Защиты интересов третьих лиц, общества и государства 1 страница

§ 1. Ex post контроль содержания сделок, противоречащих

основам нравственности и публичного порядка

Общие и компаративные замечания

В предыдущих двух главах мы уделили достаточно много внимания судебному контролю справедливости договорных условий. Но нельзя забывать и о том, что как зарубежное, так и российское право предусматривает возможность ограничения судами свободы договора в целях публичных интересов и интересов третьих лиц.

Российский ГК в ст. 169 предусматривает ничтожность сделок, совершенных с целью, заведомо противоречащей основам правопорядка и нравственности. Для российского права эти нормы не являются чем-то принципиально новым. Так, еще согласно Своду законов Российской империи признавался недействительным договор, цель которого противоречит "благочинию" и "общественному порядку". Проект Гражданского уложения Российской империи (ст. 88) в тех же целях содержал ссылки на "добрые нравы" и "общественный порядок" <1>.

--------------------------------

<1> Подробнее см.: Афанасьев Д.В. Нарушение публичного порядка как основание признания сделки недействительной в российском и зарубежном праве // Недействительность в гражданском праве: проблемы, тенденции, практика: Сборник статей. М., 2006. С. 116 - 143 (СПС "КонсультантПлюс").

Особенностью нормы ст. 169 ГК РФ является указание на реституцию в доход государства. Здесь нет возможности детально мотивировать сомнительность включения подобных санкций в гражданско-правовую кодификацию. Достаточно сказать, что в рамках идущей реформы гражданского законодательства предлагается указать в названной статье на то, что по общему правилу последствия ничтожности подобных сделок будут носить стандартный характер, а изъятие полученного в доход государства предполагается допустить только в случаях, прямо указанных в законе. Такое предложение является вполне разумным.

Нас в контексте настоящей работы интересует то воздействие, которое данная норма оказывает на сферу договорной свободы.

Здесь нелишним было бы сопоставить содержание ст. 169 ГК РФ с зарубежными аналогами.

Ссылки на противоречие сделки основам нравственности (добрым нравам) и основам правопорядка (публичному порядку) как основание для ограничение свободы договора судом содержатся сейчас во многих зарубежных кодификациях (например, ст. ст. 6 и 1133 ФГК, ст. 3:40 ГК Нидерландов, ст. ст. 1343 и 1354 ГК Италии, ст. ст. 19, 20 Швейцарского обязательственного закона) и применяются в судебной практике английских и американских судов в рамках концепций good morals and public policy <1>.

--------------------------------

<1> Так, Дэвид Иббетсон приводит следующие примеры договоров, признаваемых английскими судами недействительными в силу нарушения принципов "публичной политики" (public policy): нарушающие свободу брака, ограничивающие свободу экономической деятельности, направленные на манипуляции в процессе участия в аукционе, подрывающие работу уголовной юстиции, оформляющие скупку или продажу голосов на выборах и т.п. См.: Ibbetson D.J. A Historical Introduction to the Law of Obligations. 2006. P. 212.

В XX в. интенсивность использования судами этих доктрин усилилась на фоне общей активизации судебного ex post контроля содержания договоров и рассеивания иллюзий в отношении возможной абсолютизации принципа свободы договора. Так, например, если в 1824 г. один английский судья назвал концепцию публичного интереса "крайне неуправляемой лошадью", то в 1971 г. лорд Деннинг в свойственной ему манере заявил, что "с умелым наездником в седле эта неуправляемая лошадь может быть объезжена для преодоления препятствий" <1>.

--------------------------------

<1> Markesinis B., Unberath H., Johnston A. The German Law of Contract. A Comparative Treatise. 2nd ed. 2006. P. 248, 249.

Немецкое законодательство решает проблему судебного контроля аморальных сделок и сделок, противоречащих публичному порядку, следующим образом. Норма п. 1 § 138 ГГУ объявляет недействительными сделки, противоречащие добрым нравам. Как мы выше показали, данная норма применяется в Германии как для контроля аморальных сделок, возбуждающих нравственный протест общества, так и для патерналистского контроля справедливости договорных условий. Одновременно норма § 134 ГГУ предусматривает недействительность сделки, противоречащей запрету закона. Мотивы к данной норме § 134 и практика ее применения свидетельствуют о том, что она направлена не столько на ничтожность сделок, противоречащих императивным нормам гражданского законодательства, сколько на блокирование сделок, заключенных в рамках деятельности, запрещенной публичным правом (торговля наркотиками, уклонение от уплаты налогов и т.п.) <1>.

--------------------------------

<1> См.: Шапп Я. Система германского гражданского права. М., 2006. С. 280; Markesinis B., Unberath H., Johnston A. The German Law of Contract. A Comparative Treatise. 2nd ed. Entirely Revised and Updated. Oxford, 2006. P. 45.

Как мы видим, норма § 134 ГГУ о законодательном запрете выполняет в Германии приблизительно ту же функцию, что и ссылка на публичный порядок в ст. 169 ГК РФ в России. В то же время норма п. 1 § 138 ГГУ о добрых нравах имеет несколько более широкое поле применения, чем норма об основах нравственности в ст. 169 ГК РФ: немецкий институт добрых нравов, безусловно, контролирует аморальные сделки (например, в области семейной или сексуальной жизни), но активно применяется и как инструмент патерналистского контроля справедливости договорных условий.

Соответственно, мы видим определенное различие между немецким и российским правом. Инструментами ex post контроля справедливости договорных условий в России являются нормы ст. ст. 428, 179, 10 ГК и ст. 16 Закона о защите прав потребителей, дающие суду право заблокировать явно несправедливые условия. Норма же ст. 169 ГК РФ о сделках, противоречащих основам правопорядка и нравственности, в российской судебной практике не применяется для целей блокирования договорной несправедливости, не выдержав конкуренции со стороны ст. 10 ГК РФ. Думается, это положение вещей с точки зрения принципов системной согласованности права стоит сохранить. Как уже отмечалось, патерналистский контроль справедливости договоров во избежание путаницы разумнее осуществлять на основании других законодательных норм. Соответственно, доктрина основ нравственности и правопорядка может и дальше сохранить свой узкий смысл, нацеливаясь исключительно на блокирование явно аморальных сделок или сделок, противоречащих публичным интересам.

В этом плане понимание российскими судами норм ст. 169 ГК РФ о ничтожности сделок, противоречащих основам правопорядка и нравственности, ближе по своему смыслу ст. 1133 ФГК. Данная статья ФГК запрещает сделкам "противоречить добрым нравам". Как и в России, этот признанный во французском праве инструмент ex post контроля не носит патерналистский характер, а нацелен на контроль лишь принципиально аморальных сделок, блокирование которых вытекает из фундаментальных принципов общественной морали <1>. Одновременно в отличие от немецкого понятия нарушения законодательного запрета в России и во Франции примерно с одними и теми же целями используются практически идентичные по своей семантике понятия публичного порядка (ст. ст. 6 и 1133 ФГК) и основ правопорядка (ст. 169 ГК РФ).

--------------------------------

<1> Афанасьев Д.В. Нарушение публичного порядка как основание признания сделки недействительной в российском и зарубежном праве // Недействительность в гражданском праве: проблемы, тенденции, практика: Сборник статей. М., 2006. С. 116 - 143 (СПС "КонсультантПлюс").

По Саватье, указанные нормы ст. 1133 ФГК были направлены на охрану "индивидуальных свобод и семейных ценностей, обеспечение суверенитета государства, а также соблюдение общих правил морали" <1>. Их применение рассматривалось как мера экстраординарная и исключительная. Законодатель не задумывал, а суды не стали интенсивно использовать нормы о добрых нравах и публичном порядке как ординарный инструмент интенсивного ограничения свободы договора <2>. Французские суды с апелляцией к данным нормам обычно признают недействительными договорные условия, касающиеся семейной или сексуальной жизни (например, обязательства не вступать в брак, дарение с целью стимулировать согласие на добровольное расторжение брака, займы на открытие борделя, обязательства дать интервью с рассказом о своей интимной жизни и т.п.), договорные условия, неоправданно ограничивающие личную или экономическую свободу контрагента (например, непропорционально ограничивающие право свободно осуществлять профессиональную деятельность), а также сделки, явно нарушающие публичные интересы (например, сделки, стимулирующие коррупцию или опосредующие иные публично-правовые нарушения) или интересы третьих лиц (например, сделки, ограничивающие конкуренцию или стимулирующие нарушение договора, заключенного должником с третьим лицом) <3>.

--------------------------------

<1> Саватье Р. Теория обязательств. М., 1972. С. 201.

<2> Де ла Морандьер Л.Ж. Гражданское право Франции. М., 1960. Т. 2. С. 204.

<3> Примеры из судебной практики см.: Beale H., Hartkamp A., Kotz H., Tallon D. Cases, Materials and Text on Contract Law. 2002. P. 296 ff.; Французский гражданский кодекс: Учебно-практический комментарий. М., 2008. С. 445, 446.

Аналогичное сочетание ссылок на нравственность и публичный порядок примерно с той же сферой применения имеет место и в ГК Нидерландов (ст. 3:40).

Российская доктрина основ нравственности и правопорядка как инструмент судебного ex post контроля договорной свободы должна иметь примерно тот же смысл и блокировать негативные общественные экстерналии частных договоров (явно антисоциальные и аморальные сделки). Безусловно, как и любые "ex post корректоры", данные инструменты предполагают значительное судебное усмотрение. Но все риски, с этим связанные, являются побочным результатом той гибкости, которую правовая система приобретает посредством делегации судам такой функции <1>.

--------------------------------

<1> Конституционный Суд РФ в Определениях от 8 июня 2004 г. N 225-О, 226-О и 227-О признал неопределенность, вытекающую из норм ст. 169 ГК РФ, вполне конституционно допустимой.

Что же конкретно следует понимать под основами нравственности и правопорядка в контексте российского права и в каких случаях российские суды могут применять ст. 169 ГК?

Основы правопорядка

Ссылка в ст. 169 ГК на основы правопорядка делегирует судам возможность признания недействительными обязательств и иных правовых последствий, вытекающих из совершения участниками оборота гражданско-правовой сделки, существенно и явно нарушающей публично-правовые интересы. Сюда можно отнести случаи совершения сделок в рамках структурирования схем уклонения от уплаты налогов, оборота наркотиков или оружия, скупки краденого, организации контрабанды, скупки голосов избирателей и т.п.

Такие сделки направлены на нарушение ограничений, введенных или подразумеваемых нормами или принципами публичного права или гражданско-правовыми нормами и принципами, защищающими публичный интерес. При этом такое ограничение может содержаться в позитивном праве прямо, косвенно или имплицитно.

Прямой запрет (прямая превенция) имеет место тогда, когда публично-правовые по форме или духу нормы позитивного права прямо запрещают сами сделки (например, торговлю человеческими органами). В этом случае речь идет о том, что сделка противоречит императивным нормам закона и одновременно нарушает основы правопорядка, и соответственно, мы имеем квалифицированный случай ничтожности сделки, противоречащей закону.

Косвенный запрет (косвенная превенция) имеет место тогда, когда публично-правовые по своей сути или функциональной направленности нормы не запрещают сами сделки прямо, но запрещают деятельность, для осуществления которой такие сделки и заключаются (например, заключение сделок аренды помещения для размещения незаконного казино). В этом случае ничтожность сделки не может опереться на ту или иную императивную норму, прямо такую сделку запрещающую, и недействительность сделки вытекает опосредованно из указания на незаконность соответствующей деятельности.

Наконец, при подразумеваемом запрете (имплицитная превенция) в позитивном праве нет никаких норм, запрещающих и сами сделки, и соответствующую деятельность, но необходимость такого запрета имплицитно подразумевается самой системой права, в общих чертах закрепленной в Конституции РФ. В этом случае ничтожность сделки опирается не на ту или иную специальную норму права, а напрямую на оценку судом фундаментальных основ правопорядка с апелляцией к общеправовым и конституционным принципам, правам и свободам.

При этом важно отметить, что нарушение далеко не всякой публично-правовой нормы, запрещающей сделку или деятельность, в рамках которой такая сделка заключается, равно как и нарушение далеко не всякого конституционного принципа предполагает применение ст. 169 ГК. Речь идет только о таких вопиющих случаях, когда сделка затрагивает самые основы правопорядка. В этом и проявляется экстраординарный формат применения нормы ст. 169 ГК как "ex post корректора" договорной свободы. Суд может признать, что сделка нарушает некую публично-правовую норму, заключена для осуществления запрещенной публичным правом деятельности или противоречит неким конституционным принципам, но при этом не признать возможным применение ст. 169 ГК в силу того, что соответствующий порок не столь существенен, чтобы считать сделку противоречащей самим основам правопорядка.

Если суд признает, что сделка нарушает публичные интересы, но не колеблет основы правопорядка, последствия заключения такой сделки могут быть разными в зависимости от того, нарушает ли она прямой законодательный запрет самой сделки, оформлена для целей осуществления запрещенной деятельности или просто противоречит конституционным принципам.

Если норма публичного права или публично-правовая по своей сути норма гражданского права запрещает саму сделку (прямая превенция), но суд не признает наличие нарушения основ правопорядка, к сделке применяется общая норма ст. 168 ГК, регулирующая последствия противоречия сделки императивным нормам закона. В этом случае в силу действующей редакции ГК РФ сделка признается по общему правилу ничтожной, но предусмотренные ст. 169 ГК специальные последствия ничтожности сделки, нарушающей основы правопорядка (реституция в доход государства), не применяются.

Если норма публично-правового характера запрещает не саму сделку, а деятельность, в рамках или для осуществления которой такая сделка заключается (косвенная превенция), отказ суда признавать факт нарушения основ правопорядка будет приводить к тому, что угроза недействительности сделки отпадает вовсе. Соответствующие ее участники могут быть в ряде случаев привлечены к публично-правовой ответственности за совершение самой деятельности, но заключенные ими в рамках или для осуществления этой деятельности сделки сохраняют свою юридическую силу. Например, за открытие незаконного казино арендатор может быть привлечен к публично-правовой ответственности, но сам договор аренды помещения при этом может не быть признан ничтожным на основании ст. 169 ГК.

Если же суд констатирует, что сделка противоречит неким конституционным принципам или имплицитным элементам правопорядка, но не настолько, что ее условиями попираются основы последнего, такая сделка действительна, и никаких иных негативных последствий для сторон она не влечет.

При этом важно отметить, что в случае косвенной или имплицитной превенции при принятии решения о допустимости применения ст. 169 ГК важнейшую роль играет то, были ли обе стороны осведомлены о порочности сделки. Этот вопрос не встает в тех случаях, когда сделка прямо нарушает публично-правовой запрет. Стороны должны считаться осведомленными о наличии в позитивном праве такого запрета. Но в тех случаях, когда право прямо не запрещает саму сделку, а нарушение публичного порядка выводится косвенным образом из запрета той или иной деятельности, ради которой сделка и заключалась, или общей системы права, могут возникнуть ситуации, когда одна из сторон была не осведомлена о наличии данных пороков сделки. В такого рода случаях ничтожность сделки может неоправданно ущемить интересы добросовестного контрагента и лишить его того, на что он был вправе рассчитывать при заключении договора. Соответственно, признание сделки ничтожной на основании ст. 169 ГК в такой ситуации является как минимум в большинстве случаев неприемлемым.

Например, вряд ли имеет смысл применять ст. 169 ГК к договору, заключенному собственником крупной корпорации с юридической фирмой, об оказании услуг по сопровождению процесса регистрации ООО, которое собственник после регистрации планировал использовать и использовал исключительно как инструмент, обеспечивающий уклонения от уплаты НДС. Если не будет доказано, что юридическая фирма знала или должна была знать о том, что она содействует созданию компании-однодневки в целях уклонения от уплаты налогов, договор не должен считаться ничтожным. Та же ситуация и с вышеприведенным примером с арендой помещения для размещения казино. Если будет доказано, что арендодатель не знал и не должен был знать о целях использования арендатором снимаемого помещения при заключении договора, признание договора аренды ничтожным недопустимо. В подобных случаях ничтожность договора на основании ст. 169 ГК будет лишать добросовестного контрагента шансов привлечь к ответственности своего партнера, что является абсолютно несправедливым.

Другое дело, если из материалов дела очевидно, что о соответствующей порочной направленности договора были или должны были быть осведомлены обе стороны спорного договора. В таком случае, если договор действительно затрагивает основы правопорядка, открывается возможность для легитимного использования ст. 169 ГК. Например, если в вышеприведенном примере с услугами по регистрации "однодневки" предмет договора состоял не в стандартном наборе услуг по регистрации общества с ограниченной ответственностью, а в разработке самой схемы уклонения от уплаты налогов, налицо "вина" обоих контрагентов. Здесь достаточно очевидно, что как заказчик, так и исполнитель были осведомлены о цели договора. Такой откровенный вызов публичным интересам вполне может привести в частноправовой сфере к признанию такого договора ничтожным на основании ст. 169 ГК.

Основы нравственности

Как уже отмечалось, смысловое наполнение предусмотренного в ст. 169 ГК правила о ничтожности сделки противоречащей основам нравственности предполагает порочность сделки, противоречащей фундаментальным моральным принципам современного общества. Как и любой подобный "портал", канализирующий вторжение в сферу частного права этических стандартов, эта норма предполагает учет судом доминирующих в обществе нравственных начал. При этом, как было замечено выше, эти нравственные начала должны быть затронуты условиями сделки настолько интенсивно, что речь идет не о простой патерналистской защите контрагента от добровольно принятых им несправедливых условий, а о ситуации, когда сделка создает явные этические экстерналии, т.е. вызывает попрание моральных чувств большинства других членов общества.

В принципе вряд ли возможно провести жесткую разделительную линию между этими двумя уровнями этически обусловленных ограничений договорной свободы. Некоторые несправедливые или несбалансированные условия могут быть несправедливы и репрессивны в отношении одного из контрагентов настолько, что можно будет говорить о попрании основ нравственности и применении ст. 169 ГК (например, договор на обращение в рабство). Тем не менее наличие этой зоны пограничной семантики вряд ли должно нивелировать различие между случаями простой несправедливости и явной аморальности договоров. Это различие должно проявляться в механике применения инструментов ограничения свободы договора. Применение судом механизма контроля справедливости договорных условий является по общему правилу следствием инициативы потерпевшего и может осуществляться по инициативе суда или иных третьих лиц лишь в исключительных случаях. Контроль же явно аморальных сделок, вытекающий из необходимости защиты не столько самого контрагента, сколько нравственных чувств общества в целом, осуществляется и, видимо, должен осуществляться и без какой-либо инициативы со стороны одного из контрагентов. Более того, суд должен признавать такую сделку ничтожной по собственной инициативе независимо от того, что оба контрагента могут желать ее исполнения или даже успели исполнить свои взаимные обязательства.

При этом суд должен учитывать динамику доминирующих этических установок. То, что явно попирало основы нравственности еще 50 лет назад, может сейчас считаться нормой. Так, еще относительно недавно европейские суды признавали нарушающим добрые нравы договоры страхования жизни, договоры сдачи гостиничного номера разнополой паре, не состоящей в браке, и другие подобные сделки, не вызывающие теперь особого морального порицания. Так, ведущий французский цивилист Евгений Годэмэ относительно недавно (в середине XX в.) без каких-либо сомнений поддерживал практику французских судов по признанию договоров граждан с брачными агентствами противоречащими добрым нравам <1>. По прошествии всего лишь нескольких десятков лет, в течение которых европейские страны пережили сексуальную революцию, молодежный взрыв 1968 г., дискредитацию церковных догматов, распад классических семейных ценностей и наблюдают постепенное разложение нуклеарной семьи как таковой, столь агрессивная реакция правовой системы на подобные сделки уже не кажется обоснованной.

--------------------------------

<1> Годэмэ Е. Общая теория обязательств. М., 1948. С. 133.

С другой стороны, некоторые сделки, которые признавались вполне законными в XIX в. в некоторых правопорядках, однозначно спровоцируют применение современными судами доктрины добрых нравов (например, сделки обращения в рабство, договоры об обязательстве жениться, договоры на оказание платных сексуальных услуг) <1>.

--------------------------------

<1> Обзор таких случаев влияния этической динамики на применение доктрины добрых нравов см.: Цвайгерт К., Кетц Х. Введение в сравнительное правоведение в сфере частного права. М., 2000. Т. 2. С. 81, 82; Афанасьев Д.В. Нарушение публичного порядка как основание признания сделки недействительной в российском и зарубежном праве // Недействительность в гражданском праве: проблемы, тенденции, практика: Сборник статей. М., 2006. С. 116 - 143 (СПС "КонсультантПлюс").

"Все течет, все изменяется", и доктрина добрых нравов ощущает на себе справедливость этого тезиса Гераклита как никакой другой гражданско-правовой институт.

Суд должен учитывать эту динамичность этической нормативной системы и стараться не быть ни закоренелым ретроградом, ни этическим революционером. Он должен искать разумный баланс между здоровым консерватизмом и этическим прогрессизмом. Описать в деталях то, как суд должен находить разумные границы применения нормы об основах нравственности, вряд ли возможно. В итоге это вопрос внутренней интуиции самого судьи, ограниченной опасениями пересмотра судебных решений вышестоящим судом, а в отношении высших судов - ограниченной риском утраты общественной легитимности собственных статуса и решений и возможного политического конфликта с другими ветвями власти, более чуткими (в силу своей зависимости от переизбрания) к общественным умонастроениям.

Следует признать, что российская судебная практика, до сих пор крайне неохотно использующая прямо заложенные в законодательстве инструменты прямого ex post контроля договорных условий и стремящаяся реализовывать эту функцию лицемерно, прикрываясь искусственными отсылками к толкованию тех или иных императивных норм, использует норму об основах нравственности крайне ограниченно. Примеров успешной апелляции к этому понятию очень мало, что разительно отличает российскую судебную практику от судебной практики ведущих европейских стран и на что справедливо обращалось внимание в литературе <1>. Если эта картина была бы связана с тем, что российские участники оборота столь чутки к вопросам этики, беспокоиться не было бы оснований. Но, думается, ситуация не столь оптимистичная, и некоторая активизация судебной практики в части применения ст. 169 ГК не была бы лишней.

--------------------------------

<1> Афанасьев Д.В. Нарушение публичного порядка как основание признания сделки недействительной в российском и зарубежном праве // Недействительность в гражданском праве: проблемы, тенденции, практика: Сборник статей. М., 2006. С. 116 - 143 (СПС "КонсультантПлюс").

Возможность раздельного применения

критериев, заложенных в ст. 169 ГК РФ

Важный вопрос возникает в отношении возможности раздельного применения элементов признанного в ст. 169 ГК "дуэта" основ правопорядка и нравственности. Можно ли допустить, что сделка будет противоречить основам нравственности и не будет противоречить основам правопорядка, и наоборот? Думается, на этот вопрос следует ответить положительно. Попробуем привести примеры.

Классическая иллюстрация применения ст. 169 ГК в российской судебной практике - это случаи признания ничтожными сделок, оформляющих уклонение от уплаты налогов <1>. Такие сделки явно противоречат основам правопорядка, но есть определенные сомнения, что они нарушают основы нравственности общества, в котором огромное число людей, к сожалению, так или иначе уклоняется от уплаты налогов и, что самое важное, считает это нормальным и не достойным какого-либо нравственного порицания.

--------------------------------

<1> См., напр.: Постановления Президиума ВАС РФ от 11 мая 2005 г. N 16221/04, от 18 августа 2005 г. N 4191/05 и от 7 августа 2005 г. N 2748/05.

С другой стороны, возьмем, например, договор, содержащий обязательства сыграть свадьбу и регулирующий судьбу сделанных в преддверии женитьбы подарков в случае срыва этого плана. Еще достаточно недавно такие сделки могли признаваться правовой системой. Но, думается, нет никаких сомнений в том, что такого рода сделки в условиях современной общественной морали будут признаны судом противоречащими основам нравственности. При этом также очевидно, что аномальность таких сделок вряд ли может претендовать на нарушение основ правопорядка.

При этом нет никаких сомнений, что некоторые сделки могут быть признаны ничтожными в силу того, что они одновременно нарушают как основы нравственности, так и основы правопорядка. Так, например, думаем, что не ошибемся, если предположим, что сделки, опосредующие торговлю органами для трансплантации, противоречат как основам правопорядка (так как оформляют в области договорных правоотношений деятельность, запрещенную публичным правом), так и основам общественной нравственности (так как превращают в предмет торговли части человеческого тела).

С учетом сделанных замечаний стоит признать, что суд может применять ссылку на основы нравственности и основы правопорядка как совместно, так и сепаратно. В этом плане нельзя согласиться с теми авторами, которые предлагают заменить союз "или", разделяющий в действующей редакции ст. 169 ГК упоминания основ нравственности и правопорядка, на союз "и" и тем самым исключить возможность оспаривания сделок, противоречащих основам нравственности, но не нарушающих при этом основы правопорядка <1>. Думаем, что для этого изменения текста закона нет достаточных оснований.

--------------------------------

<1> См.: Хейфец Ф.С. Недействительность сделок по российскому гражданскому праву. М., 1999. С. 76.

§ 2. Ex post контроль договоров,

причиняющих вред третьим лицам

Общие замечания

В т. 1 книги было показано, что одно из оснований ограничения свободы договора состоит в блокировании серьезных негативных экстерналий в отношении интересов третьих лиц. Как мы отмечали, практически любая сделка такие негативные экстерналии порождает, что является неотъемлемым элементом рыночного "созидательного разрушения". Но в ряде случаев эти экстерналии становятся "невыносимыми", и государство вмешивается в процесс свободного контрактирования либо посредством установления императивных норм, либо делегируя соответствующую коррективную функцию судам.

Если эти негативные экстерналии настолько серьезные, что речь заходит о нарушении основ правопорядка страны в целом, ex post контроль, как мы видели, может осуществляться на основе ст. 169 ГК. Но в ряде случаев сделка может вредить интересам лишь одного конкретного третьего лица или некой группы таких лиц. Если ради защиты их интересов право считает возможным предоставить судам право на блокирование договорной свободы ex post, то эта функция вряд ли может осуществляться со ссылкой на нарушение основ правопорядка. Когда негативные экстерналии не колеблют фундамент правопорядка, но достаточно существенны, чтобы быть заблокированными, требуется применение некого другого инструмента ex post контроля.

Дата добавления: 2015-06-04