Года К.С. 4-й день Осенних Молний

Стремительно темнело. Сквозь облетевшие ветви виднелось желтое небо, в котором с громкими воплями металось растревоженное воронье.

Закатные твари, куда делась эта проклятая ваза? Нужно было идти той же дорогой, что и в день дуэли, а его понесло напрямик. Вот он и заблудился самым нелепым образом.

Что он делает в Старом парке, Ричард не понимал, просто не мог усидеть дома. Наль куда-то запропастился, а люди Люра были слишком хорошо вышколены, чтоб останавливать господина. Выезжая, Ричард немало гордился этим обстоятельством, но сейчас был бы рад, окажись Джереми понавязчивей. Юноша оглянулся, пытаясь понять, куда его занесло. Если б не птицы, был бы слышен плеск воды, а от каскада до выхода можно добраться с закрытыми глазами. Дикон с ненавистью поднял глаза на кружащуюся в закате стаю и почти побежал по пружинящему под ногами гравию. Если все время сворачивать направо, выйдешь к одной из главных аллей. Во всех лабиринтах нужно сворачивать направо, где он это слышал? В Лаик? В Агарисе?

Первый поворот вывел Ричарда к развилке, украшенной высоким обелиском, второй – к знакомой поляне, посреди которой белела статуя быка с человеческой головой. На могучих плечах равнодушно чистил перья горный ворон. В Олларии? Откуда?! Юноша ускорил шаг, опасливо косясь на огромную птицу. Та лениво махнула крылом, хрипло выкрикнула: «Фердинанд – рогоносец!», и Дикон сообразил, что перед ним ворон Ариго. Так вот где он прижился!

– Оллар – дурак! – надрывался оседлавший быка вещун. – Фердинанд – рогоносец!

Фердинанд был дураком и ничтожеством, но покойному Ги не следовало учить ворона таким словам. Ради женщины, которую отдали сначала Оллару, потом Алве. Увы, покойный граф думал лишь о себе. Сначала принудил Катари к ненавистному браку, потом принялся интриговать, а платит по счетам братьев сестра.

– Ворон – красавчик, – вопила черная птица, – Оллар – рогоносец!

Нельзя, чтобы это слышали! Альдо скоро откроет Старый парк, сюда сможет зайти любой, а во́роны живут чудовищно долго. Ричард взялся за пистолет. Черная гадина лениво расправила крылья и тут же сложила, где-то заржала лошадь, между голых стволов промчался ветер.

Юноша спустил курок, грохнул выстрел, в сумраке вспышка показалась ослепительной. Тварь на плече человеко-быка расхохоталась, взмыла вверх, сделав над головой юноши круг, и исчезла. Ричард завертел головой, пытаясь найти дорогу. Может, на выстрел придут охранники? Они же знают, что Повелитель Скал в парке. У входа стоят не южане, а барсинцы, у них славный капитан, на его скромность можно рассчитывать. Надо предложить им награду, пусть поймают или пристрелят ворона. Катари и так непросто пережить развод, не нужно напоминать ей еще и об Алве.

Колокол Святой Октавии отбил половину двенадцатого, птицы стихли, но разобрать, где плещет родник, Ричард по-прежнему не мог. Над парком поднялась стареющая луна, светлые блики заплясали по урготскому мрамору, казалось, быко-человек хмурит нависшие брови и что-то бормочет в кудрявую бороду.

Столбы холодного света, черные стволы, вцепившиеся в ветки звезды и тишина... Оставаться на месте было глупо. Ричард пошел туда, откуда доносился колокольный звон, и сразу же услышал шаги. Увы, это была всего-навсего лошадь, к тому же хромая.

Кто ее пустил в Старый парк? Ах да! Альдо сносит усыпальницу узурпатора, наверное, кляча принадлежит каменщикам или мусорщикам. Отвязалась и разгуливает по парку. Она вряд ли укажет дорогу, и все равно, лучше лошадь, чем ворон. Ричард пошел на звук и почти сразу оказался где хотел. Он не ошибся и не заблудился, просто в сумерках все выглядит иначе, чем днем. Юноша ускорил шаг, место дуэли его не привлекало, но за вазой начиналась тропинка, ведущая к воротам.

Лошадь отстала, может, нашла еще живую траву? Показался вековой каштан, Дику почудилось, что меж узловатых корней сидит огромная собака, но это был всего-навсего камень. Большой, серый, недоверчивый. Он кого-то ждал, долго, очень долго...

Аллея уперлась в лестницу, пологие ступени замела жухлая листва. Сквозь сухой, навязчивый шорох проступил плеск воды – Дикон все-таки дошел до родника. Луна висела над самой головой, заливая старую террасу снятым молоком, к подножиям статуй жались черные тени. Словно кошки.

Юноша невольно залюбовался застывшим в танце крылатым созданием, неуловимо напоминавшим Катари, но исполненным счастья и радости. Какая красота, и как не похоже на украшавших дворцы и парки дев и воинов! Нужно заказать для Надора копию и поставить на скальном выступе, что напротив главной башни. Наверняка мраморную танцовщицу привезли из Гальтары. В древности эориям являлись бессмертные красавицы, одаривая избранных своей любовью. Они и сейчас спускаются в брошенную столицу, но там пусто. Только камни помнят и о любви, и о ненависти, камни не забывают ничего.

Вновь послышался стук копыт, но Дикон не оглянулся, зачем? Утром рабочие поймают беглянку, а пока пусть гуляет в свое удовольствие. Налетевший ветер пах дымом, снегом и хвоей. Шум воды стал громче, заметались причудливые тени, жаловались на грядущие холода деревья, смеялись звезды, каменная девушка с кошачьей головой вскидывала гибкие руки в вечном танце, на белой шее алело ожерелье из рябины. Кто-то пошутил, но вышло красиво.

На растрескавшиеся плиты, медленно кружась, опустился одинокий лист, запах дыма стал острей и грубее. Ричард поднял голову – вокруг Луны мерцал радужный ореол, предвещая холод. Захотелось домой, и Дикон ускорил шаг.

Лунный свет лгал, ваза оказалась дальше, чем обещали глаза, и у нее было сразу две тени. Какие глупости, это темное пятно на светлом камне не тень, а их с Валентином кровь. А он что думал? Что стражники кинутся отмывать мрамор? Ничего, пойдут дожди, и кровь уйдет в землю вместе с горькой осенней водой.

Лошадиное ржание было неожиданным и чудовищно громким. Ричард едва успел отскочить, как мимо, высекая искры, пронесся темный силуэт. Моро?! Неужели Робер его отпустил? Или черный змей сбежал? Жеребец оскалил зубы и принялся долбить копытом камень. Вырвавшийся на свободу мориск-убийца – это страшно, а мориск-убийца, потерявший хозяина? Моро злобно фыркнул и двинулся вперед. Неужели знает? Ерунда, что может понимать лошадь?!

Ричард выхватил пистолет – умирать под копытами он не собирался. Вороной замер возле кровавой лужи, вытянув узкую морду. Черная статуя, затесавшаяся среди белых.

– Это не то животное, которого следует опасаться. По крайней мере, вам, – Валентин Придд в мундире теньента вышел из-за проклятой вазы и поправил орденскую ленту на груди.

Моро резко обернулся, вбирая ноздрями чужой запах, и вдруг предательски ткнулся мордой в затянутое черным сукном плечо. Придд улыбался, положив на холку скакуна холеную руку. Он стал старше и веселей. Если б не улыбка, Ричард еще мог бы простить.

Юноша сам не понял, в кого целится – в мориска или в Спрута. Сухо щелкнул курок. И все.

– Осечка, – в лунном свете глаза Валентина отливали лиловым, как и глаза Моро, – но следующая глупость у вас может и получиться.

– Моей следующей глупостью будете вы, – отрезал Ричард, – света здесь довольно. В позицию!

– Молодой человек, – бросил Придд, – это место опасно, по крайней мере для вас.

– Прошлый раз оно оказалось опасным для вас.

– Прекратите, – поморщился Валентин, – и уходите, пока не поздно. Нам делить нечего.

– Трус!

– Сильно сказано, юноша, – рука в черной перчатке перехватила уздечку Моро, холодно блеснули сапфиры. – Благодарю за помощь, граф. Ричард, отправляйтесь домой.

– Я не уйду! – отрезал юноша, понимая, что он один против Валентина, сбежавшего Ворона и мориска. Робер предал сюзерена, как и Придд, но Алва не должен добраться до армии, иначе конец всему: Альдо, Талигойе, любви....

– Вам же хуже, – заметил Ворон, он был таким, как всегда: сильным, уверенным и насмешливым.

Ричард, сам не понимая, что делает, вновь нажал на курок. На этот раз подвел не пистолет, а рука: пуля врезалась в вазу, Ворон пожал плечами и, не глядя на бывшего оруженосца, вскочил на коня. Придд ухватился за руку маршала и пристроился за его спиной. Моро издевательски заржал, взмахнул роскошным хвостом и тронулся неспешной рысью.

– В седло, Окделл! Мы их догоним!

Вылетевший из ночи всадник осадил скакуна рядом с Ричардом, под уздцы он держал Сону. Дик отшвырнул разряженный пистолет и вцепился в поводья.

– Скорей! – Ричард послушно пришпорил мориску, та рванула с места в карьер. Миг – и залитая луной площадка с лужей высохшей крови осталась позади. Ричард оглянулся, его спутник – Симон Люра – засмеялся и поправил алую перевязь. Сона вскинулась на дыбы, замолотила в воздухе копытами, одно из них было белым. Люра выругался, что-то рухнуло в жухлые листья, безголовый, однорукий обрубок поудобней перехватил поводья, остро запахло кровью...

– Монсеньор, что с вами? Монсеньор, проснитесь!

Какой отвратительный запах! Леворукий бы побрал лекаря с его настойками. Ричард с усилием приподнялся на локтях.

– Что случилось, Джереми? Который час?

– Три четверти двенадцатого. Позволю заметить, у Монсеньора сильный жар. Я разбужу лекаря.

– Разбуди!

Это был бред, самый обычный бред. Хорошо, что он видел всего-навсего Люра, могло быть и хуже. Ричард сел в постели, глядя прямо перед собой. Все-таки правильно он заменил кабаньи головы на портреты.

– Сударь! Ну зачем же вы сели? – вкатившийся в комнату врач был полусонным, но исполненным укоризны. – Вам надо лежать, иначе может начаться заражение.

– Я лежу, – буркнул Ричард. Спорить с лекарем не хотелось, валяться с лихорадкой тем более. Если Придд явится ко двору раньше, могут подумать, что победитель – он.

– Сейчас я приготовлю успокоительное питье, – заверил мэтр Хелльбах, – и вы уснете.

– Хорошо. – Спать хотелось без всякого питья, но вдруг опять приснится кошмар? – Признаться, я видел дурной сон.

Как все-таки святой Алан похож на отца! Одно лицо, разница лишь в доспехах и в оружии. Даже витраж за спиной один и тот же, старый надорский витраж с вепрями.

– Больше дурных снов не будет, – врач остервенело затряс стеклянную бутыль, – только покой. Вам нужен покой, герцог, и вы спокойно уснете. Все будет хорошо, хорошо и спокойно.

Лекарское бормотание успокаивало, Ричард откинулся на подушки, сонно разглядывая собаку, которую гладил святой Алан. Жаль, у него нет собаки. Когда у постели хозяина спит пес, это так уютно. Большой пес, похожий на волка, – это то, что нужно Повелителю Скал.

– Ваше питье, сударь.

Пахнет приятно! Медом, яблоками и чем-то еще. Гвоздика? Нет, у гвоздики запах грубее. Ричард потянулся к бокалу, ненароком задев раненую руку, резкая боль рассекла сонную одурь, в глаза прыгнули пестрые искры. Мэтр бросился на помощь, не рассчитал, питье пролилось на подушки. Багровые пятна на белом выглядели чудовищно.

– Оно красное? – Почему это так удивляет? Неприятно удивляет.

– Разумеется, – не понял врач, – ведь его основа – вино. Ваш слуга дал мне «Черную кровь». Изумительный букет.

«Черная кровь»... любимое вино Ворона, неудивительно, что им забиты все подвалы.

– Я предпочитаю белое. «Девичьи слезы».

– Прекрасный выбор, – одобрил врач, – но не сейчас. Тем, кто теряет много крови, следует пить красное. Это способствует восполнению кровопотерь и ускоряет выздоровление.

– Да, я слышал, – кивнул юноша, перебираясь к столу и принимая из рук лекаря вновь наполненный бокал. Джереми забыл задернуть занавеси, и в глаза Ричарду била золотая звезда, забравшаяся в созвездие Всадника. Юноша глядел в черное небо и смаковал целебное питье, ожидая, когда перестелят залитую постель.

– Монсеньор может ложиться.

– Благодарю.

– Я еще нужен Монсеньору?

– Идите.

Первым ушел врач, его ждала остывающая перина. Джереми задержался: снял нагар со свечей, пошевелил прогоревшие угли, пододвинул к постели жаровню. Люра умел подбирать людей... Какая страшная смерть, страшная, нелепая, несправедливая. Вмешательство Симона оказалось решающим, именно он и его армия вернули корону Раканам, но в столице говорят не об этом, а о «перевязи Люра»... Алва отнял у бедняги не только жизнь, но и подвиг.

– Монсеньору что-нибудь угодно?

– Поставь вино на стол и можешь идти.

– Как угодно Монсеньору.

Полночь. Завтра утром нужно быть на Совете Меча. Альдо увидит, что Повелитель Скал, в отличие от Повелителя Волн, здоров. Ричард отхлебнул «Черной крови», после настоянного на меду и травах напитка вино казалось кисловатым. Чтобы не щеголять кругами под глазами, следует выспаться, но ложиться Дикон не спешил. Сны редко возвращаются, но вновь увидеть падающий под копыта Соны однорукий обрубок не хотелось.

– Ты становишься все серьезней, – голос был забытым, но знакомым. Ричард вздрогнул и открыл глаза. Надо же, он все-таки задремал.

– Между прочим, здравствуй. – Паоло с бокалом в руке развалился в кресле напротив. На кэналлийце было платье для верховой езды, в вырезе рубашки светилась алым эспера. Странно, Дикон всегда считал товарища безбожником.

– Прости, задремал, – затряс головой Ричард. – Ты здесь? Как? Откуда?

– А где же мне быть? – удивился приятель. – Ночевать на улице – это слишком.

– Куда ты девался? – нужно выгадать время и понять, чего хочет Паоло. Когда-то они были друзьями, но родич Ворона – это родич Ворона. – Мы чего только о тебе не думали.

– Я был в Агарисе, – сообщил кэналлиец, – у нас с отцом Германом там дела. Много дел.

– Я рад, что ты зашел, – промямлил Ричард, сам не понимая, врет или нет. – Когда ты вернулся?

– Летом. – Паоло с любопытством оглядел кабинет, и Дику стало неуютно. Если приятель бывал здесь и раньше, то спросит про портреты. И про кабаньи головы. Конечно, воля Альдо – закон, но только не для кэналлийцев.

– Не знал, что ты эсператист. – Если не хочешь расспросов, спрашивай сам.

– А я эсператист? – удивился Паоло. – Никогда бы не подумал.

– Ну, ты же носишь эсперу...

– Это подарок, – смуглые пальцы коснулась алой звезды. – Ты ведь любишь подарки?

На что он намекает? На Сону? На особняк? На дружбу Альдо? Ссоры Ричард не хотел, но если Паоло – враг Раканов, она неизбежна.

– Прекрасное кольцо, – одобрил Паоло, отхлебнув вина. – Красные камни, золотая молния... тонкая работа. Предвещает победу. Только вот чью?

– Кольцо? – переспросил Ричард, глупейшим образом уставившись на свои руки. – Какое?

– Оно осталось у лекаря, – уточнил бывший однокорытник, – оно было ему нужно.

– Ты о чем? – Дик внимательно вгляделся в позабытое лицо, оно было спокойным, как у Придда.

– Смотри, – длиннопалая рука метнулась вверх, указывая на портреты. – Твой предок тебя не понял. Он не любил отравителей.

Кольцо с молнией... Отравитель... Паоло знает все, но от кого? От Ворона или от Робера?

Нужно было что-то говорить, а потом скорее всего драться, но не левой же! Выгадывая время, юноша глянул на картины. С правого портрета глядела серая собака, Алана Святого на нем не было. Портрет отца тоже изменился: герцог Окделл стоял на груде выпиравших из багровой жижи трупов, в руке у Повелителя Скал был фамильный кинжал, нога в забрызганном сапоге упиралась в тело Робера Эпинэ.

– Что это?! – выдохнул Дик. – Кто это повесил?!

Ричард рванул звонок и не рассчитал силы. Оборванный шнурок упал на пол, Паоло его подхватил грациозным жестом танцора.

– Не следует бояться того, что уже произошло, но ты спрашивал, почему я не зашел раньше. Потому, что раньше ты был жив.

Что он сказал? Святой Алан, что он сказал?!

– Ты мертв, Дикон, как это ни печально. – Паоло поставил бокал на ручку кресла и прижал к глазам ладони. – Яд был в вине. В красном вине. Увы, ты, как и все северяне, не чувствуешь букета.

– Яд? – пробормотал Ричард. – Яд?

– Кахаэтис фалинхоэ, – уточнил отец Герман, кладя узкую руку на плечо Паоло. – Противоядие неизвестно, но у такой смерти есть свои преимущества. Вы, по крайней мере, не мучаетесь, просто не можете встать. Через полчаса вы потеряете сознание, так что советую распорядиться оставшимся временем как можно разумнее. Вам налить?

Ричард ничего не ответил. Олларианец наклонил кувшин, свет затравленно заметался по черно-красной струе. Отец Герман протянул юноше бокал, на плече священника топорщилась трехцветная кошка, ее глаза были прозрачными и зелеными, как незрелый крыжовник.

– Пей, Дикон, – сказала тварь и облизнулась, – это хорошая лоза. Четверо подарили нам радость, так радуйся...

Хорошая лоза... «Черная кровь»... Проклятый лекарь! Это сделал он... Лекаря привел Наль, которого он объявил своим наследником. Наль всегда ему завидовал, и еще он хочет Айрис. Они сговорились, сестра и кузен, и воспользовались первым удобным случаем.

– Я предупреждал вас, тан Окделл, – заметил священник, – вы не послушали. Что ж, ваш выбор и ваше право. Пейте, это все, что вам осталось.

«Пейте, это все, что вам осталось...» – руки двигались с трудом. Но Ричард все же отшвырнул проклятый бокал. Может, в нем и не было яда, даже наверняка не было, но вино было все тем же. «Черная кровь»... Как легко в ней растворить яд, белая крупинка тает и исчезает, словно ее и не было... Все, как было, только вместо жизни – смерть.

Алатский хрусталь разлетелся множеством жалящих искр, золотистый ковер набух темно-красным... Ричард отстраненно подумал, что теперь по этому ковру будут ходить Айрис и Наль, и проснулся. В своей постели. Живой... Рука болела, но терпимо, лунные блики ползали по стенам, играли на оружии, скользили по кабаньим мордам, которые он уберет завтра же. И плевать, что на обивке останутся пятна, он не может больше жить среди этих трофеев! Теперь Ричард не понимал, зачем приказал стелить себе в кабинете, можно подумать, в доме мало спален. Лучше всего перебраться прямо сейчас, но герцог, среди ночи меняющий кровати, уважения не вызывает. Придется дождаться утра.

Юноша повернулся на бок, пытаясь устроиться поудобней, не задев при этом руку. Спать хотелось чудовищно, но где два кошмара, там и третий. Впрочем, во втором был свой смысл – в доме есть врач, и врач этот может приготовить успокоительное. Повелитель Скал сел, пытаясь нащупать огниво, но вместо этого задел какую-то склянку, та опрокинулась. Ричард махнул рукой на огниво и зашарил рукой в поисках шнура от звонка. Теплая бархатистая змея отыскалась сразу же, герцог Окделл позвонил, прикидывая, что отвечать, если лекарь примется расспрашивать.

Врать врачам и исповедникам нельзя, но есть вещи, о которых не следует знать никому. Мэтр Шабли говорил, что сны есть отражения наших мыслей, чаяний и опасений, их лучше держать при себе. Ричард пригладил волосы и услышал шаги, тяжелые и медленные.

Слуги так не ходят, так в этом доме вообще никто не ходил. Ворон передвигался легко и стремительно, а по лестницам почти бегал, Хуан крался, как кот, и своих головорезов вышколил так же, а Савиньяки звенели шпорами и смеялись. Врач? Но мэтр Хелльбах был хоть и толстым, но суетливым, и потом, откуда дежурному лакею знать, что Монсеньору нужен медик?

Шаги приближались. Кто-то большой, уверенный в себе и своем праве, поднимался по лестнице. Кто?! И где Джереми, раздери его кошки?! В комнате полно оружия, но какой прок однорукому от алебард и незаряженных мушкетов, а сабли, шпаги и кинжалы вывез Хуан, но это не он! Вздумай работорговец вернуться, его бы никто не услышал. Ричард вновь затряс шнур, ненавидя себя и за свой страх, и за свою беспомощность. Если со звонком в порядке, сюда сбежится весь дом, а если нет? Нужно запереть дверь, но ключа нет. Единственное, что осталось, – это встать, взять с камина подсвечник, отступить за ширмы и ждать. Ночной гость один, если ударить в висок, с ним будет кончено.

Ричард торопливо вскочил, меховой ковер показался холодным и влажным. Ах да, он что-то разлил спросонья. Мокрая шерсть под ногами казалась отвратительной, пролитое снадобье пахло увядающими лилиями и еще чем-то, чем пахнет в подвалах и нежилых комнатах, в Надоре таких было много. Дик схватил подсвечник, он тоже был влажным. Святой Алан, да что ж такое?! А может, это очередной кошмар? Комнату с вечера отменно протопили, дом заперт, все в порядке, но он ранен, и у него жар, вот и снятся холод и чужие шаги. Сейчас он проснется, на этот раз окончательно, и больше не ляжет. Юноша с силой ущипнул себя за руку, прекрасно понимая, что это не поможет.

Испятнанный лунными пальцами мрак отступил перед вползшим в комнату светящимся маревом, словно ренквахские огни оторвались от породившей их трясины и пришли в дом человека, некогда нарушившего их покой. Вздохнули, словно жалуясь на дряхлость, и рассыпались трухой двери, и в проеме, уперев руки в бока, встал кто-то высокий и грузный. За спиной гостя клубилась тусклая зелень, и Дик мог видеть лишь силуэт, напоминавший отрастившую конечности бочку. Бонифаций? Но варастийский епископ не носит ни шляпы с пером, ни шпаги, и ему нечего делать в столице, хотя это же сон! Он не должен об этом забывать, и тогда он проснется. Он должен проснуться!

– Ха! – ночной гость шагнул вперед. – Унар Окделл, как вы приветствуете своего капитана?

Арамона?! Бред какой... А может, не бред, а глупая шутка. И ясно чья.

– Прекратите балаган! – рявкнул Ричард. – Сколько вам заплатил герцог Придд за это представление?!

– Ха! – вошедший топнул сапогом с белым отворотом. – Я служу Ей. Запомни это, унар Окделл. Ей, и никому иному.

Толстый капитан двинулся к камину, его шаги были странно вязкими, словно он шел по болоту.

– Ты не Арамона, – выдохнул Ричард в приближающуюся, знакомую до отвращения пасть и осекся, потому что раньше рожа Свина была багровой и от него несло вином, чесночными колбасками и по́том. Теперь в воздухе висел запах вянущих лилий и сладкой гнили, а кожа капитана Лаик стала белой и рыхлой, словно творог.

– Ты – мой унар, – проникновенно сказал Свин, беря Ричарда за плечо. – Но я больше за тебя не отвечаю. Ты мне не нужен. Она тебя не ждет, у тебя есть свой хозяин. Она говорит, между вами кровь и клятва. Твоя клятва и твоя кровь...

– Ты – сон, – Ричард сам не знал, кричит он или шепчет, – сон, уходи... Пусть четыре скалы защитят от... От...

– Скалы не простят клятвопреступника. – Арнольд Арамона выпустил Ричарда, и юноша, оскользаясь на гнилых досках, отступил к камину. – Ха! Я сказал, ты слышал. Но ты был дурным унаром. Ты не понял. И ты не запомнишь.

– Убирайся, «Создателю всего сущего, именем твоим и во имя твое...»

– Ха! – бледный толстяк неспешно повернулся и направился к стене между окнами. Зеленая муть мешалась с лунным дымом, обволакивая ставшего чудовищем пьяницу, у которого больше не было тени. Арамона шел медленно, вперевалку, чавкали в невидимом болоте ботфорты, медленно, словно морская трава, колыхались волосы и перо на шляпе, запах гнили и цветов становился невыносимым. Ричард дико закричал и бросился вон из превратившейся в склеп комнаты. Куда угодно, только подальше от жуткого запаха и расползающихся на глазах ковров. Забиться в дальний угол, спрятаться, пересидеть...

Подгнившая доска проломилась, Ричард ухватился за перила, забыв о ране. Дикая боль рванулась от запястья к плечу, Повелитель Скал не удержался на ногах и кубарем покатился по скользким, позеленевшим ступеням.

Глава 9

ХЕКСБЕРГ И РАКАНА (Б. ОЛЛАРИЯ)

Дата добавления: 2015-06-04