Года К.С. 5-й день Осенних Молний. Громкое имя не возвеличивает, а лишь унижает того, кто не умеет носить его с честью

Часть третья

«La Justice» [24]

Громкое имя не возвеличивает, а лишь унижает того, кто не умеет носить его с честью.

Франсуа де Ларошфуко

Глава 1

Ракана (б. Оллария)

Айрис вихрем пронеслась мимо дуэньи, ухватила подбитый выдрой плащ, шелковые туфли и ларец с зеркалом и грохнула на козетку рядом с ворохом платьев, которые разбирала Луиза. Помогла. Госпожа Арамона невозмутимо уложила в сундук нижнее атласное платье, которое неминуемо должно было повергнуть вдовствующую герцогиню Окделл в ужас, и повернулась к воспитаннице.

– Айрис, у нас не так много времени на сборы. Виконт Лар с эскортом прибудет в полдень, а вы еще не причесаны.

– Меня причешет Селина, – успокоила будущая Повелительница Молний, – она быстро.

– Селине тоже нужно время, – отрезала Луиза, – у вас, Айрис, слишком много волос, и волос непослушных.

– Может, просто заплести, – девушка с сомнением дернула выбившуюся прядку, – в косу? Когда я ехала сюда, я сама заплетала.

Еще бы, ведь притащивший тебя в столицу Гокс был сержантом, а не куафером.

– В пути и в самом деле можно носить простые прически, но сейчас вам предстоит попрощаться сначала с Ее Величеством, а потом с женихом. – Луиза вытащила из кучи возмутительно синее платье с черной отделкой и решительно отложила в сторону, – так что никаких кос. Пусть Селина сделает «Морскую раковину» с рубиновыми шпильками. Это несложно, а выглядит отлично.

– Хорошо, – девица весело улыбнулась и вылетела из комнаты. Госпожа Арамона наклонилась, подняла с пола одинокую туфельку, поставила рядом с сундуком и задумалась. Айри что-то затевала, это было очевидно, но что?

Не будь милое создание по уши влюблено в Алву, Луиза б ничуть не удивилась ни принятому предложению, ни сияющим глазам. Робер Эпинэ был хорош. Прямо скажем, слишком хорош для девицы Окделл, однако взял да и попросил ее руки. И получил, что самое странное!

Собиравшаяся то ли в Багерлее, то ли вовсе на эшафот мученица как по волшебству превратилась в светящуюся радостью невесту. Что случилось, не знала даже Селина. Дочь ходила как в воду опущенная – страдала, что подруга изменила синеглазому герцогу ради кареглазого. Луиза подозревала, что дело обстоит как раз наоборот и Айрис в голову пришло нечто несусветное, что поможет ей освободить Алву, победить всех врагов и еще разок отколошматить братца. Если так, ухо придется держать востро и первым делом понять, почему Айрис рвется в Надор. Уж не потому ли, что от Надора недалеко до Каданы, а на каданской границе стоит Лионель Савиньяк, о котором вспоминала Катарина?

Конечно, белокурый маршал все знает или вот-вот узнает и без девицы Окделл. Очень может быть, что «невеста герцога Эпинэ» до Надора не доедет, а угодит в объятия знакомого сержанта. Тогда... Тогда Луиза Арамона отправит девчонок в Бергмарк, а сама увяжется за армией. Хоть маркитанткой, хоть пешком, но в Олларию! Чтобы своими глазами увидеть, как нынешних победителей топят в Данаре. И ухватить бравого Гокса за рукав, если топить станут не тех.

Была и третья причина, которую вдове капитана Лаик предстояло таскать за пазухой до Заката. Луиза Арамона никогда никому ничего не скажет, но увидеть Рокэ Алву живым и здоровым она должна. Или дотащить потомство до счастья и с чувством выполненного долга сдохнуть на могиле кэналлийца.

Капитанша с грохотом захлопнула последний сундук, вызвала слуг, велела отнести в карету и занялась собой. В том смысле, что припудрила лицо и поправила волосы. Она успела вовремя: в дверях зашуршало, и Одетта Мэтьюс объявила, что «госпожа Оллар ждет герцогиню Окделл и ее дам».

– Герцогиня сейчас будет. – Неужели это в последний раз? Бледная мордочка Катарины, хризантемы и лилии в нухутских вазах, замерзшие статуи под окнами? Вот уж точно, что во дворцах не радуются и даже не живут, а цепляются за колючки, чтоб в омут не затянуло.

Госпожа Мэтьюс, шумно дыша, вывалилась вон. Луиза тронула присланную Альдо шпалеру с танцующими розовыми птицами, наверняка вынесенную из дома какого-нибудь Манрика, и отправилась за подопечной. Селина не подвела. Головку Айрис украшало вполне пристойное сооружение, рубиновые звездочки сияли там, где надо, якобы «забытый» одинокий русый локон был не длиннее и не короче, чем следовало. Зато собственные кудри дочь затянула так, словно собиралась то ли купаться, то ли в аббатство.

– Молодец, Селина, – о нелепой прическе и прочих глупостях она скажет позже, – очень хорошо. Айрис, теперь ты видишь, что тебе следует носить именно «Раковину»?

– Вижу, – девица Окделл вскочила. – Все готово? Мы едем?

– Сначала идем, – не выдержала Луиза. – Айрис, вы слишком откровенно выказываете свою радость.

– Я люблю Робера, – вздернула подбородок счастливая невеста, – а он любит меня. С первого взгляда. Наши семьи всегда сражались за великую Талигойю и дело Раканов. Мы должны быть вместе.

– Несомненно, – Луиза расправила пунцовые ленты на платье наследницы святого Алана, – но слишком резкая смена настроения у молодой девушки – признак дурных манер.

– Правда? Я не подумала, – Айри честно опустила глаза, но уголки губ предательски торчали вверх. Она была возбуждена и довольна. В отличие от госпожи Оллар.

Бывшее Величество полулежало в кресле. Разумеется, спиной к окну. Катарина так и не сняла черный олларианский траур, превращавший мать пока еще троих детей в вечернюю темнокрылую бабочку, хрупкую и изысканную. Руки с тонкими пальцами перебирают четки, рукава подколоты, на тонком запястье виден обручальный браслет. Госпожа Оллар могла шестнадцать раз избавиться и от браслета, и от Фердинанда, но не избавилась. Почему?

– Айрис, сядь. – Катарина указала на обитый розовым шелком пуф, которого Луиза еще не видела. Айрис присела, напомнив готового немедленно вспорхнуть дятла. Королева оставила четки и сложила руки на коленях. Окруженные серыми тенями глаза, алебастровая кожа, пепельные завитки на высоком лбу... «Паонская башня» – сложная прическа, очень сложная, особенно для свергнутой, больной и несчастной.

– Айри, дорогая, – супруга Фердинанда Оллара улыбалась, а казалось, что плачет, – надеюсь, ты будешь счастлива с моим кузеном, а он с тобой. Если кто-то заслуживает счастья в этом мире, то это вы с Робером, но я хочу просить тебя о другом. Пожалей свою мать. Пойми и пожалей.

Айри молчала, только брови сдвинула. Слишком густые и широкие. Сейчас не до них, но выщипывать лишние волоски рано или поздно придется.

– Дитя мое, ты меня слышишь? – Катарина раздвинула губы в мученическом оскале, прижала к губам платок, сладко и настырно запахло гиацинтами. Какова лисичка! Оставить мужа на верную смерть в столице и хранить ему верность – это надо суметь!

Бледная лапка коснулась пепельных волос.

– Даже если матушка будет к тебе несправедлива, если твое сердце восстанет против ее слов, не давай обиде воли. Герцогиня Мирабелла так долго страдала... Когда человеку больно, он часто причиняет боль другим, но его вины в этом нет.

А вот и есть! Мы сами свои беды и делаем, и почему за моими курами должен убирать другой? Ах, Мирабелла несчастна, а другие счастливы? Та же Дженнифер Рокслей или сама Катари, раздери ее кошки. Только одни кидаются на людей, а другие плачут и молятся или молчат и улыбаются. Мало ли у кого мужа убили, с кем не бывает, а вот дети, бегущие из дому, – это приговор.

– Ваше Величество, я не буду перечить маменьке, – выдавила из себя Айрис. – Это – грех, а я Чту и Ожидаю.

Святая Октавия, и когда только врать научилась? Или ее научили, но кто? Не Эпинэ же.

– Теперь я спокойна. – Катарина откинулась на подушки, бледная рука потянулась к наглухо застегнутому воротнику. – Мне будет не хватать тебя. И вас, госпожа Арамона. И Селины. Я была бы счастлива, останься вы со мной, но в Надоре вы нужнее.

Нужнее для чего? Хватать за шиворот Айрис или, наоборот, не хватать? А если все затеяла Катарина? Заморочила голову Айрис, уломала кузена, но зачем? В прежних комнатах умная дуэнья знала бы все, а в этом загоне остается шить, есть и глазами хлопать.

Катарина Ариго оттянула белое кружево у шейки:

– Госпожа Арамона, Селина! Подойдите, прошу вас.

Луиза ухватила дочь под локоть и подвела к бывшей королеве. Бывшей? Ха, у Катари все шансы вернуть себе и мужа, и корону, и любовника. И пусть ее, только б обошлось с ними со всеми. С Алвой, с Фердинандом, даже с дурой Мэтьюс, которую не за что убивать и у которой вот-вот родится внук Рокслей.

– Селина, – страдалица взяла с орехового столика шкатулку, – это... Возьми, как память о... о девочке из Эпинэ, которая мечтала о любви и тихом счастье. Я так их и не надела, мне пришлось носить другие драгоценности. Совсем другие.

Госпожа Арамона, я благодарю вас за... за все. И я надеюсь на вас. Вы поможете Айрис?

Понимай как хочешь, но кто, кроме Катари, мог объездить Айрис? И потом, если звать кого на помощь, так старшего Савиньяка. У красивого графа армия, он знает столицу, как никто, но даже Лионелю нужны союзники во дворце, а дохлый гиацинт – помощник хоть куда. У кошки птичку выпросит, а у собаки – кошку.

– Герцогиня Окделл может на меня рассчитывать, – твердо сказала Луиза, принимая из ледяных ручонок еще один футляр. Гайифский, с секретом. В футляре лежало ожерелье, которое шло Луизе не больше, чем ручке от метлы, но изумруды можно продать, а в шкатулку спрятать письмо, которое никто не прочтет. Кроме королевы.

– Госпожа Оллар, – Одетта Мэтьюс все сильнее напоминала белую мышь, удивленную и очень раскормленную, – прибыли Его Величество и герцог Эпинэ. Они просят разрешения войти.

– Прикрывший сюзерена своим телом уходит в Рассвет, – Альдо хлопнул Иноходца по плечу, – и это относится не только к войне, но и к женитьбе.

– Судя по моей нареченной, – пошутил свежеиспеченный жених, – в семье Окделлов одно от другого мало отличается.

– Значит, все в порядке. – Сюзерен отдернул портьеру, впустив в гостиную холодное солнце. – Пожалуй, я изменю свой герб. Зверь останется, но он будет помещен в скрещенье солнечных лучей.

Его Величество готовился осчастливить весь мир. Не сейчас, но после того, как обретет силу Раканов. Робер столкнулся с сияющим голубым взглядом и отвел глаза. Альдо истолковал это по-своему.

– Робер, тебе бы пора уж и привыкнуть к успехам. Забудь все эти Ренквахи и Сагранны, не было этого. Не было, и все! О... – Сюзерен вздернул бровь. – Хочешь, я тебя экстерриором сделаю? А что? Маршал-экстерриор – это звучит! Раз уж ты спас меня от Мирабеллы с дочками и поверг в прах гайифского посла, то и самого Леворукого обыграешь.

– Маршалов-экстерриоров не бывает, – поддержал разговор Иноходец. Странное дело, доверившись Айрис и Реджинальду, он почти успокоился: дело было сделано, оставалось ждать вестей от Савиньяка, не давать Айнсмеллеру особо разгуляться и время от времени захаживать к Капуль-Гизайлям. Дескать, перед свадьбой не грех и пошалить.

– Будут, – хмыкнул сюзерен, барабаня пальцами по стеклу. – Тебе придется навестить посла Фомы. Он болеет.

– Ну и на здоровье, – посочувствовал незнакомому урготу Иноходец, – поправится – поговорим.

– Нет, пожалуй, ты все-таки маршал, – выпятил губу повелитель Золотых земель, – просветления у тебя бывают, не спорю, но ты слишком много думаешь о фураже и фок Варзов.

– Зато ты о них совсем не думаешь. – «Экстерриор, как же... Экстерриоры мутят чужую воду, а не свою». – Ты все еще собираешься купать горожан в вине?

– Ну и жадина же ты, – Альдо повернулся спиной к замерзшему садику, – ладно, твоя взяла. Угощать своих подданных я буду, но не в день коронации, а на следующее утро. И не по всему городу, а там, где за ними можно приглядеть. Будет что не так, виновным головы оторву. Доволен?

– О да, Ваше Величество, – рявкнул Эпинэ нарочито капральским голосом, рассмешив сюзерена и даже себя. – Ты что-то говорил об Урготе.

– Я намерен просить руки одной из дочерей Фомы, – лицо Альдо вновь стало серьезным и сосредоточенным, – и начинать переговоры нужно немедленно, потому что меч Раканов у Фомы.

– Закатные твари! – ругнулся Иноходец, в очередной раз позабывший о проклятой железяке. – Откуда ты знаешь?

– Больше ему быть негде. Неужели ты не понимаешь?

– Нет, объясни.

– Алва явился на мистерию в честь дня рождения Елены Урготской в костюме эория и с мечом Раканов, – сюзерен был от себя и своей догадливости в полном восторге. – Когда Ворона взяли, реликвии при нем не было, значит, он оставил меч в надежном месте. Где? В Кэналлоа и прочие бергмарки он не заезжал, а Фома – его союзник. Значит, меч в Урготелле. Воспользоваться им Алва не может, он не Ракан, но и выпускать из рук такое сокровище не станет.

Теперь ты понял, что сделал, вытащив меня из надорской петли? Дочь Фомы принесет нам не только золото, но и меч, а жезл у меня будет не далее как через четыре дня.

– Юнний согласился расстаться с подарком Эрнани Святого?! – Робер едва не свалился. – Не может быть!

– Может, – лицо Альдо стало мечтательным, – то есть не совсем расстаться. Жезл передан кардиналу Талигойи на время, но останется в Ракане навсегда, только это тайна.

– Разумеется, – подтвердил Иноходец. – Мы уже обманули гоганов, теперь собираемся обокрасть Эсперадора. Благородно, ничего не скажешь.

– Вернуть свое – не значит украсть. – Альдо поправил шпагу. – Будем надеяться, дамы готовы нас принять. Жаль, твоя кузина никак не поправится.

– Лекарь думает, это последствие потрясений. – Сестру нужно вытащить из Олларии, но куда? – Катарине нужны покой, прогулки, укрепляющие отвары.

– Прогулки зимой? – фыркнул Альдо. – Женщине, которая все время мерзнет?! Лекарей с их советами нужно вешать.

– Скажи Айнсмеллеру, – не выдержал Робер, – он будет в восторге.

– Всему свое время, – Альдо значительно подмигнул. – Жених, поправь манжеты.

Робер повиновался – манжеты и впрямь смялись. Стукнули алебардами полуденные гимнеты в лиловом, запахло цветами, куда-то метнулись толстая дама и две девицы – тощая и рыжая. Альдо стремительно миновал затканную азалиями приемную и самолично толкнул белым сапогом полуприкрытую ореховую дверь.

– Сударыня, как вы себя чувствуете? – Короленыш вырядился в белое с золотом, а рубашка и перья на шляпе были алыми. На радость Дому Молний, надо полагать.

– Благодарю, Ваше Величество, – пролепетала Катарина Ариго, – со мной все хорошо.

– Но вы очень бледны, – Альдо галантно взял повисшую тряпочкой лапку и поднес к губам, – очень.

– Ваше Величество, – покачала головой госпожа Оллар, – кузен подтвердит, я всегда была бледной, а румяниться в моем положении неприлично.

И еще румяна мешают изображать умирающую козу. Румяных мужчины волокут в постель, бледным целуют руки. Такова жизнь: на лебедей любуются, кур едят, а те, кто этого не понимает, – дуры.

Принц отпустил безвольную ручку и уселся напротив Катарины, герцог Эпинэ остался стоять. Разряженный красотун походил на жениха куда больше своего темноглазого спутника, у которого явно что-то болело. Если не пузо, то душа.

– Сударыня, – Ракан поправил роскошную золотую цепь, – я был бы счастлив видеть вас чаще, но государственные дела отнимают слишком много времени. Герцог Эпинэ подтвердит, что Талигойя требовательней самой настойчивой возлюбленной.

– Короли не принадлежат себе, – согласилась супруга Фердинанда, – так было и так будет.

– Вы испили из этой чаши, сударыня, – короленыш закатил голубенькие глазки, – и вы меня понимаете, но даже короли имеют право на радости. Я счастлив, что мой друг и ваш кузен избрал своей спутницей Айрис Окделл. Союз внука великого Гийома и дочери Эгмонта воистину предвещает победу. Узурпатор и его прихвостни лишили Айрис отца, и я пришел сказать, что заменю его во время свадебной церемонии.

– Милая Айрис, – Катарина коснулась застывшей на своем пуфе фигурки в пунцовом, – ты слышишь? Его Величество оказывает тебе высокую честь.

Герцогиня Окделл, как и положено знатной девице, вскочила и сделала вполне сносный реверанс. Сомнений больше не было, девчонка увязла в заговоре, иначе б она не преминула вцепиться в смазливую, наглую рожу. Смешно, но из пяти торчащих в комнате баб от красавчика Ракана без ума только дура Мэтьюс. Остальным он и через порог не нужен. Альдо, причеши его хорек, милостиво взирал на невесту.

– Благодарю, Ваше Величество! – выпалила Айри, таращась на впившуюся в бирюзовый цветок малиновую носатую птицу. – Я счастлива.

Ракан разулыбался, показав белоснежные зубы, и махнул лапой. Словно собаку подозвал. Айри подбежала, не отрывая горящего взора от птичко-цветочной шпалеры. Белоштанный красотун протянул невесте руку, которую полагалось поцеловать. Айрис Окделл преклонила колени.

Девочка выдержала. Не закричала, не ударила, не схватилась за кинжал, просто судорожно вздохнула и коснулась губами чужих пальцев. Его Величество милостиво поцеловал невесту друга в лоб. Айри вздрогнула, и в глазах Альдо мелькнуло что-то виноватое. Сюзерен никогда не любил обижать женщин, потому и врал.

– Сударыня, – Его Величество помог коленопреклоненной девушке подняться, и та даже не выдернула руку, – я с нетерпением жду дня, когда вы соедините свою жизнь с жизнью герцога Эпинэ.

А вот это – правда, простая и чистая, как яичная скорлупа. В час, когда Альдо Ракан подведет Айрис Окделл к жениху, он навеки избавится от браслета с вепрем[25]. Разгадает ли эту игру Мирабелла и что сделает, если разгадает? Робер никогда не видел супругу Эгмонта, но слышал о ней много, в том числе и от самого герцога. Урожденная баронесса Карлион была всей душой предана делу Раканов и Дому Скал. Правда, в существование у Мирабеллы этой самой души знавшие вдову Дуглас и Удо не верили.

Тихо вздохнула Катарина; светлокосая дуэнья, выручившая Робера в день помолвки, подала госпоже флакон с нюхательной солью. Айрис молчала. Теперь она смотрела не в стену, а в пол, но Альдо к подобному привык.

– Вас ждет дальний путь, дитя мое, – сюзерен не без удовольствия чмокнул девушку в лоб. – Не печальтесь и берегите себя. Для жениха.

– Благодарю, Ваше Величество, – отчетливо произнесла Айрис. Знала ли она, что во младенчестве была помолвлена с Альдо Раканом?

– Робер, – сверкнул зубами Его Величество, – я думаю, мы можем немного отойти от этикета. Повелитель Скал все еще болен, не будет большого греха, если невесту посадит на лошадь не брат, а жених.

– Кто бы за нами ни следил, – отшутился Робер, – надеюсь, он нас не выдаст.

Альдо хмыкнул. Просто так или за Первым маршалом Талигойи наблюдает какой-нибудь Айнсмеллер? Ну и пусть его! В чем, в чем, а в сватовстве герцога Эпинэ заговора не почует даже Штанцлер.

Жених галантно поклонился и подал невесте руку, за которую та с готовностью и уцепилась. Девица Окделл рада видеть суженого, что и требовалось доказать. Робер тихонько сжал горячие пальчики. Совершенно искренне. Она была бойцом, эта девочка, и она знала толк в дружбе. Как и Катари, но кузина была слабой и напуганной, а Айри рвалась в бой.

– Любезная сестра, – Робер попытался поймать взгляд Катарины, но та разглядывала свои руки, – прошу вашего разрешения проводить Айрис до Горного тракта.

– Конечно, брат, – женщина подняла голову, она была бледна, как полотно. Другая исправила б это с помощью румян и кроличьей лапки, но в жизни Катарины Оллар не было места ни притворству, ни надежде, ни любви. – Я представляю тебе Селину, подругу Айрис. И ее матушку, госпожу Арамону. Они сопровождают Айрис в Надор.

Госпожа Арамона? Родственница пучеглазого ментора из Лаик? Как она оказалась при Катарине?

– Я рад, сударыня, что вы согласились нам помочь, – только сейчас Робер понял, как боится за поверившую ему девушку. – Вам предстоит трудная дорога.

– Айрис – бывалая путешественница, – улыбнулась Катарина, – а милая Луиза уже сопровождала ее от Надора до Олларии.

– С вами отправятся сто двадцать всадников и капитан Левфож. Он был вторым теньентом гарнизона Эпинэ.

– Зачем нам охрана? – быстро переспросила Айри. – Сейчас каждый воин на счету, а нам ничего не угрожает.

– Мы – мужчины, сударыня, – Альдо строго взглянул на девушку в красном, – а долг мужчин – защитить своих женщин. Не беспокойтесь о нас, мы обречены на победу.

Айрис шумно вздохнула и опустила глаза. Вошел Дэвид Рокслей, протянул Альдо роскошный плащ. Сюзерен самолично закутал плечи Айрис, но она стерпела и это. Робер торопливо стиснул локоть невесты.

– Ваше Величество, кузина, разрешите вас покинуть. Нам предстоит долгий путь.

– И счастливое возвращение, – пообещал сюзерен. Он был рад и счастлив, что все обошлось, по крайней мере для него. Что ж, от женитьбы уйти можно, а ты попробуй уйти от судьбы.

Герцог Эпинэ подсадил невесту в седло. Смирная серая лошадка махнула серебристым хвостом и изящно переступила ногами в белых чулочках. Жених ловко вскочил на золотисто-рыжего коня, в седле он был чудо как хорош. Не в седле – тоже.

– Госпожа Арамона, разрешите помочь вам и госпоже Селине? – Реджинальд Ларак красой не блистал, и Луизе немедленно стало его жаль.

– Моя дочь благодарит вас, – торопливо произнесла капитанша, и толстый сын тощего отца торжественно подал руку вцепившейся в кэналлийскую шкатулочку Селине.

Внешности дочери страдания и волнения ущерба определенно не нанесли. Заметь Селину какой-нибудь благородный рыцарь, он бы незамедлительно пал к ногам прекрасной девы, но благородные рыцари по Талигу не разъезжали, а то, что разъезжало, предпочитало не к ногам падать, а юбки задирать. Неудивительно, что госпожа Арамона была несказанно рада обществу южан и Реджинальда Ларака.

– А теперь вы, сударыня, – Ларак не делал различий между красотой и безобразием, – прошу вас.

– О, виконт, – выдохнула Луиза, забираясь в карету, – вы так добры...

Где сейчас теньентик, возивший ее по городу перед захватом Фердинанда? Ушел на север, погиб или где-то здесь? Славный мальчик, жаль, если с ним что-то случилось...

– Вам удобно?

– О да!

Капитанша невозмутимо расправила юбки, стараясь не смотреть на забившуюся в угол дочь. Виконт в карету не полез, а взгромоздился на коня, такого же печального, как граф Эйвон.

Что-то пропела труба, хлопнула украшенная молниями дверца, отрезая Луизу от очередного прошлого. Первым тронул коня парень в красном. Надо полагать, тот самый Левфож, за ним потянулась дюжина солдат. Айрис, прикусив губу, оглянулась... Неужели не знает, что это дурная примета? Что-то сказал Эпинэ, и жених с невестой конь о конь выехали со двора. Реджинальд, болтая локтями, потрусил следом, затем настал черед кареты.

Громоздкая колымага с достоинством миновала сначала одни ворота, потом другие. Копыта застучали по мосту, блеснула темная вода – можно сказать, уехали! Дочь Аглаи Кредон опустила занавески, отрезая себя от пронизанного холодом города. Осень, год и Круг доживали последний месяц, впереди ждали полумертвый Надор, Зимний Излом и неизвестность.

Луиза со злостью дернула тесемки, вытаскивая проклятое вышивание. Мерзость, а успокаивает. Это ж надо, сорок с лишним лет просидев в курятнике, на старости лет угодить на псарню. А все этот короленыш, причеши его хорек. И Фердинанд... Вольно дурню было ызаргов слушать, вот и имеет! Вместе со всем Талигом.

Карету тряхнуло, клубок зеленого шелка свалился на пол, подкатился к ногам дочери, но Селина не заметила. Огромные глаза смотрели в затянутую простеганным атласом стенку. Что она там видит? Выходцев? Королеву? Алву?

– Селина, – Луиза постаралась вообразить себя маменькой, бранящей прислугу, – подними нитки.

Дочка вздрогнула, но клубок подняла.

– Вот, – прохладный изумрудный шарик скользнул в ладонь, кусочек лета среди осени. – Мама, ты опять шьешь?

– Вышиваю, – уточнила Луиза, – и тебе советую. Дорога длинная, а в окна лучше не смотреть.

– Мама, – прошептала дочка, – мама...

– Ну, что случилось? – Капитанша поправила шпильки и широко зевнула. – Что-то забыла?

– Мама, – простонала Селина, – как она могла?

– Кто, – не поняла мать, – и что?

– Айри... Она предала Монсеньора. Как ее брат...

– Не говори ерунды, – прикрикнула Луиза, – Айри – твоя подруга, ты ее не первый день знаешь. Может она предать?

– Я думала, что нет.

– Вот и дальше так думай, – отрезала госпожа Арамона. – Не считай других хуже себя.

– Но она согласилась... Приняла браслет.

– Тебе нравится Робер? – голосом не матери, но мармалюки спросила капитанша. – Ты завидуешь Айрис?

– Ой, – выдохнула Селина, – ты же знаешь, я... Я люблю другого.

Нечего сказать, удивила. Смешные они, эти девицы, что герцогини, что тесемочницы. В собственную любовь верят, даже если она – дождевой пузырь, а в чужую – только если о ней кудахчут во все горло.

– Любишь другого? – переспросила Луиза. – Ну так выйди из кареты, залезь на колокольню и закричи, что любишь герцога Алва. А я послушаю.

Дочь испуганно сморгнула длинными ресницами. Ничего не поняла. И правильно, потому что мать несет чушь.

– Селина, – решительно произнесла госпожа Арамона, – нам в Надоре будет невесело, но Айрис придется хуже всех. Она больна, она в ссоре с матерью и братом. Ты – ее подруга, так не добивай ее. И не заставляй оправдываться. Захочет – сама все расскажет. Нет – значит, так надо.

Селина кивнула. На тоненькой шейке белел жемчуг, тот самый, в котором ее представили ко двору. Память о Кончите.

В Надоре дочери дуэньи лучше драгоценности не носить, даже те, что подарила Катарина. В Надоре придется стать серыми и пыльными. Ей и стараться не нужно, но молодость и красоту под линючими тряпками не спрячешь. Луиза отложила мешок с шитьем и пересела к Селине. Карету тряхнуло, и капитанша едва не свалилась на дочь. Та хотела что-то сказать, но промолчала. Кучер заорал то ли на лошадей, то ли просто так, громко и настойчиво забил колокол, запахло дымом.

– Что-то случилось, – выдохнула дочка, – мама, что-то случилось.

Кто бы сомневался! Луиза зевнула и отдернула занавеску: они ехали мимо пустого аббатства, за кирпичными стенами мотали ветвями облетевшие деревья и поднимался сизый дым.

– Все хорошо, – капитанша притянула к себе Селину, – это просто костры... Осенние костры. Мы в Кошоне тоже жгли листья. Помнишь?

– Помню. – Какие глаза, таких даже у маменьки в лучшие годы не было. – Мама, мы не должны ехать в Надор. Айрис не должна! Пусть она останется.

– Она не останется, – покачала головой вдова капитана Лаик, – и не остановится.

Глава 2

Дата добавления: 2015-06-04