Студопедия

КАТЕГОРИИ:


Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748)

История всемирной литературы 15 страница. Чрезвычайная активность слуг в комедиях Реньяра, их роль фактических двигателей комедийной интриги привели к большей




Чрезвычайная активность слуг в комедиях Реньяра, их роль фактических двигателей комедийной интриги привели к большей, чем у предшествующих драматургов, детализации характеров, к усложнению речи, яркой, живой и афористичной. К этому надо добавить, что драматург умел блистательно строить комедийную интригу, — его смехом восхищался позже Стендаль.

Комедиография Реньяра своей критикой упадочной дворянской морали, своим раскрытием происходящих в обществе процессов, своими реалистическими тенденциями подготовила в какой-то мере формирование просветительской драматургии.

Значительно ближе к просветительской идеологии драматургия Алена-Репе Лесажа, сыгравшая важную роль в развитии французского театра. Лесаж много переводил, много писал для ярмарочной сцены — фарсы, парады, комические диалоги; для «серьезной» сцены он создал пьесы «Криспен, соперник своего господина» (1707), «Тонтина» (1708), «Тюркаре» (1709).

В пьесах Лесажа нет беззаботного веселья и смеха, как в театре Реньяра. Извращенность, антигуманность общества, занятого лишь безудержными наслаждениями и погоней за деньгами, рисуются Лесажем в сатирических тонах. Герои его — одновременно и хищники, и жертвы. Хищники — богатый откупщик Тюркаре, прекрасная распутница Баронесса, но они же оказываются и жертвами: доверчивый глупый откупщик дает легко обобрать себя светской кокетке, а она — расчетливому и ловкому Шевалье. По сравнению с Реньяром Лесаж значительно углубил социальные характеристики персонажей и их среды. Завоеванием реализма Лесажа была попытка показать эволюцию социального типа, показать формирование будущего хозяина жизни — выбившегося из низов богатея, одинаково безжалостного и жестокого как по отношению к разоряющимся аристократам, так и к бьющимся в тисках нужды простолюдинам. Пока еще эта эволюция характера верно подмеченного социального типа давалась разорванно, не как связный процесс, этапы этой эволюции были расщеплены, воплощены в разных образах. Так, Тюркаре — это завершение эволюции, завершение, оборачивающееся крахом. Обычно указывают, что в комедии откупщик изображен неожиданно оглупленным и беспомощным, и объясняют это желанием Лесажа позлее высмеять ненавистных ему финансистов. Думается, драматург, создавая образ Тюркаре, имел в виду не только это. Он показывает и могучую силу денег, и их разлагающее, обесчеловечивающее действие, их паралитическое влияние на волю и ум. Уверовав в неодолимое могущество денег, Тюркаре и ему подобные утрачивают чувство реальности и легко попадают в расставленные им западни.

Важную роль в комедиях Лесажа играют слуги — Криспен, соперник своего господина, Фронтен — в «Тюркаре». Автор с симпатией изображает их находчивость, ум, активность, но жизненная философия его пессимистична: на смену одним бездушным богатеям неизбежно придут новые. В пьесах Лесажа можно обнаружить и некое предвосхищение будущих просветительских буржуазных иллюзий: Фронтен и Лизетта из «Тюркаре», получив деньги, не хотят становиться откупщиками, они мечтают основать некий «род честных людей». Утопичность такой мечты очевидна. Очевидна и самому драматургу, поэтому Лесаж изображает подобных персонажей с большой иронией.

Новым этапом в развитии французской комедии стали произведения Пьера Карле де Мариво. Иногда их рассматривают как одно из ярких проявлений рококо в литературе. Действительно, Мариво во многом усвоил салонную фразеологию рококо, стиль легкой светской болтовни, но гедонизм рококо писателю был чужд. Его драматургия наполнена большим гуманистическим содержанием.

Мариво-драматург отказался от однолинейной трактовки характеров персонажей, что было свойственно его современникам. Его комедии не только веселы и стремительны, они выделяются своим психологизмом. Для передачи изменчивости настроений, для раскрытия душевных движений, смутных, неожиданных, противоречивых, Мариво широко пользовался стилистическими и языковыми новациями. Писателю было свойственно чувство нового — и в переживаниях его персонажей, и в их языке. Новые чувства требовали новых слов. Так возник своеобразный стиль Мариво («мариводаж»), богатый полутонами, щедро нюансированный. Так сложился и миф о «капризном пере» Мариво. Сторонники классицизма, в частности Вольтер, полагали, что Мариво изучает несущественное в человеческой психике, что он, по образному замечанию автора «Кандида», «взвешивает мушиные яйца на весах из паутины», но этими «пустяками» Мариво закладывал плодотворную традицию в литературе.

103

Герой одного из ранних произведений писателя восклицает: «Что за сюрпризы преподносит нам любовь!» Сюрпризам, нечаянностям любви посвящена драматургия Мариво 20-х годов. В это время писатель создает такие пьесы, как «Арлекин, воспитанный любовью» (1720), «Сюрприз любви» (1722), «Двойное непостоянство» (1723), «Непредвиденная развязка» (1724), «Еще один сюрприз любви» (1727), «Игра любви и случая» (1730). То в аллегорической форме, то непосредственно Мариво рисует человека своего времени, человеческое существо, неуверенное в себе и в других. Тщетно было бы искать в произведениях писателя этих лет изображения нравов и социальных типов (это появится у него позже и не столько в театре, сколько в прозе); Мариво создавал не «комедии нравов», а скорее «комедии переживаний», поэтому в его пьесах мало внешнего движения, фабула их проста. Это не значит, что атмосфера комедий Мариво условна, но реальные черты времени действительно как бы вынесены за скобки. Герои Мариво своей искренностью, чистотой и просветленностью чувств противостоят аморальному и бездушному обществу. И дворянскому, и буржуазному. В комедиях Мариво немало веселых травестий, переодеваний, но вызвано это не корыстными материальными целями героев (как в «Единственном наследнике» Реньяра, например), а желанием присмотреться, проверить, испытать, это вызвано неуверенностью в партнере и в себе самом. Это открытие другого и открытие себя происходит внезапно, неожиданно и парадоксально. Открытия эти робки и неуверенны, герой думает, что ошибается, боится ошибиться и хочет ошибиться. Неуверенность в себе и других, столь характерная для пьес Мариво, отражает в известной мере атмосферу нестабильности, непостоянства, запутанности, остро ощущаемую писателем, когда люди утрачивают привычные опорные связи — социальные, сословные, имущественные — и настойчиво ищут свое место в мире.

Открывая в себе и других внезапное и нежданное чувство любви (и нежности, и доверия), герои Мариво вынуждены преодолевать не только внутреннюю неуверенность и робость. Еще бо́льшим препятствием оказываются сословные предрассудки. Победа над ними — а герои Мариво одерживают эту победу — вот главное достижение гуманизма писателя, вот что приближает его к просветителям. Это еще более очевидно в трех «философских» комедиях писателя — «Острове рабов» (1725), «Острове разума, или Маленьких человечках» (1727) и «Новой колонии» (1729). В этих пьесах четко проводится мысль о врожденном равенстве всех людей.

В 30-е годы, когда Мариво пишет лучшие свои романы («Жизнь Марианны», «Удачливый крестьянин»), он создает также свои известные комедии — «Триумф любви» (1732), «Безрассудные клятвы» (1732), «Школа матерей» (1732), «Счастливая уловка» (1733), «Наследство› (1736), «Ложные признания» (1737), «Испытание» (1740) и др. Противоречивость и непоследовательность любовного чувства снова подвергаются здесь скрупулезному анализу, но в большинстве пьес начинает звучать новый мотив: помимо неравенства сословного героев разделяет теперь неравенство имущественное, что оказывается куда более существенным препятствием, чем дворянская спесь. Вообще, тема денег, тема материального благополучия получает в комедиях Мариво этих лет несравненно больший удельный вес, чем в произведениях 20-х годов. Раньше деньгами интересовались главным образом слуги, теперь же, как, например, в комедии «Наследство», к ним стремятся маркизы и графини. Писатель ощущает аморальность этих стремлений и противопоставляет им еще большее моральное благородство, еще большую человечность своих положительных героев, которые преодолевают на пути к счастью (и к развязке пьесы) и препятствия внешние (предрассудки света, неравенство сословий) и внутренние (робость и неуверенность, неверно истолкованное стремление к личной свободе, ложно понятое самолюбие и т. п.).

Мариво, долгие годы сотрудничавший с труппой Итальянской комедии (этот театр вновь открылся в Париже в годы Регентства) и многому научившийся у ее актеров, содействовал освобождению французской драматургии от классицистических норм; отбросив старые схемы, он создал совершенно новый театральный жанр, кое в чем близкий итальянской народной комедии и использующий некоторые приемы французского ярмарочного театра. Но Мариво возвысил, «облагородил» эти самые «низкие» жанры театральных зрелищ того времени, приблизив их к языку литературных салонов и насытив их прогрессивными идеями. В пропаганде своих взглядов драматург не был навязчив, поэтому его комедиография лишена какого бы то ни было дидактизма.

Рядом с творчеством Мариво существовала, развивалась и пользовалась популярностью нравоучительная комедия, важнейшим представителем которой был Филипп-Нерико Детуш (1680—1754). В пьесах «Неблагодарный» (1712), «Нерешительный» (1713), «Клеветник» (1715), «Женатый философ» (1727), «Тщеславный»

104

(1732), «Расточитель» (1736) и других Детуш обычно выводил на сцену героя, обуянного каким-либо пороком или распространенным предрассудком. Столкновение героя с положительными персонажами к концу пьесы излечивало его от присущих ему недостатков. Дурные нравы были раскритикованы, добродетель торжествовала. Комедийная стихия в произведениях Детуша порой отступала перед морализаторской тенденцией. Писатель отстаивал «здоровые» добродетели — честность, бережливость, супружескую верность и т. п. В развязках его комедий немало патетических и сентиментальных сцен. Творчество Детуша подготовило рождение мещанской драмы.

Комический элемент совершенно исчезает в «слезной комедии» Пьера-Клода Нивеля де Лашоссе (1692—1754), который, как и Детуш, испытал сильное влияние английской литературы и театра. Вместо комических сцен в его пьесах присутствуют трогательные, писатель поучал, вызывая не смех, а слезы. В комедиях Лашоссе почти обязательны чувствительные сцены узнавания и мотив временной утраты своего общественного ранга. Лашоссе пропагандирует типично «буржуазные» добродетели, но наделяет ими не представителей третьего сословия, а аристократов. Несмотря на дворянско-охранительные позиции драматурга, его пьесы (такие, как «Меланида», 1741, «Памела», 1743, «Гувернантка», 1741) пользовались успехом и повлияли на формирование просветительской комедиографии, которая была создана уже на совсем иной основе.

 

104

МОНТЕСКЬЕ

Шарль-Луи де Монтескье (1689—1755) был одним из крупнейших мыслителей и идеологов раннего Просвещения во Франции. В развитии просветительского движения очень большую роль сыграли два его больших трактата социологического и философско-исторического характера — «Рассуждения о причинах величия и падения римлян» (1734) и «О духе законов» (1748), в которых нашли свое выражение основные черты его мировоззрения, направленного против теологического понимания мира. В первом из этих двух трактатов Монтескье в противовес теологической философии истории, созданной Боссюэ, утверждает, что Рим пал не потому, что так было предопределено богом, а из-за развития его политических учреждений и изменения его международного положения, т. е. по воле человека и по причине развития учреждений, человеком созданных. На судьбу Рима повлияли, в частности, безграничная жажда военных завоеваний, рост роскоши и расточительство, порча нравов, ослабление патриотизма.

В «Духе законов» Монтескье утверждает, что законы, установленные людьми, определяются климатическими условиями, величиной территории страны, нравами и обычаями, т. е. опять-таки причинами, связанными с человеком и обществом и не зависящими от бога. Эта теория «климата», географической среды как определяющих факторов в развитии общества оказала затем большое воздействие на буржуазную социологию. Монтескье дает здесь классификацию государств, различая демократическую (или республиканскую), монархическую и деспотическую форму правления. Он резко критикует абсолютную монархию, сосредоточившую всю власть в руках одного лица — «миропомазанника божьего», выдвигая против нее принцип закона, созданного людьми. Монтескье, представитель первого этапа Просвещения, не является еще сторонником демократии и высказывается за монархию, ограниченную конституционными учреждениями, основанными на положениях закона, считая, что законодательная власть должна принадлежать двухпалатному парламенту, в руках же короля следует оставить только исполнительную власть. Его идеалом является Англия, страна, уже пережившая буржуазную революцию и ликвидацию абсолютизма. Политические учреждения Англии, ее парламент вызывают полное одобрение Монтескье.

Основное художественное произведение Монтескье, его «Персидские письма» (1721), представляют собой один из наиболее значительных романов французского Просвещения. В этой остроумной, иронической книге дана широкая и резкая критика современного писателю общества и государства. Причем критика ведется в книге наивными, но по существу мудрыми и проницательными персами Узбеком и Рикой, которые покинули родину, чтобы поближе узнать французскую действительность. Максимальная отдаленность героев от современного европейского общества позволяет подвергнуть это общество уничтожающей критике как бы со стороны. Непредвзятый взгляд молодых персов открыл в европейской жизни смешные условности, неоправданные претензии, суеверия и предрассудки, церковный гнет и судебный произвол. Их строгому и справедливому суду подвергается по сути дела вся европейская культура, все общество, прежде всего его аристократическая верхушка. В письмах Узбека и Рики перед читателем проходит целая толпа салонных завсегдатаев, светских дам, хвастливых вояк, псевдоученых, бездарных стихоплетов, финансистов, откупщиков

105

и т. д. В этой обширной и пестрой портретной галерее выпукло и зримо показаны человеческие характеры как совокупность индивидуальных душевных качеств, взращенных и определяемых происхождением, воспитанием, местом в обществе. Однако Монтескье не отказывается от классицистических приемов изображения человеческого характера, от выделения в последнем одной ведущей черты, некоей психологической доминанты, которая вместе с тем не затушевывает и некоторых иных качеств его натуры. Так, например, у откупщика Монтескье отмечает, помимо наглости и высокомерия, обусловленных его богатством, отсутствие образованности, вежливости, светского лоска.

Книга Монтескье интересна и значительна не только содержащейся в ней правдивой сатирической картиной французского феодального общества. Смелый политический мыслитель и философ, Монтескье высказывает в «Персидских письмах») и свои положительные идеалы. В известной мере их носителем оказывается центральный персонаж — перс Узбек. Примечательна и поучительна его собственная судьба. Оказавшись при дворе персидского шаха, он не подчиняется ему, не сливается с общей массой придворных. По его собственным словам, он «доносит истину до самого трона«, не льстит, не пресмыкается перед шахом, не лжет, одинаково «удивляясь и хвалителям и идолу». Но среди развращенного двора он остается одинок; начиная ощущать на себе «ревность» министров, он решает покинуть двор и родину, делается добровольным изгнанником, уезжает в Европу, во Францию. Но это не только невольное бегство из родных краев, это еще и жажда познать новое, неизведанное, далекое. Узбек и Рика не фантазеры, а вдумчивые и внимательные наблюдатели; потому-то они и дают в своих письмах широкую «информацию» о жизни других людей.

Но молодые персидские путешественники не являются лишь собирателями впечатлений. Образы Узбека и Рики представляют собой особую разновидность размышляющего о мире героя, который уже не довольствуется восприятием явлений, а сравнивает одни явления с другими, пытается проникнуть в суть видимого. Герой уже обнаруживает закономерности действительности, сопоставляет основные типы общественно-политического устройства — деспотию, республику и монархию, устанавливает основные пути развития человеческого общества, в первую очередь постепенную деградацию, и намечает пути выхода из нее. Узбек при этом не только размышляет, но и дискутирует, спорит с противниками. Письма Узбека к персу Реди — образцы такой полемики. У Монтескье речь идет не о борьбе полноценной идейной системы с системой несостоятельной, а о столкновении одинаково полноценных мировоззрений. Но что же именно вызывает у Узбека возражения? Что он оспаривает во взглядах Реди? Узбек прежде всего не может согласиться с мыслью, что человечество постепенно утрачивает завоевания своей культуры, вымирает и вырождается. Он полагает, что эта деградация временна, вызвана определенными историческими причинами и в дальнейшем развитии человечества будет преодолена. Он усматривает причину того, что земля менее населена, чем в прежние времена, в общественных нравах и взглядах, господствующих в обществе.

Размышляя о судьбах и путях развития человечества, Узбек смотрит весьма безотрадно на будущее Азии и Африки. Более оптимистично взирает он на судьбу Европы. Оптимизм вызван у него существованием в Европе государств, в которых получила преобладание протестантская религия. Протестантизм рождает у Монтескье надежды на будущее; Узбек уверен, что протестанты станут вскоре более богатыми и более могущественными, чем католики. Предпочтение протестантской религии католицизму связано в представлении Узбека и с тем, что католицизм имеет опору в странах, где господствует абсолютная монархия, а протестантизм получил преимущественное развитие в современных республиках, а также в Англии, стране с предельно ограниченной королевской властью. А ведь нужно иметь в виду, что именно с республиканским строем, существовавшим в Древней Греции и в Риме, связано все, что особо ценит Монтескье в общественной жизни, — свобода, равенство граждан перед законом. За свободой, утверждает Монтескье, всегда следует избыток и даже роскошь. Стремление к славе, к подвигам возрастает со свободой подданных. Слава несовместима с рабством. Честь и добродетель устанавливаются в республиках, где только и можно произнести слово «Родина». Патриотизм чужд странам, где все решает деспот.

Для характеристики политических идеалов Узбека как просветителя имеет огромное значение легенда о троглодитах, которую он рассказывает в своих письмах к Мирзе. Узбек — за «общий интерес», всеобщее благо, за «единую семью всех людей». В выпадах Узбека против индивидуализма сказывается просветительство Монтескье, для которого очень большое значение имеет идея человеческого коллектива, человеческой солидарности. Идеалы Узбека определяют диапазон и содержание

106

его критики современного общества. Ему чуждо все, что связано с культурой деспотизма. Полное воплощение деспотический строй получает, по его мнению, на Востоке — в Турции и Иране. Что касается монархий Запада, они во многом близки к восточным деспотиям, хотя произвол западных монархов ослаблен традициями средневековых вольностей.

Резкому отрицанию абсолютизма и вообще феодального строя сопутствует явное стремление подметить в современности зародыши нового порядка, связанное с оптимистической концепцией мира у Монтескье. Так, например, Узбек с удовольствием отмечает, что в современной Европе начинают отказываться от духа нетерпимости, допускают существование различных религий. Оспаривая суждение Реди об искусстве и ремеслах, которые якобы изнеживают и расслабляют людей, являются причиной падения империи, Узбек относит это изнеживающее влияние лишь к людям, наслаждающимся плодами искусства и ремесел, т. е. к привилегированному сословию. Но он признает огромную роль в обществе людей, занятых производительной деятельностью. Художники и ремесленники — люди труда — далеки от гибельной праздности и тем самым недоступны влиянию расслабляющей и изнеживающей цивилизации. Именно с ними Узбек связывает надежду на лучшее будущее. Выступление на стороне людей, производящих материальную основу современной цивилизации, заставляет Узбека объявить войну средневековому аскетизму. Он высказывается за полное удовлетворение всех потребностей и именно потому стоит за роскошь и богатство. Он осуждает взгляд на человека как временного странника на земле, стоит за труд, имеющий своей целью создание общественной материальной культуры.

Одной из существенных особенностей просветительского классицизма Монтескье следует признать изображение внутреннего мира персонажа, мира страстей. Эта сфера в XVII в. раскрылась особенно в трагедии и в психологической повести, в мемуарах, эпистолографии. У Монтескье с этой сферой связана жизнь жен Узбека, заточенных в гареме, жизнь Роксаны, Фатимы, Зелии. Это рабыни, зависимые существа, находящиеся во власти Узбека. Монтескье рисует пробуждение в них недовольства своим положением, возникновение стремления к свободе. Роксана внутренне освобождается от гнета Узбека. В ней вспыхивает чувство любви к человеку, остающемуся неизвестным читателю. Она обманывает евнухов, превращает место своего заключения в «место радости и наслаждения», а после того как все открылось и ее возлюбленный погиб, оказывается достаточно сильной, чтобы выбрать смерть вместо рабства.

«Персидские письма» Монтескье только «открывают» Просвещение во Франции, находятся в самом начале просветительского движения, что отличает их от более поздних произведений, созданных как самим писателем, так и другими просветителями. Эта мировоззренческая специфика особенно отчетливо проявляется в образе Узбека, свободомыслящего философа, который, однако, сохраняет в течение всего романа черты восточного вельможи, а к концу произведения прямо заявляет себя деспотом и жестоко расправляется со своими женами и евнухами. Здесь сказывается известный релятивизм Монтескье, непоследовательного в своих просветительских убеждениях. Релятивизм был своеобразной чертой мировоззрения писателя, чертой, в которой сильные и слабые стороны были неотделимы друг от друга.

Выдвигая размышляющего над жизнью героя, Монтескье лишает его активности, не позволяет ему стать пропагандистом передовой точки зрения на мир, борцом против невежества и предрассудков. Отсюда — известная пассивность, созерцательность интеллектуального героя Монтескье. Он излагает свои идеи, а не поступает в соответствии с ними. Это не деятель, а зритель. Этой созерцательности соответствует и избранный Монтескье для своего произведения жанр романа в письмах.

В 20-е и особенно в 30-е годы во Франции выдвинулся другой писатель и другой мыслитель, более радикальный и смелый в своих взглядах, чем Монтескье. Это был Вольтер.

 

106

ВОЛЬТЕР ДО 1749 г.

Уже в первой половине XVIII столетия творчеству Вольтера принадлежит во французской литературе одно из первых мест. Подлинным же властителем дум всей просвещенной Европы писатель стал в середине и второй половине столетия, после появления своих самых значительных книг.

Выходец из среды зажиточных парижских буржуа, Франсуа-Мари Аруэ (1694—1778), прославившийся под псевдонимом Вольтер, стал олицетворением передовой философии и литературы своего времени не потому, что он был самый радикальный мыслитель. Напротив, воззрения писателя, отмеченные определенной умеренностью, по глубине и смелости явно уступали взглядам таких его современников, как Дидро или Руссо. Между тем прижизненная слава и непререкаемый авторитет Вольтера были

107

закономерны и им бесспорно заслужены. Вся его жизнь, особенности его темперамента, система взглядов, основные черты таланта сделали его символом передовой мысли своего времени. На протяжении своей долгой и бурной жизни писатель, пожалуй, не оставил без внимания ни одного волновавшего общественные круги вопроса. К тому же его восприимчивость к чужим мыслям была поистине замечательной, и Вольтер, пуская в обращение собственные оригинальные мысли, одновременно синтезировал и популяризировал чужие, верно подмечая их потенциальные возможности. Он пропускал эти новые идеи через свое сознание, делал их своими и пересказывал ярко, доступно и остроумно; как метко сказал Пушкин, в вольтеровских произведениях «философия говорила общепонятным и шутливым языком». Если Вольтер и не был глубоко оригинальным мыслителем, то блистательным писательским талантом он обладал в полной мере. Философ, ученый, политик, историк, он был прежде всего писателем. Все творчество Вольтера выросло из слияния передовой идеологии и литературного мастерства. Однако не только восприимчивость и оперативность да писательский талант сделали Вольтера столь популярным. Важно было как то, какие идеи он пропагандировал, так и то, кому эту пропаганду он адресовал. Известно, что идеи Вольтера в той или иной мере устраивали многих — и третьесословных интеллигентов, и фрондирующих аристократов, и философствующих самодержцев. Писатель нередко противоречил сам себе. Такие знаменитые фразы, как «раздавить гадину» (т. е. католическую церковь) и «если бы бога не было, его следовало бы выдумать», в его устах симптоматичны. Ирония и скепсис Вольтера распространялись даже на передовые идеи, которые он сам разделял. Писатель зло издевался над церковью, обличал мракобесие, тиранию, религиозный фанатизм. Он высмеивал безосновательное тщеславие аристократов, но смеялся и над самодовольством мещан. В народовластие он не верил и его несомненно страшился. Революционным и реакционным крайностям он стремился противопоставить нечто третье — интерес к передовым научным идеям, независимость суждений, свободомыслие и антиклерикальность, остроумие до дерзости и некий аристократизм духа, который и привлекал к Вольтеру столь разных представителей тогдашнего общества. Его последователей называли «вольтерьянцами», и это была и бранная кличка, и весьма лестная аттестация. Через увлечение идеями Вольтера прошли многие его современники, почти все мыслители и писатели нескольких следующих поколений — и якобинцы, и Стендаль, и Байрон, и Пеллико, а в России — и Фонвизин, и Новиков, и Радищев, и все декабристы и современники Пушкина во главе с самим поэтом.

Вольтер вступил в литературу в бурные годы, последовавшие за смертью Людовика XIV (1715), когда долго таившееся недовольство выплеснулось наружу, когда получила широкое распространение поэзия не столько смелая, сколько озорная, нарочито эпатировавшая устоявшиеся вкусы и мнения. Вольтер и начал с подобного «легкого стихотворства» (недаром его первые поэтические опыты были одобрены такими мастерами этого жанра, как Шольё и Лафар), с едких сатирических стишков и салонных эпиграмм. За одну из них он в 1717 г. на одиннадцать месяцев был посажен в Бастилию.

Своими салонными стихами и эпиграммами Вольтер создавал своеобразные эпикурейски-веселые и скептически-едкие примечания к истории своей эпохи. Как лирику малых форм, ему, несомненно, принадлежит одно из первых мест в литературе того времени. Знаменательно мнение, которое высказал Гете в разговорах с Эккерманом о мелких стихотворениях Вольтера, обращенных к разным лицам: «Они, без сомнения, принадлежат к самым лучшим его вещам. В них нет ни строчки, которая не была бы полна остроумия, ясности, веселости и прелести». Вольтер в стихах «на случай» был не только жизнерадостным и изящным, но и философствующим и поучающим. Поэтому даже его любовные стихотворения (обращенные, например, к г-же Дю Шатле) продиктованы не столько сердцем, сколько разумом. Исподволь, как бы невзначай он касался в них серьезных тем. Это был его шутливый комментарий к занимавшим его философским, научным и политическим вопросам. Привычные формы галантной лирики рококо он наполнял просветительским содержанием. Показательно, что обращение Вольтера к жанрам классицистической лирики, к посланию и оде, обнаруживает существенные изменения, которые эти жанры претерпевали под его пером. Отметим их яркую гражданственность и демократизм. Иные из них превращались в маленькие философские поэмы. Так, в «Послании к Урании» («За и против», 1722) Вольтер впервые достаточно четко сформулировал основные положения своего деизма. Философские взгляды писателя, отмеченные рационалистическими и сенсуалистскими тенденциями, проявились в таких его небольших поэмах, как «Рассуждение в стихах о человеке» (1734), перекликающееся с «Опытом о человеке» А. Попа, «Светский человек» (1736), «Поэма о естественном законе» (1752) и др.

108

В эти годы основные положения вольтеровского взгляда на мир были высказаны и в его фундаментальных философских и научно-публицистических сочинениях, среди которых следует особо отметить две книги, сразу привлекшие к Вольтеру общее внимание, создавшие ему непримиримых врагов и искренних друзей. Это «Философские письма» (1734) и «Основы философии Ньютона» (1737). Обе явились результатами длительной поездки в Англию (1726—1728) и знакомства с английским общественным строем, наукой и культурой. Написанные легкой и живой прозой, эти книги пропагандировали передовую для того времени социальную систему и передовую философию. Вольтер подводил читателя к сопоставлению английских порядков с французскими и тем самым выносил последним обвинительный приговор.

Наибольший общественный резонанс имели «Философские письма», содержащие подробный обзор политического положения Англии начала века. В первых семи письмах Вольтер рассматривает распространенные в Англии религии и секты. Хотя он относится к ним отрицательно, но все же подчеркивает царящую на Британских островах веротерпимость, столь непохожую на насаждаемый во Франции религиозный фанатизм. Затем (письма 8—10) Вольтер анализирует государственный строй Англии, обеспечивающий личную свободу ее граждан, а также свободу частной инициативы в торговле и т. д. В следующих письмах (12—17) писатель излагает основы философии Бэкона, Локка и Ньютона, объявляя себя сторонником их материализма и детерминизма. Очень внимателен Вольтер к английской литературе (письма 18—24). Хотя писатель считает английскую драматургию, за редкими исключениями, грубой и безвкусной, он подчеркивает ту свободу и уважение, которыми пользуются литераторы и актеры в Англии, чему причиной — свобода совести и свобода слова. Признавая превосходство Англии, Вольтер тем самым набросал в «Философских письмах» реальную программу борьбы за искоренение пороков и язв французского общества. Эта программа не стала лишь личной программой писателя: несмотря на осуждение книги властями, она пользовалась очень большой популярностью, явившись важной вехой в развитии французского Просвещения.




Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2015-06-04; Просмотров: 286; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы!


Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет



studopedia.su - Студопедия (2013 - 2024) год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! Последнее добавление




Генерация страницы за: 0.048 сек.