Н. Р. Кришнамурти Айер 1 страница

ТИРУВАРУТ СЕЛВАМ

Сокровище милости [128]

54 В избавлении от бремени привязанностей «я» умерло. Теперь оживляет это тело лишь бытие-сознание, которое есть мой Господь.

68 Утратив Я-осознавание, я был прикован к телу грешными чувствами. Я был освобожден Сознанием, явленным в моем Сердце как Душа моей души.

78 Когда, благословением моего Учителя, исчезли желания – ум, никогда не знавший удовлетворения, достиг полноты и целостности.

79 Обретя счастье в практике преданности стопам Бога, в изобилии дарующего милость, душа, некогда погруженная во тьму иллюзий, достигла состояния Сердца.

80 Мои глаза джняны, узревшие истину, видят Я во всем. Иллюзорные объекты в восприятии органов чувств, которые я видел, находясь под влиянием обмана, больше не появляются.

81 Когда сияет солнце, звезды не видны. Подобно этому, когда проявилась моя божественность, никакие мысли больше не приходят.

82 Джняна не сияла, когда проявлялось эго. Когда же проявилось Я, эго исчезло само.

85 Концентрируя сознание без мыслей на едином [Бхагаване], пребывающем без движения, подобно Ару начале, я погрузился в Сердце.

89 Явленный вовне как Гуру и внутри – как Сознание, он вырвал с корнем иллюзорный ум и открыл мне мою истинную природу.

Н. Р. Кришнамурти Айер родился в 1898 г. в деревне недалеко от Тиручираппалли – большого города, расположенного в сотне миль к югу от Тируваннамалая. Он впервые услышал о Бхагаване отАппачиАйера, своего дяди по матери, который жил в Тируваннамалае. Большую часть своей взрослой жизни он провел в Мадурае – городе, где Бхагаван испытал переживание умирания в 1906 г. Он регулярно посещал Раманашрам в 1920-х, 1930-х и 1940-х гг. В присутствии Бхагавана и его Милостью Кришнамурти Айер пережил множество необыкновенных состояний, многие из которых описаны в его рассказе.

Я впервые встретил его в апреле 1914 г. Когда мы ехали в Тирупати, мои родители, дядья и их семьи остановились в Тируваннамалае. Наша группа из двадцати человек, среди которых было полдюжины детей, пошла в пещеру Вирупакша на даршан Бхагавана. Мне было около пятнадцати лет. Я почтительно поклонился Бхагавану как и все остальные. Милостивый божественный взгляд Бхагавана остановился на мне, но я обратил мало внимания на него, бегая с другими детьми. Мы нашли в пещере большую красивую белую раковину и развлекались, дуя в нее. Никто не сделал нам замечания.

Когда я вернулся домой в Тиручираппалли, где мой отец работал юристом, во мне произошла грандиозная перемена. До этого я никогда не ходил ни в какие храмы, но теперь меня словно притягивала какая-то таинственная сила к огромному и величественному Лингаму Матхрубхутешвары в храме, высеченном в скале, находящейся в центре города. Почти каждый вечер я поднимался туда, чтобы увидеть этот Лингам. Однажды в храме мною овладел глубокий покой, и невозможно описать радость, которую я испытал. Однако сильных изменений не последовало – меня по-прежнему занимала учеба, и я успешно окончил школу в апреле 1915 г.

Когда я поступил в колледж, со мной произошла еще одна перемена. Это случилось в тот момент, когда мы должны были писать еженедельное сочинение на английском языке. Когда все собрались, учитель объявил тему сочинения. Через час все ученики закончили писать – все, кроме меня.

Я лишь написал заголовок, а весь оставшийся час просидел, как истукан, и в конце отдал учителю чистые листы. За все это время ни одна мысль не потревожила мой ум. Я был в полном сознании, но мой ум был неподвижен, как монолит. Как я ни старался, я просто не мог собраться с мыслями, чтобы написать хотя бы несколько строчек.

Такие состояния находили на меня на протяжении двух лет, пока я учился на младших курсах. Даже сейчас я удивляюсь, как я выдержал промежуточный экзамен – мне не хватило лишь нескольких баллов до высшего результата. Эта удача дала мне возможность ходить на дополнительные занятия, дающие право на диплом с отличием. Мне пришлось изучать физику, хотя моим первоначальным желанием было изучать английскую литературу. Причиной стало то, что английский я сдал плохо, получив лишь проходной балл. Оглядываясь назад, могу сказать, что тогда я утратил способность мыслить творчески, в то время как способность запоминать и повторять информацию из книг у меня оставалась.

Годы, когда я посещал дополнительные занятия по физике, были для меня тяжелым временем. Работа с книгами вызывала сильные боли в голове. Большую часть времени вне стен колледжа я проводил лежа, с закрытыми глазами – так я пытался утихомирить боль. До сих пор поражаюсь, как я умудрялся каждый год переходить на следующий курс. Скорее всего, это происходило благодаря доброте профессора, который мне симпатизировал – должно быть, через него мне передавалась Милость Бхагавана.

В январе 1919 г. я навестил свою сестру в Тируваннамалае. В то же утро, когда я приехал туда из Тиручираппалли, я получил даршан Шри Бхагавана в Скандашраме. И на этот раз взгляд Бхагавана, исполненный Милости, остановился на мне. Вернувшись к сестре после даршана, я прилег вздремнуть после завтрака. Это не было обычным сном. Более двух часов я находился в полном сознании, но в то же время не осознавал свое тело и все окружающее. С огромным трудом меня подняли к обеду. И даже после подъема у меня было ощущение, что все окружающее – сон. Разумеется, все заметили мое недоуменное выражение лица и стали надо мной смеяться.

Вернувшись в Тиручираппалли, я мало-помалу восстановил свою способность к обучению, но мне пришлось продлить его срок, который составлял три года, до четырех лет. В конце концов, сдав в 1921 г. экзамены на степень с отличием, я оказался вторым в списках университета.

После выпуска я вначале намеревался изучать право, но когда мне предложили работу преподавателя физики, я сразу же согласился. Я начал свою карьеру в 1922 г. как ассистент профессора физики в Американском колледже в Мадурае и проработал там тридцать три года с американскими и индийскими преподавателями. В конце концов я вышел на пенсию профессором и деканом факультета физики и на этой должности оставался двенадцать лет, до 1955 г.

На летних каникулах, в конце первого года преподавательской работы, я навестил свою сестру. Она была замужем за Куппусвами Айером, и жили они в Тируваннамалае. Во время той поездки я получил даршан Кавьякантхи Ганапати Муни и Бхагавана Раманы Махарши.

Ганапати Муни жил тогда в пещере Мангового дерева на горе – это место было уже освящено присутствием жившего там Махарши. Однажды после полудня мы с моим приятелем Т. К. Сундарешей Айером и зятем Куппусвами Айером отправились к Ганапати Муни. Шри Т. К. Сундареша Айер рассказал мне, что он был секретарем у Ганапати Муни, который организовал «Махендра Сангу», насчитывающую десять тысяч человек со всей Индии. Целью «Махендра Санга» было практикование мантра-джсшы, проведение хомы (ведических ритуалов) и другие духовные практики с целью освобождения Индии от британского владычества. Все последователи Ганапати Муни в то время с любовью называли его «Наяна» (отец). Поскольку я слышал о нем много хорошего, я обратился к Наяне с большим почтением.

Он сидел перед входом в пещеру и показался мне величественным, как греческая статуя. На его лице сияла очаровательная улыбка, как у любящей матери. Мы простерлись перед Наяной, и меня представили ему. Когда я заговорил с ним о новейших взглядах на пространство, время и материю, он слушал с огромным вниманием, лишь изредка прерывая меня. Я закончил свою речь словами о том, что все сводится к пространственно-временному континууму, в котором, согласно определенным законам, происходит непрерывная трансформация крошечных частиц в энергию и наоборот. Наяна спросил, каким же образом Вселенная без разума, который бы следил за всеми процессами, может оставаться такой, какая она есть, не превращаясь в хаос. И тогда я вынужден был признать, что Вселенная – это континуум сознания, в котором пространство-время и все объекты, от звезд до электронов, функционируют согласно определенным законам. Я сказал ему, что твердость всех объектов – лишь иллюзия, потому что общий объем частиц, составляющих тело, ничтожно мал в сравнении с объемом тела, – подобно тому как все звезды, сложенные вместе, составили бы очень незначительную часть объема бесконечной Вселенной. Я также сказал ему, что из своих исследований сделал такой вывод: картина мира, состоящая из призрачных теней, проявляется на бесконечном экране чистого сознания.

В этот момент разговора Шри Ганапати Муни воскликнул: «Читрам! Читрам!» (Картина! Картина!) Эти слова, подобно мистическим мантрам, произвели на меня магическое действие. В тот же самый момент, на краткую вечность, мое тело исчезло, и я стал этим экраном сознания, на котором проявляется видимость мира!

Мы простерлись у ног этого великого учителя мантра-шастр (науки о мантрах) и распрощались с ним. Его слово было мантрой, а его дыхание – благословением для всего мира.

В то время я очень симпатизировал таким людям, как Ганапати Муни, действовавшим во имя политического подъема Индии. Такие люди, как Бхагаван, возмущали меня – тем, что они не пошевелили бы и пальцем ради освобождения родины. В тот год до моей встречи с Бхагаваном я нарочно вступал в яростную полемику с каждым, кто игнорировал практические аспекты жизни, при этом рассуждая о Боге.

Из-за этой своей позиции я сказал своим спутникам, что не намерен простираться перед Махарши. Однако, когда я увидел его, произошло нечто странное: как только мы вошли к нему, я растянулся на полу лицом вниз, оказавшись в традиционной позе простирания. Это спонтанное действие смутило меня, так как я знал, что мое отношение к Махарши было известно моим спутникам.

В запоздалой попытке вернуть себе утраченное хладнокровие, я пристально посмотрел на Махарши и попытался вступить с ним в полемику на философские темы. «Сейчас вы сидите здесь, – сказал я. – Но каким будет ваше следующее состояние?»

Я хотел знать, что он думает о жизни после смерти. Я думал, что сейчас он ответит мне, что есть душа, которая продолжает жить после распада тела, и что она в конечном итоге соединяется с верховной душой Бога. Мне не терпелось затеять с ним спор, чтобы доказать, что это не так. Прошло несколько минут, но ответа так и не последовало. Стояла абсолютная тишина, и две пары глаз – мои и его – пристально смотрели одна на другую.

У меня мелькнула мысль: «Интересно, он молчит, чтобы не отвечать на неудобный вопрос?» И тут же прозвучал звенящий голос Шри Бхагавана: «Вы сказали „состояние“. Что вы подразумеваете под состоянием?»

Если бы даже подо мной разорвалась бомба, это не было бы столь сокрушительно, как этот неожиданный встречный вопрос. Я понял, что должен держать ответ.

Я начал думать: «Ну, хорошо. Я не спрашивал его о теле, которое похоронят или сожгут. Внутри тела есть нечто – думающее устройство, так называемый ум. Я о нем и спросил. Теперь, если я скажу, что мой вопрос был о состоянии ума, он, конечно же, спросит, что же такое ум. У меня должен быть готовый ответ на этот вопрос».

И я стал спрашивать себя: «Что такое ум?» Но никакого ответа не было. Мой ум был парализован, способность думать полностью исчезла. Я чувствовал себя беспомощным немым. В глазах Шри Бхагавана был пронзительный блеск, приковывающий к себе мой взгляд. И наконец победная улыбка озарила его божественное лицо. Я перестал осознавать и свое тело, и окружающий мир – мое ничтожное «я» растворилось в чистом Осознавании-Бытии, в котором все названия, формы, время, пространство и действия полностью исчезают. Я был в состоянии абсолютного безмолвия, безначального и бесконечного, пылая самосияющим «Я есть». Когда я снова начал осознавать свое тело и окружающий мир, внутренний свет все еще сиял, и уже не нужно было ни спрашивать что-либо, ни отвечать. В восторге от своего головокружительного поражения, я тут же простерся перед ним и выбежал прочь.

Прежде чем рассказывать дальше, я хотел бы описать свои впечатления об организации Шри Раманашрама, который появился чуть позже у подножия Аруначалы, в месте, где летом 1922 г. были похоронены останки Алагаммы (матери Бхагавана). Свои последние дни мать Бхагавана провела в Скандашраме, который был построен на восточном склоне горы. Когда она умерла, Кавьякантха, хорошо знавший индуистские шастры, объявил, что мукта-пуруша [освобожденный] не подлежит сожжению – его тело следует захоронить в самадхи, а сверху установить священный Шивалингам. По его совету, тело матери положили в подземный склеп из кирпича и цемента, в саване, умащенном ароматным вибхути и камфорой. После того как тело уложили, склеп наполнили вибхути и закрыли гранитной плитой. Сверху установили Шивалингам, которому дали имя «Матхрубху-тешвара» (Шива, явившийся в образе матери). Шивалингам считали самим богом Шивой, и у самадхи начались ежедневные службы. Эти службы, начавшиеся в 1922 г., продолжаются и по сей день, в 1986 г.[129]Они будут продолжаться и впредь, всегда.

Уместно было бы спросить, почему Махарши покинул Скандашрам и остался жить у подножия горы.

Последние несколько лет жизни мать Бхагавана провела со своим сыном в Скандашраме. Спустя несколько лет младший брат Бхагавана, Ниранджанананда Свами (Чиннасвами), тоже перебрался туда. К тому времени множество садху пришли жить в ашрам как ученики Махарши. Не все они были приятными людьми. У них установился агрессивный тип лидерства, однако Бхагаван не собирался сдерживать их или делать им замечания. Они заявляли право собственности на ашрам и его имущество. После смерти матери Бхагавана они даже запретили Ниранджанананде Свами брать продукты и прочее для пуджи матери, которая ежедневно проводилась у ее самадхи. Каждое утро несчастный Ниранджанананда Свами, с помощью преданных садху, таких как Кунджу Свами, вынужден был просить в городе подаяние, чтобы провести эту пуджу. Он сам проводил пуджу, прежде чем вернуться в Скандашрам, чтобы там переночевать. Так продолжалось какое-то время.

Однажды утром, через несколько месяцев после смерти матери, Бхагаван навсегда ушел из Скандашрама и стал жить в хижине, построенной у ее самадхи. Кунджу Свами очень ярко описывает это событие в интереснейшей книге воспоминаний.

Когда я пришел на даршан Бхагавана после встречи с Ганапати Муни, я заметил, что все пространство ашрама поросло настоящими джунглями из кактусов и колючих кустов. Была расчищена лишь небольшая площадка вокруг самадхи, и на ней построена соломенная хижина. Я также помню кухню под открытым небом. Когда я пришел туда, Шри Бхагаван сидел на скамейке под деревом. На этой же скамейке лежала собака, которую Шри Бхагаван гладил по голове. Позже эта собака достигла мукти [освобождения] Милостью Шри Бхагавана и сейчас захоронена в самадхи рядом с самадхи коровы Лакшми[130].

Когда я пришел, в ашраме готовили обед. Высокий, хорошо сложенный садху в набедренной повязке готовил самбар на плите, сооруженной из трех гранитных плит. В одном большом котле уже приготовился рис, другой большой котел стоял на огне – там готовился самбар. Баклажаны размером с теннисный мяч, разрезанные пополам, варили до мягкости в кипящем самбаре. Поскольку готовились они недолго, они не потеряли форму. Почти готовый самбар источал очень приятный аппетитный запах. Меня и еще двоих гостей пригласили отобедать. Нас было всего около десятка человек, включая Шри Бхагавана, садху и гостей. Нам подали два блюда из риса, самбара и пахты – под открытым небом, на листьях вместо тарелок, которые клали прямо на землю. Эта простая еда была настоящей пищей богов. Хорошо приготовленные баклажаны буквально таяли во рту. Незабываемый вкус этой пищи до сих пор у меня в памяти. Шри Ниранджанананда Свами сказал мне, что за несколько недель до моего приезда в ашрам приходили мои родители и дали бхикшу Шри Бхагавану и другим жителям ашрама. Преданность моих родителей – самое дорогое, что досталось мне от них, и мое спасение!

Летом 1929 г. мне удалили миндалины, что привело к жестокой астме. День и ночь меня мучил кашель. Я отхаркивал мокроту с кровью. Тем не менее я не прекращал работать. Во время каникул в день архангела Михаила я поехал в Каттакал (в Малабаре) и прошел там аюрведическое лечение, но болезнь только усилилась. Аллопатическое лечение тоже не дало никакого результата. Потом один врач традиции сиддха[131]из Мадраса дал мне лекарство, которое мне немного помогло. Тогда я поехал в Мадрас и взял у него лекарства на второй курс лечения. По пути назад из Мадраса в Мадурай я заехал в Тируваннамалай и отправился в Шри Раманашрам. Получив даршан Бхагавана Махарши, я был приглашен на обед в ашраме.

Этот визит состоялся в декабре 1930 г. К тому времени появились еще два здания. На просторной площадке вокруг самадхи матери возвели дом с соломенной крышей. Рядом с этим домом было помещение, крытое черепицей, с кушеткой на возвышении с одной стороны и пространством, где на полу могли сидеть около сорока человек, с другой. Сейчас это помещение называется старым холлом Бхагавана для медитации. Преданные медитируют в этом холле перед большим портретом Махарши, стоящим на кушетке.

Мы с моим дядей Аппачи Айером сели на пол и положили листья-тарелки перед собой. Вместе с нами обедали примерно двадцать человек, в том числе Шри Бхагаван. Нам раздали простую еду – овощное карри, рис, самбар и пахту. Я проходил лечение по системе сиддха, поэтому должен был соблюдать диету. Поскольку мне запретили есть пищу, содержащую перец чили и тамаринд (основные ингредиенты самбара), я решил, что буду есть только рис и пахту. Я сказал об этом Аппачи Айеру, сидевшему рядом со мной. На мой лист-тарелку к тому времени положили горку риса. Когда раздавали самбар, мой дядя сказал, чтобы мне его не давали, поскольку я на строгой диете. Разносчик пропустил это мимо ушей и налил на мой рис две полные ложки самбара. Аппачи Айер не смог удержаться и громко запротестовал.

Шри Бхагаван, должно быть, следил за происходящим – в ту самую секунду, когда мой дядя стал протестовать, Шри Бхагаван громко сказал: «Ты пришел сюда, чтобы освободиться от всех своих болезней, – так ешь!»

Смысл сказанного заключался в том, что это и есть мое лекарство. Я склонил голову, чувствуя себя немного униженным. Однако в то же самое время меня очень обрадовало обещание, что я избавлюсь от всех болезней. Я съел все подчистую. Полный эффект от его приказа-благословения я осознал в конце года, когда был в Мадурае.

После обеда Чиннасвами подарил мне фотографию Бхагавана в возрасте двадцати одного года и две маленькие книжки. Первая называлась «Аруначала Стути Панчакам» – пять тамильских песен, восхваляющих Шри Раману. Ее автором был Сатьямангалам Венкатарамана Айер, о котором практически ничего не известно. Близкие преданные Бхагавана считают, что Венкатарамана Айер был не кем иным, как самим Аруначала Шивой, явившимся, чтобы воспеть славу своего сына Раманы[132].

Когда я подошел к Шри Бхагавану с этими подарками, он спросил, что это. Я вложил их в его руки и простерся перед ним. Шри Бхагаван исправил своей авторучкой опечатки в книгах, провел правой рукой над фотографией и вручил их мне своими собственными благословенными руками. Этот дар был благословением божественной жизни мне, недостойному!

Чиннасвами настаивал на том, чтобы я поужинал в ашраме, и, кроме как согласиться, выбора у меня не было. После ужина Бхагаван отправился на короткую прогулку. Я последовал за ним.

Я простерся перед ним и сказал: «Бхагаван, я совершаю Рама-мантра-джопу. Не лучше ли будет совершать Аруначала-мантра-джатгу?»

«Нет, нет! – воскликнул Бхагаван. – Они одинаковы. „Ра" означает „то есть“, а „ма" означает „ты“.

В слове „Аруначала" „а" означает „то“, „ру" означает „ты“, а „на" – „есть“».

Затем он добавил: «Используй свой ум как язык – пусть имя Рамы непрерывно вращается в твоем уме, как чакра (оружие в виде диска) Вишну. И пусть никто не знает, что ты делаешь джапу».

Я заметил: «Но если я так буду делать всегда, как я буду преподавать? Не поставит ли это под угрозу мой заработок?»

Шри Бхагаван ответил: «Тот, чье имя ты повторяешь, позаботится об этом. Пусть тебя это не волнует».

В благоговении простершись перед Бхагаваном, я попрощался с ним и вернулся в Мадурай.

Перед моим уходом из ашрама Чиннасвами попросил меня сделать в Мадурае одно срочное дело для ашрама. К тому моменту Кави Йоги Шуддхананда Бхарати завершал биографию «Шри Рамана Виджаям» на тамильском языке. Меня попросили сфотографировать Велли Амбала Натараджу – величественную статую недалеко от святая святых Сундарешвара Лингама в храме Шри Минакши, перед которой Рамана стоял подолгу еще ребенком, проливая слезы экстаза. Это было незадолго до того, как он навсегда покинул Мадурай. Еще одно дело, которое мне поручили, – поехать с хорошим фотографом в Тиручули – место, где родился Шри Рамана, – и сфотографировать башню храма, резервуар для воды, внутренний коридор храма и дом, где родился Махарши, недалеко от храма Шивы. Мне сказали, чтобы я немедленно отправил негативы в ашрам заказным письмом. Я пообещал сделать это и вернулся в Мадурай.

После возвращения в Мадурай я вернулся к работе в колледже. Я работал до самых рождественских каникул, не беря отгулов, несмотря на то что мое состояние ухудшалось. В течение этого времени я получил два письма из ашрама, в которых меня просили выслать фотографии. Скорее всего, они требовались срочно в связи с тем, что книга уже была в печати. Стоял сезон дождей; небо было затянуто тучами и непрерывно шел дождь. От лекарств сиддха-медицины у меня воспалился кишечник. Вдобавок ко всему меня по-прежнему мучила астма, а также геморрой и сильный приступ амебной дизентерии. И все же, думал я, я должен сдержать обещание, данное Чиннасвами. С одним своим студентом, П. Р. С. Мани, профессиональным фотографом, я поехал в Тиручули. П. Р. С. Мани не был уверен в том, что у него получатся хорошие снимки, поскольку от дождевых туч было темно, но когда мы вернулись в Мадурай и проявили фотографии, они были не только четкими, но и идеальными во всех отношениях. Поскольку администрация храма Минакши не разрешила фотографировать внутренние залы, вместо этого мы добыли чернильный рисунок мурти Натараджа, сделанный профессиональным художником. Я отправил фотографии и рисунок в ашрам заказным письмом. К снимкам я приложил письмо, которое написал в спешке и потому совершенно забыл упомянуть о своих болезнях. Вскоре после этого Чиннасвами прислал мне заказной почтой напечатанную книгу «Шри Рамана Виджаям». Эта книга стала для меня священным писанием и до сих пор вдохновляет меня.

К началу рождественских каникул я уже не мог вставать“. Я откашливал мокроту с кровью; кроме того у меня были страшные боли в кишечнике и я испражнялся кровавой слизью. Моя жена, нянчившаяся с нашими детьми – четырехлетним сыном и шестимесячной дочкой, – начала беспокоиться. Она позвонила своим родителям и сообщила, что моя жизнь в опасности. На следующий день я сказал жене, что, возможно, проживу всего несколько дней. Несчастная Суббхалакшми разрыдалась[133].

Едва я произнес эти слова, в комнате появилась высокая, худая фигура. Она подошла и склонилась надо мной. Это оказался Вилачери Мани Айер, друг детства Шри Раманы. Он только что вернулся из Тируваннамалая, где присутствовал на праздновании джаянти Шри Раманы. Оценив ситуацию, он достал вибхути Бхагавана и кумкум-прасад. Он своей рукой поставил кумкумом точку на моем лбу и втер мне в лоб вибхути.

В тот же миг мое тело охватил радостный трепет, вливая в меня ощущение силы и здоровья. Я сел на кровати и сказал жене: «Мне уже хорошо, дорогая. Я не умру не бойся!» Мани Свами попрощался и ушел.

В тот же вечер приехали родители жены с моим двоюродным братом, д-ром Н. С. Раджагопалом, и он сделал мне укол. Я крепко уснул – впервые за столько бессонных месяцев. От последующих доз лекарства уменьшились боль и выделения, и в течение двух дней я выздоровел.

Осталась только астма. После рождественских каникул я взял месячный отпуск. Врач отвез меня и мою семью к себе домой, в Карур, и лечил меня целый месяц – после чего я полностью поправился и от астмы не осталось ни малейшего следа. Бхагаван Махарши, Аруначала-Шива-Рамана, вырвал меня из когтей смерти.

Тогда я вспомнил песню, которую слышал в Тричи в исполнении Парамашивана Пиллая, когда мне было три года: «Джай [победа] Шри Рамане! Победа моему Господу, Рамане-Шиве!» Моя душа пела ту же самую песню. Я вернулся в Мадурай со своей семьей и возобновил работу в колледже – даже до того, как истек мой больничный.

С 1931 г. я искал друзей детства Шри Раманы в Мадурае, а также других преданных, которые жили в тех местах. Преданные, которых я нашел в Мадурае, объединились в довольно большую группу, ежегодно праздновавшую джаянти Шри Раманы с большим размахом. В это сообщество преданных Раманы входили Вилачери Мани Свами и его брат Ранга Айер[134], который учился вместе с Бхагаваном в школе. Были и другие знакомые Раманы – Венкатарамана Айер, Суппья Тхевар и Нараянасвами, а также преданные, которые присоединились позже, – Вишванатха Свами, его брат Сундареша Айер и молодой юрист С. Р. Субраманья Айер. Не проходило ни дня, чтобы я не встретил кого-либо из них. Каждый вечер мы гуляли вместе до поздней ночи.

На момент нашего знакомства Нараянасвами, который также был в этой группе, работал в Мадурае библиотекарем. Он рассказал мне две интересные истории из детства Бхагавана. Первый эпизод описывает довольно жестокую игру, в которую играли Бхагаван и его друзья. Они собирались в доме Бхагавана, в той самой комнате, в которой он позже пережил опыт умирания. Эту комнату выбрали потому, что ее редко использовали и посещали другие члены семьи. Маленький Рамана закутывался так плотно, как только мог, и предлагал себя другим детям в качестве «мяча» – его кидали друг другу, а иногда и роняли на пол, когда игрок не мог поймать его. Самое удивительное заключалось в том, что, несмотря на множество падений на твердый пол, Рамана ни разу не получил ни одного синяка, ни одного ушиба – не говоря уже о более серьезных травмах.

Вторая история произошла с Бхагаваном в шестинедельный период между случившейся Я-реализацией и его уходом к Ару начале. Нараянасвами видел, что его друг подолгу сидит в маленькой комнате на втором этаже. Нараянасвами, думая, что это какой-то вид медитации, спросил Бхагавана, может ли он научить его так же сидеть. Бхагаван сказал, чтобы он сел на пол, скрестив ноги. Нараянасвами сел, и Бхагаван нажал кончиком карандаша между его бровей. После этого Нараянасвами полностью перестал осознавать свое тело и окружающий мир и впал в транс, который длился примерно полчаса. Вернувшись в свое нормальное состояние, он увидел, что Бхагаван широко улыбается. Нараянасвами несколько раз пытался вызвать это переживание самостоятельно, но ему это так и не удалось[135].

Нараянасвами приехал в Тируваннамалай вместе с дядей Бхагавана в конце 1890-х гг., когда семья Шри Раманы впервые попыталась вернуть его в Мадурай. Они нашли его в манговой роще Венкатарамы Найкера. Нараянасвами был потрясен, увидев своего школьного друга – такого жизнерадостного и полного кипучей энергии – сидящим неподвижно, как истукан. Бхагаван не подал ни малейшего знака, что узнал своего друга, и не обратил никакого внимания на его мольбу вернуться в Мадурай, где о нем будут заботиться родные. По словам Нараянасвами, он понял, что с Шри Раманой произошло нечто необратимое и он уже никогда не вернется к прежней жизни.

Ранга Айер, который тоже был в числе преданных Шри Раманы в Мадурае, часто посещал Раманашрам. В одном из разговоров, состоявшемся в Мадурае, он рассказал мне об одном очень примечательном случае, который произошел у самадхи матери в то время, когда оно еще было постройкой с глиняными стенами и соломенной крышей. Шри Бхагаван сидел на скамейке возле стены. Ранга Айер, Рамасвами Пиллай и много других садху сидели на полу перед Шри Бхагаваном. Они исполняли тамильские гимны, прославляющие Шри Бхагавана, под названием «Шри Рамана Стути Панчакам». Когда они начали петь, Шри Бхагаван сидел в сукхасане (со скрещенными ногами) на скамейке, а Ранга Айер – на полу прямо перед ним.

Ранга Айер сидел так близко от Бхагавана, что его голова была в нескольких сантиметрах от скамейки.

Четвертая строфа третьей части начинается так: «Позволь мне возложить на голову твои благословенные святые стопы…»

Когда хор произнес эту строку, стопа Шри Бхагавана опустилась на макушку Ранга Айера и оставалась там довольно долго. Вся группа, включая Ранга Айера, была словно загипнотизирована этим, и продолжала повторять ту же строфу, снова и снова. Похоже, они просто не могли петь дальше. Только когда Шри Бхагаван убрал стопу и снова сел в сукхасану, хор смог продолжить пение и завершить гимн. Все преданные увидели в этом редкий пример пададикши [инициацию прикосновением стопы Гуру]. Я разговаривал с Рамасвами Пиллаем об этом случае, поскольку он тоже присутствовал при этом. Его рассказ до последней детали совпадает с рассказом Ранги Айера.

Однажды вечером я пошел с Венкатараманой Айером домой к Суппья Тхевару. Они оба были друзьями детства Бхагавана. Суппья Тхевар жил в Пиллаярпальям, деревне на южной окраине Мадурая. Он жил там со своей второй женой-мусульманкой. Дом Тхевара походил на ашрам. В нем была комната для медитаций, и объектом почитания была фотография Шри Раманы, находившаяся в окружении гантелей и других спортивных снарядов, которые он использовал для занятий физкультурой.

Дата добавления: 2015-06-04