Организованная преступность несовершеннолетних

Б.Я. Петелин

Врезка

В ИЗОЛЯЦИИ ОТ ОБЩЕСТВА: КРИМИНАЛЬНАЯ СУБКУЛЬТУРА

Тюрьмы называют «фабриками преступности», официально их имену­ют местами лишения свободы. Поданным Г.Ф. Хохрякова, 35% отсидевших срок нуждаются в специальном психиатрическом вмешательстве. Адапта­ционные механизмы личности разрушены, бывший заключенный ощуща­ет себя «лишним» и никому не нужным человеком. Его не принимают на работу, сторонятся знакомые и незнакомые люди, ему трудно восстановить или заново создать семью. Многие поэтому возвращаются на преступную стезю.

Несколько лет, проведенных в изоляции от общества, влекут за собой чуть ли необратимые изменения личности. Осужденные к тому же страдают со-

матическими и нервно-психическими заболеваниями. У них вырабатывает­ся особый, соответствующий экстремальным условиям содержания, психо­логический комплекс. В нем перемешано все: чувство обиды от несправед­ливого наказания за «невинный» проступок, чувство сожаления и раскаяния, и в то же время — убежденность в своей правоте, цинизм и переоценка своей личности. В статье СИ. Курганова «За колючей проволокой — другая жизнь?» (Социологические исследования. 1989. № 3) рассказана типичная история. Двое осужденных попали в дисциплинарный изолятор, где давно уже томился злостный рецидивист. Новичков он вскоре стал понуждать к мужеложству. Ночью его нашли задушенным. Подсудимые никакого раскаяния не чувство­вали, даже заявили, что, случись подобное еще раз, они поступили бы точно так. По приговору суда шестнадцатилетние подростки получили максималь­ный срок — десять лет. Длительная изоляция от общества трансформирует психику человека, разрушает систему базовых ценностей. Но не длительность заключения служит главной причиной необратимых изменений. Самое страшное даже не решетка, жесткий режим или начальство. Виной всему — система социальных отношений, сложившаяся в тюрьмах и колониях. Ее основные императивы — насилие сильного над слабым и борьба за выжива­ние (фактически за власть над другим).

Преступная субкультура, произрастающая в коллективных «фабриках насилия», отличается специфическим поведением, правилами и даже язы­ком. Здесь своя система иерархии и привилегий. «Особо привилегирован­ные» (босс, бугор, рог зоны) — неформальные лидеры, имеют лучшее спаль­ное место, лучшую пищу, эксплуатируют других.

Только в 90-е годы было официально признано, что в стране существует организованная преступ­ность. Но это касалось лишь взрослых. Между тем почти 40% правонарушений подростков носит организованный, групповой характер. В последние 30 лет отличное для подростковой среды девиант-ное поведение, принимавшее нередко форму не­винных забав, все чаще принимает вид делинк-вентного, противоправного поведения. Измени­лась социальная характеристика и структура группировок подростков-правонарушителей. Се­годня они состоят не из 3-5 человек, как это было вчера, а из 50, 100 и более. Так, в Казани в конце 80-х гг. было совершено 180 групповых преступле­ний, в том числе 50 случаев массовых драк, «стен­ка на стенку», с применением ножей, самодельно­го оружия и «арматуры». В результате убито 26 че­ловек, пострадало 200. В Средней Азии и Казахстане выявлено несколько сотен преступ­ных группировок несовершеннолетних. Численное превосходство (пятеро-семеро на одного) позволяет группировкам подростков без-

боязненно (не встречая сопротивления со сторо­ны жертвы) и безнаказанно (уголовная ответ­ственность маловероятна) совершать дерзкие разбойные нападения, грабежи, хулиганские действия, квартирные кражи. В результате в конце 80-х гг. правоохранительные органы стра­ны встретились с непредвиденным социальным феноменом: организованной преступностью не­совершеннолетних.

Характерны в этом отношении дела о «налетах на Москву», организуемые приезжими молодежными группами. Как, правило, они прибывают в столи­цу утром. И сразу начинают «бомбить»: соверша­ют разбойные нападения на московских сверст­ников. По их словам, эти преступления укладыва­ются в простую схему: выбираем жертву, окружаем ее впятером, всемером, создаем «си­ловое поле» и предлагаем обменять» дорогосто­ящие вещи (куртки, шапки, джинсы) на свое «тря­пье». Если жертва оказывает сопротивление, «по­давляем» ее численным преимуществом, а когда надо — применяем нож, «другую арматуру». Почти во всех регионах страны выявлены крими­ногенные молодежные группировки с разной сте­пенью организованности. ВТатарии и Мордовии — это «конторы». Они образуются по месту учебы,

«Просто привилегированные» (борзый, отрицал) — сподручные и совет­ники босса. Они — исполнители его воли и толкователи норм. Ниже по лест­нице стоят «нейтральные» (пацаны) — основная масса осужденных. Им за­прещается контактировать и оказывать помощь «непривилегированным» (шестерки, чушки, шныри), которые используются для грязной работы и служат орудием издевательств над «лишенными привилегий» (опущенные, обиженные). Для поддержания внутригрупповой стратификации (структу­ры) используется особый механизм «прописка». Она проводится в форме игры, загадок и других процедур испытания. Борьба за сохранение или по­вышение статуса носит, как правило, остроконфликтный характер и отли­чается особой агрессивностью, жестокостью и культом насилия. Конфликт с лидером чреват трагическими последствиями, которые нередко принима­ют форму самоубийства или членовредительства.

Искусство выживания в экстремальных условиях заключается в умении избежать не столько формальных (налагаемых администрацией), сколько неформальных санкций. Их спектр весьма широк: от убийства и нанесения телесных повреждений до добровольных выплат. За расправами одних за­ключенных над другими безучастно наблюдают остальные. Как отмечает Г.Ф. Хохряков, основной мотив здесь вовсе не страх, а особое чувство удов­летворенности, что кому-то еще тяжелее. Административные наказания ос­новываются на неписаном правиле: если наказание перестало служить ис­точником страданий, то оно уже не наказание. В результате действия адми­нистрации превращаются в противоправные действия, которые не улучшают, а ухудшают ситуацию.

жительства или работы. Их действия носят одно­разовый, ситуативный характер. Есть другого рода группы — преступные шайки, в которые не­совершеннолетние входят наряду со взрослыми. В отличие от контор шайки (группы «риска», «биз­неса») имеют антиобщественную направленность и свою организацию, кассу — «общак», из которой

финансируют тех, кто попал в заключение, боль­ницу, а также похороны «своих». Возглавляет их лидер, как правило, 19-22 лет. Далее идут «ста­рики» («боевики») 16-18 лет. И, наконец, «шелу­ха» — 14-15-летние подростки. Дома подростков ругают родители, в школе — учителя. А «контора» их защищает и дает воз­можность «проверить себя»: поиграть во «взрос-

лые игры с жесткими правилами». Деятельность контор и шаек направляется «мозгом»: главарем и «идеологами», которые сами участия в преступ­ных действиях не принимают. Задача «мозга» найти объект, разработать «план операции», на­учить, как успешно «провести операцию» — скрыть следы преступления, как вести себя в случае «провала» на следствии и в суде. В группах существует жесткая дисциплина: «по­пался — отвечай сам», ювори: «ничего не знаю, никакой группы нет, действовал один». В ходе следствия «группа» ведет свое контрследствие. По утрам проводят «планерки» с теми, кого вы­зывает следователь. Вечером обсуждают пока­зания потерпевших, свидетелей и вырабатыва­ют план «как обойти закон». Для этих целей ис­пользуется спецлитература, предназначенная для юристов, следователей. Так, при обыске шайки были обнаружены «Руководство для сле­дователей», литература по судебной психиатрии и психологии, видеофильм «Воины» (США), кото­рый молодежные банды представляет как побор­ников справедливости.

Адаптировано по источнику: Социологические исследования. 1990. № 9. С. 92-93

За «колючей проволокой» обычный мир как бы перевернут: инициати­ва наказуется, а безропотное подчинение поощряется. Неписаные законы регулируют буквально каждый шаг. Они диктуют не только то, как себя ве­сти, а прежде всего, как сделать, чтобы твой поступок (например, разговор с администрацией) был правильно истолкован и понят заключенными. Из­вращенные нормы поведения лишь отражают превращенные формы соци­альной жизни в зоне: превращение общего интереса в средство манипуля­ции, процветание системы покровительства, господство личного произво­ла и декларативный характер норм поведения.

Ресоциализацию совершенно правомерно можно, а может быть, и нуж­но понимать еще и как социальную реабилитацию. Мы пишем о социальной реабилитации вышедших из заключения или детей-инвалидов. Но что она означает? Это включение их в полноценную жизнь общества, исправление того неправильного, что происходило на предыдущих этапах жизни. Ресо-циализация и есть исправление неправильного.

Итак, десоциализация и ресоциализация — процесс отвыкания от одних социальных ролей и культурных норм и привыкание к другим. Десоциали­зация — отвержение старого, а ресоциализация — обретение нового. Они связаны с жизненными циклами либо экстремальными ситуациями, напри­мер тюремным заключением, переездом в другую страну.

Дата добавления: 2015-06-04