Интерперсональные подходы

Большинство рассмотренных ранее подходов к изуче­нию объектных отношений рассматривают их как важ­ный фактор формирования и развития личности или ее отдельных подструктур (Эго, Суперэго, Самости). Кон­цепция Г.С.Салливана имеет (в какой-то степени) прямо противоположную направленность, поскольку этот американский психиатр трактует личность как некую ги­потетическую сущность, с помощью которой удобно опи­сывать межличностное взаимодействие. "Личность обна­руживается только тогда, когда человек так или иначе ведет себя по отношению к одному или нескольким дру­гим людям" [122, р. 76]. Вместо изучения раннего опыта душевных переживаний Салливан прямо рассматривает устойчивые паттерны (последовательности, сценарии, формы) межличностного взаимодействия как основные составляющие личности.

Базовая основа межличностного взаимодействия по Салливану — это тревога. Возникновение тревоги он свя­зывает с эмоциональными нарушениями или проблемами значимой личности (мать), а часто повторяющееся тре­вожное переживание способствует формированию при­митивного (первичного) страха. Позже опыт примитив­ного страха и первичной тревоги воспроизводится вновь и дает начало шизофренической симптоматике.

Все переживания, которые может испытывать человек, образуют пространство, крайними точками которого яв­ляются полная эйфория (состояние полного счастья и удовлетворенности) и невыносимое, вызывающее ужас напряжение. Неудовлетворенные потребности тоже ощу­щаются как психическое напряжение:

"Активность младенца, которую мы имеем возможность наблюдать, порождаемая напряжением потребностей, вызы­вает напряжение у материнской фигуры, переживающей это напряжение как заботу и воспринимающее его как стимул к деятельности, направленной на удовлетворение потребностей

[191]

младенца... Так можно определить заботу — безусловно, очень важное понятие, принципиально отличающееся от многозначного и по сути бессмысленного термина "любовь", использование которого вносит неразбериху в решение мно­жества вопросов" [60, с.65].

Как видим, Салливан решительно отказывается от при­вычных понятий, характеризующих межличностные отно­шения. Сущность тревоги он также понимает по-своему. В отличие от эмоций, вызванных потребностями, или за­ботой, смла тревоги неконтролируема (первичная тревога обусловлена действиями матери, влиять на которую младе­нец не может). Тревога подавляет все другие виды напря­жений, возникающие параллельно с ней, это чувство явля­ется всеобъемлющим и неуправляемым. Защитой от тревоги первоначально являются апатия и сонная отчуж­денность, позднее эту роль начинает выполнять взаимо­действие ребенка с другими людьми. Первой, базовой формой интерперсонального (межличностного) пережива­ния является грудное кормление.

Постепенное развитие ребенка, его социализация, по мнению Салливана, происходит под влиянием поощре­ний (так формируется персонификация Я-хорошии), воз­растания тревоги (Я-плохой) и внезапной сильной трево­ги (ужаса), персонифицирующейся в форме не-Я. Эти три Я-репрезентации формируют вторичную систему само­сти, которую человек переживает как свою личность и демонстрирует окружающим в различных ситуациях.

В детстве у ребенка складываются множество форм взаимодействия с людьми, среди которых наиболее важ­ными являются требуемое (правильное) поведение, а так­же необходимость скрывать свои действия и вводить в за­блуждение окружающих. Каждая из них усиливает соответствующие персонификации, малыш "учится" со­провождающим переживаниям (радость, раздражение, негодование, недоброжелательность, гнев, злоба и т.п.).

Ключевое значение для развития отношений с окружа­ющими имеет ювенильная эра — период с 6-7 до 12-13 лет, включающий, в привычной для нас периодизации, млад­ший школьный и младший подростковый возраст.

[192]

"Именно в этот период, — пишет Салливан, — ребенок вступает в систему социальных взаимоотношений. Те, кто задержался в ювенильной эре, позднее не смогут адапти­роваться к жизни среди своих ровесников" [60, с. 214]. В этом возрасте присутствие других людей сильно услож­няет окружающий ребенка мир, так что он вынужден вы­работать индивидуально-своеобразную концепцию ориен­тации в среде. Степень адекватности ориентации в жизни отражает то, что принято называть зрелой личностью с хорошим, плохим или индифферентным характером.

Интерперсональный подход Салливана является хоро­шей основой для понимания тяжелых форм нарушения отношений (шизофрения, аутизм). В терапевтической ра­боте удобно использовать его представления о различных формах Я. Интересными и полезными являются описан­ные им устойчивые формы психической и личностной активности (динамизмы), однако в целом взгляды Салли­вана, насколько я знаю, мало используются отечествен­ным психотерапевтами, особенно вне психиатрии.

Близким к салливановской концепции является интер­субъективный подход, предложенный рядом американских аналитиков [65] в рамках преодоления "отчуждающих тенденций" психоаналитической терапии. Подчеркивая необходимость эмпатического взаимодействия с клиен­том и противопоставляя активную эмпатию классической позиции "бесстрастного зеркала", Д.Этвуд и Р.Столороу полагают фокусом терапии межличностное взаимодейст­вие в форме встречи — особого экзистенциального собы­тия. Это встреча двух различных субъективных миров, по-разному организованных субъективных истин, пред­ставляющая высокую ценность для обоих участников.

Ключевое для данного подхода понятие интерсубъек­тивности заимствовано из работ Э.Гуссерля, рассматри­вавшего ее как особую часть (или структуру) субъекта, бла­годаря которой возможно общение и взаимопонимание различных, непохожих друг на друга индивидов: "Посред­ством интерсубъективности трансцендентальное Я удосто­веряется в существовании и опыте Другого... Другой во мне самом получает значимость через мои собственные

[193]

воспоминания и переживания" [62, с. 115]. Иными слова­ми, интерсубъективность помогает человеку понять, "как устроены" мысли и чувства других людей при том, что все мы разные и непохожи друг на друга. Это понятие очень важно и для других психотерапевтических школ, в частно­сти, для структурного психоанализа (см. далее, гл. 6).

Этвуд и Столороу соединили эти феноменологические представления с идеями Хайнца Кохута о важности удовле­творения сэлф-потребностей в раннем детстве и в процес­се психоанализа и разработали продуктивную форму тера­пии нарушений, связанных с отчуждением и одиночеством.

О различиях с классической парадигмой сами авторы пишут следующим образом:

"Концепция интерсубъекгивности отчасти является реак­цией на достойную сожаления тенденцию классического пси­хоанализа рассматривать патологию в терминах процессов и механизмов, локализованных исключительно внутри пациен­та. Такой изолирующий фокус не позволяет уделить должное внимание не поддающейся упрощению связанности (engage­ment) каждого индивидуума с другими человеческими суще­ствами и ослепляет клинициста, толкая на запутанные тропы. Мы пришли к убеждению, что интерсубъективный контекст играет определяющую роль во всех формах психопатологии: и психоневротических, и явно психотических" [65, с. 17].

Рассматривая психоаналитический процесс как интерсубъекшвный диалог между двумя жизненными мирами, Этвуд и Столороу связывают его этапы и терапевтические факторы со становлением межпичностного пространства особого типа — интерсубъективной реальностью. Последняя через в процессе взаимопонимания артикулируется, выра­жается в речи (психоаналитическом дискурсе) и способст­вует тому, что пациент узнает и заново переживает те смыс­лы и организующие жизненные принципы, которые были сформированы внутренними бессознательными стремлени­ями. Аналитик может помочь в изменении отдельных сто­рон или свойств субъективной реальности пациента, но при этом исходит из того, что его собственное знание и пони­мание — точно такая же субъективная реальность.

[194]

Позицию аналитика авторы интерсубъективного подхо­да определяют как непрерывное эмпатическое исследование, а осознание бессознательных содержаний и процессов происходит с помощью взаимной рефлексии в рамках ин­терсубъективного диалога между терапевтом и клиентом. Ключевую роль в терапии играет анализ трансфера и со­противления. Цель анализа переноса — изучение субъек­тивной реальности клиента по мере ее кристаллизации в интерсубъекгивном поле терапии, а анализ сопротивления позволяет установить моменты травматических срывов в раннем детстве, в ходе которых разрушались значимые для клиента отношения с близкими и любимыми людьми.

Уделяя большое внимание трансферу как особой фор­ме организации опыта, Этвуд и Столороу рассматривают различное понимание переноса, сформулированное в ра­ботах их предшественников, в зависимости от его роли и функций в психоаналитическом процессе. В терапевтиче­ском анализе также полезно различать:

• перенос как регрессию к ранним стадиям психосексу­ального развития;

• перенос как перемещение и навязчивое повторение чувств и переживаний, при котором "пациент смещает эмоции, относящиеся к бессознательной репрезента­ции вытесненного объекта, на его психическую (мен­тальную) репрезентацию во внешнем мире" [65, с.55];

• перенос как проекцию объектных конфликтов на фи­гуру терапевта;

• перенос как искажение объективной реальности в фор­ме ее специфического объяснения и понимания;

• перенос как организующую активность, в рамках кото­рой пациент ассимилирует аналитические взаимоотно­шения и интерпретации и использует их для трансфор­мации личного субъективного мира.

Терапевт, внимательный к возникновению различных форм трансфера, может целенаправленно использовать его динамику для самых разных целей. Например, для того, чтобы прояснить бессознательные желания и потребности клиента, обеспечив для него в то же время возможность

[195]

морально самоограничивать себя. В рамках организующей активности переноса можно "содействовать адаптации к трудной реальности; сохранить или восстановить ненадеж­ные, склонные к дезинтеграции образы Я и объекты; за­щитно отразить те конфигурации опыта, которые пережи­ваются как конфликтные или угрожающие" [65, с.61].

В ходе терапевтического анализа одна из описанных ранее клиенток, госпожаБ., последовательно проходила через различные формы трансферентных отношений. Сначала она стремилась к навязчивому удовлетворению инфантильных нарциссических потребностей, используя меня в качестве сэлф-объекта, способного подтвердить уникальный характер ее личности, потребностей и стрем­лений. На этой стадии г-жа Б. бурно радовалась во всех случаях, когда замечала, что наши с ней вкусы, ценности и жизненные принципы одинаковы или хотя бы похожи. Она охотно раскрывала свой внутренний мир, пыталась обсуждать со мной свои любимые книги, фильмы, актив­но интересовалась моим прошлым.

Затем произошла сильная регрессия на оральную ста­дию — клиентка страстно желала быть "накормленной" любовью, вниманием и заботой аналитика. В то же время она испытывала сильную тревогу по поводу моего отноше­ния к ней, обесценивала похвалу и отвергала мою поддерж­ку, явно ревновала к другим пациентам. В ходе анализа по­степенно выяснилось, что госпожа Б. спроецировала на отношения со мной мощный конфликт с матерью, став­ший частью ее видения родительской семьи. Госпожа Б. родилась недоношенной, и ее мать (как она сама считает) была уверена в том, что девочка не выживет. Выхаживала ребенка бабушка, и ее образ всегда был для г-жи Б. глав­ным воплощением родительской любви и заботы.

Бессознательные проекции клиентки превратили меня в противоречивую фигуру. Любимая и любящая бабушка была медиком и "простой женщиной", а отстраненная и холодная мать (олицетворявшая интеллектуальные дости­жения) — критикующей и отвергающей. Трансферентный образ аналитика сочетал в себе эти черты, так что клиент­ка в конце концов прибегла к расщеплению. Чем более

[196]

позитивной была терапевтическая динамика, тем сильнее нарушались отношения интеллектуального сотрудничест­ва со мной, и наоборот — трудности в отношениях науч­ного руководства вели за собой лавинообразный рост нуждающегося в аналитической проработке материала. (Замечу в скобках, что именно на этом примере я убеди­лась в необходимости тщательного соблюдения одного из важных принципов психоаналитической подготовки: пре­подаватель психоанализа ни в коем случае не должен быть аналитиком своих студентов.) В конечном итоге эта про­блема была вскрыта и проработана, и госпожа Б. переста­ла видеть во мне манифестацию родительских фигур.

Однако трансформация субъективной реальности от­ношений переноса была достигнута только в результате бурного конфликта. Г-жа Б., столкнувшись с неуклонно проводимой мною стратегией четкого разделения анали­тических и неаналитических отношений, смогла, нако­нец, уяснить, что участливая доброта терапевта не рас­пространяется на достаточно суровую позицию научного руководителя. Она временно прервала анализ и попыта­лась достичь согласия со мной, активно работая над те­мой своего научного исследования. И лишь значительно позже, научившись не путать трансферентные аспекты наших отношений с объективно заданными отношения­ми субординации, клиентка перестала испытывать труд­ности в общении и продолжила анализ.

Дата добавления: 2015-06-04