Том VIII 2 страница

Вы желаете иметь портрет мой? Ваш портрет имею, получив оный из рук ваших; имею портрет души Вашей в памяти, в сердце. Мое грешное лицо не достойно быть изображенным кистию художника. Вместо этой кисти пусть могильный червь точит гла­за, осквернившиеся страстным зрением; пусть точит уста, отвер­завшиеся для слов, коими прогневляется Бог; пусть точит все чле­ны, бывшие орудием преступления. Если же, несмотря на мое не­достоинство, каким-либо случаем изобразится портрет мой, то постараюсь исполнить желание Ваше, внушенное любовию.

Христос посреди нас есть и всегда будет.

Вашего Превосходительства Покорнейший слуга и богомолец

Архимандрит Игнатий. 20 октября 1839 года

№16

Ваше Превосходительство, Милостивейший Государь! Вот! опять я пред Вами просителем; это для меня не трудно. Ваше постоянное во мне и обстоятельствах моих участие было постоянным и надежным пристанищем просьб моих. Сергиева Пустынь получила близ ограды своей до 200 десятин земли на основании той Высочайшей воли, которая, Вы помните, почему и как состоялась. Эту землю, состоявшую единственно из болот, монастырь осушил, расчистил, завел на оной хозяйственный ху­тор с запашкою и скотоводством. Доходы сего хутора, если все покроется и впредь таким благословением, каким покрывается ныне, можно полагать до тридцати тысяч в год. Продаем молока в месяц на тысячу, иногда на две. При таковом умножении монас­тырского дохода способом невинным, самый монастырь должен придти в цветущее положение. Итак, земля составляет существен­ное достояние монастыря. Планы на оную в настоящее время на­ходятся в Московской Межевой канцелярии. Покорнейше Вас прошу не оставлять меня и обитель Вашим милостивым ходатай­ством — замолвить слово по приложенной при сем записке.

С чувством сердечной привязанности к незабвенному другу, с сердцем которого сердце мое часто сливалось в одно ощуще­ние, есмь навсегда Вашего Превосходительства покорнейший слуга и богомолец

Архимандрит Игнатий. 1840 марта 15-го дня

Когда бываю уединен — часто живо мне представляетесь, все­гда с приятнейшею улыбкою. Тогда сердце Ваше сердцу моему весть подает.

№ 17

Помните ли, высокопреподобный Отец Архимандрит, как мы с Вами занимались изданием отдельных Житий Святых угод­ников Российской Церкви. Не знаю, почему это издание, хоро­шо принятое публикой, впоследствии остановилось. Между тем один из моих нынешних сотрудников, с одним намерением под­держивать в обществе расположение к благотворительности, начал издавать статьи, почерпнутые из той же неисчерпаемой сокровищницы. Вашему Высокопреподобию не противно будет взглянуть на этот опыт. В такой надежде посылаю первую его книжку.

Пользуюсь сим же случаем, чтоб принести Вам, почтенней­ший друг, искреннюю благодарность за назидательное ваше пи­сание, исполненное того глубокого смирения, которое должно стяжать вам высокая в истинном смысле этого слова, и при ко­тором ложная, земная высокая не возмогут положить преград в верном вашем шествии. Надеюсь, однако, что сердечная моя при­вязанность когда-нибудь победит его, и я увижу хотя в легких очертаниях тот приятнейший для меня лик, который видеть лич­но не имею надежды.

Во всяком случае простите мою докуку ради Того, кто был всегда утешительным предметом бесед наших, кто в одной люб­ви положил печать своего ученичества, чей благодатный дух все­гда да пребывает между нами.

Вашего Высокопреподобия усерднейший слуга и несомнен­ный почитатель

С. Нечаев.

19 марта 1840 года

Москва

№ 18

Христос Воскресе! Высокопреподобный Отец Архимандрит! Милостивый Государь Не могли Вы никак найти в Москве поверенного усерднее старого Вашего друга В Межевой Канцелярии дали мне слово тотчас кончить дело вашей обители; — и теперь планы на землю ее должны уже находиться в Петербургском Губернском Прав­лении. Заметьте между тем, что Вы писали ко мне в самое то время, когда и я писал к Вам. Видно, действительно сердца наши откликаются друг другу и в большой отдаленности. Благодарю за сие Господа, утешающего любовию такою, которая не основа­на ни на каких внешних отношениях. Радуюсь, что Он благо­словляет обитель Вашу изобилием. Оно обыкновенно бывает следствием порядка, который Вы преимущественно любите, при­ложив вначале попечение о водворении его внутренно, в самом себе. Да преизобилует же прекрасная Ваша пустыня дарами ис­тинного благочестия: все же прочее неминуемо вслед затем при­лагаться будет.

Я напротив по грехам моим терплю от нынешнего неурожая не только оскуднение доходов, но должен еще потратить много денег на прокормление крестьян с их скотом и на засев их полей. Мало было этой заботы: все мои дети долго страдали опасным коклюшем; старшая дочь приходит даже в состояние безнадеж­ное. Четыре года дали мне несколько отдохнуть. Теперь опять посылают на работу. Не говоря уже ни слова о хлопотах по при­зрению всей нищеты такого многолюдного города.

Помолитесь о нас, почтеннейший друг, Воскресшему Спаси­телю, и будьте незыблемо уверены, что никто столько не желал и не желает вам добра, как преданнейший Вам слуга:

С. Нечаев.

20 апреля 1840 года

Москва

P.S. Прошу покорнейше Ваше Высокопреподобие прочесть прилагаемую тетрадь и удостоить меня отзывом вашим о ее со­держании. Материя вам хорошо известна, ибо вы не теоретичес­ки только проходили ее учение, но побывали в практической школе глубокого смирения и действительного отречения от мира.

Посылаю Вам еще вместо красного яичка нечто написанное о милостыне в [нрзб.] известным нашим благонамеренным писа­телем Стурдзою[5].

Я к вам послал прежде примеры христианского милосердия, надписав на конверте: в С.-Петербург; кажется, делаю теперь луч­ше, надписывая: в Стрельну.

№ 19

Воистину Воскресе Христос!

Ваше Превосходительство, Милостивейший Государь

Стефан Дмитриевич!

Пишу к Вам, тихо беседую с Вами, как бы с присутствующим, и получаю Ваше письмо, в котором Вы замечаете, что мы писали друг к другу в одно время. Усерднейше благодарю Вас за посо­бие, оказанное обители нашей. С приятностию читал я письмо Стурдзы и избранные повести о милосердии из житий Святых Отцов[6]. Это прочное средство к поддержанию и усовершенство­ванию в благочестивом и добром российском народе по природе сильной наклонности к вспоможению ближним. Вы спрашивае­те, почему начатое при вас издание отдельных житий, принятое публикою столь благосклонно, ныне остановлено? Что Вам на это отвечать? Этому причиною страсти человеческие. Письмо о монашестве[7] очень дельное, оставляю у себя на неделю, чтобы иметь время сделать некоторые примечания, и препроводить оные к вам. Не была ли у Вас в руках книжка писем Задонского затворника Георгия? Вот духовный писатель, ушедший далеко от всех духовных писателей нашего времени. Дворянин, воин, он сложил с себя оружие вещественное, чтобы вступить в по­прище брани духовной, провел в неисходном затворе семнад­цать лет и скончался в 36-м году, будучи 47 лет от роду, духов­ным успехом заменив лета многа. Писал он многим, к нему рас­положенным особам письма, которые по смерти его собраны, сколько можно было собрать, и напечатаны. С пера его текут струи благодатные, и недостаточество внешнего образования заменяется обильным достоинством духовным. Книжка сия сде­лалась одной из моих настольных. В Москве можно ее достать. Вы будете пить чашу утешения, которая вам теперь нужна. Свя­той Иоанн Богослов, когда увидел рай, наполненный святыми белоризцами, и спросил, кто эти белоризцы, то ему было сказа­но: это те, которые пришли, претерпев великие скорби; они вы­мыли одежды свои и убелили одежды свои кров и ю Агнца. Та­ков обычай Царя Небесного: кого любит наказует, биет всякого сына, о котором благоволит (Евр. 12. 6). Пишу Вам с натуры; если еще не знаете, то, конечно, узнаете от Мальцевых. Вы мо­жете видеть мое сердце: оно и грешно, и не чисто, но любит бес­корыстно. В том, что вы желали и желаете мне добра, удостове­рял меня и теперь удостоверяет самый опыт. Желайте добра не тленного, не временного, но истинного, которое доставит мне Сам Господь, подающий любящим Его чашу страданий в сей краткой земной жизни. — Навсегда Ваш Покорнейший слуга и богомолец

Архимандрит Игнатий. 1840 года Апреля 29-го числа

№20

Ваше Превосходительство,

Милостивейший Государь Стефан Дмитриевич!

Препровождаю при сем письмо о монашестве, которое про­читал я неоднократно с удовольствием и о котором имел честь в прошлом письме, по Вашей любви ко мне и моей к Вам, сказать мое не тяжеловесное решение: оно очень дельно. По тому же чув­ству, по желанию Вашему и моему обещанию не останавлива­юсь и заметить, не для критики, но с желанием принести по­сильную услугу:

1. По мнению моему, происхождение монашества не доволь­но правильно изложено. Оно не есть плод гонений, хотя некото­рые, точно, удалились в пустыни от гонения. Несколько част­ных случаев не дозволяют заключать о целом. Это объясняется в особенности тем, что пустыни начали наполняться монахами по окончании гонений, во время коих пустынножителей было весьма мало. Вот наружное доказательство; есть и внутреннее, сильнейшее: почти все иноки древние входили в искушения яв­ные от бесов, после чего искушения от человеков не страшны. Таким ли бояться мучителей? Антоний Великий, когда услы­шал о начавшемся гонении в Александрии, пришел туда, объя­вил себя христианином, желал мучиться, но никто не посмел возложить рук на него: ибо и монашество есть долговременное мучение. От чего же явилось монашество? В первые три века Церковь Христова была гонима правительством. Принять хрис­тианство значило лишиться всех прав гражданства, всего иму­щества, самой жизни. Принятие христианства не могло быть ничем иным, как следствием сильного убеждения. Христиане жили, как приговоренные к смерти, не зная, в который час Же­них придет, — приготовлялись к смерти, расточая тленное имущество нищим, пребывая непрестанно в молитвах и сердцем живя более на небе, нежели на земле. Весьма многие проводили жизнь девственную, подвижническую — все. Не было мысли о забавах, роскоши, стяжании, своеволии. Можно сказать, все были монахами: аскеты были совершенными монахами, не имея пла­тья монашеского, как и клир не отличался одеждами во время гонений от общества. Когда гонения прекратились, то жизнь христиан посреде градов изменилась, ослабла Веру христианс­кую принимали не всегда по одному убеждению, но весьма час­то по обычаю; вступило в Церковь много гнилых удов, кои во время гонений тотчас бы обнаружились отпадением; общество христианское посреде градов изменилось. Жене — Церкви, коей первородный плод, лик мученический, восхищен к Богу на небо, даны были два крыла орла великого — бежать в пустыню: явил­ся лик монашествующий.

2. Недостаточно объяснена разность между мирянином и мо­нахом, столь явная из слов Спасителя к юноше: ащехощеши спа-стися, заповеди сохрани: не убей, не прелюбодействуй, не укради и проч. Вот деятельность мирянина, коей цель — спасение. На вопрос юноши, что есмь не докончил, Господь научает, что есть в христианском жительстве совершенство; кто хочет оного достиг­нуть, должен сперва оставить все земное и потом, обнаженный от всего, принять труд о достижении совершенства Это изобра­жает и евангельская притча, в коей Царствие Небесное уподоб­ляется купцу, узнавшему, что на некотором селе скрыто сокро­вище, и продавшему все имение для покупки села того, заметь­те, а не сокровища Святой Макарий Египетский говорит, что тот, кто расточил имение, оставил все приятное земное, удалил­ся в пустыню, — еще ничего не сделал, только обнажился для вступления в поприще, — неизвестно, достигнет ли цели.

Совершенство христианское состоит в чистоте сердечной, коей является Бог, обнаруживающий Свое пребывание в сердце мно­горазличными дарами Духа Святого. Достигнувший сего совер­шенства есть светильник, не телесным служением, но служением Духа исполняющий заповедь любви к ближнему, руководящий спасающихся, восставляющий их от падений, целящий их душев­ные раны. Монашеский лик доставил Церкви Христовой пасты­рей, которые не препретельными словесами человеческой мудро­сти, но словесами Духа, споспешествуя учению чудесами, пасли и утверждали Церковь. Вот почему Церковь по окончании муче­ния представлена бежавшей в пустыню. Туда бежало совершенство церковное, источник света церковного, главная сила Церкви воинствующей. Кто были Златоуст, Василий Великий, Епифа-ний, Алексий и Филипп митрополиты, — словом, все святые пас­тыри? Но и не в чине архиерейском, а в простом монашеском есть много светильников от Антония Великого, Иоанна Дамаскина до Сергия Радонежского и Георгия Затворника. Веру утверждали, ереси обличали и попрали. Без монахов пропало бы христиан­ство в мирянах. Вот сколь необходимо в Церкви Христовой со­вершенство, без коего и спасение с самою верою легко может ут­ратиться, и непременно утратится: ибо нужны чувства, обучен­ные долгим временем, в различение добра от зла (Евр. 5,14). Сего совершенства достигали в первенствующей Церкви аскеты и му­ченики, после — монахи. Безбрачие, нестяжание, пост, труд, бде­ние, деятельная любовь, это — орудия, средства к достижению со­вершенства, но не самое совершенство. Кажется, в письме об этом сказано темно, отчего различие и необходимость монашества вы­ставлены не в полной силе. Хорошо бы сочинителю прочитать беседы Макария египетского, и слово усилить понятиями духов­ными. Скажут: какой гордый отзыв о монашестве, обличающий гордость сердца. Отвечаем: в темной комнате значительная нечи­стота не приметна; в освещенной яркими лучами солнца тонкий прах весьма заметен и беспокоит хозяина Дух Святый есть учи­тель смирения; вселившись в сердце, вздыхает воздыханиями неизглаголанными и показывает человеку ничтожность правед­ности его, как говорит Исайя: вся наша правда, яко порт жены блудницы. Настоящая дьявольская гордость — отвергать Дар Бо­жий существующий, как бы не существующий. Навсегда Ваш преданнейший

Архимандрит Игнатий. Мая 5-го дня 1840 год

№21

Апостол говорит: и все хотящие благочестно жить, гонимы будут. Заметьте, почтеннейший Отец Архимандрит, что здесь упоминаются только хотящие жить благочестиво. Чего же дол­жны ожидать те, которые действительно начали так проводить жизнь свою, так говорить и действовать?

Вот Вашему Высокопреподобию краткий ответец на одно из любезных писаний Ваших. Относительно другого скажу также кратко, что все замечания Ваши о монашестве оценены достойным образом. Справедливость их очевидна Не к гонениям надобно от­носить истинное его начало. Мы видим образцы его даже до при­шествия Спасителя в святых Пророках. По свидетельству Иосифа Флавия было еще в Иудее собратство, похожее на монашество, именно собратство Иессеев. И весьма замечательно, что Новый Завет, обличающий учение Фарисеев и Саддукеев, ни слова не го­ворит о современном им учении Иессеев. Не они ли настоящим образом чаяли Спасителя, не они ли первые окружили его, когда явился Он между человеками? Не они ли первые сделались Его последователями? И название их видится от отца Давидова Тут есть что-то таинственное, достойное важного размышления.

В заключение усердно благодарю Вас, почтеннейший друг, за то, что указали мне на письма Затворника Георгия. Я слышал об них, но до сих пор не любопытствовал прочитать их. Теперь познакомясь с его писаниями, сердечно сознаюсь, что они весьма того достойны, чтоб сделаться настольною книгой у всякого доб­рого христианина. Утешительно видеть, как [нрзб.] знаком был автору высокий предмет, о котором пишет. Что значат перед его неискусною простотою все краснобайные проповеди и посла­ния суетной и надмевающей теории?

Прошу покорно и Вас бросить взгляд на прилагаемые кни­жицы, которые посылаю единственно в оправдание, что так дол­го не отвечал Вам. Хлопот много, а силы и способности уже не прежние. К чужим заботам присоединились еще свои тяжкие от совершенного неурожая у крестьян, от болезней у детей. Но те­перь милосердие Божие, видимо, поправляет и то, и другое. Сер­дцу моему по-свободнее — и оно спешит излить пред вами по­стоянные чувства уважения и привязанности, с коими так при­ятно именоваться мне не по обычаю, а по самой истине Вашего Высокопреподобия преданнейшим слугою

С. Нечаев.

30 июня 1840 года

Москва

№22

Ваше Превосходительство, Милостивейший Государь!

Опять пред глазами моими почерк Вашей руки, который все­гда возвещал мне приятнейшие ощущения, долженствующие наполнить душу. Теперь довольно поглядеть, или лучше взгля­нуть на этот почерк, чтоб отворить дверь в сердце для множества сладостных впечатлений. Благодарю Вас за присланные книжки, — сказатели полезных трудов Ваших: в Первых Опы­тах Комитета, достигши чтением § 9, я торжествовал духовно, видя, что пища для плоти соединена с пищею для души: особли­во — назидательное чтение при работах есть новость в России в наше время, воскрешение древнего обычая благоустроеннейших монастырей; при отгнании праздности от тела, отгоняется сия мать пороков и от ума, — это превосходно! — Благодарю Вас за милостивое слово, замолвленное о планах земли, принадлежа­щей Сергиевой пустыни, которые теперь уже в руках наших.

Наконец! Горе имеем сердца, исполненные благодарения! Слава милосердому Богу, исцеляющему болезнь детей Ваших и утешающему домочадцев ваших надеждою урожая. Повто­рим песнь отроков в пещи вавилонской: согрешихом, беззаконовахом... И вся, елика сотворил ecu нам, и вся, елика навел ecu на ны, истинным судом сотворил ecu... душою сокрушенною, и духом смиренным да прияты будем (Дан. 3.29,31,39). Вот ис­тинное духовное чувство! Праведники, подвергшись искуше­нию, не видят своей праведности, зрение ума их устремлено к совершенствам Божиим, озаренные сим светом, они видят не­чистоту правды своей, — и сердце исполняется чувствований глубокого смирения, ум начинает произносить исповедание и хвалы правосудия Божественного. Вот фимиам, благоприят­ный небу; вот кадило, которого дым разливается в горнем жер­твеннике Царя царей.

Об ессеянах сведения Иосифа Флавия и о ферапевтах Фи­лона — не удовлетворительны; оба сии писатели, будучи иудеи, не передали нам ничего о том, с каким чувством они встретили веру христианскую. То видно, что секта ессеев в Палестине и ферапевтов в окрестностях Александрии сохранили строго обы­чаи иудейства и не принимали христианства. Вот что говорит о первых преподобный Нил Синайский, монашеский писатель IV века: любомудрствовать покушались многие еллины, и из иудеев не мало... От иудеев избравшие сие жительство суть сыны Иоанадава... всегда обитают в кущах, воздерживаются от вина и от всего влекущего к сластолюбию, пищу имеют простую, удов­летворяют потребностям тела с умеренностию, очень прилежат образованию нравов и пребывают наиболее в созерцании. От­сюда и называются ессеи: ибо сим названием обозначается род их жительства. Но какая польза им от подвигов и от пребыва­ния в трудах, когда они убили Подвигоположника Христа Погибает мзда трудов их: ибо они отверглись Раздаятеля мзды и Источника истинной жизни. Итак, они погрешили в цели любо­мудрия: любомудрие есть благоустроение нравов, соединенное с истинным познанием о Боге, в чем погрешили и иудеи и еллины, отринувшие Премудрость, пришедшую с небес, и покусив­шиеся любомудрствовать вне Христа Таково мнение преподоб­ного Нила ученика Иоанна Златоустого; таково мнение и дру­гих древних учителей церковных о ессеянах. Их подвиг был более наружный, лучшие наблюдатели древностей церковных находят, что они вдались более прочих иудеев в мелочную утон­ченность обрядов, отчего, оцеждая комаров, забыли позаботить­ся о верблюдах. По этой причине секта их по духу близка была к фарисейской. Не осужден ли Евангелием их пост, их милосты­ня, их молитва, чуждые смирения, вместе с фарисейскими? — Полезно для христианских монахов оглядываться на ессеев и в них видеть, что телесный подвиг, без любви и сердца сокрушен­ного, есть кимвал, звяцающий тщеславием, и медь, звенящая от пустоты своей.

Обращаюсь к началу дражайшего письма Вашего, дышащего добротою. 1-го февраля 1840 года когда я был потребован для выслушания приговора[8], который в чем состоял и за что — мне было неизвестно, я чувствовал особенное спокойствие духа: в напутствие услышался в церкви апостол, тому дню принадле­жавший по церковному кругу сего года (1-го послания Петрова главы IV-й начинался с 12 стиха и оканчивался первыми стиха­ми следующей главы). Возлюбленные! огненного искушения, для испытания вам посылаемого, не чуждайтесь, как приключения для вас странного... Время начаться суду с дома Божия... Итак, страждущие по воле Божией Ему, как верному Создателю, да предают души свои, делая добро. Может ли быть что утешитель­нее и назидательнее? Особливо слова время начаться суду с дома Божия, — погружают ум мой в глубокое размышление. Они со­общают нам возвышенную духовную мысль, что делание и под­виг христианина как бы сами по себе, по суду человеческому, ни были достаточны, по суду Божию далеки от совершенства и требуют очищения и дополнения от искушений. Тогда почита­ется здание храма Божия оконченным, когда засверкает на вер­шине его Крест Христов.

Доброго здоровья Вам и милым детям Вашим. Господь да со­хранит Вас, да укрепит Вас для пользы человечества и для пользы гражданской.

С истинным высокопочитанием и сердечною преданностию, имею честь быть Вашего Превосходительства покорнейший слу­га и богомолец

Архимандрит Игнатий.

Сергиева пустынь

Июля 16-го дня 1840 года

№23

Ваше Превосходительство!

И прекрасный перевод жития Иоанна Милостивого читаю с наслаждением, и гляжу любовно на знакомую руку, которою над­писан конверт, ищу коротенькой записочки, хочу знать, здоров ли, благополучен ли кормитель нищих в столице христолюбивой, — ищу напрасно, напрасно любопытствую с такой заботливостью. Впредь кладите в такие конверты маленький листочек с сим двусловием: я здоров. Полезно употребляемое Вами время оставля­ет Вам мало времени, а я не нуждаюсь в длинных письмах от Вас: имею продолжительное письмо в сердце; оно начинается с начала нашего знакомства, конец его... О, я хочу, чтоб оно было без кон­ца, чтоб продолжение его перешло за пределы гроба и сделалось вечным во Христе. Какое наслаждение — любовь. Пишу к вам, и на языке моем чувствую какую-то особенную сладость. — Это сла­дость древа райского.

Присылаемые Вами книжки мне говорят: внеси и ты малень­кую лепту в ту сокровищницу, в которую богатые вносят тыся­чи сребреников. Не буду голосу этому ослушен.

От души Ваш

Архимандрит Игнатий. 12-го ноября 1840 года

№24

Признательным сердцем лобызаю любезные строки, коими Вы, почтеннейший Отец Архимандрит, утешили постоянную мою к вам привязанность. Такое общение не основано на зем­ных скоропреходящих видах. Мудрено ли, что и я ощущаю в нем как бы успокоительный елей, возливаемый любовию на раны сердца моего, нанесенные грехом и следствием греха — многими скорбьми. Беседа Ваша издавна имела на меня такое утешитель­ное, целительное действие. Вот почему я так часто возбуждаю Вас к ней не тем, так другим. Нищий в дарах духовных более, чем новые друзья мои скудны в дарах тленных, не перестаю я толкать в двери, откуда наверное ожидать могу милостыни для меня нужной, отзыва дружбы, молитвы, совета, спасительного напоминания. В прошлый раз, по возвращении из деревни, встре­тил я здесь много дела, не успевал написать к вам, а желал, одна­ко, дать весточку хоть о том, что еще живу на этом свете и вас неизменно помню. Радуюсь, что наши маленькие издания вами одобряются. Вот вам и еще новая тетрадка, как некоторое дока­зательство, что мы, раздавая питание внешнего человека, жела­ли бы сообщить бедствующим собратиям нашим нечто на под­крепление человека внутреннего, который часто алчет, наготует и иззябает пуще первого.

Недавно неожиданный случай познакомил меня с иеромона­хом Арсением Троепольским, который живал в Вашей обители и сохраняет искреннюю к вам приверженность и уважение. Я при­глашаю его иногда служить в домовой церкви Работного дома, где теперь призирается до тысячи нищих всяких лет и всякого звания. Сообщите мне, пожалуйста, ваше мнение об этом доб­ром человеке, — называю его добрым, ибо таким с вида мне по­казался; узнать же его короче не имел еще способа.

Вот вам несколько слов о моем здоровье. Оно не самое цвету­щее, но и не самое убогое. Господь ведет и всегда вел меня путем посредственности. Крайности для людей таких слабых не годят­ся. Благодарение Ему за милосердое промышление о недостой­ном орудии многих благих его видов.

Дети мои подрастают; один только меньшой сын остается еще в младенческом возрасте. Но и старшие пока младенчествуют еще незлобием сердца, нося в характере своем много сходного с покойной матерью, которой могилу могут всегда видеть из сво­ей колыбели, не видя ее самой.

Простите, почтенный друг! Желаю Вам совершение в обнов­лении духа, а себе старых ваших чувствований и в течение нового года

Преданнейший слуга

С. Нечаев.

2 Генваря 1841 года

Москва

P. S. Благодарю за обещанное пособие нашей нищете. Доро­говизна продолжается от нового неурожая, а средства наши ос­кудевают от последствий прежнего.

№25

Христос Воскресе!

Дражайший и почтеннейший Стефан Дмитриевич!

Много виноват я пред Вами, не отвечая столь долго на письмо Ваше, исполненное дружбы и искренности. Оно не сходило со сто­ла моего, часто перечитывал его, каждый раз с новым утешением. Справедливо говорит святой Исаак Сирский: нет в мире предмета драгоценнее любви ближнего, которой входим в любовь Божию. Или обременил я себя излишними письменными занятиями, или подействовали на слабое мое телосложение искушения, или хро­ническая моя болезнь — солитер, или все вместе привело меня в средине зимы в такое болезненное положение, что я оставил пищу, почувствовал сильнейшую боль в груди, в продолжение Великого поста так был слаб, что едва подписывал имя мое на налое; с Стра­стной недели поправляюсь, и, кажется, избавился от солитера, по особенному расположению одной почтенной дамы — княгини Юсуповой, доставившей мне доктора, занимающегося единствен­но или преимущественно лечением этой болезни средством расти­тельным и потому совершенно безвредным. Провожу время по обыкновению: занимаюсь монашескими книгами Святых Отцов, из коих Бог помог окончить перевод с латинского книги святого Исайи Отшельника. Из первого издания оной двести экземпляров назначаю для монашествующих Сергиевой пустыни, а тысячу в рас­поряжение питателя московских нищих. Книга не имеет наружно­го порядка в изложении, который требуется от писателя, ученнаго в школах мира сего, но имеет глубокие мысли, имеет систему для сердца и ума, которую можно ожидать от воспитанника пустыни безмолвной. Надеюсь, что Вы прочтете оную с душевной пользой и удовольствием, ибо Вам знаком вкус глубоких чувств, рождае­мых смиренным рассматриванием внутреннего человека. — Таким образом я буду частником Ваших занятий и Вы моих! Эта мысль меня утешает.

Вы познакомились с о. Арсением Троепольским! Точно, он добрый человек: я находил понятие его о монашестве более уче­ным, чем опытным, более удовлетворительным для ума, чем для сердца; не знаю, в каком он положении теперь. Дай Бог всем спастись от змиев — страстей наших, коим помогают другие змеи — демоны. Если 6 вы взглянули в настоящее время на братство Сергиевой пустыни, то очень бы утешились: ибо Ваша рука была при учреждении сего духовного сада и многие лозы пересажены с Вашею помощию. Все почти прежние жители монастыря вы­были; теперь первые лица — это те послушники, которые всту­пили в обитель вместе или вслед за мною. Они уже иеромонахи, и главный из них, наместник Аполлос[9], кажется, не ложно мо­жет быть назван образцовым иноком нашего времени.

Не знаю, не сберусь ли в конце лета побывать в Москве. И очень нужно бы для здоровья, — кажется, нужно бы и для души. Какое радостное свидание меня там ожидает и туда при­манивает! До сих пор встречаю препятствие в мысли, представ­ляющей, что опасно оставить монастырь при настоящих обстоя­тельствах духовенства невского, можно отсутствием своим по­вергнуть братство Сергиевское расхищению. Не приедете ли Вы в северную столицу? Не призывает ли Вас в оную наступающая нужда поместить старшего сына Вашего в Пажеский корпус или гвардейскую школу? — Ему должно быть около четырнадцати лет? Очень порадовался я, услышав, что Государь опять обра­тил внимание свое на заслуги Ваши. Земная почесть сама по себе ничтожна, но для человека, посвятившего жизнь свою на служ­бу Царю и Отечеству, отрадна Царская милость.

Остается мне изобразить постоянное, и усердное, и молит­венное желание моего сердца всех благ Вам и всему Вашему се­мейству. Да благословит Бог питать и растить в душе Вашей чув­ство любви христианской к грешному Игнатию!

Ваш усерднейший и преданнейший слуга и богомолец

Архимандрит Игнатий.

Сергиева пустынь

Апреля 11-го дня 1841 года

№26

Высокопреподобный Отец Архимандрит, Милостивый Государь!

Весьма утешительно было для меня известиться от Вас, что здоровье Ваше получило радикальное поправление. Новая болезнь, которая Вас угнетала и которая так обыкновенна при фин­ских берегах, имеет сильное влияние на расположение душевное. Вы могли преодолевать его одним врачевством духовным. С ра­достна и благодарности увижу плод такого врачевания, коим дружба Ваша ко мне и любовь к ближнему вознамерились наде­лить нас. Дело одних наделять пищею тленною, дело других — снабжевать хлебом Небесным. Все хорошо во имя Господа Иису­са, показавшего нам пример и в том, и в другом; но несомненно, что последнее выше, и блажен тот, кто к такому подвигу призван и звание свое проходит достойным образом. Радуюсь, что под на­блюдением Вашим и еще уготовляются подобные сподвижники. Как это ни толкуй, а монахам не предоставлено запираться в сво­ей келье. Светильник зажигается с тем, чтоб светил во всей хра­мине. Да и при пострижении монашеском не говорится ли: тако да просветится свет ваш пред человеки, да видят ваши добрые дела и прославят Отца Вашего, иже есть на небесах. Монашеская жизнь может только способствовать к достижению совершенства христианского; но не освобождает от общих христианских обя­занностей — служить человечеству, чем только можно и удобно. Упражнение в делах милосердия особенно могло бы быть полез­но для людей простых, которые часто хладеют к молитвам и дру­гим духовным подвигам, не будучи к этому достаточно приготов­лены. Впрочем, кажется не за свое я взялся, разглагольствуя о предмете, который знаю только со стороны. Будучи сам погребен во внешности, я и приставлен к внешнему служению собратий наших. В прилагаемой книжке вы увидите, как усердно помогают мне сотрудники мои — наиболее из благочестивого русского ку­печества Намедни в их собрании давали русские же певцы кон­церт в пользу учрежденных ими столов, а русский поэт написал по этому случаю кантату, которую также Вам сообщаю.

Дата добавления: 2015-06-04