Жестокое обращение с детьми: феноменология и помощь 4 страница

После случившегося мальчик был настолько негативно на­строен к матери, что в течение долгого времени категорически отказывался встречаться с ней и даже разговаривать по телефо­ну. Мать, наоборот, всячески пыталась добиться встречи, мани­пулировала, пыталась шантажировать (угрожала избавиться от собаки, к которой ребенок был очень привязан).

Специалистами службы и отцом ребенка было затрачено мно­го усилий, чтобы обеспечить безопасность мальчика: ему твердо обещали, что никто не будет заставлять его разговаривать с ма­мой, пока он не захочет этого сам, некоторое время он обучался на дому, поскольку мать караулила его около школы.

Ситуация находилась под постоянным контролем специали­стов службы, отец с сыном в течение нескольких месяцев регуляр­но приходили на прием к психологу.

Мать, очевидно, нуждалась в психиатрическом лечении, хотя первое время всячески отказывалась от него и согласилась только после того, как поверила, что это единственный способ восста­новить отношения с мальчиком. Она стала получать медикамен­тозную терапию, затем длительное время посещала психотера­певта.

Только после этого началась целенаправленная работа по вос­становлению контактов ребенка с матерью. Сначала ребенок со­гласился разговаривать с ней по телефону, потом мать навещала его дома в присутствии бабушки и дедушки, затем он стал прихо­дить к ней домой на выходные.

В целом работа с этой семьей продолжалась около года.

В этом случае важным явилось наличие людей, обеспечивших не только физическую (отрыв от матери, находящейся в болезнен­ном состоянии), но и психологическую безопасность (возможность не быть втянутым в выяснение отношений, не подвергаться пси­хологическому давлению). Ребенок получил твердое подтвержде­ние тому, что насилие (в том числе и психологическое) не повто­рится, у него восстановилось ощущение контроля над ситуацией и доверие к окружающим, что впоследствии позволило восстано­вить отношения с матерью. Эта безопасность обеспечивалась отцом, а также бабушкой и дедушкой. Все члены семьи - мать, отец, ребенок - на протяжении длительного времени получали психологическую помощь, и ситуация находилась под наблюдением специалистов Кризисной службы.

Трудность выбора - оставить ребенка в семье или отобрать его -увеличивается тем, что учреждений, готовых принять ребенка, не хва­тает, а иногда они просто отсутствуют. В некоторых регионах России мы сталкивались с тем, что маленькие дети, которых забрали из семьи, по многу месяцев находились в больнице, где не получали соответ­ствующего ухода и заботы.

Однако даже наличие соответствующих организаций, прежде всего приютов и реабилитационных центров, не делает принятие решения об отобрании ребенка менее сложным. Попадание ребенка в соответству­ющее учреждение резко изменяет весь уклад его жизни, он оказывает­ся оторванным от дома, школы, привычного круга общения с родными и сверстниками, теряет то, к чему был привязан, в том числе игрушки, любимые занятия, людей. Взамен он приобретает непонятный для себя социальный статус - из домашнего ребенка, проживающего в семье, он превращается в «приютского» - одного из многих, попадает в новую для него систему отношений, оказывается в среде детей, часто имеющих другую систему ценностей и правил поведения, к которым ему трудно адаптироваться. Чем меньше ребенок, тем труднее ему понять проис­ходящие изменения, представить дальнейшие перспективы своей жиз­ни. Изменившийся семейный статус вызывает растерянность и тревогу, так как дети обычно не представляют, как решится их дальнейшая судьба и от чего она зависит. Если ребенок, несмотря на жестокое обращение, сильно привязан к родителям, то вторичная травматизация (последствия отобрания ребенка из семьи) может оказаться сравнимой с исходной травмой или по крайней мере усиливать негативные переживания.

Приюты, с одной стороны, не могут обеспечить ребенку достаточ­ного количества тепла и внимания, не всегда могут защитить от наси­лия со стороны сверстников или старших ребят. Часто случается, что ребенок, сталкиваясь с новыми сложностями, через некоторое время начинает хотеть домой, испытывает чувство вины перед родителями, изменяет свой рассказ о случившемся. С другой стороны, специали­стам приютов и социально-реабилитационных центров не всегда уда­ется выстроить работу с семьей. В результате ребенок либо поступа­ет в детский дом, что часто является ухудшением его ситуации, либо возвращается в семью, где мало что изменилось, за исключением того, что родители испытывают еще больше негативных чувств к ребенку - «предателю», так как, по их мнению, из-за ребенка они выглядят в гла­зах окружающих плохими родителями.

Вместе с тем без отобрания ребенка из семьи гарантировать ему безопасность и обеспечить получение ребенком и родителями психо­логической помощи зачастую невозможно. Представляется, что созда­ние профессиональных замещающих семей, в которые на время мо­жет быть помещен ребенок, хоть в какой-то мере могло бы облегчить работу со случаями насилия в семье.

Работа с родителями после вмешательства

Наиболее сложной частью работы со случаями физического на­силия является работа с родителями. Без нее помощь ребенку может оказаться неэффективной или даже пойти во вред ему.

Родители, приходя на прием к специалисту после вмешательства опеки, милиции или социальных служб, ведут себя настороженно и подозрительно. Они часто бывают разгневаны вторжением в их семей­ную жизнь. Однако и у специалиста жестокость родителей по отноше­нию к ребенку вызывает негативные чувства, что нередко приводит к проявлению у специалиста обвиняюще-осуждающей позиции. Но для того, чтобы работа была успешной, важно, чтобы родители видели в специалисте человека, который помогает семье, а не отбирает ребен­ка и карает за неправильное обращение. Поэтому требуется прикла­дывать особые усилия для того, чтобы работать со своими чувствами и формировать контакт с родителями.

В некоторых ситуациях установление контакта с родителями не играет важной роли. Это касается тех исключительных случаев, когда жестокость проявляется по отношению к ребенку немотивированно, патологически жестоко, граничит со зверством, а в семье отсутствуют ресурсы для изменения ситуации и защиты ребенка (например, все члены семьи пьют, и нет родственников, способных взять на себя за­боту о ребенке, и т.д.).

Трехлетняя девочка была госпитализирована с отчетливыми ожогами предплечий, синяками, следами удушения. При расследова­нии случая выяснилось, что мать привязывала ребенка к батарее, подолгу оставляла девочку в темной ванной одну.

Семилетняя девочка была приведена в Кризисную службу в связи с тем, что мать периодически избивала ее, не кормила, оставляла без присмотра; девочка была свидетелем сексуальных отношений матери с различными мужчинами. Большое значение для работы с этим случаем имело то обстоятельство, что о ребенке никто не заботился. Девочка была направлена в приют, мать неодно­кратно приглашалась в службу, однако она ни разу не позвонила в трезвом состоянии и ни разу не пришла. Девочка была помещена в детский дом.

В большинстве же случаев отобрания ребенка для максимально бла­гоприятного решения его дальнейшей судьбы взаимодействие с родите­лями необходимо. Прежде всего, это позволяет специалисту полностью уяснить для себя семейную ситуацию, понять подлинные причины, вы­звавшие жестокость по отношению к ребенку, найти возможность с ними работать. Необходимо оценить как высказываемый, так и не предъявляе­мый запрос родителей о помощи, а также возможность позитивных из­менений в их отношениях с ребенком.

Судьбу ребенка нельзя решать на основании формальных справок о положении дел в семье из милиции, сведений из органов опеки, из школы, от соседей и тому подобных данных: зачастую зафиксирован­ные в справках сведения собираются поверхностно и отражают толь­ко сложившееся отношение посторонних людей к таким родителям. Контролирующие органы не обладают информацией о взаимоотно­шениях и распределении ролей внутри семьи, об эмоциональных от­ношениях, связывающих детей и родителей.

Кроме того, при работе со случаями насилия нужно постоянно иметь в виду, что в настоящее время в российской практике суще­ствует очень мало позитивных вариантов жизнеустройства ребенка вне родительской семьи, а значит, специалист, принимая какие-либо решения, должен думать о будущем жизнеустройстве ребенка. При­мером проблем, которые возникают, когда этот факт не учитывается, может служить следующий случай из практики приюта.

В приют поступила девочка 13 лет. Она была направлена из школы, в связи с тем, что не хотела возвращаться домой, гово­рила, что родители ее избивают. Выяснилось, что девочка с 8 ме­сяцев до 11 лет воспитывалась сначала в доме ребенка, затем - в детском доме. Мать никогда ее не навещала.

В 11 лет девочку забрали из детского дома - мать к этому вре­мени вышла замуж, у нее появилась квартира, разрешились ма­териальные проблемы. Со слов девочки, сразу же в семье возникли конфликты, рассказывая о которых девочка в беседе с психологом обвиняла себя в том, что не вовремя приходила домой, мало помо­гала родителям.

По описаниям девочки, ее жестоко наказывали физически, одна­ко явные следы побоев отсутствовали. Тем не менее создавалось отчетливое впечатление, что девочка чувствует себя отторгае­мой, «неудачной», обижена на грубые эпитеты со стороны родите­лей (отчим, по ее словам, постоянно говорил, что она «идиотка»).

Родители навестили девочку в приюте, отрицали избиения, рассказывали сотрудникам о том, что она плохо ведет себя, не помогает, не учится, постоянно врет. Однако через некоторое время, выяснив, что материалы о насилии были направлены в ми­лицию, родители категорически отказались продолжать взаи­модействие с сотрудниками приюта и после этого ни разу не на­вестили ребенка. Девочка через некоторое время стала скучать по родителям и дому, обвинять себя в том, что «плохо училась», мечтать о том, что вырастет, выучится и придет к родителям

мириться. В милиции дело было закрыто за отсутствием улик, ро­дители приют не посещали, и на момент осмотра ребенка было очевидно, что наибольшая вероятность ее дальнейшего жизнеу­стройства - направление обратно в детский дом.

Неудачный первый контакт специалистов с родителями (раз­говор шел сразу с обоими родителями и в присутствии нескольких сотрудников приюта; беседа ограничивалась темой «били - не били», демонстрировалось заведомо негативное отношение к ро­дителям) и опрос в милиции привели к тому, что взаимодействие полностью прекратилось. Вместе с тем в этой истории много неясного, начиная с того, как девочка оказалась в детском доме, и заканчивая тем, какие проблемы переживала семья: трудности адаптации к ребенку, по отношению к которому были завышенные ожидания, или этим родителям изначально нельзя было доверять ребенка.

Когда контакт с родителями складывается, мы часто узнаем, что они сами воспитывались в неблагоприятной обстановке (в детском доме, жестоко наказывались и т.д.). Выявлялись и другие острые проблемы: потеря родителями социального статуса, выраженные материальные сложности, напряженные эмоциональные отношения.

Иногда для того, чтобы специалист смог получить наиболее полное представление о ситуации, должно пройти какое-то время. За это вре­мя в процессе взаимодействия с родителями выявляются такие аспек­ты, которые на начальном этапе работы и без помощи участников ситуации специалист обнаружить не может. Первые выводы бывают искаженными, отражая лишь отдельные стороны жизни семьи.

Семилетнюю девочку привела в Кризисную службу мать одно­классницы в связи с тем, что, получив двойку, девочка боялась воз­вращаться домой. При беседе со специалистом девочка рассказа­ла, что живет вдвоем с матерью, которая часто наказывает ее ремнем, ставит в угол надолго. Один раз девочка всю ночь провела в подъезде. Мать одноклассницы подтвердила, что ребенок часто боится возвращаться домой, приходит в школу с синяками.

При оценке ситуации мы решили, что наказания носят чрезмер­но опасный характер - 7-летняя девочка, предоставленная сама себе ночью в большом городе, рискует жизнью и здоровьем. Девочка была помещена в приют.

Мать поставили об этом в известность и вызвали в Кризисную службу. В разговоре со специалистом мать не скрывала того, что наказывает ребенка, объясняла это тем, что у девочки «плохой характер», что «она похожа на отца». Давала крайне грубые и не­гативные оценки поведению девочки, рассказала, что давно разо­шлась с отцом, который материально не помогает ей и не уча­ствует в воспитании дочери.

Женщина выглядела измученной, обозленной. Была оскорблена помещением девочки в приют и обижена на дочь: говорила, что «если она на меня жалуется, пускай идет в детский дом», с подозре­нием отнеслась к психологу. Работа была направлена на уточне­ние ситуации, формирование контакта с матерью и преодоление недоверия к специалистам.

В течение некоторого времени мать только звонила в Кризис­ную службу, интересовалась, как дела у девочки, и вешала трубку. Потом пришла на прием. Женщина выглядела отдохнувшей, гово­рила о том, что скучает без дочери, хотела бы вернуть ее домой. Стала посещать психолога, на приемах была откровенной, охот­но обсуждала свои жизненные трудности, рассказала о своем дет­ском опыте (мать ее наказывала достаточно жестоко, поэтому она думала, что своих детей наказывать не будет).

За время пребывания девочки в приюте мать нашла работу, стала больше общаться с окружающими. Регулярно посещала психолога. Мы поддерживали отношения с приютом и знали, что девочка скучает по матери, просится домой. С матерью были оговорены условия возвращения ребенка домой. Была достигнута договоренность с учительницей девочки о том, что в случае появ­ления признаков насилия она должна сообщить об этом специали­стам Кризисной службы. На этих условиях девочку вернули матери, и та продолжала ходить в службу на терапию, сначала с дочерью, потом одна в течение полугода. Со школой поддерживалась связь, девочка ни разу не пришла туда избитой.

Основными причинами нарастания жестокости и завы­шенных требований к ребенку в данном случае было то, что мать не справлялась с решением материальных и бытовых проблем, чувствовала себя несостоятельной и одинокой, а кроме того, имела собственный негативный детский опыт.

В этом случае представление о матери, ее отношении к девоч­ке и перспективах разрешения ситуации значительно изменилось в процессе работы. Если на первых этапах взаимодействия созда­валось впечатление, что мать ненавидит ребенка, не способна к компромиссам и занимает жесткую позицию по отношению к до­чери («хочет в детский дом - замечательно»), то в дальнейшем стало понятно, что она привязана к девочке и готова изменить способы взаимодействия с ней.

Трудно описать общий алгоритм работы с родителями после вме­шательства. Каждая семья, где происходит насилие, имеет свою исто­рию, однако можно выделить несколько наиболее часто встречаю­щихся компонентов такой работы.

• Установление отношений. Сюда включается работа по прео­долению недоверия, ожидания осуждения, склонности обви­нять ребенка и окружающих в случившемся, стремления как можно скорее забрать ребенка: «Мы сами дома разберемся», поиск точек взаимодействия и формирование контракта. Речь идет не о формальном контракте между учреждением и родителями, хотя и он может использоваться в работе с таки­ми случаями, но о достижении соглашения о взаимодействии (зачем оно нужно, кому будет от этого польза, и что будет про­исходить на встречах, на преодоление каких проблем будут направлены усилия).

Иногда внешней мотивацией к сотрудничеству на первых этапах может служить информирование родителей о том, что такое сотрудни­чество предоставляет единственный шанс получить ребенка обратно, так как без изменения взаимоотношений это невозможно.

• Отреагирование актуальных переживаний. В таких ситуациях родители могут испытывать широкий диапазон эмоций: злость на ребенка и на себя, раздражение и гнев на специалистов за вмешательство в семейные отношения, страх ответственности за содеянное, опасение осуждения со стороны окружающих, чувство вины, несостоятельности и ощущение бессилия, страх потерять ребенка и т.д. Как правило, все эти эмоции смешива­ются и присутствуют одновременно, даже если на первом плане доминируют переживания опасения и злости.

Важно создать такие условия, при которых негативные эмоции могут выплеснуться, что позволяет снизить напряжение, смягчить оценки, наладить эмоциональный контакт между специалистом и родителями. Отреагирование негативных эмоций дает возмож­ность изменить взгляд на ситуацию, освобождает место для прояв­ления позитивных чувств к ребенку, и дает материал для последую­щего обсуждения имеющихся проблем в отношениях родителей с ребенком.

• Выход на собственные проблемы родителей. В абсолютном боль­шинстве случаев, с которыми мы сталкивались, когда речь шла о жестоком обращении с детьми, родители в той или иной степени были привязаны к своим детям. Они переживали собственные сложности: одиночество, трудности в отношениях с мужьями, от­сутствие поддержки, неумение обращаться с детьми, страх за их и свое будущее, неудовлетворенность жизнью, нехватка време­ни и сил, материальные проблемы, неспособность справиться с алкогольной зависимостью и т.д. Большинство из этих родителей имели собственный негативный детский опыт, который нередко воспроизводился ими в отношениях со своими детьми.

Помощь в преодолении подобных проблем значительно улучшала атмосферу в семье, снижала риск рецидива насилия и жестокого об­ращения с ребенком.

• Налаживание взаимоотношений родителей с ребенком, по­мощь родителям в понимании особенностей и потребностей ребенка, его возрастной специфики, чувств и переживаний, особенностей видения ситуации ребенком; расширение диапа­зона средств ненасильственного воздействия на него.

Психологическая работа с родителями, физически наказывающими детей

Подавляющее большинство случаев физического насилия по от­ношению к детям касается применения родителями физических на­казаний, не доходящих до уровня непосредственной физической травматизации ребенка, и в силу этого редко попадает в поле зрения социальных служб, органов опеки или милиции.

В психологической практике наиболее часто физические наказания обнаруживаются при обращениях по поводу нарушения поведения у де­тей: агрессивности, драчливости, нежелания делать уроки, проблем с по­ведением в школе, детского воровства. При более подробном изучении ситуации и в частности того, как родители наказывают ребенка, нередко выявляется, что, сталкиваясь с трудностями в поведении ребенка, они применяют физические наказания.

Во многих случаях родители, физически наказывающие своих детей, являются обычными родителями. Тем не менее, при всем раз­нообразии ситуаций и характеров можно отметить некоторые общие особенности: склонность к генерализации последствий, повышенная тревожность за ребенка (особенно у матерей), неуверенность в воз­можности воздействовать на ребенка. Это вызывает потребность в «сильных» мерах воспитания. Наказывающие отцы часто отличаются нетерпимостью к чужой точке зрения, плохо переносят угрозу потери авторитета.

Как уже упоминалось, физические наказания являются неэффек­тивным способом решения проблем. Для того чтобы родители пере­стали прибегать к таким мерам воздействия, только предоставление им информации о вредности наказаний для ребенка оказывается недостаточным. Многие родители знают об этом и сами критически относятся к физическим наказаниям. Они часто говорят: «Ругаю себя, понимаю, что бить нельзя, но не могу сдержаться, когда он опять что-то натворит». Прекращение физических наказаний, нормализация отношений в семье и преодоление последствий насилия становится возможным при разрешении проблем в разных сферах жизни роди­телей и детей.

Мать 13-летнего подростка обратилась к психологу в связи с тем, что на протяжении последнего месяца мальчик без видимых причин три раза уходил из дома. Каждый раз возвращался домой на третий-четвертый день и только после того, как родителям удавалось разыскать его. После первого ухода мать и отчим его долго ругали, после второго - выпороли ремнем. Сразу после этого опять ушел из дома, был найден и приведен к психологу.

Родители мальчика разошлись, когда ему исполнилось три года, мать воспитывала сына одна. Год назад повторно вышла замуж, в настоящее время ждет второго ребенка. Отношения отчима с мальчиком прохладные, дистанцированные. Отчим считает, что мальчик избалован, не приучен к порядку, нуждается в более жест­ком воспитании, однако мать не разрешала ему наказывать маль­чика. Это привело к тому, что отчим вообще старался не вмеши­ваться в жизнь ребенка. Сама мать при серьезных проступках сына наказывала его ремнем, однако не считала это чем-нибудь серьез­ным, «наказывала не больно». Первый уход из дома произошел, ког­да мать попала в родильный дом в связи с осложнением беремен­ности.

Мать выглядит растерянной, не понимает, что ей делать, бо­ится, что сын попадет в плохую историю, с другой стороны - лег­ко раздражается на мальчика за то, что он «не понимает, что она беременна и ей нельзя волноваться», что он совсем не помогает ей. Опасается, что плохое поведение подростка приведет к ухудше­нию ее отношений с мужем.

При беседе с мальчиком выяснилось, что он тяжело пережи­вал изменения, произошедшие в семье, считал, что он никому не нужен, думал, что мать его больше не любит, об отчиме гово­рил с презрением. Не пришел ночевать домой в первый раз, так как «дома было пусто» - матери не было, только отчим, гулял с друзьями, потом боялся вернуться домой. Когда родители его ругали, еще раз утвердился во мнении, что они к нему плохо от­носятся. Гуляя ночью в первый раз, завел себе новых друзей, спу­стя какое-то время случайно встретился с ними, опять не при­шел домой, после порки - «назло матери» - впервые попробовал нюхать клей.

Мальчик «домашний», до этого из дома никогда не уходил, регу­лярно посещал школу. Крайне обижен на мать, раздраженно гово­рит о своей семейной ситуации, считает, что после появления второго ребенка ему будет совсем плохо.

Понятно, что в этой ситуации физические наказания не яв­ляются единственной причиной уходов ребенка, однако в общем контексте негативных переживаний мальчика после изменений в семье, связанных с появлением отчима и второго ребенка, они значительно усугубляли и без того сложную ситуацию, отдаляли ребенка от матери и явились непосредственной причиной первой пробы токсических веществ.

Очевидно, что разрешение этой ситуации связано не только с объяснениями вреда физических наказаний, хотя было немаловаж­ным обсудить с матерью, как относится подросток к наказанию ремнем, а с подростком - что ингаляция клеем не поможет раз­решить конфликт с родителями и наверняка не лучший способ справляться с трудностями.

При том, что в целом работа в таких случаях может стро­иться по-разному: в виде семейной терапии с участием всех чле­нов семьи или по отдельности с мальчиком и матерью - ее общей целью является изменение семейных отношений, прежде всего, от­ношений между матерью и сыном, улучшение понимания того, что происходит с каждым из них, поиск других способов реагирования на трудности.

Другой пример иллюстрирует одно из наиболее часто встречаю­щихся последствий физических наказаний, особенно характерное для младших школьников, - трудности в общении со сверстниками, повы­шенную конфликтность и драчливость.

Мать 9-летнего мальчика обратилась к психологу в связи с тем, что сын постоянно дерется в школе. Одноклассники часто провоцируют ребенка, доводят его до бешенства, при этом маль­чик кидается предметами, несколько раз нанес травмы однокласс­никам. В беседе выяснилось, что мальчик - единственный ребенок в семье. Мать в последнее время вынуждена воспитывать ребенка одна, отец практически не бывает дома, часто в отъезде. Мать по характеру вспыльчивая, требовательная к себе и окружающим. Наказывала ребенка ремнем за вранье, грубость, плохие оценки. На протяжении последнего года мальчик часто пытался с ней драть­ся, чем вызывал еще большие наказания. Отец во время редких при­ездов, по словам матери, наказывает «реже, но сильнее», мальчик в его присутствии очень послушный.

Проблемы матери касались не только взаимодействия с ребен­ком, но и ее профессиональной деятельности, взаимоотношений с отцом мальчика, жилищных трудностей; наказания рассматрива­лись ею как вполне нормальный способ воспитания.

Работа психолога в данной ситуации проводилась как с матерью, которая чувствовала себя несостоятельной, так и с ребенком, по преодолению агрессии и страхов, повышению уверенности в себе, формированию более позитивной самооценки.

Целенаправленная работа по прекращению физических на­казаний, улучшению взаимопонимания между матерью и сыном, обучение мальчика контролю над собственными агрессивными проявлениями привели к тому, что драки в школе практически прекратились, несмотря на то что у мальчика осталось множе­ство проблем, связанных с нарушенной самооценкой, отсутстви­ем друзей и т.п., с чем в дальнейшем велась работа.

Изменения и отказ от применения физических наказаний часто возможны лишь при осознании родителями последствий, к которым приводят такие наказания и непродуктивность таких воспитательных мер (если бы наказания помогали разрешать проблемы с ребенком, семье не приходилось бы обращаться за помощью). В полном объеме эти последствия не осознают даже те родители, которые расстраивают­ся, когда наказывают ребенка. Родителям трудно увидеть связь между наказаниями и агрессивностью ребенка, усилением проявлений гипе­рактивности, и тем более повышением негативизма к обучению.

Физическое насилие по отношению к ребенку с высокой степенью коррелирует с собственным детским опытом родителей. При первом обсуждении этой темы, родители склонны отрицать проблемы, свя­занные с переживанием ими самими боли, страха, несправедливости в детстве; оправдывать собственных родителей, говорить о том, что понимают сейчас, что это было правильно. Однако, если удается актуа­лизировать детские переживания (например, вспомнить какой-нибудь случай наказания их родителями и то, как он переживался, когда они были маленькими), то возникает понимание, что может испытывать их ребенок.

Поддержанию психотерапевтических отношений с родителями (в частности, избеганию негативного отношения к родителям в целом при критике к тому, как они обращаются с ребенком) помогает понимание, что физические наказания чаще всего связаны с тем, что родители не справляются с проблемами, которые возникают в процессе воспитания ребенка, и переживаниями по этому поводу.

В основе многих наказаний лежат страхи родителей за ребенка, ко­торые носят «свернутый» характер. Один из распространенных при­меров - наказания за плохие оценки. В развернутом виде этот страх

может выглядеть следующим образом: «получил двойку - перестанет учиться - «вылетит из школы» - попадет в дурную компанию - начнет употреблять наркотики - попадет в тюрьму - погибнет», - при этом ре­бенку всего 8 лет. Эти страхи нередко достигают огромных размеров, особенно, когда действиям детей придается социальная оценка (при­нес из детского сада чужую игрушку или взял без спроса деньги у од­ноклассника - «вырастет вор») и не учитываются возрастные особен­ности и переживания ребенка. Разворачивание подобных «цепочек страхов» и осознание их позволяет родителям справляться со своими эмоциями и реагировать на реальные, а не воображаемые трудности.

Разбор конкретных ситуаций и сложностей помогает родителям значительно расширить репертуар реагирования в конфликтных си­туациях, избежать ложной дихотомии «избиение или вседозволен­ность», увидеть действенность других способов воздействий на ре­бенка.

Оценка себя как плохого или хорошего родителя может влиять на методы воздействия на ребенка. Изменение представления о себе, как о родителе, на когнитивном и эмоциональном уровнях, осознание того, что можно быть «достаточно хорошей», а не идеальной матерью, а так­же границ своих возможностей улучшает взаимодействие с ребенком, позволяет избежать жестких шаблонов и оценок себя и ребенка.

Переживание родителями стресса или серьезных психологических проблем (переутомление, конфликты между супругами и др.) значи­тельно увеличивает риск физических наказаний. Психологическая поддержка и помощь в разрешении эмоциональных проблем родите­лям способствует снижению этого риска.

Большую роль в преодолении физических наказаний играет не только психологическая помощь, но и содействие ребенку в преодо­лении его конкретных трудностей, например, в обучении.

Школьная успеваемость и физические наказания

Существует тесная связь между наказаниями и учебой. С одной стороны, дети, которых регулярно бьют, редко успешны в школе в свя­зи с неуверенностью в себе, с другой - неуспешность ребенка в школе часто провоцирует физические наказания. Для большинства родите­лей школьная успеваемость является интегральной оценкой «хорошести» ребенка и успешности самих родителей в воспитании. Зачастую

образуется замкнутый круг: неуспешность и/или нежелание учиться провоцирует наказания; наказания ухудшают ситуацию в школе (на­растают неуверенность, страхи и т.д.). Разорвать этот круг редко удает­ся достаточно быстро и лишь тогда, когда наряду с оказанием помощи ребенку (например, в преодолении школьных проблем) проводится работа с родителями.

Сочетание наказаний и неудовлетворительной успеваемости -самый распространенный вариант в практике и один из наиболее трудно поддающихся изменению. Ребенок, который плохо учится, часто формирует защиту по типу «мне не нравится учиться», а роди­тели все общение с ним склонны формировать вокруг этой пробле­мы (на вопрос, обращенный к матери: «Чем вы занимаетесь в сво­бодное время?» - психологи нередко получают распространенный ответ: «Уроки учим»). При этом у учителей формируются стереотипы восприятия ребенка как заведомо неуспешного, мешающие учителю замечать позитивные изменения в учебе.

Дата добавления: 2015-06-04