КАТЕГОРИИ: Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748) |
Лакан и постмодернисты
Любовь Разумеется, для зрелой взрослой личности наиболее важными среди различных типов объектных отношений являются отношения дружбы и любви. Существует устойчивое предубеждение, что психоаналитическое понимание любви сводит ее к простому удовлетворению сексуального влечения. Нередко приходится слышать, что глубинно-психологические исследования любовной жизни неспособны внести конструктивный вклад в понимание тонких, духовных аспектов этой стороны человечес- [197] кой природы, что психоанализ занимается исключительно извращениями и патологией любовной сферы. Между тем существует целый корпус аналитических работ, в которых проблемы любви рассматриваются подробно и фундаментально, и объектом изучения служат как раз нормальные, естественные любовные отношения, чувства и переживания [см. 29, 31, 42]. Правда, угол зрения при этом остается психоаналитическим (классическим, объектным, структурно-аналитическим и т.п.). Первая и главная особенность такого рассмотрения — это трактовка любви как зрелых сексуальных отношений, в ходе которых происходит обоюдное удовлетворение эротических желаний. Естественно, принимаются во внимание как биологические (инстинктивные) корни сексуального опыта и поведения, так и психосоциальные и индивидуальные особенности человеческой эротики. Именно своей научной объективностью, логикой и беспристрастностью психоаналитический дискурс отчасти противостоит общепринятым условностям дискурса любви. Последний является гораздо более мифологизирующим, чем кажется на первый взгляд. Еще Платон заметил 42, что два могучих мифа убеждают нас эстетизировать любовь, сублимируя ее в творчестве: сократический миф (согласно которому любовь является источником прекрасных и мудрых речей) и миф романтический: описывая свою страсть, можно создать бессмертное произведение — роман, поэму, картину. С того времени было создано бесчисленное множество описаний любви и ее отдельных сторон, форм, разновидностей. Семиологической вершиной, упорядочивающей эти описания в рамках словарно-энциклопедического принципа, являются "Фрагменты речи влюбленного" Ролана Барта [2].
Интересно и показательно, что прекрасным рассказчиком любовных историй был сам Зигмунд Фрейд. Полученная им в 1930 году премия имени Гете свидетельствует о высокой оценке литературных аспектов фрейдовского наследия. Образцовыми описаниями перипетий любовной жизни являются не только знаменитые случаи (case) в истории психоанализа, но и такие работы, как "Бред и [198] сны в "Градиве" Иенсена", "Типы характера в аналитической практике", "Мотив выбора ларца". В психоанализе основной миф, структурирующий любовные отношения — это, конечно, миф об Эдипе. Какими бы ни были зрелые сексуальные отношения любящей пары, их бессознательная основа определяется содержанием и динамикой основных стадий психосексуального развития (инфантильная сексуальность, латентный период и пубертат). На первой стадии ребенок сначала существует сам по себе, отрезанный от других — это называют полиморфно-перверсным состоянием; затем он вступает в двойственные симбиотические отношения с матерью; и, наконец, на эдиповой стадии эти отношения прерываются запретом отца (угроза кастрации). Мужчины, у которых в детстве плохо складывались эдиповы отношения с отцом, могут развивать инфантильную манеру сексуального обольщения женщин. Такое поведение иногда называют донжуанством. Характерным примером будет случай с клиенткой, которая обратилась за помощью в связи с "общей неустроенностью жизни" (ее собственное выражение). Госпоже Ф. было трудно сформулировать конкретную жалобу. Первые несколько сеансов она пересказывала свои сны и сама же пыталась их анализировать. Перед этим она прочла книгу, посвященную юнгианскому анализу сновидений, так что результаты сводились к одному и тому же заключению: "Судя по всему, процесс индивидуации у меня находится в запущенном состоянии".
В конечном итоге выяснилось, что основную причину своих жизненных неудач (связанных с невозможностью выстроить удовлетворительные отношения с мужчиной, за которого потом можно выйти замуж) г-жа Ф. видит в следующем. Около трех лет она общается с парнем, которого характеризует следующим образом: К: Он точь-в-точь такой, как в известной песне — "ты мой ночной мотылек, порхаешь, летаешь". Знай себе порхает от подружки к подружке, а когда у него что-нибудь не ладится, приходит ко мне. Я уже тысячу раз давала себе слово гнать его в шею — и не могу. [199] В ходе работы выяснилось, что у клиентки есть сильное навязчивое желание — привести этого парня ко мне, "потому что это ему, а не мне, давно нужен хороший психоаналитик". Я высказала в связи с этим осторожное сомнение и подчеркнула, что одно из главных условий успешной терапии — самостоятельно принятое решение о ее начале. Наши встречи шли своим чередом. А через какое-то время ко мне обратился молодой человек (назову его X.) и попросил дать ему одну или две консультации, "помочь разобраться в себе". Господин X. рассказал буквально следующее: К: Знаете, я решил посоветоваться с Вами, потому что время от времени думаю — может быть, я какой-то монстр? Это касается отношений с женщинами. У меня было множество романов — таких легких, ни к чему не обязывающих. Ну, знаете, встречаешь девушку, она тебе нравится и видно, что она сама не против. Я никогда над этим особо не задумывался — жизнь есть жизнь. А потом как-то подумал — ничего себе, время идет, друзья почти все уже переженились. Но так ничего и не стал предпринимать. Т: Такая легкая жизнь Вам по душе? К: Да как сказать, не очень-то. Просто я не привык об этом размышлять. А тут так случилось... (мнется). В общем, у меня есть одна подруга, постоянная. То есть раньше она была... ну, любовницей, а теперь мы скорее друзья. Хотя и это тоже осталось. Она меня хорошо понимает, я всегда могу к ней прийти, если что... У меня есть и другие девушки, а эта — правда подруга. В смысле друг, понимаете?
Т: Конечно, понимаю. К: Ну вот, и я подумал, что если жениться — то скорее всего на ней. Она красивая, мне нравится. Но не только поэтому. Она разумная такая, разбирается в жизни. И тут я понял, что не могу. Т: Что именно? К: Да все это всерьез — делать предложение, заводить семью. Вы не подумайте, я не ответственности боюсь, [200] или там того, что семью надо содержать. Просто не могу себе представить — как это. Как-то это все не по мне... Т: И что же дальше? К: Короче, я взял и все Алене рассказал. А она мне и говорит — ты, мол, просто псих, и тебе надо к психоаналитику сходить. Ну, я и пришел. Инфантилизм г-на X. был вполне очевидным. В то же время налицо был неподдельный интерес к терапии, открытость и желание разобраться в себе. Госпожа Ф. (та самая Алена) перестала приходить на терапию — судя по всему, ее цель (привести X. к психотерапевту) была достигнута. В ходе работы с этим клиентом выяснилось, что X. бессознательно наслаждался инфантильной зависимостью женщин, с которыми у него были романы. Причем он "коллекционировал" преимущественно дам, которые были постарше и более социально зрелыми (материнские фигуры). После того, как г-н. X. в ходе анализа сумел понять и проработать свои бессознательные эдиповы мотивы (соревнование с отцом за любовь матери и влечение к женщинам, провоцирующим его на нарушение социальных запретов), у него установились устойчивые взаимоотношения с Аленой Ф. К настоящему моменту они уже два года живут в гражданском браке. В процессе развития примитивное первичная инфантильность замещается нарциссической любовью, после чего вступает в сипу второй период (форма) сексуальности. На данном этапе (латентном) защитные функции вытеснения и подавления позволяют индивиду отделить себя от состояния инфантильной сексуальности. Таким образом, латентный период является антитезисом по отношению к инфантильной сексуальности, противостоит ей.
На третьем, пубертатном этапе происходит возврат вытесненного состояния инфантильной сексуальности в связи с осознанием половых различий и началом сексуального экспериментирования. Последнее отчасти обусловлено примитивным этапом развития, когда индивид был свободен в выборе сексуального объекта безотноси- [201] тельно к его полу. При этом подросток (юноша или девушка) испытывают меньшие ограничения в выборе объекта по сравнению со взрослыми, так как свойственные им влечения еще не прошли закономерный для нормального (конвенционального) человека путь от ауто-эротического субъекта сексуальности к "альтруистическому" акту социальной репродукции, в котором сексуальное влечение начинает служить функции продолжения рода. Становление зрелой сексуальности в типичном случае предполагает последовательное достижение двух целей, связанных между собой. Первая касается индивидуализированных форм удовлетворения эротических желаний, вторая — выбора сексуального объекта (партнера). Эротическое желание, по мнению ведущего современного психоаналитика Отто Кернберга, характеризуется, во-первых, стремлением к близости и слиянию с объектом, в который проникаешь (вторгаешься) и который, в свою очередь, вторгается и овладевает тобой; во-вторых, идентификацией с сексуальным возбуждением партнера и оргазмом, удовольствием от двух дополняющих друг друга переживаний слияния; и в-третьих, чувством выхода за пределы дозволенного, преодолением запрета на сексуальный контакт, происходящего из эдиповой структуры сексуальной жизни [29]. Говоря о действиях, сопровождающих удовлетворение эротического желания, Кернберг пишет: "Это стремление к близости и слиянию, подразумевающее, с одной стороны, насильственное преодоление барьера и, с другой — соединение в одно целое с выбранным объектом. Сознательные или бессознательные сексуальные фантазии выражаются во вторжении, проникновении или овладении и включают в себя соединение выпуклых частей тела с естественными впадинами — пениса, сосков, языка, пальцев вторгающейся стороны, проникающих или вторгающихся во влагалище, рот, анус "принимающей" стороны. Получение эротического удовольствия от ритмических движений этих частей тела снижается или исчезает, если сексуальный акт не служит более широким бессознательным функциям слияния с объектом. Роли принимающего (container) и отдающего (contained) не следует смешивать с маскулинностью и феминин- [202] ностью, активностью и пассивностью. Эротическое желание включает фантазии активного поглощения и пассивного состояния, когда в тебя проникают, и наоборот" [29, с.40]. У большинства клиентов с сексуальными проблемами существует типичный страх, связанный с воплощением подобного рода бессознательных фантазий. Причем пугающими являются не эротические привычки сами по себе, а именно бессознательная детерминация последних, их скрытая от сознания связь с ранними (преэдиповыми) формами удовлетворения влечений. Получение доступа к соответствующей информации (самое простое — посоветовать прочесть фрейдовские "Три очерка по теории сексуальности") существенно снижает такой страх. Для зрелой сексуальной любви также характерна идеализация партнера, его личности и тела. Эротическая идеализация (проекция Я-идеала на любовника или любовницу) повышает самооценку и степень удовлетворенности отношениями, создает ощущение гармонии. Фрейд полагал, что такая идеализация необходима для преодоления первичного состояния мастурбаторной сексуальности (влечения к себе), она представляет собой необходимое повышение ценности сексуального объекта: "Высокая оценка распространяется целиком на тело сексуального объекта и охватывает все исходящие от него ощущения. Такая же переоценка распространяется на психическую область в целом и проявляется как логическое ослепление (слабость суждения) По отношению к душевным качествам и достоинствам сексуального объекта, равно как и готовность поверить всем его суждениям. Доверчивость любви становится, таким образом, важным, если не первейшим источником авторитета" [108, vol.5, p. 11 б]. Большинство психоаналитиков склонны считать, что зрелая объектная любовь — это своеобразная попытка возврата к утраченному состоянию нарциссизма. Полная объектная любовь (анаклитического типа, т.е. к человеку, отличному от меня и потому привлекательному) свидетельствует о переоценке детского нарциссизма и переносе либидо к сексуальному объекту. Эта позитивная пере- [203] оценка сексуальности обусловлена специфическим состоянием влюбленности, невротически-компульсивного принуждения, посредством которого "обедневшее" эго отказывается от либидо в пользу объекта любви. Для взрослой личности объект любви репрезентирован идеальным образом партнера, служащим заменой утраченного нарциссизма через идеализацию. Человек полагает, что "если я не совершенен, то мне, по крайней мере, позволено иметь отношения с тем, кто может быть совершенен". Однако этот совершенный Другой — всего лишь замена раннего идеализированного отношения с матерью Фрейд замечает, что представительницы женского пола имеют тенденцию отказываться от этой анаклитической формы любви и оставаться фиксированными на нарциссическом уровне: "У женщин появляется самодостаточность, компенсирующая социальные ограничения в самостоятельном выборе объекта. Строго говоря, женская любовь обусловлена только интенсивностью, с которой ее любит мужчина; при этом желание женщины относится не к самой любви, но к желанию быть любимой; и расположение завоевывает тот мужчина, который выполняет это условие" [108, vol.10, p. 70]. Женщина стремится занять положение объекта желания. Иными словами, здесь основоположник психоанализа утверждает, что женщины могут любить себя, только находясь в мужской позиции. Феминистки до сих пор яростно оспаривают этот тезис, однако наблюдение Фрейда, по большому счету, весьма справедливо. Принято считать, что женщина демонстрирует мужчине утраченное состояние его собственного нарциссизма. "Очевидно, нарциссизм притягателен для тех, кто в какой-то степени отказался от него, но не удовлетворен и объектной любовью; обаяние ребенка заключается в значительной степени в его нарциссизме, его самодостаточности и недоступности" (там же). Для большинства мужчин женская нарциссическая позиция в любви выглядит самодостаточной, непонятной и потому весьма привлекательной. Такие нюансы, обусловленные различными формами нарциссизма у влюбленной пары, могут создавать массу [204] трудностей, приводить к обидам, ревности, взаимному непониманию. С другой стороны, тонкая материя любовного чувства не может существовать без подобного рода невысказанных, недосказанных, утонченно-причудливых моментов. Влюбленные любят разбирать и исследовать их сами, это может превратиться в весьма эротическое занятие, предваряющее близость. Так что какую-то часть бессознательных компонентов объектной любви можно и должно оставлять без аналитического вмешательства. Любовь в анализе — особая проблема. Отношение, скрывающееся за индифферентным понятием "трансфер" в большинстве случаев есть отношение любовное (если, конечно, трансфер позитивный).Не будет преувеличением сказать, что гениальная догадка Фрейда о природе симпатии, возникающей у пациента к врачу (см. с. 48 наст. книги) определила всю дальнейшую судьбу психоанализа. Идея превратить трансфер из одиозной помехи в ведущий фактор психотерапевтического лечения оказалась не просто плодотворной — она была и остается одним из главных "изобретений" человеческого разума в гуманитарной сфере. Психотерапевты различных направлений (кроме, разумеется, психоаналитического) склонны обходить молчанием моменты, связанные с эротическими компонентами терапии. Даже работы авторов, в той или иной степени знакомых с аналитической парадигмой (К.Витакер, К.Роджерс, И.Ялом), изобилуют примерами нарушения принципа воздержания 43. Нейтральность в качестве позиции аналитика предполагает постоянное внимание к трансферентным и контртрансферентным чувствам, необходимое для успеха терапии. Это позиция, равноудаленная от требований Оно, Я и Сверх-Я. Клиент может рассчитывать на то, что аналитик будет ориентироваться на его возможности, а не на собственные желания, и не станет приписывать пациенту свои ценности. История и теория психотерапии, равно как и мой личный опыт работы, показывают, что стоит внимательно и настороженно отнестись к любой форме терапевтической работы, заканчивающейся идеализацией или любовью. Еще Фрейд заметил, что невротики часто пытаются иде- [205] ализировать аналитика, защищаясь от потери собственного достоинства и нарциссизма: "Это имеет особое значение для невротика, Я которого умаляется из-за чрезмерной привязанности к объекту и не способно достичь своего идеала. Тогда он возвращается к нарциссизму, избавляясь от расточительного расхода либидо. Нарциссический тип выбора сексуального идеала предполагает наличие у последнего качеств, которые для самого невротика недостижимы. Это и есть излечение через любовь, которое он обычно предпочитает аналитическому" [108, vol.10, p. 81]. Здесь Фрейд противопоставляет идеализирующее нарциссическое лечение любовью правильному аналитическому процессу. Идеализируя аналитика, невротик пытается преодолеть собственную несостоятельность. Фрейд настаивает, что аналитический процесс есть полная противоположность тенденции к идеализации, он основан на фундаментальной "де-идеализированной" любви и вынуждает аналитика противостоять желанию стать идеалом для своих пациентов. Терапевт, утверждающий себя в позиции Я-идеала клиента, просто меняет у него одну невротическую зависимость на другую. "Если лечение до известной степени помогло пациенту осознать вытесненное, часто наступает неожиданный успех, состоящий в том, что больной отказывается от дальнейшего лечения и выбирает объект любви, предоставляя завершение лечения влиянию жизни с любимым человеком. С этим можно было бы примириться, если бы не опасность удручающей зависимости от этого нового спасителя в беде" — пишет Фрейд в статье "Введение в нарциссизм" [108, vol.10]. Мне пришлось наблюдать один такой случай. Молодая женщина активно заинтересовалась глубинной психологией. Этот интерес совпал с началом профессиональной карьеры и в значительной степени был обусловлен влюбленностью в коллегу, чуть более продвинутого в этой сфере. В служебных и личных отношениях с ним, включавших изучение и "дикую" практику психоанализа, развился интенсивный положительный перенос, [206] наличие которого отмечали все окружающие. Сама же госпожаЦ., периодически устраивая дискуссии на тему "Нет, вы скажите, чем любовь от трансфера отличается?", в конечном итоге решила, что ничем. Она развелась с мужем и стала жить с упомянутым коллегой. Ее психологическая зависимость от этих отношений была столь сильной, что превратилась в препятствие для профессиональной карьеры обоих. Коллега, в свою очередь пытавшийся самоутвердиться в смешанной роли аналитика и Я-идеала, начал совершать все более серьезные ошибки в своей профессиональной деятельности. В конечном счете, он не сумел вовремя заметить прогрессирующий трансфер у одной из своих клиенток, в результате чего у той случился психотический срыв. Профессиональная несостоятельность сильно идеализируемого г-жой Ц. партнера стала предметом публичных пересудов. В результате она и ее возлюбленный перессорились с большинством коллег и вынуждены были сменить место работы. Завершая настоящую главу, я хочу заметить, что в ней рассмотрены лишь основы, азы теории объектных отношений. Эти общие представления могут сориентировать психотерапевта в выборе подходящей модели для понимания природы и сущности межличностных трудностей и проблем клиента, подобрать для них подходящий язык описания. Я убедилась, что в разговоре с клиентами психоаналитические и иные научные термины можно свободно употреблять в роли метафор — следует только в общих чертах объяснить их значение. Что же касается более тонких различий в терминологии и теоретических представлениях, то их анализ поможет психотерапевту выработать более ясное понимание глубинных психических процессов и переживаний. Глава 6. Структурно-аналитический подход в терапии В этой главе я попытаюсь изложить основные принципы структурного психоанализа Ж.Лакана. Точнее, свое понимание лакановской теории и возможностей ее приложения в терапевтической работе. В полной мере осознавая собственные ограничения, я все же хочу привлечь внимание отечественных психотерапевтов к парадигме, существенно отличающейся от классической. Предлагаемые Лаканом и его школой методы сокращают время, необходимое для анализа, и позволяют получить необычные результаты. Конечно, пересказ лакановской теории будет несколько упрощенным, но другого способа излагать по-настоящему сложные идеи пока что не придумали. Так уж повелось, что немногие российские специалисты по структурному психоанализу (прежде всего Н.С.Автономова) неоднократно подчеркивали недоступность лакановского подхода — высокую сложность теории, невозможность полноценного знакомства с практическими приложениями, языковые трудности и т.п. Однако в последние годы ситуация изменилась: появились квалифицированные переводы трудов Лакана [33-36], Россия получила представительство в Ассоциации Фонда Фрейдовского Поля (профессиональное сообщество структурных психоаналитиков), да и психологическая культура обрела необходимую степень готовности воспринять теорию и практику лакановской школы. Немалую роль в этих процессах сыграло и знакомство наших ученых с достижениями современного постструктурализма и постмодернизма. Идеи Лакана трудно по- [208] нять, не зная работ Р.Барта, Ж.Бодрийяра, Ж.Делеза, Ж.Дерриды, П.Клоссовски, Ю.Кристевой, Ж.-Ф.Лиота-ра, Ж.-Л.Нанси, М.Фуко и других известных мыслителей последней четверти XX века. Я намеренно перечисляю исключительно французские имена, потому что структурный психоанализ — это, помимо всего прочего, очень французская психоаналитическая школа. Французская философская мысль, вероятно, составляет главное "открытие" расширяющегося пространства постсоветского гуманитарного знания. К сожалению, отечественные психологи (в отличие от философов, литературоведов, лингвистов, социологов) оказались в стороне от этого мощного направления. Кроме того, как замечает И.М.Чубаров, пониманию структуралистских и постмодернистских идей очень мешает столь свойственное нашей ментальности стремление критиковать, "разоблачать" чужие тексты, особенно необычные или трудные для восприятия: "Действительно, наша ситуация такова, что не способствует никакой передаче кодов, смыслов западной европейской мысли, тем более делезовской. Она всячески препятствует такого рода передаче, диалогу. У нас нет того, что в последней делезовской книге (совместно с Гваттари) описано как ситуация общения друзей. В случае обмена мнениями у нас преобладают интонации разоблачения, приговора, даже уничтожения оппонента. У нас нет основы, позволившей бы общаться на уровне какого-то реального соперничества, то есть на уровне экспериментов мысли. А именно это помогло бы нам не только понять Делеза, но и принять его дискурс в нашу ситуацию, в нашу культуру, хоть как-то соотнести с другими работающими здесь способами мысли и письма" [70, с.316]. Тем не менее, отсутствие у большинства отечественных психологов интереса к структурному психоанализу для меня остается трудно объяснимым. Ведь это "выносит" психологическую теорию и практику "за скобки" европейской традиции познания. К.Апель [102] показал, что в истории западной философии можно выделить три периода: онтологический, эпистемологический и лингвистический. По Апелю, онтологический период в философии [209] простирается от Платона до Декарта и связан с интересом к пониманию объектов самих по себе и отсутствием такового к познающему субъекту. Следующий период в философии — эпистемологический — длится от Декарта до Канта. В течение него центральный интерес философии переместился с существования объектов к познающему субъекту или Эго. В философском дискурсе преобладают вопросы сознания и его интенциональности, психологические теории представлены работами У.Джеймса, В.Вундта, гештальт-психологов. В начале двадцатого века фокус философии сдвинулся на проблему языка, произошел так называемый "лингвистический поворот", признавший язык первичной сферой философского анализа. На данном этапе знания сами по себе становятся объектом, влияние которого необходимо учитывать. Именно в течение этого периода усилиями Л.Витгенштейна и других представителей лингвистической философии возникают предпосылки для развития структурализма, "вершинной точкой" которого в психологии и стал психоанализ Лакана. Благодаря лакановским идеям стало очевидно, что взаимодействия между объектами, субъектами и языком существенны* не только для психоанализа и философии, но и для всех людей в их повседневной обыденной жизни. Психоаналитики заимствуют эти философские представления и пытаются проработать их в аналитической теории и практике. Мой собственный опыт в данной области ограничен анализом дискурса и превращением симптома в фантазм. В этой главе я хочу остановиться не столько на методах и приемах структурного анализа психотерапевтического дискурса, общие принципы которого подробно описаны в других работах [см. 23, 27] и в конце данной книги, сколько на специфическом для лакановского психоанализа приеме — конструировании фантазма. Фантазм — совер- * Так и хочется сформулировать в духе незабвенной ленинской теории отражения: язык первичен, а сознание — вторично. Именно язык определяет бытие, а сознание - всего лишь эпифеномен "поля речи и языка". [210] шенно уникальный психический феномен, значение которого для психотерапии трудно переоценить. Использование фантазмов — их создание, разыгрывание иди "развинчивание" — столь же часто используется в практике терапии, как и метафорическая коммуникация. Причем это делают не только психоаналитики — трудно назвать школу или подход, свободные от фантазматических представлений. И в то же время о фантазме почти никто (за исключением, может быть, постыонгианцев) не говорит и не пишет. Для того, чтобы у читателя сложилось правильное представление о фантазматическом характере некоторых форм психотерапевтической работы, придется изложить основные положения Лакана, касающиеся структуры и функций психического. По мере необходимости будут кратко пересказаны и другие постмодернистские идеи и представления — разумеется, в той степени, в какой мне удалось их понять. В процессе письма я все время помнила, что "в силу исключительной сложности понятий, которыми в данной области приходится оперировать, всякий, высказывающий в ней свое суждение, рискует обнаружить истинный масштаб своих умственных способностей" [36, с.9].
Дата добавления: 2015-06-04; Просмотров: 526; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы! Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет |