим нарушением личности, за восстановление самого себя, ни отчаяние без чувства вины тех, кто обнаруживает, что на протяжении своей жизни им не удалось реализовать свои базисные самостные устрем­ления и идеалы. «Структурно-динамическая метапсихология не объясня­ет эти проблемы человека, ей не дано постичь проблемы Трагического Человека» [26, с. 227].

С точки зрения X. Кохута, сексуальное и деструктивное Оно, сдержи­вающее и запрещающее Сверх-Я, как они понимались в классическом психоанализе, являются элементами структурного аппарата Виновного, а ядерные амбиции и идеалы — полюсами Самости, между которыми возни­кает дуга напряжения, формирующая главные цели Трагического челове­ка. Центр развития Виновного человека и возникновения психоневрозов составляют конфликтные аспекты эдипова комплекса. В этом ракурсе пред­ставления классического психоанализа о психическом аппарате пригодны для объяснения структурного невроза, а также чувства вины и депрес­сии, характерных для психических нарушений и конфликтов Виновного человека, в то время как психология Самости оказывается необходимой

5°4

17 - 3550

5°5

ПСИХОЛОГИЯ САМОСТИ X. КОХУТА

для объяснения патологии фрагментарной Самости (шизофрения, нарцис-сические нарушения личности, опустошающая депрессия), относящейся к психическим нарушениям и борьбе Трагического человека.

При структурном неврозе, с которым имел дело классический психо­анализ, успешность анализа определяется оценкой того знания, которое пациент приобрел о происхождении своих невротических симптомов и патологических черт характера, а также оценкой степени контроля, который он может осуществлять над своими сексуальными и агрессивны­ми влечениями. При нарциссических нарушениях личности, являющихся главным объектом исследования и лечения в рамках психологии Самости, успешность анализа оценивается с точки зрения связности и прочности Самости пациента, восполнения дефектов в структуре его Самости, вос­становления его компенсаторных структур.

Может создаться впечатление, что в целом психология Самости кар­динальным образом противостоит классическому психоанализу. Однако в действительности это не так. При всех выше отмеченных расхождени­ях с классическим психоанализом психология Самости не претендовала на то, чтобы подменить собой буквально все концептуальные и терапев­тические разработки 3. Фрейда. В частности, X. Кохут признавал, что как в случае осознанных психических конфликтов при нормальном функцио­нировании, так и в относящейся к области структурных нарушений пси­хопатологии аналитик может не обращаться к понятию Самости.

Поэтому при сравнении классического психоанализа с психологи­ей Самости речь должна идти не о противопоставлении их друг другу, а о дополнении психологии влечений, структурного конфликта идея­ми о здоровом и патологическом развитии Самости. «Психоаналитиче­ская теория, — подчеркивал X. Кохут, — приблизится к осуществлению своей цели — стать общей психологией, если она расширит свои границы и будет рассматривать полученные ею данные и свои классические объяс­нения в более широких рамках психологии самости» [27, с. 219].

Интересно отметить, что в некоторых работах 3. Фрейда высказыва­лись соображения, связанные с одной, как он называл, «примечательной психологической проблемой». Речь шла о том, что подчас собственные мысли пациента как бы охраняются от него самого (от Самости). «Слов­но бы его Самость не является больше единством, за которое он всегда ее принимал, словно бы в нем имелось и еще что-то другое, что может про­тивопоставляться этой Самости. Ему может как бы померещиться что-то в виде противоположности между Самостью и душевной жизнью в широ­ком смысле» [28, с. 52].

Это соображение было высказано 3. Фрейдом в работе «Проблема диле­тантского анализа» (1926). Здесь явственно присутствовала мысль о некоем

КЛАССИЧЕСКИЙ ПСИХОАНАЛИЗ И ПСИХОЛОГИЯ САМОСТИ

единстве Самости и возможности восприятия пациентом того, что как бы противопоставлялось ей. Другое дело, что основатель психоана­лиза не исследовал феномен Самости в качестве психической структуры, характеризующейся целостностью и фрагментарностью, что впоследствии стало основным объектом анализа в психологии Самости X. Кохута.

Следует иметь в виду, что долгое время X. Кохут не только разделял основные идеи классического психоанализа, но и в своей терапевтиче­ской деятельности придерживался соответствующих установок и подхо­дов, сформулированных и выдвинутых 3. Фрейдом. Только со временем он почувствовал необходимость расширения классических психоаналитиче­ских представлений о человеке, возникновении психических расстройств и возможностях их лечения. Эта необходимость была вызвана к жизни как клинической практикой, в рамках которой X. Кохуту пришлось иметь дело с пациентами, характеризующимися нарциссическим нарушением лично­сти, так и пониманием того, что в изменившемся мире психоанализ дол­жен отвечать новым задачам, если он хочет оставаться жизнеспособным. Как известно, терапевтические возможности классического психо­анализа соотносились с возникновением у пациента переноса в процес­се общения с аналитиком и тщательной проработкой невроза переноса, что способствовало осознанию пациентом его бессознательных способов защит, сопротивлений, моделей поведения в реальной жизни. Подобная стратегия лечения основывалась на клинических данных, почерпнутых при работе 3. Фрейда с пациентами, страдающими истерией и неврозом навязчивых состояний, т.е. с пациентами, у которых в процессе анали­за наблюдалась повышенная склонность к переносу собственных чувств и переживаний на аналитика.

Правда, основателю психоанализа приходилось сталкиваться с таки­ми обстоятельствами, когда его ученики рассматривали теоретические и практические возможности работы с тем, что он сам называл «нарцис­сическим неврозом». При лечении нарциссических неврозов возникали трудности, связанные с тем, что соответствующие пациенты были сосре­доточены исключительно на себе и у них не наблюдалось столь явного феномена переноса в рамках аналитического процесса, как это имело место при работе с истериками.

3. Фрейд не отрицал необходимости работы с нарциссическими нев­розами средствами психоанализа. Напротив, после опубликования ста­тьи «О нарциссизме» (1914) он говорил о важности разрешения загадки нарциссических неврозов. По его собственному выражению «возникла задача найти динамическое объяснение этих заболеваний и одновремен­но пополнить наше знание душевной жизни пониманием Я» [29, с. 270]. Другое дело, что в то время в рамках классического психоанализа еще

17*

5°7

ПСИХОЛОГИЯ САМОСТИ X. КОХУТА

не были выработаны технические приемы, позволявшие осуществлять эффективную работу с нарциссическими пациентами. «Нарциссические неврозы, — признавал основатель психоанализа, — едва ли проницаемы для той техники, которой мы пользовались при изучении неврозов пере­несения... Наши технические методы должны быть, таким образом, заме­нены другими» [30, с. 270].

X. Кохут имел дело с пациентами, страдающими нарциссическим нарушением личности и нет ничего удивительного, что, столкнувшись с необходимостью использования новых технических методов при рабо­те с такими пациентами, он фактически попытался восполнить сущест­вующий пробел в классическом психоанализе, следуя, собственно говоря, по стопам 3. Фрейда. Правда, если основатель психоанализа соотносил необходимость разгадки нарциссических неврозов с пополнением психо­аналитических знаний о Я, то X. Кохут сделал акцент на глубинном пони­мании феномена Самости. Однако его развитие знаний в этом направле­нии было, по сути дела, не чем иным, как продолжением размышлений 3. Фрейда о направленности исследования природы и возможностей лече­ния нарциссических неврозов.

В самом деле, ведь именно З.Фрейд обратил внимание на то, что для понимания нарциссических неврозов необходимо исходить из пред­положения фиксации либидо на более ранних фазах развития ребенка, чем при истерии или неврозе навязчивых состояний. Более того, по его мнению, соответствующая фиксация, пролагающая путь к образованию симптомов, находится, вероятно, «на стадии примитивного нарциссиз­ма» [31, с. 269].

И если при разработке основных положений психологии Самости X. Кохут пересмотрел классическую теорию влечений, то это вовсе не означало, что он отверг психоанализ как таковой. Напротив, в осмыс­лении данной проблематики он следовал за теми установками 3. Фрейда, в соответствии с которыми при дальнейшем объяснении нарциссических неврозов психоаналитики будут придерживаться, по его словам, «невысо­кого мнения о нашем нынешнем знании о судьбах либидо, почерпнутом из изучения неврозов перенесения» [32, с. 270].

Представляется, что с учетом выше изложенного становится более понятным пояснение X. Кохута по поводу того, что в дополнение к клас­сической теории и технике психоанализ нуждается в психологии Самости и соответствующей ей технике, на разработку которых и были направле­ны его концептуальные и терапевтические усилия. В условиях современ­ности психоанализ должен, по его мнению, сместить фокус своего внима­ния с внутренних конфликтов человека, вызванных эдиповыми и другими инцестуозными стремлениями, на исследование превратностей Самости.

КЛАССИЧЕСКИЙ ПСИХОАНАЛИЗ И ПСИХОЛОГИЯ САМОСТИ

Словом, говоря о необходимости соблюдения глубинного принципа комплементарности, X. Кохут надеялся на понимание психоаналитика­ми того, «почему теории, в которых рассматривается динамика влечений и защит, бессознательное, трехуровневая модель психики, объектный катексис, идентификация и т. д., использовавшиеся в качестве адекватных систем для объяснения структурных конфликтов индивида, должны быть теперь дополнены... такими теоретическими концепциями, как фрагмен­тация самости, ядерная самость, элементы самости, отношения с объекта­ми самости, преобразующая интернализация и т. д., служащими для объяс­нения доминирующей патологии нашего времени» [33, с. 262].

₅о8

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Полагаю, нет необходимости в каком-либо подробном обобщении того материала, который был рассмотрен на страницах данной работы. Озна­комившись с различными концептуальными и терапевтическими разра­ботками, имевшими место в постклассическом психоанализе XX в., чита­тель сам может выявить для себя то ценное, что окажется для него при­емлемым при осмыслении своих собственных проблем, исследовании проблематики человека или осуществлении профессиональной деятель­ности в области психотерапии.

Имеет смысл, по всей вероятности, лишь обратить внимание на два обстоятельства, характерные для современного развития психоаналити­ческой теории и практики и психоаналитического движения в целом.

Первое обстоятельство касается той тенденции, которая наметилась в рамках мирового сообщества. Так, если история развития психоанали­тического движения в XX столетии характеризовалась отпочкованием от классического психоанализа различных терапевтических направле­ний, включая индивидуальную психологию А.Адлера, аналитическую пси­хологию К. Г. Юнга, логотерапию В. Франкла и ряд других, то в XXI в. все отчетливее ощущается потребность в систематизации и интеграции кон­цептуальных представлений, клинических наблюдений и философских обобщений в целях практической реализации специфической аналитиче­ской терапии. Той терапии, которая действительно могла бы стать своего рода врачебной философией, направленной на исцеление души, осущест­вляемой «врачевателями» или «целителями души».

Показательным в этом отношении мне представляется франко-русский психоаналитический симпозиум «Влечение в современном психоанализе» (30-31 октября 2004г., Москва), в работе которого приняли участие такие видные французские психоаналитики, как А.Грин, А.Жибо, Дж. Мак-Дугалл, Ж. Шассге-Смиржель, А. де Мижолла, Р. Руссийон, П.Израэль. В рамках данного симпозиума демонстрировался фильм «Мое имя Сабина Шпильрейн», ранее показанный на 43-м конгрессе Международной пси­хоаналитической ассоциации (2004г.).

После просмотра фильма состоялось его обсуждение, когда впервые, пожалуй, после длительного разрыва между сторонниками классического

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

психоанализа 3. Фрейда и аналитической психологии К. Г. Юнга состоял­ся конструктивный обмен мнениями между аналитиками, представленны­ми в лице президента Международной ассоциации истории психоанализа Алена де Мижолла и президента Международной ассоциации аналитиче­ской психологии Христиана Гайяра. Символично то, что сближение пози­ций сторонников классического психоанализа и аналитической психоло­гии произошло в России, причем в связи с обсуждением судьбы Сабины Шпильрейн, родившейся в России в конце XIX в., проходившей курс лече­ния у К. Г. Юнга в Швейцарии в начале XX столетия, получившей меди­цинское образование в Цюрихском университете, ставшей известным психоаналитиком и установившей дружеские отношения с 3. Фрейдом, с его одобрения возвратившейся на родину в середине 20-х гг. и погибшей в России в период Второй мировой войны.

Второе обстоятельство связано с возрождением психоанализа в Рос­сии конца XX — начала XXI столетий. Причем это возрождение является столь интенсивным по своему размаху, что может оказаться превалирую­щей тенденцией развития психоанализа в мировом масштабе, отмечен­ной печатью спада интереса к психоаналитической терапии в странах Западной Европы и США, по сравнению с тем, что имело место в этих странах в середине XX в.

Во введении к работе «Классический психоанализ: история, тео­рия и практика» (2001) мне пришлось констатировать, что в апреле 1999 г. в России не было ни одного члена Международной психоаналити­ческой ассоциации. Сегодня, по прошествии семи лет, в России насчи­тывается, по известным мне данным, около десяти членов Международ­ной психоаналитической ассоциации и порядка 50-60 кандидатов. Если учесть, что в настоящее время существует довольно значительное количе­ство аналитиков, завершивших психоаналитическое образование в рос­сийских психоаналитических учебных заведениях и приступивших к тера­певтической деятельности не только в Москве или Санкт-Петербурге, но и во многих регионах России и ближнего зарубежья, то можно пред­ставить себе динамику роста числа российских психоаналитиков.

Судя по всему, психоаналитическое движение в России в количествен­ном отношении идет такими ускоренными темпами, что по растущему числу психоаналитических обществ, центров, учебных заведений и спе­циалистов, практикующих психоанализ или психоаналитическую тера­пию, оно скоро окажется «впереди планеты всей». Хотелось бы надеять­ся, что и в качественном отношении данное движение окажется не менее продуктивным, а российские психоаналитики выдвинут оригинальные идеи, концепции и терапевтические разработки, которые получат миро­вое признание.

5"

ПОСТКЛАССИЧЕСКИЙ ПСИХОАНАЛИЗ

Как знать, быть может в недалеком будущем развитие теории и прак­тики психоанализа в России не только достигнет международного уровня, но и займет в мировом психоаналитическом движении ключевые пози­ции. Не исключаю того, что по прошествии какого-то времени президен­том Международной психоаналитической ассоциации станет россиянин, а центром психоанализа XXI в. окажется Россия, подобно тому как соот­ветствующим центром в начале XX столетия была Австрия, а в середине XX в. - США.

Дата добавления: 2015-06-04