Культовые сооружения и культовая практика

Отсутствие антропоморфного воплощения богов в значительной мере содействовало возникновению своеобразного подхода к оценке пространства, в том числе его геометрической значимости. Этот подход просматривается уже во временных культовых сооружениях «сайдзё».

Первое упоминание о «сайдзё» встречается уже в ранних письмен­ных памятниках Японии (относящихся к IX в.), а сооружение храмов относится к III—VII вв. н. э. Наиболее известным примером временно­го места для вознесения молитв являлись храмы, строящиеся при вос­шествии на престол царя, а затем императора. Только представителями известного жреческого рода Имубэ в районе Ямато было построено не­сколько таких сооружений. В этих храмах осуществлялось особое спе­цифическое действо — «вкушение императором риса первой в году жатвы и плодов нового урожая». Это был символический акт, означаю­щий, что через действия императора всем жителям древней Японии да­ровалась защита природных сил.

Строились временные храмы из тонких свежесрубленных деревьев, связки которых поддерживали крышу, покрытую листвой. Срубленные деревья, устланные зеленью полы и связанные в пучки травы были символом единения с природой, выражали непосредственную причаст­ность человеческой жизни к земле, к плодородию.

Череда таких сооружений отличалась четкой геометрической ориен­тированностью с севера на юг, одно за другим. Линия размещения зда­ний отделяет, отгораживает хаос, сосредоточие враждебных сил, от пространства бытия человека. Кроме того, это попытка организовать гармонию пространства и предметов в нем. Способность выразить про­странство в осязаемых формах обнаруживает понимание природного окружения, как системы безмерно сложной, но интуитивно восприни­маемой как воплощение идеальной гармонии. Здесь человеческое суще­ствование вплетается в систему космических связей не как случайный, а вполне «законно предусмотренный» компонент. Осознание этих свя­зей жизни человека с ритмом природы, непосредственной и непрерыв­ной зависимостью от нее, определило систему специфических и строго детерминированных действий — ритуал, в осуществлении которого как бы действительно реализуется эта связь.

Сложился целый социальный слой, осуществляющий священниче­ские функции. Возникла и система иерархического табуирования. Если на самом раннем этапе строительства храмов площадь перед ними была доступна каждому, то постепенно ее начинают окружать одной, двумя, тремя оградами прямоугольной конфигурации, замыкающими священ-

ную территорию и охраняющие ее от сил зла. В то же время в про­странство за оградой теперь могли вступить только посвященные, обла­дающие «знанием» тайного, скрытого смысла явлений окружающего мира.

В развитии ритуала разнообразие графической выраженности про­странства приобретает характер некой магической формулы связи с природой. Эта сложная символика опиралась на развитые автохтон­ные традиции, которые особенно ярко проявляются в ритуальных предметах, в частности, в древней ритуальной керамике дзёмон (II тыс. до н. э.)¹, отличающейся разнообразием символических изображе­ний — знаков солнца, луны, молний, извилистых и зигзагообразных ли­ний. Керамика служила оберегом, и как тайное и священное знание не­сла закодированное сообщение о единой, логичной, взаимоуравнове­шенной системе, гармонично объединяющей три важнейших компонен­та всего сущего —небо, землю и человека. Ритуальная керамика отра­жает один из важнейших этапов культурно-исторического развития древней Японии. Художественное, образное сознание мира является структурной моделью мироздания, включающей в символическую кар­тину обожествленной природы человека и его деяния. В попытке уни­версального охвата жизненных явлений космическая компонента изоб­ражений (знаки солнца и луны, символы симметрии и асимметрии мира) дополняется символами земледельческой магии, женской плодо­витости, мужской сексуальной силы и пр. Именно с этого периода воз­растает и все шире модифицируется особая значимость пространства, символизирующего связи человека и природы.

Специфическое отношение к пространственной форме, способной зримо выразить сакральный, символический смысл, стало характерным для так называемой «курганной эпохи» (III—VII вв.). В отличие от мощных, древних погребальных сооружений на материке, японские курганы — кофуны (захоронения представителей родоплеменной зна­ти)— были более позднего времени и отличались усложненной фор­мой.

Квадратно-круглая насыпь кофуна с квадратным входом представля­ет в плане соединение квадрата с кругом (изображение неба и земли по китайской космогонии). Большое количество кофунов сосредоточено в районе Ямато (центральная часть Хонсю) и на севере Кюсю, на терри­тории древнего государства Яматай.

Наиболее ярко практика сооружения подобных ансамблей представ­лена мавзолеем Нинтоку (на границе между Осака и Сакаи), относя-

Керамика дзёмон дала название одного из этапов истории Японии -— дзёмон — япон­ский неолит.

щимся к первой половине V в. По существу, перед нами грандиозная модель мироздания в соответствии с системой символов континенталь­ной культуры, воспроизводящих взаимодействие противоположных на­чал — мужского и женского (ян и инь) и пяти основных элементов ми­роздания (огонь, вода, дерево, металл и земля). Это мемориальное соо­ружение мыслилось как центр вселенной, моделью которой оно одно­временно было. По размерам оно (площадь в 460 тыс. кв. м.— а окруж­ностью в 2700 метров) превосходило не только все усыпальницы на территории Японии, но и пирамиды Древнего Египта. Характерной чер­той подобного строительства являлось ориентированное по сторонам света размещение кофуна.

Важным обстоятельством являлось то, что синто не только населял богами окружающий мир, но и утверждал культ предков, в первую оче­редь, конечно, божественных, по японской мифологии, создавших стра­ну и людей, населяющих ее. Поэтому строительство курганов было не только данью умершим, но и связью с иными мирами, определенным воплощением «заботы» предков о живых. Предполагалось, что соору­жение кофуна содействует «соприкосновению» мемориала с окрестны­ми холмами, лесами и водами и создает магическую среду взаимодейст­вия высших природных сил.

По представлениям японца создание такой сакральной картины все­ленной с курганом в виде ее символического центра должно было рас­пространить на обширные территории действие космических, благо­творных для человека сил защиты от зла. Это и расценивалось как ак­тивное взаимодействие с силами природы, душами и духами предков.

Для божеств и их символов — синтай — для поклонения им с са­мых древних времен строились синтоистские святилища — дзиндзя или дзингу, посвященные разнообразным божествам — особо уважаемому божеству риса — Инари, богу моря Сува, священной горе Фудзи и др. Среди множества дзиндзя, число которых по Японии превышает 80 ты­сяч, есть посвященные одному, нескольким или множеству божеств как, к примеру, Ясукуни-дзиндзя, вместилищу душ солдат, погибших в вой­нах, которые вела Япония. Есть и совсем крошечные, затерянные в ле­сах и горах, а также безымянные культовые сооружения.

Наиболее почитаемыми храмами являются святилища, посвящен­ные богине Аматэрасу. Согласно мифологии, Аматэрасу, отправляя на землю своего правнука Ниниги, вручила ему зеркало, меч и яшмовые подвески с наставлением освещать весь мир и править им, покоряя не­покорных. Возникла трактовка регалий как символов важнейших доб­родетелей: зеркало — символ честности, яшмовые подвески — состра­дания, меч — мудрости. Наивысшее воплощение этих качеств приписы­валось личности императора.

Главным синтоистским храмовым комплексом стало святилище Исэ — Исэ дзингу (основано, по-видимому, в конце VII в.). Исэ счита­ется святилищем Аматэрасу, в нем в качестве синтай помещены назван­ные регалии. Здесь же отправляется культ Аматэрасу как верховного божества и божества-прародителя императорского дома, а через него и всех японцев.

Самым древним синтоистским святилищем является Сумиёси, со­здание которого устная традиция относит к 200—202 гг. Прекрасный комплекс стоит в парке и посвящен четырем богам. Трое из них — боги моря, а один — бог урожая. Сейчас комплекс считается важнейшей культурной ценностью общенационального значения. По конструкции и композиционной схеме храм значительно отличается от синтоистских сооружений подобного типа, и стиль его в японской архитектуре выде­лен как особый — стиль «сумиёси».

Большим отличием комплекса является наличие фонарей, появив­шихся впервые в синтоистском комплексе. Они стоят на всем пути от входа до главных зданий, поражая разнообразием форм. Тут и высокие точеные фонари-цветы с резным основанием в виде лепестков лотоса и грубые, и низкие с тяжелыми шляпами-грибами и пр.

Конечно, эти фонари стилистически принадлежат более позднему времени,— поскольку обычай этот — украшение фонарями появился гораздо позднее — в период VIII—XII вв. Считается, что бесчисленные фонари перед Сумиёси — подношения святилищу, а одновремен­но — прошение японцев к богам моря. Самый огромный из фонарей использовался в качестве маяка. В Сумиёси наряду с дарами владыкам моря приносились дары и богу урожая. Начало любого земледельческо­го сезона японец обязательно сопровождал ритуальными церемониями, принесением даров и пышными представлениями.

Одним из старейших святилищ, дающих представление о древ­нейшем синтоистском храмовом зодчестве, был храм в Иазумо, в кото­ром квадратное закрытое помещение с двускатной тяжелой крышей опиралось на восемь высоких столбов. В синтоистских храмах была огороженная «священными веревками» территория, называемая сики (обычно прямоугольный, засыпанный галькой или дробленым камнем участок). Она была не только местом присутствия божества, но и спе­циальной территорией для праздников в его честь и различных обря­дов.

Существовали и другие весьма специфические черты, отличающие синтоистское святилище от других культовых сооружений. Здания вы­страивались строго друг за другом и как бы нанизывались на одну ось. Соотношение их и всего ансамбля с пространством церемониального двора и окружающей природой, взаимосвязь объемов и массы зданий

и пространства выражали определенную художественную концепцию. Тории — ворота, ведущие к замкнутому оградами ансамблю, и фонари, появившиеся позднее, дополняют общий ансамбль синтоистского свя­тилища.

В Средневековье (в XVI в.) было восстановлено одно из старейших в Японии синтоистских святилищ — Хатимангу, основанное в 765 г. Святилище было посвящено двум синтоистским божествам — Хатима-ну и известному герою феодальных войн самураю Такэноути но Суку-нэ. Считается, что Хатиман — бог войны. Во время нескончаемых фео­дальных усобиц самураи приносили этому божеству свои молитвы и подношения.

Святилище Хатимангу, пережившее пожары и землетрясения, раз­рушения и обновления, богато и пышно декорировано. Две позолочен­ные деревянные скульптуры Хатимана и Такэноути но Сукунэ — свя­щенные реликвии храма. Выделенная ажурной резьбой центральная часть, где совершались службы, под влиянием эстетики буддизма запол­нена богатой храмовой утварью, всевозможным пышным реквизитом для храмовых торжеств.

Другим широко известным и почитаемым синтоистским святили­щем является Сува-дзиндзя — храм бога моря Сува в Нагасаки. В 1550 г. от огромного храма Сува в префектуре Нагано в центральной Японии была отделена часть и перенесена за тысячи километров на южный остров Кюсю в Нагасаки. Сохранивший традиции синтоистской «амбарной» архитектуры, вследствие воздействия влияния буддизма, он постепенно увеличивал декор, превратившись со временем в торжест­венное, привлекающее множество паломников святилище.

Широкое и разнообразное культовое строительство уже в раннем Средневековье (IX век) сделало необходимым создание хотя бы началь­ной системы их классификации. Своеобразная «табель о рангах» начала складываться с выделения в высшую группу святилищ, непосредствен­но связанных с ками, имеющими отношение к императорскому роду и его окружению. Таких святилищ было особенно много построено в центральной части острова Хонсю, примерно на территории древнего государства Ямато и более всего в окрестностях древних столиц Нара и Хэйан (Киото). Первоначально в список входило шестнадцать святи­лищ высшего ранга, постепенно число их увеличивалось и достигло двадцати двух, оставшись неизменным до сегодняшнего дня.

Характерной чертой классификационного деления было то, что все
святилища, внесенные в высшую группу, находились на содержании не­
посредственно императорского двора. Все остальные синтоистские уч­
реждения в зависимости от места расположения, получали провинциа­
льное содержание. При этом в каждой коку (провинции) складывалась
28 - 3404 433

своя иерархия храмов во главе с первым храмом ити но мня, где от­правлялся культ наиболее известного и чтимого в этой местности ками, и другими святилищами, занимавшими более скромное положение.

С приходом в XII веке к власти в стране военно-феодального сосло­вия изменилось и положение синтоистского храма. Финансовая основа всего синтоистского культа теперь полностью зависела от сёгунского правительства бакуфу, и лично самого сёгуна, не заинтересованного в укреплении позиции института императорской власти.

Совершенно очевидной демонстрацией подобной ситуации было строительство пришедшим к власти в начале XIV века сёгуном Асикага святилища Оокунинуси, посвященного богу-сопернику охранительнице императорского рода Аматэрасу.

Синтоистские приходы нищали, святилища разрушались. Подобную ситуацию переживал и главный синтоистский комплекс в Исэ, посвя­щенный «солнечной богине» Аматэрасу.

Кардинальное изменение в положении синто и статуса синтоист­ских храмов произошло в послемэйдзийский период (вторая половина XIX — нач. XX вв.). Перестал существовать сёгунат и было восстанов­лено императорское правление, к власти пришел император Муцухито и годы его правления были названы Мэйдзи («Просвященное правле­ние»). События 1867—1868 гг. получили в Японии название «Мэйдзи исин» — «Реставрация Мэйдзи».

Тогда синто заняло положение официального культа, была начата реорганизация всей системы синтоистских учреждений. Святилища были поделены на две группы — «святилища государственного почита­ния» и «провинциального почитания». Соответственно становился оче­видным и характер их финансовой поддержки и пр.

Классификация синтоистских святилищ, как правило, точно отража­ется в их названиях. Большинство обычных, посвященных разным ками, святилищ называется дзиндзя. Самые высокоранговые, осуществ­ляющие культ божеств-предков императорской династии, имеют торже­ственный титул «дзингу», что можно перевести как «дворец божества», «дворцовое сооружение» такого-то ками. Как уже упоминалось, таким главным синтоистским храмовым комплексом стало святилище Исэ — «Исэ дзингу», или просто «Дзингу».

Вторым по значимости считается «Мэйдзи дзингу», построенное в Токио в честь императора Мэйдзи. Архитектурный облик «Мэйдзи дзингу» отличается исключительно точным и гармоничным — по фор­ме и цветовым решениям — репродуцированием строительной тради­ции ранних синтоистских святилищ.

Среди разнообразных типов культовых синтоистских сооружений были и такие, которые в системе классификации стояли чуть ниже

«дзингу», но обязательно имели в названии окончание на «гу» («дво­рец», «дворцовое сооружение»). Иногда «гу» (китайское чтение) заме­нялось на японское чтение того же иероглифа — «мия». Эти, тоже име­ющие высокий ранг святилища, были связаны с культом предков раз­личных ветвей императорского рода, а также с почитанием обожеств­ленного духа военных и политических деятелей японского государства. Наиболее известным из этого порядка является святилище Тосёгу в г. Никко (см. раздел «Тэнноизм»).

Однако в официальной иерархии культовых сооружений синто су­ществует еще один уровень — «Тайся» («Великое святилище»). Ранее всего, практически впервые, оно было присвоено лишь одному святи­лищу в Идзумо, где почиталось божество, соперничавшее с Аматэрасу. Сёгунатом титул «Тайся» рассматривался как высший титул, который мог быть присвоен в иерархической системе синтоистских святилищ.

Тем не менее с течением времени немало синтоистских святилищ стали претендовать на этот титул. В послевоенный период их число превысило 100.

Сохранил значение и храм Идзумо, построенный в одной из самых процветающих провинций древней Японии. Главное здание было по­строено в стиле Тайся. Поскольку божество не имело антропоморфного изображения, а поклонялись его символическому воплощению синтай, сложилась своеобразная конструктивная система храмового сооруже­ния.

Святилище представляло собой свайное сооружение с полом, под­нятым над землей на высоту до полутора метров и тяжелой, крытой ко­рой дерева хиноки, крышей. Очевидная «амбарная архитектура» здания предполагает облик сооружения, в котором главным элементом как кон­струкции, так и внешнего облика, является крыша. Именно она в отли­чие от строений западной архитектуры формирует художественный об­раз здания. Крыша нависает над глухими, без оконных проемов, стена­ми и энгава — открытой верандой, окружающей строение.

В древности мощная, высоко вздымающаяся конструкция крыши была покрыта толстым слоем тростника. Для того чтобы она смогла противостоять ударам ветра, тайфунным вихрям и дождям, конек кры­ши укреплялся короткими круглыми балками кацуоги. Тяжелые кацуо-ги, идущие с интервалом один за другим поперек конька, держали всю верхнюю часть конструкции сооружения. С течением времени кацуоги все более очевидно приобретали чисто декоративное значение — свер­кая цветным красочным покрытием они вздымались на фоне неба над крышей ажурным декором.

Главная часть храма представляла собой закрытое, темное помеще­ние, где хранился синтай. Это помещение храма было доступно только

28* 435

синтоистскому жрецу. В некоторых святилищах имеется еще неболь­шой зал для проповедей.

Замкнутая территория синтоистского святилища начинается свя­щенными воротами тории, поставленными на тропе или дороге, веду­щей к святилищу.

Внутреннее пространство храмовой территории дробится на отдель­ные части.Четыре ограды, идущие с интервалом одна за другой, отделя­ют от всего окружающего само святилище, как бы охраняют его этим сужением территории. Основная часть святилища невелика и предназ­начена, как упоминалось выше, только для хранения «синтай».

Синто не рассматривает святилище как жилище ками, скорее лишь как место временного его нахождения. Божество может воплощаться в белые камни двора, пребывает на дереве, специально для него посажен­ном, но большую часть своего времени проводит в горах. В раннем синто религиозное действо как таковое, церемониал службы, в силу не­развитости храмовой традиции проводились вне здания святилища, обычно вблизи тории.

И в этом смысле сложившийся синтоистский ритуал не опровергал, а наоборот, поддерживал практику буддизма, для которого также было характерно совершение молитвенного служения на внехрамовом про­странстве. Общим было также и то, что внутренние покои храма были доступны только духовенству. На торжественных церемониях огромные двери, нередко почти во всю фасадную часть мощного буддийского соо­ружения, раздвигались, открывая культовые святыни и сверкающие бо­гатым декоративным убранством интерьеры. Вся же церемония шла вне здания.

Взаимовлияние и взаимопроникновение элементов двух религий было очевидно, и во многом помимо официальной политики рёбусинто сама жизненная и духовная практика японца становились естественной основой для формирования и развития процесса синкретизации.

Это подтверждало и развитие архитектурной традиции. На ранних этапах развития буддийский храм, наполненный богатым декором, ста­туями, отгораживается от окружающего пространства, и замыкается в своей самодостаточности, как и синтоистское святилище. В то же время под воздействием буддийской традиции изменяется структурный и ар­хитектурный облик синтоистского святилища. Оно расширяется и усложняется — закрытое помещение дополняется помещением для моления. К святилищу пристраивается молельня с буддами и бодхисат-твами.

В конце VII века этот процесс приводит к появлению вообще ново­го типа храма — «дзингудзи», демонстрирующего синкретизацию как реальное слияние религиозной практики двух религий в одном храмо-

вом комплексе. При этом не обязательно шло присоединение буддий­ского культового сооружения, бывало и иначе — к буддийскому храму пристраивался синтоистский.

Воплощением процесса синкретизации является создание син­то-буддийского храма Хатимана. Хатиман был первым синтоистским божеством, который стал изображаться в одеяниях буддийского монаха. В то же время появляются изображения бодхисаттв в синтоистских оде­яниях. В синтоистском святилище XI в. в Уцукусима осуществлялся культ одной из самых известных бодхисаттв — Богини милосер­дия — одиннадцатиликой Каннон.

Для синтоистского святилища сложилась практика сооружения но­вого здания через каждые 20 лет. Вследствие того, что основным строи­тельным материалом было дерево, а влажный жаркий климат не спо­собствовал хорошему и длительному сохранению подобных строений, для национальной строительной традиции стала закономерной такая практика восстановления с предельной точностью ценных сооружений.

В V—VI вв. на синтоистские святилища постепенно распространя­ется контроль императорского двора. Синтоистский культ быстро усложняется. В VIII в. формируется институт синтоистских жрецов кан-нуси при императорском дворе. Отправлением ритуалов завладевают несколько крупных фамилий придворной аристократии. Но наиболее важные обряды с того времени и по сегодняшний день отправляет сам император.

Особое значение приобретает почитание божества, которому посвя­щается храм; ритуалы включают развлечение ками, доставление ему удовольствия, что, в свою очередь, позволяет надеяться на его милость и защиту.

Система культовых действий разработана довольно скрупулезно: обряд единичной молитвы прихожанина, обряд его участия в коллек­тивных храмовых действах — очищения {хараи), жертвоприношения {синсэн), молитвы {норито), возлияния {наораи); сложные процедуры храмовых праздников— мацури. Молитвенный обряд, который совер­шается приходящими в храмы, очень прост. В стоящий перед жертвен­ником деревянный решетчатый ящик бросают монету, затем «привлека­ют внимание» божества несколькими хлопками в ладоши и произносят молитву. Обряд хараи состоит в омовении водой рук и полоскании рта. Процедура массового омовения состоит в обрызгивании верующих со­леной водой и обсыпании солью. Синсэн — это подношение риса, чис­той воды, моти — рисовых лепешек, разнообразных подарков храму. Наораи обычно представляет собой совместную трапезу прихожан, ког­да выпивается сакэ и поедается часть съедобных жертвоприношений, что символизирует соучастие в трапезе ками.

С древности и до сегодняшнего дня главные церемонии синтоитско-го храма связаны с процессом выращивания риса. Есть, например, спе­циальный праздник 14 июня каждого года, связанный с высадкой расса­ды риса на так называемое заливное поле (суйдэн).

В здании храма проводится самая торжественная церемо­ния — «вкушение императором риса новой жатвы». Даже тронная цере­мония — вступление нового императора на престол проводится всегда после принесения им традиционной, повторяющейся ежегодно благо­дарственной молитвы за урожай риса.

С V века существует собрание ритуальных молитв — норито. Жрец, читающий норито, выступает как бы посредником между челове­ком и ками, трактует волю божества, оглашая ее в песнопениях-молит­вах.

К ритуальной синтоистской обрядности относятся и священные танцы кагура, обычно связанные с особыми храмовыми празднествами, в современной Японии — с храмовыми фестивалями. Кагура — это древние мистерии и, по-существу, самые ранние театральные представ­ления, отражающие магический ритуал солнечного культа. Значитель­ная часть древних кагура дошла до наших дней благодаря театру Ноо, который включил их в XIV—XVI вв. в свой репертуар. Сюжеты и хо­реография кагура, жрец или жрица, хор и солисты, представляют како­го-либо из синтоистских богов, чтобы вызвать его милосердие, умило­стивить его. С древности в мистериях кагура сложилось органическое единство музыки и танца, сопровождение танца голосом или инстру­ментом. Инструментальная, классическая, сложившаяся также в глубо­кой древности музыка, сопровождавшая культовое служение, называ­лась гагаку. В VII—VIII вв. гагаку была обязательным фоном многочис­ленных богослужений, торжественных мистерий, сопровождением и украшением придворных церемоний. Примером самого раннего кагу­ра, считающегося основой первого театрального действа, является упо­минаемый в одном из основных синтоистских мифов танец богини Амэ-но Удзумэ. Ее темпераментный, согласно мифу, танец вызвал из темной пещеры спрятавшуюся богиню солнца Аматэрасу.

Наиболее красочными и торжественными представлениями, донося­щими до современности дух древних мистерий, являются кагура в хра­ме Футара-сан в Никко. Хореография, строй мелодий, голосовые пар­тии здесь настолько точно воспроизводят древние образцы, что в отде­льных частях обнаруживается несомненная их близость древним синто­истским заклинаниям, песнопениям-молитвам {норито).

В больших храмах определенная часть времени отводится для ис­полнения священных танцев кагура, особенно там, где есть профессио-

нальные танцовщицы— мико, выступающие в обычные и в празднич­ные дни.

Профессионально поставленные кагура и грандиозные, с тысячами участников театрализованные шествия, например, современные фести­вали в Никко, рассматриваются тоже как почитание ками, рассчитанные на его благотворение и ответную помощь.

Особой частью синтоистского культа являются праздники — мацу­ри. Торжественные мацури устраиваются раз или два в год и, обычно, всегда связаны с историей святилища, или с мифологией, освящающей события, ставшие основанием для его создания. В подготовке и прове­дении мацури участвует множество людей. Для того чтобы организо­вать пышное торжество, обращаются к благотворительной помощи, поддержке других храмов. При подготовке праздника храм убирают и украшают ветками священного дерева.

Центральным моментом празднования является вынос о-микоси, па­ланкина, представляющего уменьшенное изображение синтоистского святилища. В украшенное позолоченной резьбой о-микоси помещается какой-либо предмет — символ. Существует убеждение, что в процессе движения паланкина дух ками переселяется в этот предмет и освящает всю массу участников церемонии и пришедших на празднование.

Праздникам, совершаемым только в данном районе или даже храме, присущи своеобразие и неповторимая индивидуальность. К таким тор­жествам, например, в Осака относится ежегодно проводимый мацури Сукуна-хиконэ дзиндзя.

Наиболее торжественным и красочным Сукуна-хиконэ дзиндзя ста­новится в день храмового фестиваля 23 ноября, посвященного богу-по­кровителю Осака. К началу праздника в Осака съезжаются со всей Япо­нии множество людей, желающих присутствовать на этом редком, даже при обилии подобных праздников, торжестве. Не меньшее внимание уделяется устроителями мацури другому символическому защитнику прихожан — тора (тигру). Яркое изображение этого животного укра­шает и интерьер о-микоси (носилки с уменьшенной моделью храмового сооружения, которое несут несколько десятков человек). Тора — талис­ман, символ мужества, отваги и крепкого здоровья. Согласно древнему поверью, тигр обладает магической способностью оберегать человека от злых духов и страшных снов. В руках у участников торжественного шествия и многих зрителей зеленые ветки с прикрепленными к ним та­лисманами — изображениями тигра.

Праздник, который отмечает вся Япония с 13 по 15 августа — Бон мацури (Родительский праздник или Праздник усопших душ). По еди­нодушному признанию японцев, этот мацури, отмечающийся как в син­тоистских святилищах, так и в буддийских храмах,— один из наиболее

торжественных и живописных в стране. По поверью, в эти дни души умерших, когда-либо покинувших свои дома, возвращаются снова к се­мьям. А для того чтобы «возвращающаяся душа» не заблудилась в до­роге, родственники зажигают фонари, и они призывными огоньками освещают путь далекому «страннику». Иностранцы называют его Праз­дником фонарей. Тысячи фонарей зажигаются ночью и расцвечивают города и деревни от самых дальних кварталов и домиков, стоящих в го­рах, до кромки моря, до каждого корабля и лодки в бухтах. И так три ночи разноцветные фонари горят, зовут, ожидают. На третью ночь, при­готовленные к этому дню игрушечные кораблики загружаются неболь­шим количеством съестных припасов, рядом ставится зажженный фо­нарь и кораблики опускаются в воды реки, бухты, залива, чтобы плыть вдаль, посылая далекий мерцающий свет оставшимся на берегу.

Празднование Бон мацури в Японии — зрелище удивительно поэ­тичное и полное печали. Необычайна не столько красота этой картины, сколько единодушное и всеобщее стремление неторопливо отвести в сторону повседневную суету, присесть на берегу, опуская на воду мер­цающий огонек.

Большое значение в развитии синтоистского ритуала имели кален­дарные обычаи и обряды, возникшие в глубокой древности и связанные с молениями об урожае. Божество не только просили и умоляли, но и благодарили и развлекали. Так возникли целые серии весенних и осенних праздников и обрядов в честь различных богов, покровитель­ствующих всему разнообразию сельскохозяйственного труда. Синто с его поклонением, одушевлением и обожествлением природы и куль­том предков стало важнейшей основой формирования духовной сферы, складывания специфического культурного поля японского этноса. Осо­бой чертой восприятия, в том числе сложившихся в древности, кален­дарных обычаев и обрядов, стала ритуальная традиция японцев воспри­нимать окружающий мир через красоты природного окружения — лю­боваться луной, цветами, звенящими струями дождя и падающим сне­гом — в созерцании и сопереживании, в торжестве и веселье красочных мацури.

Дата добавления: 2015-06-04