Многозначность понятия психоанализа

Естественно предположить, что разночтения в трак­товке психоанализа являются прежде всего результатом неадекватной интерпретации классического психоанали­за или, точнее, того его определения, которое было пред­ложено Фрейдом. И это действительно так, поскольку вся история международного психоаналитического движения наглядно свидетельствует о претензиях различных теоре­тиков и практиков на развитие «подлинной субстанции» психоанализа, на единственно верное толкование психоа­налитического учения Фрейда о человеке.

Чем обстоятельнее я занимался исследованием исто­рии развития психоаналитического движения, тем больше убеждался в том, что многозначность и неопределенность понятия психоанализа связаны именно с попытками по­следователей и реформаторов учения Фрейда о человеке и культуре или предложить авторскую интерпретацию этого учения, или дать свое собственное понимание психоана­лиза. Однако при более тщательном и скрупулезном исследовании психоаналитических концепций оказалось, что не все так однозначно и просто, как это могло показа­ться на первый взгляд.

Разумеется, если тот или иной автор придерживается определенной научной и мировоззренческой ориентации, то это может оказать влияние на его трактовку психоана­лиза. В таком случае следовало бы вернуться «назад к Фрейду», как это уже предлагалось некоторыми психоана­литиками, в частности, известным французским специа­листом Жаком Лаканом, чтобы тем самым воскресить подлинное значение психоанализа, которое в силу тех или иных причин могло быть вытеснено из сознания совре­менников или существенно искажено.

Размышляя над фактом многозначности трактовки психоанализа в зарубежной и отечественной литературе, я еще в середине 80-х годов, то есть до начала возрождения психоанализа в России, вновь обратился к работам Фрей­да с целью выявления единственно верного определения его, что впоследствии нашло отражение в одной из публи­каций [3]. Не помню, предвкушал ли я удовольствие от того, что скрупулезный текстологический анализ даст воз­можность выявить истинное положение вещей. Помню лишь, что за работу взялся с энтузиазмом, так как хотелось понять, почему же зарубежные знатоки психоанализа, особенно те, кто имел возможность работать с первоис­точниками и обладал доступом к архивным материалам, не обращали внимания на многосмысленность использо­вания столь важного понятия.

До этого момента я не особенно придавал значение формулировкам Фрейда, относящимся к определению психоанализа. Правда, изучая его работы в предшествую­щие годы, не мог не заметить того, что взгляды Фрейда на понимание основных влечений человека как его движу­щих сил, структуры психики, взаимоотношений между страхом и вытеснением менялись на протяжении его тео­ретической и клинической деятельности и, следователь­но, могла меняться расстановка акцентов в толковании психоанализа как такового. И тем не менее я не ожидал, что текстологический анализ работ Фрейда скорее затем­нит, нежели прояснит положение, связанное со стремле­нием дать однозначное толкование психоанализу.

Одно из общеизвестных и часто приводимых зарубеж­ными авторами мнений основывается на высказывании Фрейда о том, что психоанализ — это естественная наука. И Фрейд, действительно, стремился подчеркнуть научный
характер психоанализа, не имеющего, по его словам, ни­ чего общего с метафизикой, отождествляющей психику с сознанием, ибо метафизика не признает бессознательного психического или рассматривает бессознательное в луч­шем случае как физиологическое явление, в худшем — как
абстрактное понятие. Менее известны иные, подчас совер­шенно противоположные определения психоанализа, давае­мые Фрейдом.

Надо сказать, что в работах Фрейда встречаются такие суждения о психоанализе, которые не назовешь определе­нием в строгом смысле этого слова. Нередко они включа­ли в себя образные сравнения, не претендующие на статус точной дефиниции. Нечто аналогичное имело место и в эпистолярном наследии основателя психоанализа. Доста­точно сослаться на одно такое определение, чтобы соста­вить себе представление об образности мышления Фрей­да. Так, в письме к Стефану Цвейгу от 20 июля 1938 г. он выразил свое понимание психоанализа следующим обра­зом: «Анализ, — заметил он, — сродни женщине, которая хочет, чтобы ее покорили, но знает, что ее низко оценят, если она не окажет сопротивления» [4. С. 514].

Тем не менее встречающиеся в различных работах Фрейда те или иные суждения о психоанализе дают пред­ставление о том, что он понимал под ним и какой смысл вкладывал в это понятие. Другое дело, что по мере разви­тия психоаналитической теории и практики он делал раз­личного рода уточнения и дополнения к своему первонача­льному пониманию психоанализа как процесса исследования и лечения, отличающегося от катарсиса (метода лечения, основанного на гипнотическом воздействии и использо­ванного Йозефом Брейером) ориентацией не на снятие реакции аффекта, пошедшего по неверному пути, а на об­наружение и устранение вытеснений.

Итак, на основе текстологического анализа работ Фрейда можно выделить по меньшей мере следующие определения психоанализа: (1) часть психологии как нау­ки; (2) незаменимое средство научного исследования; (3) беспартийный инструмент, как, например, исчисление бесконечно малых величин; (4) наука о психическом бес­сознательном; (5) орудие, которое Дает возможность «Я» овладеть «Оно»; (6) любое исследование, признающее факты трансфера (переноса) и сопротивления как исход­ные положения работы; (7) вспомогательное средство ис­следования в разнообразных областях духовной жизни; (8) один из видов самопознания; (9) искусство истолко­вания; (10) не научное, свободное от тенденциозности, исследование, а терапевтический прием; (11) метод лече­ния психических заболеваний, метод для устранения или облегчения нервных страданий.

Я не случайно использовал выражение «по меньшей мере», поскольку приведенные выше трактовки психоана­лиза, как они были сформулированы самим Фрейдом, не являются исчерпывающими. Полагаю, что любой иссле­дователь, уделивший особое внимание этому вопросу и посвятивший время текстологическому анализу всех ра­бот Фрейда именно под этим углом зрения, мог бы доба­вить к данному перечню еще ряд определений психоана­лиза. Но дело не в этом. Важно и существенно то, что при­ходится считаться с реальным фактом многозначности определения психоанализа самим его основателем.

Действительно, диапазон трактовок психоанализа у Фрейда довольно обширный. Если за исходное определе­ние взять какую-то одну фрейдовскую трактовку, то тем самым ускользает почва для адекватного понимания пси­хоанализа. Вполне очевидно, что для тех, кто исходит из 1-го и 2-го фрейдовских определений, психоанализ будет выступать в качестве науки, в то время как для других, принимающих 8-е и 9-е определения, он может восприни­маться как герменевтика (искусство толкования). Поэто­му нет ничего удивительного в том, что до сих пор даже среди самих психоаналитиков, не говоря уже о критиках психоаналитического учения Фрейда о человеке и куль­туре, нет единой точки зрения по поводу понимания пси­хоанализа.

Не означает ли все это бессмысленность каких-либо попыток разобраться в существе психоанализа как таково­го? Имеются ли гарантии того, что в работе по истории, те­ории и практике психоанализа не будут допущены одно­сторонности, связанные с принятием автором наиболее импонирующего ему фрейдовского определения психоа­нализа? Как все-таки по большому счету рассматривать психоанализ — в качестве науки или с точки зрения искус­ства толкования, исследования в разнообразных сферах человеческой деятельности или метода лечения?

Разумеется, многозначность трактовок психоанализа, в том числе и самого Фрейда, вносит дополнительные труд­ности в понимание его теории и практики. Но это не может служить основанием для отказа ни в простой любознатель­ности по отношению к идеям и концепциям Фрейда, ни в профессиональном исследовании психоанализа как тако­вого. Напротив, изначальное понимание того, что за расхо­жим использованием термина «психоанализ» скрывается нечто неопределенное, требующее конкретизации и глубо­кого осмысления, должно настраивать на серьезную рабо­ту, связанную с раскрытием существа психоанализа.

Что касается гарантии, связанной с недопущением односторонностей при изложении истории, теории и практики психоанализа, то это вопрос не простой. Любая авторская позиция, тем более по такому широкому спект­ру проблем, как история, теория и практика психоанали­за, может быть воспринята не разделяющим данную по­зицию читателем в качестве односторонней. Но это сфе­ра свободы выбора, предполагающая терпимое отноше­ние к другому мнению и допускающая инакомыслие как один из критериев свободы.

Другое дело односторонние интерпретации, в приме­нении к излагаемому материалу обусловленные приняти­ем какого-либо одного фрейдовского определения пси­хоанализа. В этом смысле можно говорить о гарантии, поскольку, на мой взгляд, все выше воспроизведенные фрейдовские трактовки психоанализа заслуживают внима­ния. Они по-своему характеризуют то, что принято назы­вать психоанализом, дают представление о его разносто­ронних аспектах, вносят дополнительные штрихи в его понимание. Именно поэтому рассмотрение истории, тео­рии и практики психоанализа в данной книге осуществляется не через призму одного-единственного определения, а с уче­том той многозначности, которая имела место у самого Фрейда и которая была связана с эволюцией его взглядов на природу, движущие силы, внутренний мир, психиче­ские расстройства человека.

И, наконец, вопрос о том, какое понимание психоана­лиза следует считать правильным, истинным, единствен­но верным, адекватным образом отражающим его суть. Если придерживаешься строго какого-то одного фрейдов­ского определения психоанализа и игнорируешь другие, попадаешь в ловушку одностороннего его понимания. Если основываешься на многозначности психоанализа, рискуешь застрять в болоте эклектизма. Но можно ли ра­зобраться в существе психоанализа, избегая опасностей Сциллы и Харибды?

Думаю, есть приемлемый путь для более или менее адекватного понимания психоанализа. Мне представля­ется, что он является той исследовательской тропой, на которой многозначность понятия психоанализа выступает не в качестве чего-то эклектичного, искусственно связанно­го между собой, а в плане нанесенных мастерской рукой знаков, указывающих выход из темной преисподней незна­ния на освещенную дорогу знания о психоанализе как тако­вом.

По мере изложения материала по истории, теории и практике психоанализа я с трудом брел по этой тропе, ко­торая после соответствующих зарубок Фрейда успела за­расти сорной травой. При этом я не делал остановок, раз­деляя свой путь на вехи «история», «теория», «практика». Это был беспрерывный процесс движения вперед, по ходу которого все составные части психоанализа пере­плелись в некое единство. Вот почему в книге нет разде­лов, специально посвященных тем или иным его частям. Теория и практика психоанализа освещаются в едином историческом контексте того психоаналитического дви­жения, которое возникло при жизни Фрейда и дошло до наших дней.

Психоанализ — детище Фрейда. Со временем дитя по­дросло и сегодня превратилось в столетнего исполина, име­ющего детей и внуков, прокладывающих свой путь в фило­софии, психологии, социологии, культурологии, медицине, педагогике. Понимание того, что он из себя пред­ставляет, немыслимо без прояснения его характера и установок, формирование которых закладывается в дет­стве. Это, в свою очередь, предполагает знакомство с ро­дителями, в данном случае с отцом ребенка, оказавшим непосредственное влияние на становление и развитие своего любимца. Поэтому рассмотрение истории, тео­рии и практики психоанализа необходимо начать с осве­щения того, каким был его родоначальник, почему у него возникла потребность в порождении того, что се­годня именуется психоанализом, как и когда он решил­ся известить мир о своем детище.

Глава 2

ЗИГМУНД ФРЕЙД:

Дата добавления: 2015-06-04