На всех уровнях существования есть возможность свободной инициативы, но только в пределах ограничений, накладываемых законами вышележащих уровней. 1 страница

Из этого принципа следует, что свобода Воли является наибольшей на первичных стадиях творения, и что последовательно появляется все больше и больше законов, детерминирующих и ограничивающих ее действие, пока на последних стадиях возможность свободы спадает почти до нуля. Здесь необходимо подчеркнуть, что слова "первичный" и "последний" относятся не к актуализации во времени, а к логической последовательности. Мы не можем мыслить детерминацию, если предварительно не мыслим свободу.

До сих пор мы выражали общие принципы, выводимые из нашего обычного опыта и мира, в котором мы живём; теперь мы должны найти способ выразить природу Воли как элемента опыта и рассмотреть ее связь с Ценностью.

Соотнесённость предполагает взаимное приспособление и, следовательно, взаимные ограничения. Следовательно, если Воля есть Принцип Соотнесенности, она должна также быть источником Закона. Это подразумевается в понятии Творения как поведения, порождающего порядок из хаоса. "Да будет свет!" - простейшее выражение установления закона. Коль скоро Бытие отделено от Небытия, законы Бытия есть первичный акт Воли. Воля имеет, таким образом, двойной статус. Она предстоит Бытию в Творении, но она также есть элемент в Триаде как соотнесенности. Пока достаточно указать, что если есть источник универсальных законов, то этот источник может быть лучше всего определён как Высшая /Supreme/ Воля.

Законы могут быть, различными по характеру, определенности и объему. Может быть, например, Закон Каприза, в соответствии с которым разрешено - в пределах ограничений, накладываемых другими законами - действовать безотносительно к какой-либо цели, потребности или обязанности по отношению к вселенной или любой ее части. Может быть также Закон Строгой Причинности, в соответствии с которым одна, и только одна, ситуация может возникнуть при данной сумме условий.

Хотя определение Воли как источника законов может быть достаточным для установления абстрактной схемы, оно не показывает, каким образом Воля входит в опыт конечной самости. Описывая понимание как "субъективный аспект Воли", мы должны посмотреть, как это понятие может появиться из исходного представления о Воле как Принципе Соотнесенности. Как конечные существа, мы можем иметь опыт Космической Воли только "снизу"; и в такой перспективе она всегда должна казаться нам действием законов.

Поскольку человеческий опыт принадлежит к подчиненной стадии процесса Творения, мы, люди, должны быть подвержены различным действиям Космической Воли. Мы не только живем под многими законами, - большую часть которых мы вообще не понимаем, - но эти законы действуют на различных уровнях. То, что является неизбежной необходимостью на одном уровне, может быть открыто свободному выбору на другом. Следовательно, научась распознавать Законы Воли и уровни, на которых они действуют, мы можем надеяться лучше увидеть, как можно достичь по крайней мере частичного освобождения от более низких типов соотнесенности, которые сейчас нас связывают.

11.27.2. Субъективный опыт Воли

Для "воления", рассматриваемого как независимая от мышления и чувствования способность души, не существовало термина в древней философии, - ни в восточной, ни в западной. Средневековое разделение человеческой психической природы на три способности: познание (когнитивную), эмоции (эмотивную) и способность к волевому движению (конативную) - сейчас считается неверным психологически и малоценным эмпирически.

Когда мы говорим "я волю", мы не выражаем ничего, что не содержалось бы в выражениях "я желаю" или "я мыслю".[46] Когда Платон употреблял термин хххх, он не имел в виду ничего, кроме намерения или желания. [47]

Легко видеть, что нет функциональной деятельности, оправдывающей употребление глагола "волить" таким же образом, как мы употребляем слова "хотеть", "желать", "намереваться" или "предполагать". Мы можем "детерминировать", "решать" и даже "выбирать", но мы не можем "волить". Едва ли требует доказательства, что различие, обычно проводимое между "произвольными" и "непроизвольными" действиями и между людьми с "сильной волей" и "со слабой волей", относятся только к различиям в действии функций, в особенности - к взаимодействию мысли, чувства и органической чувствительности. [48]

Психологические исследования сделали ясным, что не следует ожидать, что мы обнаружим какую-либо волевую деятельность, которая не могла бы быть описана с точки зрения реакций нервной системы. Если, однако, мы ограничимся употреблением слова "воля" для обозначения рефлекторной деятельности, включающей афферентные и эфферентные импульсы, ведущие к телесным движениям, то мы можем с таким же успехом отказаться от таких слов, как "произвольность" и "воля".

Здесь следует отметить, что философы Бессознательного - в особенности Гартман - утверждает, что они употребляют слово "воля" именно в этом смысле, то есть для обозначения рефлекторного действия и ничего более. [49] Это не снимает вопроса о том, может ли быть приписано какое-либо значение словосочетанию "акт воли". [50] Еще Спиноза давно показал ошибку, состоящую в смешении воли и желания. Аффекты не являются ни актами воли, ни проявлениями ее сил. [51] Бессознательное желание - полезное понятие в психологии, но оно имеет мало связи с Волей или Способностью соотнесения.

Таким образом, если мы исключаем функциональную деятельность, мы должны искать субъективный опыт воли скорее в способности вызывать действие, нежели в самом действии. Действие здесь не следует понимать в ограниченном смысле, как "явное" действие; нужно включить в это также изменение субъективных состояний. Таким способом, например, трактует волю Кант, определяющий ее как "способность расположить себя к действию в соответствии с определенными законами". Кантовская этика предполагает присутствие "чего-то" - категорического императива, - что осуществляет переход от разума к действию. При чтении кантовского обсуждения Воли в "Основаниях" и в "Критике практического разума" не легко удовлетвориться тем, что он постоянно и твердо придерживается различия между долгом и эмоциональным стремлением выбрать то, что разум утверждает как правильное.[52] Трудность Канта возникает, по-видимому, из наблюдения, что категорический императив играет небольшую роль в жизни обычных людей. [53] Он, однако, ясно видит и провозглашает связь между Волей и Законами и признает, что действие воли состоит в выборе подчинения закону. Эта точка зрения приняла в последние годы своеобразную форму предположения, что акт подчинения является чисто субъективным и ничего не меняет в течение событий, которые, как предполагается, полностью управляются причинными законами. В трактовке Канта "личность", в которой предполагается проявление воли, оказывается не играющей ни какой роли, если только она не терпит неудачу; и, следовательно, для Канта свобода проявляется только в злой воле. В современных представлениях даже эта ограниченная ответственность отрицается, и воля рассматривается как всего лишь иллюзия выбора.

Чтобы найти дорогу в устрашающем лабиринте теорий Воли, мы должны вновь обратиться к основной связи между Волей и Соотнесенностью. Если Воля есть источник отношений в пределах и за пределами Существования, мы должны искать элементы опыта, целиком имеющие характер отношений. Они не должны быть ни элементами отношений, ни событиями, в которых отношения проявляются, - они должны быть самими отношениями.

Не нужно искать далеко, поскольку мы обнаруживаем первый такой элемент в способности внимания. Легко видеть, что внимание - это не то, что производит наши действия. Мы можем действовать без внимания; когда же мы чувствуем, что совершаем произвольное действие, легко наблюдать, что наше внимание отделено как от источника инициативы, так и от самого действия. Более того, внимание никогда не есть действие; нет функции внимания. Внимание не может быть объяснено в терминах нервных импульсов, хотя оно, несомненно, является фактором, определяющим, как будут передаваться импульсы.

Далее, легко установить, что внимание не то же самое, что Бытие. Бытие не может флюктуировать от момента к моменту - оно есть то, что оно есть: мера потенциальностей, кроющихся в данном целом. Даже если мы припишем перемены в общем состоянии Бытию, и будем считать их характер и масштаб изменений критерием качества Бытия, мы все же обнаружим, что это не то же самое, что внимание.

Из всех элементов нашего опыта именно внимание более всего рассматривается как довод в пользу различия произвольных и непроизвольных действий. Действительно, нет иного средства решить, является ли данное действие произвольным или непроизвольным, кроме наблюдения - предшествует ли ему или сопровождает ли его внимание. Какое бы значение мы не связывали со словом "Воля", мы едва ли избежим связывания его с понятием произвольных действий в отличие от непроизвольных; по крайней мере, в этом мы находим аргумент в пользу того, что, изучая внимание, мы можем узнать нечто о природе Воли.

Здесь, однако, возникает очевидный вопрос относительно связи между вниманием и сознанием. Мы связываем сознание с Бытием; и можно доказывать, что внимание - не более чем фокусированное сознание. Но фокусирование линзы - это нечто иное, нежели пропускание света через нее. Более того, легко наблюдать, что законы, управляющие вниманием, совершенно отличны от тех, которые применимы к состоянию сознания. Например, внимание соотносит, а сознание есть то, что оно есть, в себе и для себя. Внимание может быть направлено; сознание же не имеет ни направления, ни места. Сознание никогда не переживается как произвольное или намеренное. Сознание - это качество существования. Внимание не существует: это не экстенсивная и не интенсивная величина. Более того, оно не родственно чувствительности. Другими словами, оно не является одним трех состояний хилэ [54] или какой-либо их комбинацией. Нет такой вещи, как "энергия внимания". Внимание может направлять энергии, но само оно не есть энергия. Сознание во всех своих проявлениях есть форма энергии. Есть столько уровней сознания, сколько уровней энергии. Освобождение энергии данного качества сопровождается соответствующим состоянием сознания, даже без вмешательства внимания, которое часто скорее следует за изменением сознания, чем предшествует ему.

Сознание флюктуирует иногда в направлении внимания, иногда же совершенно независимо от него. С другой стороны, внимание не обязательно зависит от сознания. Мы легко можем найти примеры бессознательного внимания, когда мы выполняем ряд связанных действий, зависящих от внимания, но ни сами действия, ни направляющее их внимание не находятся в сфере нашего сознания.

Короче говоря, внимание кажется способностью (power) которая не есть ни деятельность, ни энергия. "Способность" здесь понимается как то, что направляет энергию и деятельность, но отлично от обоих. Мы должны различать способности (powers), устанавливающие отношения - то есть триады, и силы (forces), производящие действия, - то есть диады. Способность также должна быть отличаема от состояния бытия - тетрады, которая несет свою собственную форму порядка и организации. Способность более абстрактна, чем состояние бытия, но более конкретна, чем сила. Эти способности - свойства Воли.

Способность выбора и способность решения - два следующих свойства Воли, которые, хотя они и тесно связаны со вниманием, тем не менее, отличны от него. Попытка считать выбор функциональной деятельностью подрубила бы корень любого учения о ценностях, потому что тогда выбор и решение были бы не более чем рефлекторным механизмом, поскольку они не исходили бы из различения ценностей. Мы выбираем то, что в данный момент кажется нам наиболее "стоящим", наиболее "интересным", наиболее "желательным", - одним словом, наиболее "ценным" направлением действования.

Именно потому, что выбор и решение являются свойствами Воли, они могут соотносить нас с системой ценностей. Если бы они были только функциональными, они могли бы лишь привязывать нас к фактам - такова непревзойденная аргументация Платона в "Горгии".

Здесь необходимо заметить, что способности внимания, выбора и решения используются человеком гораздо реже, чем можно было бы предполагать по тому, сколь часто они появляются в обсуждении человеческого поведения. Мы действительно внимаем, выбираем и решаем; но очень редко наш выбор и наше решение произвольны. Напротив, имеет место парадокс - противоположный предположению Канта, - что Воля в человеке почти никогда не бывает свободной, и что состояние зла в человеке проистекает не из выбора, а из неспособности выбрать. Почти все, что человек делает, происходит в результате действия законов, которые он не контролирует. Это так в основном потому, что он не понимает их. Лишь редко, и то почти всегда в тривиальных ситуациях, человеческие действия возникают из использования его способностей Воли.

Нетрудно установить связь между Волей как способностью и Волей как принципом Соотнесенности. Внимание - это отношение, так же как решение и выбор. Внимание не может быть описано как диада "наблюдающего и наблюдаемого", поскольку это элемент, независимый от обоих и в то же время релевантный обоим.

Остается рассмотреть связь между Волей и пониманием.

Прежде всего, мы должны заметить, что понимание - это отношение, а не деятельность или состояние сознания. Во-вторых, понимание эффективно только благодаря использованию способностей внимания, выбора и решения. Не будучи соотнесенным со способностью внимания, понимание бесполезно для человека. Бессознательный выбор - не что иное, как перемена в направлении функциональной деятельности. Решение, не основанное на понимании, не может быть приписано Воле.

Эти утверждения не самоочевидны, но они могут быть верифицированы наблюдением, что всякая деятельность есть действие законов. Очень редко случается, что все участвующие силы содержатся внутри данного целого или системы. В случае человеческой деятельности, человек подвергается воздействию и реагирует. При этом Воля есть только действие законов, внешних собственному сознанию и бытию человека. Когда он понимает, что происходит в этих районах его бытия, он обретает способность произвольного действия, то есть приведения действия законов, по крайней мере частично, в сферу своей собственной воли. Таким образом, способности присутствуют, но использование способностей возможно, только если есть понимание. Из этого мы можем заключить, что субъективный аспект Воли состоит в использовании способностей и что их использование проистекает из Понимания.

11.27.3. Воля как "почему", "так" и "как"

Вернемся к кантовскому утверждению, что Воля есть в некотором смысле отношение к законам. Чтобы сделать более ясной связь между Волей и законом и разницу между законом и регулярными паттернами Бытия и Функции, рассмотрим существование большой реки в трех различных аспектах.

Во-первых, река - это деятельность, активность. Это цикл энергетических трансформаций входящих различными путями в функциональные процессы земной поверхности и коры. Она несет воду и ил в океан, она орошает окружающие земли, она углубляет и расширяет свою долину. Она является частью механизма, связывающего Землю, Солнце и Луну посредством ветров, воды и скал. Она поддерживает, - а иногда также разрушает, - жизнь. Для людей это как возможность, так и препятствие для передвижения, мать цивилизаций и место встречи рас. Так мы можем продолжать, деталь за деталью, перечислять функции реки.

Перечень, который мы таким образом составим, скажет нам сколь угодно много о том, что река делает, но ничего о том, что она есть, а также не ответит нам на вопросы, как и почему она возникла. В царстве Бытия река есть часть присутствия Земли. В своей сущности - то есть в вечном паттерне - это элемент паттерна Земли. Мы не можем знать реку в этом смысле, но мы можем сознавать ее, если мы сливаемся с опытом жизни Земли - опытом у ветров, воды и скал. В своем бытии большая река имеет собственное сознание, совершенно отличное от нашего человеческого сознания, поскольку она может иметь опыт себя лишь как сущности, растворенной в Сущности Земли. Река, вечно погибая, вечно обновляется, всегда является собой и всегда иной, никогда не будучи ограниченной какой-либо формулой познаваемости.

Но нужно еще описать так /thus/, как /how/ и почему /why/ реки. Это может быть найдено только в действии универсальных законов. Все Законы Природы включены в ответ на вопрос, как река есть то, что она есть. Все Законы Существования с момента Творения следует привлечь к ответу на вопрос, почему есть река. Она такова, потому что все Существование управляется законами, которые накладывают на нее эту "таковость". Она укоренена в цепи отношений, посредством которых она связана множеством связей - в соответствии с Универсальными Законами и с тотальностью Существования, в широких рамках возможности. Именно в этом третьем аспекте универсальной соотнесенности проявляется "воля" реки. Это соотнесение почему, так и как.

Законы этой актуальной реки являются частными, но они служат выражением универсальных законов. Мы можем понимать реку лишь постольку, поскольку мы можем видеть частное в рамке универсального. Более того, если бы мы могли понимать реку полностью - мы поняли бы полностью все, что существует, и все, что лежит за пределами существования.

В каждой ситуации есть как частное так, так и универсальное почему. Связь между ними может обеспечить только согласующее качество как, ибо как одновременно является и частным и универсальным.

Есть только один возможный ответ на каждый вопрос "почему". Все частичные ответы в форме "по причине X" требуют следующего вопроса: "почему же X". Последовательность была бы бесконечной, если бы Существование было бесконечным. Коль скоро мы постулировали конечное существование, вопросы должны придти к концу, или пределу, когда мы спрашиваем: "Так почему же Существование?" Ответ в этом пункте выходит за всякий возможный опыт и всякую возможность верификации, он указывает на Все Бытие, глася: "потому что Это". Все еще остается вопрос: "Почему Это, а не что-то иное?" Тогда мы указываем на Непостижимый Источник и отвечаем: "Нет больше никаких "почему", потому что то, о чем мы теперь говорим, за пределами бесконечного, и здесь не имеет значения никакой возможный вопрос". Поскольку теперь нет вопросов, все "почему" рушатся, как карточный домик, из-под которого вытягивают основу.

Может показаться, что мы оказались в том же положении, как если бы мы с самого начала отказались рассматривать вопрос почему. Есть, однако, очень реальное различие, поскольку мы проследили вопрос до его Источника. Он должен находиться за пределами разделения Бытия и Небытия, и все же он не ускользает от Соотнесенности, поскольку ответ состоит именно в утверждающем импульсе, проистекающем из Непостижимого. Вопрос "почему", в каком бы контексте он ни задавался, всегда получает один ответ: потому что Утверждающий Импульс проистекает из Непостижимого Источника, требуя, чтобы то, что должно быть, было так. Следуя за вопросом "почему" до его единственного возможного разрешения, мы становимся обладателями одного необходимого ключа к пониманию Воли, а именно - к признанию Трансфинитного Утверждения, которое входит в Бытие и передается всему Существованию.

Если мы теперь поставим перед собой вопрос, что есть таковость, мы обнаружим, что не должны выходить в своем исследовании за границы Бытия. Все вокруг нас такое, и не иное. Таковость - общее качество всего, что существует. Это есть, однако, отрицание; ибо для того, чтобы быть таким, все и вся лишаются бесконечного богатства "не-такововсти", которая могла бы проявиться. Мы находим, следовательно, в таковости некоторое универсальное свойство Воли, то есть всепроникающее отрицание: все, что существует, может быть таким, а не иным. Более того, это отрицание не возникает внутри Существования, потому что Существование подразумевает уже разделение Бытия посредством исключения Небытия. Это предельное исключение – залог того, что Трансфинитный Импульс обретает поле, на котором его требования могут быть выполнены.

Сразу же возникает вопрос как. Ответом на него является Космическое Согласование /Reconciliation/, и этим вопросом и ответом проблема Воли, - насколько человеческий интеллект может ее охватывать, - разрешается. В этом заключении нет ничего нового: оно обще таким различным философским учениям, как китайский даосизм, индусская санкхья и западный неоплатонизм. Единственное различие состоит в том, что мы теперь можем перевести это с Земли на вселенную и поместить в перспективу, сопоставимую с понятием Непостижимого Источника.

Единство Воли трансцендентно, то есть оно лежит за пределами разделения Бытия и Небытия, или - что эквивалентно - оно предшествует Первичному Акту Творения ex nihilo. Каждое проявление Воли принимает форму Соотнесенности, то есть триады. Дуалистическая концепция Воли была бы лишена какого-либо интегрирующего принципа.

В системе Шопенгауэра Воля дуалистически противопоставляется Идее. Для него Воля, "рассматриваемая в себе, лишена знания и есть просто слепой непрерывный импульс". Для Гартмана Воля также есть "попытка вызывать Реальность или попытка перейти от состояния, представленного предшествующей идеей, к состоянию, представленному последующей". Такие формулировки, не говоря уже о том, что они делают Волю подчиненной Времени, не отвечают на вопрос "как". В конце концов, все остается таким же таинственным, как вначале.

Тем не менее, Шопенгауэр яснее, чем большинство философов, видел, что Воля - это способность /power/, посредством которой Существование, как универсальное, так и индивидуальное, может быть тем, что оно есть: "Существенного и особенного в том, что я всегда желал, я должен продолжать желать, поскольку я сам есть эта Воля, которая лежит за пределами времени и перемен". Этот отрывок интересен тем, что, по-видимому, Шопенгауэр здесь признает, что Воля должна быть первичной по отношению к Детерминирующим Условиям. [55]

11.27.4. Воля и Триада

Мы способны постичь, что в Источнике любой закон провозглашается или может провозглашаться как исток нового Творения. В пределах существующей вселенной, которой ограничен наш опыт, совершенно невозможно постичь характер какого-либо творения, не основанного на отношении триады. Отличная от нашей, непостижимая логика могла бы быть построена на предположении, что взаимное дополнение требует четырех независимых терминов. В непостижимом может быть создана Реальность, совершенно отличная от любого опыта, возможного в известной нам вселенной, поскольку она подлежала бы такой четверичной воле. Могли бы быть системы, требующие пяти, шести и даже бесконечного числа совершенно независимых элементов. Но дело в том, что для нас все это принадлежит к области Небытия, поскольку требует для обеспечения связности свойств, совершенно для нас непостижимых.

Человеческий разум в лучшем случае лишь смутно схватывает космическую значимость триадических отношений. Но чем больше мы размышляем о Вселенной, к которой мы принадлежим, тем более мы убеждаемся, что она приходит в бытие посредством триадического импульса, который решает ее почему, так и как; и поэтому триада для нас - первичный закон.

Оглядываясь в прошлое, мы можем увидеть, сколь устойчивым и широко распространенным было убеждение, что Триада - это принцип соотнесенности. Это убеждение независимо от религиозной веры. Его можно найти в марксистской диалектике и в развитии понятия у Гегеля. Триада саттва‑раджас‑тамас в философии санкхья, учение Янь-Инь-Дао в Китае сформулированы совершенно безотносительно к вопросу о существовании Бога. То же относится к лишь частично понимаемому символизму Египта и Шумерии.

Религиозные интерпретации Триады - в частности, христианское учение о Святой Троице - всегда тяготели к понятию Тройственного Бытия, что почти неизбежно, когда два члена триады персонифицируются как Бог-Отец и Бог-Сын. К эссенциальной тайне Святой Троицы мы склонны добавлять смутность наших собственных несовершенных представлений. Появление этой учения в христианстве - одна из загадок истории церкви. Лишь натянутые и искусственные интерпретации позволяют найти ее в канонических текстах, даже тех, которые очевидно написаны после падения Иерусалима в 70 году. По-видимому, оно возникла позже, во II веке, в Александрии, но все же не может быть приписана гностическим ересиархам, которые, хотя и отождествляли Иисуса с Логосом, но не имели учения о Троице. Тринитарианизм существовал, очевидно, в кафедральной школе в Александрии, почти легендарный основатель которой, Пантенус, учился, по некоторым сведениям, у египетских жрецов и путешествовал по Персии и Индии, прежде чем обосноваться в Александрии около 150 года. Во фрагментах его учения, сохраненных Максимом Исповедником, имеются свидетельства, что Пантенус учил Троице как проявлению в этом мире Триадической Природы Единой Высшей Силы, находящейся за пределами всякого Существования.

Хотя доктрина Троицы и принимается как почти самоочевидная истина, она осталась непостижимой для христианской мысли. Вследствие этого, церковь, исповедуя учение о Троице, сохраняет в своих представлениях дуализм Бога-Отца и Бога-Сына. Относительно дуализма церковной теологии Прингл-Паттисон в своих джиффордовских лекциях отмечал, что "мало что так разочаровывает того, кто изучает философию религии, как тот способ, каким ускользают из популярной теологии импликации учения о воплощении, посредством разделения функций божественности между Отцом и Сыном, понимаемыми как две различные личности или центры сознания. Отец - в качестве увековечивающего, старый монархический идеал, воплощение же Сына - как ограниченное единичной исторической индивидуальностью".

Продолжая представлять себе Бога как Существо, мы не можем полностью отбросить антропоморфизм, не впадая в пантеизм. Если Бог - "некое" Существо /"a Being"/, Он некоторым образом подобен нам. Если Он - Всебытие /Deus est omne quod est/, тогда мы - тоже Бог, и оказывается утерянным понятие Божественной Трансценденции. Признавая Бога как Волю, свободную от Бытия, мы находим и трансценденцию, и имманентность. Бог - "превыше высочайшего", а также вечно присутствует в каждом проявлении Воли как Согласующая сила каждой триады. Возражение, которое может возникнуть - что Воля должна проявляться в Самости, - основано на смешении Самости и Индивидуальности. [56]

Разделяя "что" и "как" в понятии Божества, мы готовим путь для фундаментального согласования религиозного и научного способа мышления. Наука занимается, прежде всего, Функцией, религия – Бытием, и обе равно интересуются вопросом "как". Ни одна человеческая дисциплина не нуждается в изучении Воли больше, чем другая, и ни одна не имеет на это больших прав. Это точка зрения философского и практического, религиозного и научного, материального и духовного.

11.27.5. Несколько постулатов относительно Воли

Практический опыт учит нас, что хороший администратор не пытается все делать сам, но всюду, где это возможно, передает свою ответственность и свои обязанности другим, даже когда хорошо сознает, что они менее компетентны в их выполнении, чем он сам. Более того, он понимает, что его роль должна состоять в основном в посредничестве в конфликтах, создаваемых такой децентрализацией, а не в автократическом навязывании программы, которой надо было бы следовать. Чем больше инициативы он пробудит в своих подчиненных, не разрушая основной план работы, тем лучше она будет продвигаться. Легко видеть, что полная автократия может на некоторое время создать хорошо налаженную машину, но она рано или поздно развалится из-за отсутствия жизнеспособности.

Принципы, лежащие за этими простыми жизненными наблюдениями, универсальны и имеют космическую значимость. Мы видели, что импульсы из непостижимого Источника, инициирующие процесс Творения, должны, - чтобы дать возможность реализоваться Трансфинитной Силе, - вызвать равное и противоположно направленное сопротивление. Должна быть, в тот же самый момент, и независимая сила, равная двум другим по интенсивности, которая может согласовать Трансфинитное Утверждение и Трансфинитную Восприимчивость посредством способности порождать "как". Встреча противоположностей, которую мы видим повсюду в нашем обычном опыте жизни на Земле, есть проекция на малую шкалу человеческих забот величайшего события, какое только может постичь ум, - Творения Ультимативного Бытия.

Мы должны быть очень внимательны к взаимной значимости возникающего из нашего непосредственного опыта понимания и прозрений спекулятивного разума о происхождении Существования. Нельзя доверять ни тому, ни другому, если они не могут подтвердить и укрепить выводы, к которым приводит каждое из них в отдельности.

В каждой ситуации, - рассматривать ли ее как актуализацию во времени или как вечный паттерн, - мы можем найти три независимых компонента, соотнесенных друг с другом как утверждающая, отрицающая и согласующая сила. Это так не только в области факта, но и понятие ценности не имело бы значения в отсутствие независимого третьего элемента, примиряющего конфликты и разрешающего противоположности, - Гармонии.

Дата добавления: 2015-06-04