Laesio enormis. 2 страница

Но думается, что наш прогноз в отношении пропорции "плохих" сделок и рисков ошибочного применения презумпции laesio enormis более правдоподобен.

Кроме того, социальные издержки введения такой презумпции масштабируются также и за счет трудно калькулируемых косвенных издержек, связанных с тем, что высокие риски ложного оспаривания могут блокировать или затруднять ex ante заключение сделок с предметом, рыночная оценка которого может вызывать затруднения (интеллектуальная собственность, отчуждение корпоративного контроля, спонсорские контракты и т.п.). Сторонам придется принять во внимание соответствующие риски, уводя контракты под иностранные юрисдикции, где вероятность оспаривания ниже, переводя часть цены "под стол" или просто воздерживаясь от заключения договора (в силу того, что цена, при которой риски оспаривания исчезают, не устраивает контрагентов). Все это усиливает негативное воздействие подобной новеллы.

Соответственно, фиксация в законе данного "порогового" показателя, за которым сделка презюмируется недействительной, явно является избыточной реакцией на проблему с доказыванием стороной, заинтересованной в оспаривании договора, признаков кабальности. Те выгоды, которые правовая система в целом получает от усиления процента выявленных и пресеченных в суде злоупотреблений за счет введения четкого ценового порога, на наш взгляд, перевешиваются теми издержками, которые возникнут за счет ложного срабатывания данного механизма ограничения свободы договора в случаях, когда реальных оснований для судебного вмешательства нет.

Осознание этих проблем привело большинство западных правопорядков к отказу от laesio enormis и переходу к более гибким инструментам контроля справедливости цены (нормы об эксплуатационных или кабальных договорах в ГК Квебека, ГГУ, Принципах УНИДРУА и т.п.). Этот же подход оправдан и в контексте российского права.

Для оживления практики применения правил о кабальности гораздо более разумным было бы обобщение высшими судами практики применения данной статьи с выделением тех критериев, которые могут быть учтены судом при признании сделки кабальной. Причем среди таких критериев можно указать и на значительное отличие цены договора от рыночного уровня, по крайней мере там, где рыночный уровень в принципе может быть установлен. Если этот фактор имеет статус "одного из" и не вводит презумпцию кабальности при нарушении некой ценовой пропорции, он вполне может быть признан в качестве релевантного при оценке кабальности сделки. Это означает, что суд может принять данное обстоятельство в расчет, сопоставив его с иными обстоятельствами (возможной волей одарить в части ценовой разницы, возможными неточностями в оценке рыночной цены и т.п.). Остается только надеяться, что к этому предложению российский законодатель и суды прислушаются.

Устранение презумпции кабальности при двукратном ценовом разрыве может показаться технической мелочью. Но в реальности это снимет остроту вышеобозначенных проблем с определением несоразмерности. Суды не получат сигнал аннулировать все сделки с ценами, отличающимися от рыночных в два раза и более. Бремя доказывания ляжет на того, кто в состоянии доказать стечение тяжелых обстоятельств или свою неопытность, слабоволие или легкомыслие, - на том контрагенте, у которого такие обстоятельства сложились. Соответственно, стимулов к недобросовестному оспариванию заключенных договоров будет намного меньше.

Но то, что мы отвергаем такой вариант презумпции кабальности, который связан с установлением в законе фиксированного критерия несправедливости цены, не означает исключения самой возможности судебного контроля цены договора. При достоверном определении рыночного уровня цен, выявлении крайне существенного расхождения этого уровня и договорной цены и предъявлении стороной, заинтересованной в оспаривании договора, убедительных аргументов, доказывающих наличие политико-правовых оснований для судебного вмешательства (например, наличие признаков кабальности), суд может оценить справедливость договорной цены.

Более того, как уже отмечалось, при особенно вопиющем отрыве договорной цены от рыночного уровня и отсутствии доказательств наличия признаков кабальности суды могут использовать в формате экстраординарного контроля принцип недопустимости злоупотребления правом (ст. 10 ГК). Причем в этом случае суды могут исходить из того, что вопиющая несправедливость цены презюмирует наличие у ограничения свободы договора политико-правовых оснований (например, недобросовестная эксплуатация неравенства переговорных возможностей). Но этот уровень явно должен быть больше, чем двукратный разрыв. Для применения данной презумпции на основании ст. 10 ГК несправедливость цены должна быть очевидной для всех и каждого, должна "шокировать совесть". Вряд ли различие договорной и рыночной цен в два раза соответствует этому критерию.

Допустим, на рынке сложилась цена домов, аналогичных тому, что собирается продать некий продавец, и эта рыночная цена составляет 1 млн. дол., но на то, чтобы найти покупателя на дом по такой цене, необходимо несколько месяцев. Тот факт, что продавец, резко нуждающийся в деньгах, решает продать дом за полцены, еще не основание презюмировать сделку кабальной и с большой вероятностью подводить ее под режим недействительности. Но когда такой дом продается за 10 тыс. дол., ценовой разрыв становится настолько вопиющим, что суды вполне могли бы применить здесь презумпцию недействительности и переложить бремя доказывания.

Соответственно, нет никаких оснований фиксировать какие-либо четкие "пороги" в законодательстве. Они всегда будут достаточно произвольны и малоубедительны. Уровень несправедливости цены, необходимый для "включения" презумпции, может зависеть от конкретных обстоятельств дела и должен быть оставлен на усмотрение судов. Как мы показали, в большинстве развитых стран эти вопросы решаются на уровне судебной практики. В России суды могут находить соответствующее "пороговое" значение договорной цены, используя для этих целей принцип недопустимости злоупотребления правом (ст. 10 ГК).

В этих условиях остается надеяться на то, что соответствующее предложение об интеграции четкого "порога" кабальности цены в рамки ст. 179 ГК будет отвергнуто законодателем <1>.

--------------------------------

<1> Как уже отмечалось, есть основания считать, что laesio enormis в ГК РФ интегрирована не будет. По крайней мере в тексте законопроекта, внесенного в Госдуму РФ, эта новелла отсутствует.

В принципе то, что было выше отмечено применительно к справедливости цены, относится и к иным центральным условиям договора (например, к фиксации наименования и количеству товара, характеру оказываемых услуг, объему обязательств поручителя и т.п.). В некоторых случаях такого рода условия также могут быть явно несправедливыми и заслуживать ограничения. При этом такие условия могут быть предметом судебного контроля на основании ст. ст. 428 или 179 ГК тогда, когда заинтересованная в оспаривании договора сторона докажет наличие ярко выраженных оснований для патерналистского ограничения свободы договора. В то же время в случае, когда соответствующее договорное условие носит вопиюще несправедливый характер, суд может применить ст. 10 ГК и презюмировать наличие таких оснований, перекладывая бремя доказывания обратного на другого контрагента. При этом нет никакого смысла фиксировать в законе некие четкие "пороги" несправедливости таких условий, за которыми суд получает право применить ст. 10 ГК.

Примеры периферийных условий, подлежащих судебному контролю

Для более наглядной демонстрации того, как функционирует и как может функционировать система судебного контроля справедливости договорных условий, было бы нелишним попытаться выделить те периферийные условия, которые являются наиболее вероятными кандидатами на такой контроль.

В целом среди условий, которые прежде всего могут оказаться под судебным ex post контролем справедливости, можно выделить как минимум четыре группы.

Во-первых, условия договора, регулирующие порядок применения санкций за нарушение договора. Такие условия очень часто выступают предметом ex post контроля справедливости в зарубежных правопорядках. Сторона, против которой такие условия потенциально направлены, обычно не уделяет им должного внимания на стадии заключения договора в силу феномена сверхоптимизма. Соответственно, теория рационального выбора применительно к таким условиям действительно часто дает сбои. Когда этот фактор совпадает еще и с несопоставимостью переговорных возможностей, сила давления на свободу договора со стороны судов становится достаточно высокой.

Можно привести несколько примеров таких условий:

а) условия, устанавливающие исключительно виновную ответственность предпринимателя, который по общему правилу освобождается от ответственности только в случае непреодолимой силы (ст. 401 ГК РФ), или конкретизирующие обстоятельства, освобождающие такую сторону от ответственности (например, предусматривают освобождение от ответственности в случае, когда нарушение вызвано поведением третьих лиц). Российский ГК (ст. 401) не исключает, а судебная практика признает допустимыми некоторые подобные оговорки об изменении диспозитивного режима оснований освобождения от ответственности предпринимателя <1>, что не исключает, однако, возможности их признания несправедливыми судом ex post;

--------------------------------

<1> Постановление Президиума ВАС РФ от 7 июля 1998 г. N 6839/97.

б) условия, которые исключают или ограничивают взыскание убытков, причиненных нарушением договора. Здесь стоит напомнить, что нормы ГК РФ (ст. ст. 15, 394, 400) предоставляют сторонам достаточно широкий простор для установления в договоре ограничений в отношении возможностей кредитора по взысканию убытков (верхние "пороги" взыскания, порядок расчета взыскиваемых убытков и т.п.). Но в ряде случаев такие условия могут быть явно несправедливы. В силу эффекта сверхоптимизма и недооценки низковероятных рисков (особенно в сочетании с ситуацией неравенства переговорных возможностей) стороны могут соглашаться на крайне нерациональные и несправедливые условия. В этом случае на помощь стороне, чьи интересы такое условие существенно нарушает, может прийти судебный контроль справедливости;

в) условия, устанавливающие иные формы договорных санкций. Например, здесь в качестве примеров можно привести условия о начислении процентов на проценты (сложные проценты) при просрочке исполнения денежного обязательства; о переводе покупателя с постоплаты на предоплату при просрочке в оплате очередной партии товара; о предоставлении кредитору права на отказ от договора или досрочное истребование кредита независимо от существенности произошедшего нарушения (за малейшее нарушение); о предоставлении кредитору права приостановить исполнение своего основного обязательства (например, по поставке товара) при просрочке, допущенной должником в отношении своего дополнительного обязательства (например, по уплате пени за допущенную просрочку в оплате товаров, поставленных в предыдущий период), и др.

Во-вторых, ко второй группе условий, претендующих на то, чтобы стать предметом судебного ex post контроля, можно отнести условия, которые определяют различные варианты развития динамики договорных правоотношений при наступлении тех или иных обстоятельств.

В качестве примеров можно привести следующие условия:

а) условия, предоставляющие одной из сторон право на одностороннее изменение или отказ от договора вне связи с каким-либо его нарушением. Такие условия могут устанавливать ничем не ограниченное право контрагента на изменение или отказ от договора либо привязывать возникновение такого права к возникновению тех или иных отлагательных условий (например, ухудшение финансового положения заемщика или утрата им работы - в договоре кредита). Такие права в случае их реализации могут привести к тому, что другая сторона не получит то, что разумно ожидала от договора в момент его заключения, и договор в результате не повлечет улучшение по Парето. Многие такие условия объединяет то, что они предоставляют стороне некоторую свободу при определении судьбы договора и порядка взаимодействия. Другой стороне "предлагается" путем подписания договора, содержащего данное условие (либо отсылку к нему), заранее согласиться с подобной дискрецией. Формально подобного рода условия соответствуют положениям п. 3 ст. 450 ГК РФ и в принципе не должны жестко запрещаться, особенно тогда, когда речь идет о сугубо коммерческих договорах <1>. Но вполне очевидно, что в ряде случаев такие условия могут носить достаточно несправедливый характер и подлежать блокированию ex post судами;

--------------------------------

<1> Здесь, правда, следует иметь в виду, что в российском праве некоторые подобные оговорки могут быть признаны незаконными со ссылкой на ст. 310 ГК, которая недвусмысленно запрещает оговаривать в договоре условия об одностороннем изменении или отказе от обязательства, если в договоре участвует хотя бы один контрагент, не являющийся предпринимателем.

б) условия, дающие одной из сторон договора дискрецию по одностороннему определению условий договора. Такого рода конструкция в общих нормах российского ГК не поименована, но в реальной договорной практике бывает востребована (например, договоры поставки товара согласно ассортименту и объему, определяемым по заявкам покупателя). Тем не менее очевидно, что иногда такие условия могут заслуживать пристального судебного контроля;

в) условия о допустимости перевода должником своего долга на любое лицо по своему выбору, которые могут быть расценены как заранее выраженное согласие кредитора на замену должника. Такие условия вряд ли стоит жестко запрещать ex ante, тем не менее очевидно, что они могут представлять достаточную опасность интересам кредитора. При реализации такой опции должником кредитор может потерять какие-либо шансы на получение исполнения в силу того, что лицо, на которого должник перевел долг, может оказаться неплатежеспособным. В некоторых случаях такие условия могут подпасть под судебный контроль справедливости;

г) некоторые виды отлагательных или отменительных условий, т.е. условий, наступление которых влечет возникновение или прекращение договорных правоотношений;

д) условия, ограничивающие применение принципа недопустимости неосновательного обогащения в случае досрочного прекращения договора (например, о невозможности возврата уплаченного, но неосвоенного аванса).

В-третьих, стоит выделить условия, возлагающие на присоединившуюся сторону дополнительные явно обременительные обязательства или ограничения, особенно тогда, когда ущерб от таких условий отсрочен и (или) не предопределен. Так, можно в качестве примеров привести следующие подобные условия:

а) условия, возлагающие на должника чрезмерно обременительные обеспечительные обязательства (например, одновременное предоставление залога, поручительства и банковской гарантии). Иногда подобное "сверхобеспечение" (over-security) может быть признано судом явно несправедливым;

б) некоторые не подпадающие под антимонопольный контроль ограничительные условия об эксклюзивности (например, запрещающие закупку товаров у конкурентов);

в) условия, избыточно ограничивающие экономическую и личную свободу контрагента (например, запрещающие покупателю товара его какое-либо использование или распоряжение им).

В-четвертых, потенциальными объектами судебного контроля справедливости часто являются условия договора, регламентирующие порядок рассмотрения споров. К ним могут, в частности, относиться следующие условия:

а) условия, устанавливающие сложный и дорогостоящий претензионный порядок урегулирования спора (необходимость проведения экспертиз за свой счет, обязательность присутствия определенных должностных лиц компании, длительный срок ответа на претензию и т.д.);

б) условия договоров об установлении договорной подсудности спора, третейской или арбитражной оговорки. Если лишение потребителя права выбора альтернативной подсудности спора путем установления в договоре подсудности по месту нахождения его контрагента в настоящее время признано недопустимым и противоречащим законодательству о защите прав потребителей <1>, а включение третейской оговорки в договор присоединения прямо запрещено ex ante в п. 3 ст. 5 Федерального закона от 24 июля 2002 г. N 102-ФЗ "О третейских судах в Российской Федерации", то в остальных случаях злоупотребления свободой договора для определения договорной подсудности, третейской или арбитражной процедур рассмотрения споров суд может взять справедливость таких условий под контроль.

--------------------------------

<1> Постановление ВАС РФ от 2 марта 2010 г. N 7171/09.

Перечисляя все вышеуказанные примеры возможных договорных условий, которые могут стать предметом судебного ex post контроля, мы отнюдь не пытались сформулировать исчерпывающий перечень контролируемых условий и ни в коей мере не предрешали соответствующие выводы судов в отношении тех условий, которые в наш список попали. Наша задача состояла в том, чтобы на примерах показать, какие условия могут быть наиболее вероятными объектами судебного контроля. Многие из указанных условий могут оказаться вполне допустимыми с учетом конкретных обстоятельств.

Более того, вышеприведенный список не претендует даже на то, чтобы выступать в качестве наброска аналога европейского "серого" списка условий, признание которых несправедливыми возможно с учетом обстоятельств конкретного спора. Сама идея выработки таких "серых" списков представляется вполне разумной. Но мы не предлагаем спешить с таким шагом до тех пор, пока не накопится достаточно обширная судебная практика применения ст. ст. 10, 179 и 428 ГК РФ в целях контроля справедливости договорных условий. Пока такой практики крайне мало, чтобы на ее основе начинать составлять какие-то списки для включения в законодательство.

Важность контекста

Ранее, в сравнительно-правовой части настоящей главы, мы уже подробно останавливались на недостатках абстрактной модели определения несправедливости договорных условий. Эти недостатки, как мы помним, были осознанны в большинстве западных правопорядков, что привело к повсеместному возвышению контекст-ориентированного подхода. Мы считаем такой подход наиболее оптимальным.

В принципе мы не исключаем того, что высший суд может некое условие признать недействительным априори на основании общей нормы ст. 10 ГК и не включить в ratio decedendi решения какие-либо дополнительные контекстуальные уточнения (например, потребительский характер договора, неравенство переговорных возможностей и т.п.). Экстраординарный формат судебного контроля, сопряженный с применением ст. 10 ГК, такую возможность допускает.

Но намного более нормальным является вариант, при котором суд оценивает справедливость условия в контексте всех обстоятельств дела, выделяет те обстоятельства, которые имеют решающее значение для введения ограничения свободы договора, и прямо обусловливает ими свое решение.

Ранее принятый в Германии абстрактный подход к изолированной оценке отдельно взятого условия в отрыве от цены договора и всего комплекса договорных условий и других факторов представляется недостаточно гибким. Он, безусловно, упрощает формирование четких прецедентов, так как фиксация в практике высших судов несправедливости какого-то конкретного условия в отрыве от контекста заключения конкретного договора позволяет нижестоящим судам проще выявлять ratio decedendi данного решения и механически применять его в других делах, где оспариваются аналогичные условия. Тем не менее такой подход лишает судебную практику необходимой гибкости и способствует распространению избыточного патернализма. Если, например, высший суд, рассматривая спор о справедливости условия о праве на отказ от договора при малейшем его нарушении потребителем, в контексте конкретных обстоятельств дела признает это условие несправедливым, не уточняя, что данный вывод обусловлен не только самим характером условия, но и иными специфическими обстоятельствами (например, потребительским характером договора, отсутствием "зеркальных" прав на отказ от договора у потребителя и т.п.), то нижестоящие суды могут начать применять это же ограничение к случаям, когда подобное условие может быть вполне допустимым с точки зрения политики права (например, при заключении сугубо коммерческого контракта поставки товара).

Поэтому мы соглашаемся с тем, что анализ справедливости договорных условий должен быть преимущественно контекст-ориентированным, а ratio decedendi судебных решений и решений высших судов, в частности, должен содержать детальные ссылки на все те факторы, сочетание которых способствовало признанию конкретного условия несправедливым. Такого рода решения также будут носить прецедентный характер. Но нижестоящим судам при определении аналогичности спора необходимо проводить сопоставление не только самого условия, затронутого в соответствующем прецеденте и рассматриваемом ими споре, но и сравнивать наличие в материалах рассматриваемого дела тех же существенных факторов, которые приведены в прецеденте в качестве аргументов в пользу признания условия договора несправедливым. Если некоторые из таких факторов отсутствуют (например, в отличие от прецедентного решения в рассматриваемом споре условие навязано не потребителю, а малому предпринимателю), суд должен принять во внимание такое отличие при анализе справедливости условия. Если отличие носит существенный характер, это позволяет суду вывести рассматриваемый спор из-под действия ratio decedendi прецедента и решить вопрос на основании самостоятельной оценки справедливости спорного условия.

При использовании этого базового контекст-ориентированного подхода суду следует среди прочего обращать внимание на следующие факторы:

1) коммерческий или некоммерческий (в том числе потребительский) статус контрагентов. Это крайне важно, так как те просчеты в оценке договорных условий, которые могут быть простительны гражданину-потребителю, по общему правилу не должны быть простительны предпринимателю, несущему в силу самого своего статуса соответствующие риски;

2) неравенство переговорных возможностей сторон, о котором уже достаточно подробно писалось выше;

3) степень отклонения договорного условия от того, что предписывается диспозитивной нормой. Как уже отмечалось, чем дальше условие договора ушло от предписаний диспозитивной нормы или их совокупности, тем больше вероятность того, что оно может оказаться несправедливым. Как отмечают французские ученые, "с помощью диспозитивных норм законодатель принимает во внимание не только вероятную волю заинтересованных лиц, но всю совокупность социальных, экономических и исторических соображений, основываясь на которых он разрабатывает идеальную модель, т.е. типовое решение, которое представляется ему наилучшим образом приспособленным к социальной среде, для которой оно предназначается" <1>. В этой связи не лишенным практического смысла и в контексте российского права является указание немецких авторов на то, что "чем больше различие между сторонами в экономическом плане, тем меньше сильная сторона может отклоняться от правила, установленного диспозитивной нормой";

--------------------------------

<1> Cornu G. Droit civil. Introduction. Les personnes, les biens. Paris, 2003. N 336. Цит. по: Цивилистические традиции под вопросом (по поводу докладов Doing Business Всемирного банка). М., 2007. С. 124.

4) иные положения договора. Поскольку договор представляет собой систему взаимосвязанных условий, необходимо оценивать справедливость договорного условия в контексте всего договора. Если жесткое в отношении контрагента условие сбалансировано предоставлением ему каких-либо непосредственно связанных с этих условием "зеркальных" преимуществ или компенсировано в договоре иным образом, то признавать такое условие несправедливым было бы необоснованно. Например, право на односторонний отказ от договора в случае любого его нарушения другой стороной может быть компенсировано предоставлением определенного периода разумной продолжительности на устранение такого нарушения, прежде чем отказ может быть произведен (nachfrist). Таким образом, присутствие в договоре компенсирующих условий, уравновешивающих действие условия, которое при его изолированной оценке кажется чрезмерно обременительным, может лишить оснований признание спорного условия несправедливым;

5) цель и природу договора в целом. Например, при оценке справедливости условия о безусловном отказе от договора суду следует принимать такой фактор, как возможный фидуциарный характер договора. В фидуциарных контрактах, в которых наличие доверия между сторонами играет определяющую роль, условие о безусловном и беспричинном отказе от заключенного с гражданином договора может быть вполне справедливым, в то время как аналогичное условие в иных договорах с явно слабой стороной договора может в некоторых отдельных случаях вызвать сомнения в отношении его справедливости (даже если допустить, что такое условие не противоречит императивной норме ст. 310 ГК);

6) вопрос о том, какая из сторон лучше всего подготовлена (способна) нести соответствующий риск. Если спорное условие связано с перекладыванием риска наступления какого-либо неблагоприятного события на другую сторону, то необходимо определить, какая сторона имеет больше возможностей и информации для того, чтобы исключить или минимизировать данный риск. Один из основных тезисов экономического анализа права состоит в том, что риски эффективнее переносить на того, кто способен данный риск проконтролировать дешевле и проще <1>. Например, если идентификация клиента происходит по электронной цифровой подписи или иным средствам индивидуализации (PIN-код, например), сохранение данных идентифицирующих средств в тайне от третьих лиц зависит в большинстве своем от действий самого клиента. Поэтому исключение ответственности банка за исполнение соответствующих платежных документов, фактически отправленных неуполномоченным лицом, вполне обоснованно. Однако если оператор связи исключает свою ответственность за убытки, возникшие вследствие технических неисправностей линии связи, перекладывание такого риска на абонента-потребителя в некоторых случаях может быть признано несправедливым: оператор связи является профессионалом в сфере услуг связи и должен принимать все разумные меры, в том числе и превентивные, во избежание подобных ситуаций;

--------------------------------

<1> Архипов Д.А. Правовой критерий распределения рисков в гражданском праве: Автореф. дис.... канд. юрид. наук. М., 2011.

7) судам применительно в первую очередь и в основном к потребительским договорам следует также обращать внимание на уровень юридической техники составления договора. Изобилие неоправданно запутанной и нетранспарентной формы изложения договорных условий или использование узкоспециализированных терминов без раскрытия их содержания <1> существенно затрудняют потребителю восприятие договора и понимание его условий, а также сопоставление с предложениями конкурентов <2>. Как уже отмечалось ранее, несправедливость условия тесно связана с его прозрачностью (доступностью его для восприятия), когда речь идет о потребительском договоре. При этом взаимосвязь прозрачности условия и несправедливости может быть проиллюстрирована принципом сообщающихся сосудов: чем более запутанным и нетранспарентным является договорное условие, тем ниже тот порог несправедливости самого условия по существу, который дает суду право на вмешательство. И наоборот, чем яснее и доступнее для восприятия выражено условие договора, тем больше шансов, что оно было должным образом воспринято другой стороной и соответствовало тем самым ее разумным ожиданиям. В последнем случае нужны дополнительные убедительные аргументы несправедливости такого условия;

--------------------------------

<1> Так, например, по мнению Роспотребнадзора недопустимо использование в кредитных договорах с гражданами специальных терминов без раскрытия их содержания, вроде "аннуитетные платежи" или "эффективная процентная ставка". См.: письмо Роспотребнадзора от 1 апреля 2008 г. N 01/2973-8-32 "О дополнительных мерах по защите прав потребителей в сфере предоставления кредитов".

<2> Подобная юридическая техника является одним из оснований для признания условия несправедливым в Англии, Италии и Германии. См.: Nebbia P. Unfair Contract Terms in European Law: A Study in Comparative and EC Law. Oxford; Portland; Oregon, 2007. P. 138, 139.

8) одним из критериев несправедливости условия может служить также степень соответствия данного условия разумным ожиданиям контрагента (reasonable expectations). Отголоски данного критерия можно найти в существующей формулировке п. 2 ст. 428 ГК РФ в части подпадания под ее контроль условий, лишающих сторону "прав, обычно предоставляемых по договорам данного вида". Данный фактор имеет значение в основном применительно к потребительским договорам. Как уже отмечалось, потребитель в подавляющем большинстве случаев не читает десятки страниц предлагаемых ему договорных условий, в которых права и обязанности могут быть охарактеризованы крайне сложно и непонятно даже без какого-либо злого умысла, а в силу фундаментального различия в компетенции юристов, составляющих такие договоры, и обычных граждан, для которых язык права весьма сложен. В этих условиях многие потребители, заключая договор, рассчитывают не столько на то, что может быть написано в тексте договора, сколько на то, что соответствует их разумным ожиданиям в отношении поведения контрагента, формируемым на основе рекламы, оценки репутации, предшествующего опыта заключения подобных договоров и т.п. <1>. Пользуясь терминологией Карла Ллевеллина, согласие потребителя на предложенные условия часто носит сугубо бланкетный характер <2>. В этих условиях компании вполне могут злоупотреблять этим доверием и иногда прописывать в договоре или выводить в некие многостраничные "правила", на которые в договоре имеется только лишь ссылка, крайне несправедливые и при этом неожиданные условия. Всякое условие договора, которое влечет исполнение договора на условиях, отклоняющихся от разумных ожиданий контрагента (особенно потребителя), должно быть надлежащим образом доведено до его сведения. Чем более неожиданным, т.е. отклоняющимся от таких разумных ожиданий, является условие, тем более очевидным образом оно должно быть доведено до сведения контрагента (вплоть до выделения таких условий цветом) <3>, а в случае нарушения данного условия - тем более вероятным может быть применение ст. 428 ГК.

Дата добавления: 2015-06-04