Налимов 3 страница

«Кмысли о том, что субъективность есть реальность, независимая от познания ее, от того, где, когда и кем она познается, приводят и опыт истории культуры, наблюдение крупных эпох истории человеческого сознания.

Основное — Море сознания— Слои философии— Слой 9 — Часть 1

Например, уже экскурсы психоанализа Фрейда в древние мифологические системы культуры показывали, что тысячелетиями существовавшая картина предметов и существ воображаемой сверхчувственной реальности, ритуально инсценируемых на человеческом материале и поведении, может быть переведена анализом в термины метапсихологии. Точнее, она может быть переведена в термины знания механизмов воспроизводства и регуляции сознательной жизни, опосредуемого в данном случае принудительным для человека действием особых, чувственно-сверхчувственных, как назвал бы их Маркс, предметов.

А отсюда возможность рассматривать последние, наоборот, как объективированную проекцию первых, как вынесенные в реальность перевоплощения их психического функционирования» (Там же, с. 115—116).

«Чувственно-сверчувственные предметы» означают, что слово «реальность» здесь используется в своем исконном «вещном» значении. Хотя эти «вещи» и особые.

«...независимость психических процессов от внутрикультурных гипотез и теорий вновь указывает на их объективность. А это единственно открывает поле научному методу их изучения, поле, совершенно независимое как от обязательного поиска материальных их носителей в мозгу, так и от каких-либо априорно положенных норм, идеалов, ценностей, "человеческой природы " и т. п.» (Там же, с. 116).

А далее, вновь опираясь, насколько это возможно, на Марксову оппозицию практики и мысли, авторы дают описание среды, которую исследуют. Нужна ли в действительности эта оппозиция, я не знаю.

«Эта существенная оппозиция теперь известная всем, но не всегда осознаются ее следствия для психологии: то, что она уничтожает примитивное различение души и тела.

Последовательное проведение ее в психологических исследованиях предполагает принятие того факта, что субъективность сама входит в объективную реальность, данную науке, является элементом ее определения, а не располагается где-то над ней в качестве воспаренного фантома физических событий, элиминируемого наукой, или за ней в виде таинственной души.

Говоря, что субъективность "входит в реальность ", мы имеем в виду, что она входит в ту реальность, которая является объективной, каузально организованной по отношению к миру сознания, данному нам также и на "языке внутреннего ". Только задав ее в самом начале (так же, как и в биологии явление жизни), в трансцендентной по отношению к "языку внутреннего " части, мы можем затем выделить объективные процессы (идущие независимо от наблюдения и самонаблюдения), выделить стороны предмета психологического исследования, поддающиеся объективному описанию в случаях, когда неизбежно и, более того, необходимо употребление терминов "сознание ", "воление " и т. п.

Потом уже поздно соединять сознание с природными явлениями и описывающими их терминами, и мы никогда в рамках одного логически гомогенного исследования не выйдем к месту, где что-то кем-то мыслится, видится, помнится, воображается, узнается, эмоционально переживается, мотивируется. А ведь и помнится, и воображается, и мыслится, иузнается...» (Там же, с. 116—117).

Глава 4. Новая русская наука о сознании. Мамардашвили, Зинченко

Иными словами, наше самопознание, познание того себя, того Я, что мыслит, воображает, помнит, невозможно, если изначально понимать сознание неверно. Психология начинает соединять сознание с природными явлениями вроде мозга искусственно, механично, упустив ту очевидную связь, которая между ними существует.

Действительно, глупо придумывать какие-то искусственные объяснения, если есть настоящее. И если это настоящее просмотрели, то ведь не просто все остальные объяснения неверны — все Науки, которые себя на этом построили — полный хлам! Как, по-вашему, почему тысячи ученых по всему миру не заметили этой статьи?

На деле я вовсе не уверен, что Зинченко и Мамардашвили ко времени выхода этой статьи выстроили полное и завершенное понимание сознания. Их игра в наукообразность постоянно приводит к тому, что понятия «сознание», «психическое» и «субъективность» подменяют друг друга, а их значения как бы нанизывают одно на другое. К примеру, выражение «мир сознания» приходит в противоречие с пониманием сознания как «психических интенциональных процессов» в определении:

«В свете такого построения сознания, психические интенционалъные процессы с самого начала привлекаются к анализу не как отношение к действительности, а как отношение в действительности» (Там же, с. 117).

Нечеткость научного языка, использующего слова из разных языков без их соотнесения друг с другом, была, конечно, нужна, чтобы спрятаться от тех, кто мог наказать. И задача этой статьи во многом была в том, чтобы ее не поняли. Не поняли те, кому не нужно. Из-за этого ее не поняли и многие из тех, кому нужно.

Но если можно соотнести «психические процессы» с сознанием, то можно было бы соотнести и «субъективную реальность» с каким-то русским понятием. Ведь если она — «реальность», значит, она есть и всегда была. И что, ее до ученых никто в себе не заметил и не дал имени? Лично я предполагаю, что все, о чем говорят Зинченко и Мамардашвили, и есть сознание, но стремление выглядеть научными играет с ними злую шутку, и они сами себя запутывают. Впрочем, может быть, они захвачены какой-то более высокой идеей, а я ее пока просто не понимаю.

Тем не менее, я прослежу развитие мысли, хотя это и не простое упражнение. Первое, на что стоит обратить внимание, это на «отодвигание во времени» действий:

«В деятельности сознательных существ <...> речь идет прежде всего об отодвигании во времени решающих актов по отношению к окружающему миру, в том числе удовлетворения собственных органических потребностей. Происходит как бы удвоение и повторение явлений в зазоре длящегося опыта, позволяющем этим существам обучаться, самообучаться и эволюционировать» (Там же).

Основное — Море сознания— Слои философии— Слой 9 — Часть 1

При всей искусственности языка, все это — описание сознания. На это указывает и понятие «явление» и понятие «удвоение явлений», то есть отражения или создания образов отсроченных действий.

«Психологу, независимо от поиска биологических, эволюционно-генетичес-ких оснований подобного поведения живых систем, достаточно, что такая система отсроченного действия представляет пространство, куда — задолго до итогов процессов <... > — вторгаются символизирующие вещественные превращения объективных обстоятельств, дающие при этом вполне телесно, а не субъективно действующие образования, развернутые в интроспективной реальности» (Там же).

Конечно, «система отсроченного действия» звучит красиво, но где она и что она? Обобщенно — это сознание, хотя можно сказать, что это часть сознания или одна из его способностей. И оно есть пространство, развернутое вне «интроспективной реальности», то есть вне меня, вне того, во что я гляжу, когда гляжу в себя. И в нем располагаются «символизирующие вещественные превращения объективных обстоятельств». Я понимаю, почему их не поняли. А вот скажи они, что там образы, так и не опубликовали бы их статью.

Там, во вне меня, вполне «телесные» образы.

«Эти материализованные превращения, эти психические замещения вместе с физически случившимся или происходящим— <...> являются естественно развивающимся основанием находимого на другом полюсе мира восприятий, переживаний, содержания интенций, симультанных це-лостностей гештальта, характерологических личностных формаций и т. д.» (Там же).

Классическое перечисление явлений или содержаний сознания еще раз подтверждает, что речь идет о сознании и только о сознании, даже если авторы не намеренно затуманили смысл, а в самом деле напугались того, что им открылось, и не смогли до конца принять собственное открытие. По большому счету, как раз в этом случае стоило бы применить Бритву Окка-ма, то есть правило не множить сущности без надобности. Вместо того, чтобы придумывать новые заумные термины, стоило посмотреть вокруг — не подходят ли описанные явления к какой-то уже давно известной вещи. Зачем строить то, что уже есть, еще и раз за разом?

Как ни странно, сработал все тот же Декарт, которого они вроде бы отринули в самом начале. У математической точки, которой являюсь Я, и сознание может быть только действием, направленностью, но не пространством. Это важнейшее основание всей Науки. Отсюда и ее озверелое стремление изгнать из обсуждения любые попытки видеть сознание пространственным.

Тем не менее, даже если Зинченко и Мамардашвили считают, что для увиденного ими нет лучшего имени, чем «субъективная реальность» или «психическое», с «психическим» в общепринятом в Науке значении это никак не совпадает. А значит, они описывают не то, что описывала Наука, говоря

Глава 4. Новая русская наука о сознании. Мамардашвшш, Зинченко

о психике. Что же? Следующее неожиданное имя на эту тему — «чувственная ткань», которая оказывается носителем памяти.

«Такими носителями являются вне индивида развернутые деятельностью образования, — чувственная ткань, сплетенная квазивещественными превращениями действительности и ставшая органом вычеркивания из нее информации и стимулов. Рассматривая ее в качестве телесного органа, мы можем, следовательно, и сознательно-психические проявления рассматривать как отправления и функции этого органа.

Только соответствующие термины относятся уже не к органам чувств, анатомо-физиологическим рецепторам, анализаторам, и т. д., а к биодинамической и чувственной ткани предметного тела субъектов познания и действия» (Там же, с. 118).

Не знаю, что такое «биодинамическая», но «чувственная ткань», составляющая мое тело познания, — это опять же сознание. Хотя «...и действия» может сбивать, но если вспомнить про образы действия, то станет ясно, что мы действуем, перемещая тело, заставляя его двигаться, и для этого нужны сложнейшие образы, которые должны где-то храниться.

Однако, сознание как хранилище образов действия может и не соприкасаться с телом напрямую. Для этого нужна еще какая-то среда, передающая созданный сознанием образ в мышцы, допустим, если мышцы сокращаются за счет электрических разрядов нервов, эта среда должна быть близка к электромагнитной. Тогда она-то и есть тот внешний орган, продолжающий тело наружу. Но авторы говорят о чувствительности и носителе памяти. Значит, в понятии чувственной ткани они совмещают сознание и передающую среду.

Итак, о «теле сознания»:

«Оно, можно думать, простирается в особое измерение, или "четвертое состояние", бытия, о котором, по меньшей мере, можно сказать, что оно не является евклидово-декартовым и явно требует применения понятий сложных гиперпространств, аппарата современных технологий и, возможно, фазовых и еще более сложных неметризованных представлений пространства-времени.

В рамках данной статьи мы не имеем возможности углубляться в этот чрезвычайно важный вопрос о неевклидовом характере предметной психической реальности, полей, пространств и поэтому оставляем его для дальнейших исследований и размышлений. Пока нам важно подчеркнуть ту мысль, что эти многомерные надстройки природных возможностей человека являются тем каркасом, который вписывает человека в естественноисторический, каузальный мир.

Поэтому и приходится констатировать, что органы, то есть то, о чем мы говорим уже в реальных физических терминах, растут и развертываются в экстрацеребральной и трансиндивидной реальности» (Там же, с. 118).

Иначе говоря, вне мозга и вообще между людьми.

«Психические события ведь происходят не в голове, как нейрофизиологические события, и тем более они происходят не там, где протекает жизнь отраженных в них содержаний.

Основное— Море сознания — Слои философии— Слой 9 — Часть 1

Психически-субъективное есть некоторое поле, на котором совместно представлены и определенное предметное содержание, ставшее таковым для сознания в зависимости от формирования указанных выше функциональных органов» (Там же, с. 118).

То, что это все-таки о сознании, авторы признают и сами буквально через страницу. Выглядит это так, будто они устали сдерживаться и следить за своим языком, а он возьми да проболтайся.

Сначала они вводят дополнительное определение своей «субъективной реальности или действительности» — квазипредметность. Квази — это латинское «как будто». Так что квазипредметность — это инопредметность. Предметы, но иные, как бы из иного вещества.

«...исследования последнего столетия, сходясь как бы в одной точке, показывают, что конституирующей, первичной формой этой теоретически конструируемой особой действительности субъективного является квазипредметность последнего» (Там же, с. 120).

И уже в следующем абзаце:

«Разъясним сказанное относительно квазипредметности сознания».

Значит, мое понимание «чувственной ткани» как сознания не противоречит такому понимаю ее авторами. И я очень рад, потому что все остальные научные имена я не понимал, да и авторы в них путались. А вот такое понимание сознания хотя бы можно исследовать и проверять. Ну и, чтобы убрать сомнения, сразу скажу — в последующих работах все это определенно будет увязано авторами с сознанием.

Далее Зинченко и Мамардашвили развивают мысль о том, что в этой ткани сознания рождаются и существуют не только и не просто образы, а сложнейшие образования, которые можно назвать «функциональными органами», дополнительными телу.

Опираясь на работу Ухтомского «Парабиоз и доминанта» они дают им такое определение:

«Функциональный орган — это всякое "временное сочетание сил,способное осуществить определенное достижение"» (Там же, с. 125).

Я понимаю, в то время им нужно было прикрыться авторитетом кого-то из крупных физиологов. Но, честное слово, эта статья Ухтомского не идет ни в какое сравнение с тем, что удалось создать Зинченко и Мамардашвили самостоятельно. Я думаю, это было самое большое достижение русской науки в двадцатом веке, но поскольку это не оружие и не технология, оно оказалось никому не нужным.

Глава 5. Мамардашвили. Анализ сознания в работах Маркса

В последующие годы выходили и другие работы тех, кто видел сознание иначе. Но до самого начала 90-х все это было очень трудно, и философы предпочитали писать работы совместно, собирая команду из известных и

Глава 5. Мамардашвшш. Анализ сознания в работах Маркса

уважаемых людей. Ну и, конечно, обязательно ссылались на Марксизм. При этом основанием для них было не то, что писал о марксовом понимании сознания Рубинштейн или Леонтьев, а работа Мераба Мамардашвили «Анализ сознания в работах Маркса», вышедшая в 1968 году в «Вопросах философии». Работа эта была мне доступна только в электронном варианте, и поэтому я вынужден указывать ее страницы приблизительно.

Мамардашвили тогда еще выглядел вполне правоверным марксистом, и ставил Маркса в ряд с Галилеем и Эйнштейном, как мыслителей, которые «на столетия вперед определяли сам стиль познающего мышления» (Мамардашвили. Анализ сознания в работах Маркса, с. 14—25).

Естественно, что после Маркса «сознание мыслить по-старому уже невозможно» (Там же).

«Вместе со многими другими предметами подобной перестройке после Маркса подвергалось и сознание как область исследований или просто как интуитивное представление, полагаемое вообще социальным анализом. Последствиями этой перестройки как раз и явилось то, что мы называем "современными "подходами к сознанию. <...>

Именно Маркс ввел в научный оборот ряд своеобразных предметов и эвристических схем мышления о сознании, впервые прорвавших рамки традиционной классической философии. При этом выявились такие стороны сознания, что стало уже невозможным говорить о философской инстанции "чистого сознания " самодеятельным, творческим агентом и центром которого является мыслящая, размышляющая, прозрачная для самой себя единица — индивидуальный человек.

Предметы исследований сознания оказались в другом месте, его пронизали новые зависимости и совсем в иных направлениях, чем раньше, а метод внутреннего наблюдения и понимающей интроспекции долгое время монопольно владевший исследованиями сознания, затрещал по швам» (Там же).

Метод самонаблюдения затрещал по швам! Впоследствии Мамардашвили писал совместно с Пятигорским об исследовании сознания в буддийской Виджнянаваде, где все построено на самонаблюдении. Они даже предлагали какую-то работу с сознанием. Любопытно, ему было стыдно за эту подлость?

Поскольку Маркс писал политэкономию, а не теорию сознания, старателям приходилось раз за разом вычленять какое-то понимание из совершенно неподходящих для этого текстов. Вот и Мамардашвили старается:

«Ну а в каком виде выступают здесь сознание, его явления и отношения?

Вот здесь-то и обнаруживается интересный факт, что как раз объективный, материалистический метод анализа общественных явлений давал Марксу одновременно и ключ к пониманию сознания как особого образования, позволяя и получить фундаментальные исходные представления о его природе, способе действия и дифференциации основных форм.

Дело в том, что Маркс совершенно особо представлял себе социальные системы: в каждом случае он строил свое исследование так, что уже в исходном

Основное— Море сознания— Слои философии— Слой 9— Часть 1

пункте имел дело с системами, реализующимися и функционирующими посредством сознания, то есть такими, которые содержат в себе свои же отображения в качестве необходимого элемента (или, иначе говоря, включают в себя сознание наблюдателя в качестве внутреннего элемента собственного действия). Этого рода системами и были для него, по определению, социально-экономические системы» (Там же).

Конечно, это можно рассматривать как первый подход к определению понятия сознания. Но, честно говоря, пока мне все это кажется попыткой запутать мозги наукообразностью.

«Отсюда оказалось возможным рассматривать сознание как функцию, атрибут социальных систем деятельности, выводя его содержание и формообразование из переплетения и дифференциации связей системы, а не из простого отображения объекта в восприятии субъекта. Вследствие этого анализ сознания предстоит как распространение на его сферу анализа общественно-предметных форм, "общественных вещей", как продолжение последнего на уровне человеческой субъективности» (Там же).

Похоже, что Мамардашвили не только верит в это, но и радуется тому, что нашел. А нашел он «марксово понимание сознания», которое, как я понимаю, есть что угодно, но только не сознание. И хотя сознание можно изучать и через то, как в него проливается общество, но сознание при этом должно быть. Без него его изучать трудно.

Тем не менее, вся новая русская философия сознания выросла, если приглядеться и вспомнить совместную статью 1977-го года с Зинченко, из следующего абзаца:

«Существующее у субъектов сознание может в принципе изучаться совершенно объективно, по его "предметностям ", по значащим для него объективаци-ям, рассматриваемым в качестве порожденных саморазвитием и дифференциацией системы социальной деятельности как целого. Как мы увидим, внутри этого целого они и прослеживаются Марксом.

В нем Маркс устанавливает детерминизмы и механику образования подобных предметностей сознания, являющихся "представителями " (или "заместителями ") чего-то другого, чем они сами и их осознаваемое объективное содержание, и выступающих ориентирами в поведении индивидов. Этим другим оказывается социальная материя этих механизмов, реальный обмен деятельностью между людьми» (Там же).

Ну что ж, можно и так. Только простейшие существа чешутся сами, общественное животное должно это делать не напрямую, а через дополнительное ведомство — записался, отстоял очередь, если смена не закончилась, тебя почешут. Непросто, зато научно!

А что непросто и все непроще, убедитесь сами:

«Вместо однородной, уходящей в бесконечность плоскости сознания выявились его археологические глубины; оно оказалось чем-то многомерным, объемным, пронизанным детерминизмами на различных одновременно существующих уров-

Глава 5. Мамардашвшш. Анализ сознания в работах Маркса

нях — на уровне механики социального, механики знаковых систем культуры и т. д.»... (Там же).

Очень похоже на описание начального взрыва и разлетающихся галактик. Если бы нам удалось застать этот Большой взрыв за мгновение до его начала, все устройство Вселенной было бы ясно и понятно. Но мы запоздали. Мы наблюдаем лишь последствия этого взрыва, да еще и через несколько миллиардов лет. Судить по пролетающим мимо осколкам можно, но предположения наши сомнительны даже для нас самих. Вот и Маркс с Мамардаш-вили не дают описания начальной точки своего рассуждения — определения того, о чем говорят. А значит, весь этот переполнивший головы ученых взрыв может идти вовсе не из точки сознания! Иначе говоря, все эти горы слов и моря усилий — не о том! Наверное, проще смириться и сказать: верую. Не переделывать же все это!

Как и большинство мыслителей, думающих о сознании научно, Ма-мардашвили в этой работе постоянно путается, говоря о сознании то как о функции, то есть зависимости, то как об акте, то есть действии, то как о чем-то, во что можно перенести какие-то содержания. Сознание может у него воспринимать нечто, например, «формы объектов». У сознания есть жизнь — «жизнь сознания». В качестве сознания может выступать «форма товара», «форма цены», «цена труда», «цена капитала». Все это я рассматривать не хочу, но Маркс открывает «феноменологическую природу сознания, его на деле квазипредметный характер и вводит абстракцию, позволяющую анализировать сознание объективно как превращение предметов в квазипредметные образования, отвлечению от процессов, происходящих во внутреннем мире субъекта» (Там же).

Здесь истоки «квазипредметности» последующих статей Мамардашвили. Они в Марксе, который ни сном, ни духом не предполагал, что станет творцом еще и пространственно-вещественной теории сознания.

Может сложиться впечатление, что я готов порубать в капусту и Марксизм и всех марксистов. Это не так. Я заканчивал истфак как раз во времена Брежневского застоя и помню то, как нечего было читать, и мы восхищенно слушали нашего историка КПСС, потому что он, в отличие от остальных, просто интересно рассказывал. Сейчас я, условно говоря, строго спрашиваю не с людей, а с того, что после них осталось, потому что мне надо как-то жить дальше, и я ищу, на что опереться.

Что же касается людей той поры, то я приведу слова философа Льва Митрохина из беседы с Владиславом Лекторским, которые полностью соответствуют моему отношению к философам той поры.

«Нет нужды напоминать, что это были годы жестокого подавления всякого свободомыслия, а поэтому с благодарностью вспомним тех преподавателей, которые стремились и во многом сумели привить студентам навыки творческого мышления.

Основное — Море сознания — Слои философии— Слой 9 — Часть 1

И конечно, наиболее яркое впечатление оставил курс Г. И. Ойзермана по истории марксистской философии. Наверное, такая оценка выглядит неожиданной: сегодня марксизм почти единодушно объявлен оплотом догматизма и умственной окостенелости. Но Ойзерман не ограничивался механическим пересказом и даже комментированием отдельных работ Маркса и Энгельса, он стремился выявить содержательную логику развития их взглядов, и здесь перед ним открывались широкие возможности.

Учение, которое вошло в мировую культуру как марксизм, сформировалось в результате безжалостной переработки, переплавки прежних учений. Речь должна идти не о последовательной смене различных, как бы завершенных доктрин, а о стремительном становлении личного миросозерцания. Вспомним их работы раннего периода: яркие, афористические высказывания, подлинный фейерверк блестящих метафор, свидетельствующих о предельной самокритичности, творческой утонченности, готовности все подвергать сомнению.

И конечно, мастерство самого лектора. Ойзерман — натура художественная, он сумел так, я бы сказал, срежиссировать свои выступления, что мы слушали его как зачарованные.

Многозначительный факт. Когда заходит речь о наиболее творческих философах, то обычно называют имена А. А. Зиновьева, Э. В. Ильенкова, М. К. Ма-мардашвили, Б. А. Трушина, Г. С. Батищева. А ведь все они свои дипломы или кандидатские диссертации посвятили анализу логики "Капитала" Маркса, как бы впитав динамичность и энергетику его мышления, мастерски переданную доцентом Г. И. Ойзерманом» (Митрохин, Лекторский, с. 16—17).

Возвращаясь к Мамардашвили, я должен сказать, что настоящие марксисты всю жизнь скалили на него зубы, но в открытый спор вступать не решались. Уж больно он был хитер, и Марксизм знал не понаслышке. Его просто тихо выпирали из сообщества и лишали средств к существованию.

Он же, обеспечив себе тылы вот таким «глубоким» пониманием, а скорее, дорабатыванием Маркса, всю жизнь верно бежал за своей голубой птицей мечты. Какой? Думаю, бежал он по Дороге Домой, в ту Особую реальность, где осталась часть его души. Живи он в другом обществе, стал бы он зубрить Маркса! Просто писал бы то, чем дышала его душа.

Я расстаюсь с этой работой Мамардашвили. Главное в ней — введение понятия «овеществленные продукты сознания». Оно, безусловно, не марксистское, Марксом он лишь прикрывается, как и наукообразностью. Но прикрывается так тонко, что, пожалуй, и сам верит, что Марксизм дал ему возможность мыслить принципиально иначе. Марксизм не давал возможность, он вынуждал...

Например, вынуждал философа жить в Советском Союзе, где его медленно умерщвляли. Не знаю, рвался ли Мамардашвили за границу, хотя его друг и постоянный соавтор Пятигорский рванул в Австрию при первой же возможности. Но сам Мамардашвили считал себя космополитом, а значит, был чужим в этой стране. Думаю, что его космополитизм был несколько иного качества, чем обычно, думаю, он был чужим не в этой стране,

Глава 5. Мамардашвшш. Анализ сознания в работах Маркса

а в этом мире. В 1988 году он публикует статью «Проблема сознания и философское призвание», где размышляет об этом. И в ней, написанной за два года до ухода из мира, появляются мысли о смерти, и пропадает весь марксизм двадцатилетней давности.

Эта статья уже не помогает понять то, как развивалась далее та новая русская философия сознания, что заявили они с Зинченко десять лет назад. Но она помогает понять Мамардашвили и его видение сознания. Поэтому я о ней расскажу.

Итак, исходное состояние философа:

«Насколько я себя помню, мои первые шаги в философии и влечение к ней были обусловлены (как я теперь понимаю) не какими-то эмпирическими причинами социального свойства и не проблемами общества, в котором я родился, а скорее моим неосознанным желанием воссоединиться с чем-то, что мне казалось частью меня самого, родным мне, но почему-то утраченным и забытым. Или, если говорить определеннее, как я сужу об этом сегодня, — с неким общечеловеческим началом культуры» (Мамардашвили, Проблема сознания, с. 37).

Далее он взрослеет, и его заносит в чисто интеллигентские сопли о космополитизме, как «глубинной сущности европейской культуры». Их я опущу. Честное слово, юный Мамардашвили, мечтающий воссоединиться с чем-то утраченным и забытым, мне нравится гораздо больше Мамардашвили, жонглирующего марксизмом и космополитизмом. От Сократического позыва вернуться на Небеса, Прародину скатиться до диссидентства и служения европейским ценностям можно было только в Советской России, где лучшими людьми были те, кто бывал за Бугром. Дружить с ними было так престижно!.. Правда, приходилось немного платить душой.

Кстати, то, как платили властям за право публиковаться, довольно хорошо изучено. А то, как платили за право войти в сообщество инакомыслящих, не изучает никто, потому что все, кто может изучать, как раз выходцы из этого сообщества. Но они не занимаются самопознанием, они делают Науку...

Дата добавления: 2015-06-04