КАТЕГОРИИ: Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748) |
Часть вторая 4 страница. — А? Что? — вскинулся генерал
— А? Что? — вскинулся генерал. — От Третьякова? Ну, что он пишет? Прочтите шами, а то я беж очков не вижу! — прошамкал Надеин. — Напрашно он панику ражводит! Японцы уже отштупают по вшему фронту. Я об этом уже пошлал телеграмму в Артур, — проворчал недовольно генерал, когда Звонарев прочитал ему третьяковское послание. — Шам пишет, что японцы перештали штрелять, и тут же требует шебе артиллерию и режервы. Ничего я ему не дам. Пушть выкручиваетша шам. — И генерал опять погрузился в приятную дремоту. Прапорщик в недоумении топтался на месте, не зная, что ему предпринять дальше. — В Шеваштополе куда хуже бывало, и то помощи не прошили, — вдруг заговорил опять генерал, не открывая зажмуренных глаз. — На четвертом баштионе по дешять — двадцать человек оштавалошь и то отбивалишь шами от францужов, и от англичан, и от итальянцев. Опять последовала пауза. — Генерал Фок не прикажал давать режерв. Он на жавтра понадобитша. — И генерал окончательно замолчал. Звонарев отошел в сторону и стал наблюдать за картиной боя на правом фланге. На светлом фоне залива Хунуэнеза был отчетливо виден силуэт русской канонерской лодки «Бобр», которая громила левый японский фланг и тыл. Большие столбы дыма от разрыва крупных морских снарядов взлетали около занятой противником деревни. Вскоре деревня загорелась. Японцы стали быстро выбегать из нее, скрываясь в тылу. Прапорщик сообщил генералу свои наблюдения. — Я же вам говорил, что японцы отштупают. Шкоро они побегут по вшей линии, — не поднимая головы, равнодушным тоном отозвался генерал. В это время справа показалась выезжающая на позицию полевая батарея. Звонарев залюбовался, глядя на то, как на широком галопе она строго держала равнение и дистанцию между орудиями. Впереди на вороной лошади скакал командир, сопровождаемый трубачом на традиционном в артиллерии белом жеребце. Как только батарея вылетела на хребет, в воздухе блеснула командирская шашка, и тотчас, совершив на полном галопе заезд, батарея снялась с передков, а упряжка двинулась в тыл. В следующее мгновение первое орудие уже дало выстрел, а за ним, нагоняя друг друга, загрохотали и семь остальных. — Очередь! — донеслась команда с батареи. — Не правда ли, лихо? — проговорил очнувшийся Надеин. — Люблю шмотреть на артиллерийшкую штрельбу. Шердше радуетша. Но не успела батарея выпустить и нескольких очередей, как на нее обрушились десятки японских снарядов. Огонь батареи сразу ослабел, ее заволокло дымом и пылью, сквозь которые были видны падающие на землю люди, перевернутые зарядные ящики и опрокинутые подбитые орудия. Не прошло и пяти минут, как прислуга начала торопливо на руках скатывать вниз уцелевшие два‑три орудия. Еще немного, и на позиции батареи никого не осталось, кроме белеющих на зеленом фоне травы рубах убитых и раненых. Батарея прекратила свое существование. Звонарев был потрясен. — Царштво им небешное! Не повежло им шегодня, — прошамкал генерал и, сняв фуражку, перекрестился размашистым крестом. — Что прикажете доложить полковнику Третьякову? — осмелился наконец спросить прапорщик. — Ах, вы еще ждете? — откликнулся генерал. — Там под горкой в куштах шидит капитан Романовшкий. Пожовите его ко мне, я с ним хочу посоветоваться. Звонарев подошел к указанному месту и нашел лежащего на бурке молодого капитана генерального штаба. — Вас просит к себе генерал Надеин, — обратился к нему Звонарев. — Что? Надеин? Что еще надо этому старому!.. — нехотя отозвался капитан, лениво поднимаясь на ноги. Надеин рассказал Романовскому о просьбе Третьякова. — По‑моему, вполне основательные требования, ваше превосходительство. Если японцы начнут отступать, то эти батальоны с артиллерией можно будет бросить в преследование, а если опять будут атаковать, они помогут Третьякову отбить атаку, — с апломбом проговорил капитан. — А что шкажет потом Фок? — Едва ли он скоро появится здесь, — усмехнулся капитан. — Да, и Фок, и Штешшель не любят штрельбы. Еще в шеяьдешят шедьмом году, когда они у меня в роте шубалтернами были, то как подниметша штрельба, так оба и норовят в обож уехать, — оживился генерал. — И оба крешты жа других получили. Фок на Шипке и не был, а крешт жа нее имеет. Штешшель в шорока верштах от Тяньджиня был, когда его брали, и тоже умудрилша получить крешт жа его вжятие, вше по протекции. Хорошо тому, у кого рука наверху ешть, — вздохнул генерал. Романовский быстро набросал на полевой книжке ответ Третьякову и подал Надеину для подписи. Звонарев уже собирался ехать назад, когда неожиданно к ним подъехал с большой свитой Фок. — Как дела, Митрофан Александрович? — обратился он к Надеину, поднявшемуся со стула ему навстречу. — Японцы отштупают, а Третьяков прошит помощи! — ответил генерал, указывая на Звонарева. — Передайте полковнику Третьякову, что он не командир полка, а дерьмо собачье! — крикнул Звонареву сразу вскипевший Фок. — Больше ничего, можете ехать. Прапорщику ничего не оставалось как повиноваться, и он пошел к ординарцам, которые валялись на земле около своих лошадей. Через четверть часа Звонарев уже был у Третьякова и передал ему на словах ответ Фока. — О чем они думают? Японцы не только не отступают, но, наоборот, усиленно накапливаются против нашего левого фланга у деревни Сидай и против центра — за Цзинджоу! На левый фланг я отправил последний резерв. Теперь у меня остались только штабные ординарцы, — возмущался полковник. — Потом меня же винить будут, если японцы прорвутся и займут позицию. Прапорщик отправился к своим батареям. Вскоре бой возобновился по всей линии. Теперь японцы обрушились на стрелковые окопы. Эти окопы вовсе не имели бетонных блиндажей, а прикрывались лишь легонькими деревянными козырьками, которые могли предохранить только от ружейных и шрапнельных пуль, но не от артиллерийского огня. Траншеи наполнялись ранеными и убитыми. Вскоре на задние аппарели окопов стали выбрасывать трупы, которые мешали передвижению в траншеях. Белые рубахи убитых образовали за окопами четко видимую японцами кайму, чем еще больше облегчали им пристрелку. На море появились ушедшие было японские суда и начали фланговым огнем обстреливать стрелковые траншеи. Мощные взрывы морских снарядов сносили сразу по нескольку саженей окопов и проволочных заграждений. Положение пехоты стало критическим. Звонарев с волнением наблюдал за развертывающейся перед ним драмой, не имея возможности ничем помочь стрелкам. — Ваше благородие, японец лезет на наши окопы! — показал пальцем Купин на цепи противника, быстро приближавшиеся со стороны деревни Сидай. — Прямой наводкой шрапнелью! — скомандовал прапорщик, и несколько белых разрывов появились над неприятельскими цепями. Японцы сразу остановились и припали к земле, скрываясь за малейшими укрытиями на местности. Звонарев еще раз удивился тому, насколько хорошо сливалась с местностью их защитная одежда. Вскоре губительный артиллерийский огонь заставил стрелков очистить передовые окопы и отойти на вторую линию. Батареи наполнились ранеными, искавшими укрытия в бетонных блиндажах. На перевязочном пункте не хватало рук, и все артиллеристы, не занятые около орудий, превратились в санитаров, наскоро оказывающих помощь раненым. Артиллерийские позиции все больше наполнялись стрелками, которые постепенно уходили из совершенно уже разрушенных окопов. — Ваше благородие, — спросил Звонарева стрелковый унтер‑офицер, — кто у вас тут за старшего будет? — По артиллерийской части — я. А где ваши офицеры? — Кого побило, кто убег, — спокойно ответил солдат. — Мы не знаем, отступать ли нам дальше, и если отступать, то куда? — Попытаемся еще продержаться здесь, пока есть снаряды, может, помощь из резерва подойдет. — Не видать ее что‑то, ваше благородие, должно, весь резерв на другие участки израсходовали. Так я, ваше благородие, пока пушки будут стрелять, людей задержу здесь, — ответил унтер и поспешил к своим стрелкам. Между тем после многих тщетных усилий японцам удалось захватить передовые окопы, и по ним они быстро начали распространяться в обе стороны, обходя с тыла и флангов. Одновременно неприятельская артиллерия вновь обрушилась на русские батареи. Выглянув из‑за бруствера, Звонарев увидел, как захватившие передние окопы японцы добивали штыками русских раненых. Он видел, как некоторые из них пытались бежать от озверевших японцев, но падали, пронзенные штыками и пулями. Вне себя от возмущения, прапорщик бросился к орудиям. — Вали картечью, Купин! — крикнул Звонарев стоявшему неподалеку наводчику, но вблизи разорвался снаряд, и прапорщик увидел вместо солдата только кровавые куски мяса да один сапог, который, высоко взлетев в воздух, упал на бруствер. Около орудий не осталось больше артиллеристов. — Помогите мне пушку навести! — попросил Звонарев нескольких стрелков, еще продолжавших отстреливаться из‑за брустверов батарей. Оставив винтовки, солдаты сейчас же бросились ему помогать. Наскоро зарядив пушку картечью, прапорщик грубо навел ее на переполнивших ход сообщения японцев и выстрелил. Стрелки с жадным любопытством кинулись к брустверу. Картечь с визгом врезалась в толпу японцев, опрокинула и смяла их, и только несколько уцелевших человек, побросав в ужасе винтовки, выскочили из траншей и стремительно бросились в тыл. Дав еще два‑три выстрела, батареи замолкли, расстреляв все свои снаряды. — Отходи! — скомандовал Звонарев стрелкам и бросился к перевязочному пункту. Тут он увидел бледную, трясущуюся Варю. Она молча показывала на то место, где только что был перевязочный пункт. Попавшие в него одновременно несколько снарядов совершенно разрушили блиндаж и погребли под ним всех раненых. — Шурка где? — отрывисто спросил у нее прапорщик. В это время выброшенная взрывом земля в одном месте зашевелилась, и на поверхности показалась голова девушки. Вскочив на ноги, Шурка с криком опрометью бросилась бежать. — Уходить надо, ваше благородие! Совсем окружил нас японец, — с разбегу подлетел к ним Блохин, и все трое устремились за Шуркой. — Стой, — вдруг остановился солдат, — забыл в блиндаже свой вещевой мешок. Я мигом обернусь. — И он кинулся обратно к батарее. — Куда ты, дурья голова? — окликнул Звонарев, с ужасом глядя ему вслед. Но Блохин уже исчез в блиндаже и тотчас появился опять с вещевым мешком за плечами. Японцы были уже на батарее. Один из них, вскинув винтовку наперевес, бросился на Блохина, но тот с размаху упал ему под ноги, так что японец, запнувшись об него, полетел кувырком. В следующее мгновение Блохин был уже на ногах, выхватил у японца винтовку, ткнул его штыком и бросился бежать за Звонаревым, потрясая в воздухе захваченным трофеем. Около центральных батарей им навстречу с винтовками в руках выбежали Лебедкин, Белоногов и Заяц. — Уходи! — на бегу махнул им Звонарев. — Нас послал за вами, ваше благородие, Софрон Тимофеевич, они внизу у кухни со всеми нашими, — ответил Лебедкин, и все устремились дальше. Около кухни было относительно тихо, снаряды сюда почти не залетали. Здесь вокруг Родионова собрались все утесовцы. Тут же, сидя на земле, рыдала Шурка. — Пошли дальше, — скомандовал Родионов, едва к ним присоединился Звонарев с другими солдатами. — Дай передохнуть‑то им, Софрон Тимофеевич, — сказал Ярцев. — Не до отдыха сейчас, тикать надо, а то японцу в лапы как раз угодим! Сзади затрещали частые ружейные выстрелы. Солдаты бросились бежать дальше. Плачущую Шурку Назаренко волокли под руки Белоногов и Ярцев. К узкому проходу через окопы и проволочные заграждения со всех сторон стекались стрелки, на ходу отстреливаясь от наседавших японцев. Проскочить через проход сразу большому числу людей было почти невозможно, но тут помогла японская артиллерия, которая, преследуя русских огнем, обстреляла свои же цепи. Спасаясь от обстрела, японцы кинулись в сторону и остановились. Это дало возможность русским вырваться из рокового круга окопов и проволочных заграждений. Но впереди еще предстояло пробежать с версту по открытой местности до выемки железной дороги, где можно было бы укрыться от огня противника. К своей радости, они увидели двигавшиеся им навстречу цепи стрелков в белых рубахах. Все облегченно вздохнули. Японские снаряды остались позади, впереди была помощь. Запыхавшиеся люди пошли шагом. — Сосчитай‑ка, Тимофеич, кто у нас остался налицо, — распорядился Звонарев. — Налицо двадцать шесть, было сорок, не хватает четырнадцати. Убито пятеро, ранено трое, а остальные остались где — неизвестно! — доложил фейерверкер. Начали вспоминать, кого еще не хватает. В числе пропавших оказались Мельников, Кошелев и денщик Звонарева Грунин. Никто не знал, куда они делись. — Подберутся еще, ваше благородие! — успокоил Лебедкин. Совсем стемнело. Со стороны позиции доносилась лишь редкая ружейная перестрелка. К железной дороге продолжали подходить стрелки Пятого полка. Скоро их собралось человек около ста. — Возьмите над нами команду, ваше благородие, — подошел к Звонареву стрелок, — а то офицеров у нас нет, и в темноте мы боимся к японцу попасть. — Ладно! Собирайтесь да идите с нами на станцию Тафаншин, там, верно, и ваши офицеры найдутся, — распорядился Звонарев. — Артиллеристы, подымайсь! — скомандовал Родионов, и все тронулись дальше в путь. — Ваше благородие, мы с Зайцем и Белоноговым пойдем вперед, вроде как разведку сделаем, — предложил Лебедкин. — И меня с собой возьмите, — попросил Блохин, потряхивая своей японской винтовкой. Звонарев согласился и отпустил их. ИЗ ДНЕВНИКА ОФИЦЕРА ШТАБА ГЕНЕРАЛА ОКУ «Командующий 2 — й японской армией генерал Оку во время Цзинджоуского боя находился на горе Самсон, откуда и наблюдал в подзорную трубу за ходом боя. Весь его немногочисленный штаб был им разослан с различными приказаниями наступающим частям. Около генерала остался лишь майор Ямаоки, два ординарца и телефонист. По мере развития боя командующий все сильнее нервничал. Начатое еще с темнотой наступление на русские позиции до полудня не увенчалось успехом, несмотря на почти десятикратное превосходство в силах и наличие более чем двухсот полевых орудий, не считая морской артиллерии. В подзорную трубу генерал ясно видел, что артиллерия русских уже давно была приведена почти к полному молчанию, что окопы противника были сильно разрушены, и все же пехота его величества микадо не только не могла дойти до противника, но даже несколько отступила по всей линии и начала спешно окапываться, укрываясь от ружейного огня русских. Подбежавший связист подал генералу пакет. — От кого? — спросил Оку. — От командира полевой артиллерии армии, — доложил посланец. Генерал нетерпеливо разорвал конверт и, водрузив на нос очки, начал читать. Лицо его сразу приняло серьезное, сосредоточенное выражение. — Генерал Нира сообщает, что на батареях остался только неприкосновенный запас снарядов, и просит срочного пополнения, — проговорил Оку, обернувшись к подошедшему майору — Боюсь, ваше превосходительство, что раньше вечера мы эту просьбу удовлетворить не сможем, — ответил офицер, — так как на море все еще продолжается сильное волнение, что очень затрудняет выгрузку боеприпасов. — Наша пехота несет большие потери, особенно Первая дивизия в центре и Третья — на левом фланге. Необходимо немедленно принять самые решительные меры к преодолению сопротивления противника. — Тогда придется выдвинуть из резерва Третий пехотный полк и бросить его в атаку. — Но куда? До сих пор в русской позиции нет ни одной бреши. — Левый фланг русских сильно выдвинут вперед и к тому же обстреливается с моря. Здесь находится тактический ключ ко всей позиции, ваше превосходительство! Следовательно, сюда и надо двинуть резервный полк. — Без хорошей артиллерийской поддержки он тоже едва ли будет иметь успех, а снарядов у нас в обрез. В случае неудачи и русской контратаки мы окажемся в весьма критическом положении, ибо артиллерия не имеет снарядов, а полки расстроены тяжелыми потерями. — Пока жив наш Ямато‑Дасаки (японский дух), нам нечего опасаться поражения! Великая праматерь Аматерасу‑Амиками всегда поддержит своих верных сынов! — У русских есть хорошая пословица:» На бога надейся, сам не плошай «. Поэтому, не оставляя надежды на помощь богини Восходящего Солнца, надо подумать и о пополнении снарядами, хотя бы из артиллерийских парков Пятой дивизии, расположенной у станции Пуландьян. Я поручаю это вам, Ямаоки‑сан! — Для выполнения вашего распоряжения потребуется время, ваше превосходительство. — На выдвижение резервов в боевую линию тоже нужно время. Даю вам два часа на выполнение моего поручения. Я же в это время подтяну Третий полк к месту атаки и буду лично напутствовать его на пути славы! Майор откозырял и поспешил к своей лошади. Оставшись один, Оку задумался. Он знал, что к северу от него находится Первый Сибирский корпус русских. Надо было успеть во что бы то ни стало до ею подхода разгромить артурские войска и затем всеми силами обрушиться на север. Поэтому, чтобы наверняка обеспечить успех, сегодня целых три дивизии были брошены на один русский полк, занимавший цзинджоуские позиции. Тем не менее русские оказали совершенно исключительное сопротивление сперва при занятии города Цэинджоу, являющегося как бы передовым редутом всей позиции, а затем и по всей линии фронта. » Один полк против двенадцати. Шестьдесят орудий против двухсот сорока! И все же за семь часов боя решительного успеха не достигнуто, — мрачно соображал генерал, — а сзади за Тафаншинскими высотами стоит еще целая русская дивизия, не бывшая в бою. Есть о чем призадуматься!« Генерал мрачно шагал по своему наблюдательному пункту. Затем он приказал одному из ординарцев тотчас же отправиться к Третьему полку в деревню Шиндзы и передать приказание приготовиться к атаке. Когда солдат ушел, Оку поднес было бинокль к глазам, но тотчас его опустил. Он опять увидел — и который раз сегодня, — захлебнувшуюся около самых окопов русских очередную атаку японской пехоты. Появился еще ординарец, на этот раз от начальника санитарной части армии, с донесением, что с начала боя через перевязочные пункты прошло около ста раненых офицеров и свыше трех тысяч солдат. Командующий нахмурился. » Если к этому прибавить еще убитых, то наши потери составят до полутораста офицеров и не менее четырех тысяч нижних чинов, то есть около четверти всего офицерского состава армии и полутора полков солдат. На позициях у русских и в начале боя не было такого количества людей, — горестно думал генерал. — Еще одно последнее усилие, и если оно не удастся, то, придется прекратить бой и ожидать высадки новых подкреплений, обороняясь одновременно и с юга и с севера от наступающих русских армий «, — решил Оку Явился Ямаоки и доложил, что артиллерийские снаряды уже подвозятся. — Передайте сейчас же генералу Нира, чтобы он открыл самый сильный огонь по противнику и стрелял до последнего снаряда! — распорядился Оку. Вскоре японская артиллерия вновь усиленно загрохотала по всему фронту, а пехота опять бросилась в атаку, но снова была отбита. — Все резервы, какие еще есть под руками, немедленно бросить вперед! Я жду, что господа офицеры покажут себя истинными самураями и вместе с солдатами покроют себя вечной славой! — диктовал Оку майору свой очередной приказ. Артиллерия усиленно стреляла. — Патроны в полках на исходе, на батареях осталось по пяти‑шести снарядов на орудие! — тревожно сообщили из дивизии через полчаса. — Стрелять до последнего патрона и снаряда, а затем идти в штыки, и да поможет нам великая Аматерасу! — неистово кричал Оку в телефон своим командирам дивизий. Вечерело. Победа, казалось, окончательно ускользала из японских рук, и тут неожиданно с правого фланга передали радостную весть о том, что полки Четвертой дивизии ворвались в русские окопы. — Банзай! — забывая о своем престиже, во всю глотку закричал обрадованный генерал и стал усиленно смотреть в подзорную трубу. Ему было видно, как серо‑зеленые фигурки широкой волной заливали взятую позицию. Перед ними стремительно двигались назад белые линии русских цепей. Вскоре вся позиция была покрыта флагами Страны Восходящего Солнца. Победа стала несомненной. — Прикажете отдать диспозицию в преследовании противника? — спросил у генерала Ямаоки. — Я еще не сошел с ума! Ни одного шага дальше позиции! На ночь приготовиться к отбитию контратаки противника и тотчас начать подготовку позиции к обороне на случай завтрашнего боя, — приказал генерал. — Теперь же подтянуть парки и два полка из Пятой дивизии к Цзинджоу. Со всех сторон шли радостные вести о захваченных пленных и трофеях, но больше всего Оку обрадовался, когда лазутчики донесли об отходе частей, стоявших за Тафаншинскими воротами. Артурская армия перестала угрожать ему с юга. — Теперь пишите диспозицию, Ямаоки‑сан. Всем частям армии, за исключением двух полков и трех батарей Первой дивизии, к утру подготовиться к движению на север. Оставшимся под Цзинджоу частям держать связь с противником, но отнюдь не ввязываться при этом в бой, — продиктовал командующий майору. Когда около полуночи было получено сообщение об оставлении русскими Дальнего, Оку еще раз в этот день прокричал» банзай»в честь своего императора. — Право, Ямаоки‑сан, растерявшиеся и перетрусившие русские генералы сегодня больше моего заслужили благодарность нашего божественного Тенно, — проговорил он, обращаясь к своему офицеру. В знак согласия тот молча наклонил голову.
Глава третья
Когда японцы начали общее наступление на русские позиции, генерал Фок, на обязанности которого было руководить обороной Цзинджоу, находился на Тафаншинских высотах. Отсюда, почти в шестиверстной дальности, о» наблюдал за ходом боя. Генерал нервничал и чувствовал неприятную истому. Он помнил секретный приказ Стесселя — не задерживаться под Цзинджоу и отходить прямо в Артур. Надо было его выполнять. Около по‑прежнему сидел Надеин и угрюмо шамкал беззубым ртом: — Пора двинуть на помощь Третьякову Тринадцатый и Четырнадцатый полки и бригадой Ирмана, иначе будет пождно и придетша оштавить пожицию. Неподалеку, в ожидании генеральских распоряжений, группой стояли чины штаба и командиры всех полков дивизии. — Третьяков трус и подлец, раз он сам не может справиться с японцами, занимая такую позицию и имея около полусотни орудий, из которых больше десятка тяжелых крепостных, — сердито бросил Фок ворчавшему Надеину. — На таких позициях я бы волком ходил и всех японцев передушил, как цыплят. — Окопы и батареи ражрушены, артиллерия молчит, нет шнарядов, полк потерял половину швоего шоштава, — не унимался старик Надеин. — Дезертиры и бегуны, а не солдаты! Смотрите, сколько их в тылу без винтовок ходит. — Это артиллеришты, у них нет ни винтовок, ни шнарядов для штрельбы. — Вооружить их винтовками раненых и убитых и послать в окопы. — Едва ли это вожможно при данных обштоятельштвах. В это время к ним подъехал верхом худощавый полковник Ирман, командир Четвертой Восточносибирской стрелково‑артиллерийской бригады в сопровождении высокого, юношески стройного, моложавого капитана с лихо закрученными вверх иссиня‑черными усами — АлиАга Шихлинского. — Ваше превосходительство, — обратился Ирман к генералу Фоку, прикладывая руку к козырьку, — японцы почти уже обошли левый фланг позиции, на правом фланге наши части тоже отходят под давлением превосходящих сил противника. Положение Пятого полка очень тяжелое. Разрешите выдвинуть мои батареи на позицию полка и огнем на картечь остановить противника: это облегчит отход Пятого полка. — Категорически запрещаю выдвигать вперед хоть одно орудие, — резко возразил Фок. — Наоборот, оттяните сейчас же назад к Нангалину вашу Третью батарею, которая слишком у вас выдвинута вперед и легко может попасть в руки японцев. — Нашей батарее не угрожает опасность потому, что впереди нее залив Хунуэза, который форсировать японцам не так легко. В случае необходимости батарея свободно может отступить на Талиенвань или Дальний… — вмешался Шихлинский. — Прошу без рассуждений выполнить мое распоряжение, — оборвал офицеров Фок. Сдерживая свое возмущение, Ирман и Шихлинский, откозыряв, поспешили отъехать. — Как хотите, Владимир Александрович, — обратился к Ирману Шихлинский, — а я не отведу своей батареи, пока Пятый полк будет нуждаться в нашей поддержке. Даже в случае его отступления я буду стрелять до последнего, не считаясь с указаниями Фока. — В случае отхода Пятого полка Фок первым кинется в тыл, забыв о вас и о всех других. Поэтому я не возражаю против ваших намерений и даже больше — полностью разделяю ваши планы. Артиллерия должна до последнего патрона помогать пехоте, — согласился Ирадан. Па этом офицеры и расстались. — Пятый полк бежит, — доложил Фоку начальник его штаба полковник Дмитриевский. — Бежит не полк, а отдельные трусы и шкурники, которых надо сейчас же задержать и половину из них перестрелять на месте! — сердито прикрикнул Фок. Но вскоре Фок уже не спорил и не ругал своих подчиненных, вскоре и для него стал очевиден отход Пятого полка. Фок растерялся. Взмахом руки он подозвал к себе всех своих офицеров. — По‑видимому, японцы сосредоточили против нас огромные силы, благодаря чему им удалось занять такую сильную позицию, какой была наша. После разгрома Пятого полка перед ними нет больше препятствий, и они, очевидно, через час, много полтора будут уже здесь. Было бы безумием с моей стороны принять бой на неукрепленных позициях против превосходных сил противника, и нам остается одно: возможно скорее отступать к Артуру и укрыться за его укреплениями, — заикаясь от волнения, проговорил Фок. — Яш вами не шоглашен… — начал было Надеин, но Фок попросту отмахнулся от него, как от назойливой мухи. — Прошу господ командиров полков немедленно, по тревоге, поднять обозы и отправить их прямо в Артур, а через час после них должны двинуться и сами полки; так как Четырнадцатый полк расположен ближе всех к позиции, то он и составит арьергард. Тринадцатый и Пятнадцатый полки в порядке номеров пойдут к Нангалину, а оттуда через перевал Шииндзы, по Мандаринке, к Артуру. Артиллерия пойдет в промежутке между полками. Прошу немедленно привести в исполнение мои приказания, чтобы через час уже все было в движении! — Прикажете написать диспозицию частям? — спросил начальник штаба полковник Дмитриевский. — Какие там диспозиции! Лишь бы нам удалось ноги отсюда до ночи унести подобру‑поздорову. Не время сейчас писаниной заниматься! — желчно ответил Фок и приказал подать себе лошадь. — Ваше превосходительство, а мне когда отходить? — подбежал к генералу толстый, неуклюжий командир Четырнадцатого полка полковник Савицкий. — В бой не ввязывайтесь! Можете сниматься с позиции около девяти‑десяти часов вечера, ночевка полка в Нангалине! — Туда без малого двадцать верст, дорога скверная и идти надо ночью. Если я снимусь отсюда в десять часов вечера, то я только к утру буду в Нангалине, какая же это ночевка? — Не велика беда, если ваши стрелки не поспят одну ночь Важно выйти из‑под удара противника, оторваться от него и поскорее прибыть в Артур. — Понимаю, слушаюсь! — торопливо ответил Савицкий. — Пора нам двигаться, — обратился Фок к своему штабу. — Мы должны проскочить в Нангалин и оттуда руководить общим отходом полков дивизии. — Прикажете сообщить в Дальний об отступлении? — напомнил Дмитриевский. — Там сосредоточено многомиллионное имущество, которое в короткий срок вывезти, конечно, невозможно, и его придется уничтожить, чтобы оно не попало к японцам. — Потом, потом! Дайте уйти от всей этой сумятицы! — И генерал широкой рысью двинулся вперед. За ним затрусил и остальной штаб. Командиры полков карьером поскакали к своим частям, и в полках поднялась суматоха. Командиры батальонов лично обходили свои роты и передавали распоряжение о выступлении, сокращая для верности срок на четверть часа, ротные командиры урезывали время еще на четверть часа, а фельдфебеля просто поднимали солдат по тревоге. В результате не через час, а через полчаса обозы всех полков сплошной лавиной тянулись по всем дорогам, идущим к Нангалину. Тотчас за обозами начали выступать и полки. Оставленный в арьергарде Четырнадцатый стрелковый полк тоже недолго задержался на месте. Трусоватый командир полка полковник Савицкий нервно прислушивался к отдельным выстрелам, еще раздававшимся в направлении цзинджоусюих позиций. Вскоре он вызвал к себе начальника охотничьей команды поручика Енджеевского и приказал ему выдвинуться вперед и по возможности «задержать японскую армию, которая в составе нескольких дивизий преследует отходящий Пятый полк». — Довольно‑таки мудреная задача: с тремястами человек без артиллерии задержать целую армию, — не без иронии ответил поручик. — Продержитесь возможно дольше. Помните: жертвуя собою, вы спасете нашу дивизию от разгрома, — с пафосом проговорил полковник. — Сделаю все возможное и невозможное, господин полковник. Не поминайте лихом, если не вернусь! — в тон Савицкому произнес Енджеевский, сдерживая улыбку при виде взволнованного лица своего командира.
Дата добавления: 2015-06-04; Просмотров: 361; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы! Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет |