Часть вторая 9 страница. — Осталась в качестве сувенира о пребывании в Артуре великих князей Кирилла и Бориса

— Осталась в качестве сувенира о пребывании в Артуре великих князей Кирилла и Бориса. Она была приготовлена специально по их заказу, но мартовская катастрофа помешала ее использовать по назначению. Я узнал о ней случайно, и мы решили преподнести ее вам с Андрюшей в знак нашей любви.

— Надеюсь, вы не собираетесь выпить водку в один присест? — осведомилась Рива не без тревоги.

— Не беспокойтесь, мы ее будем пить долго‑долго.

Чтобы не раздавить обеденный стол гигантской бутылью, ее поместили на специальной дубовой подставке. Борейко в качестве виночерпия сел возле нее, разливая водку по рюмкам. К удивлению всех, сам он ограничился только тремя небольшими рюмками.

— Решил отвыкать от водки, — пояснил он удивленной Риве.

— Не иначе как вы собрались жениться, — догадалась Оля.

— Дело не плохое, да кто за меня пойдет?

— Поищем, авось и найдем, — загадочно сказала Рива.

Борейко в ответ только оглушительно прокашлялся и поспешил перевести разговор на другие темы.

— Слыхал я, что микадо вашего Витгефта наградил орденом Восходящего Солнца за блестящее выполнение десантной операции армии Оку, — обратился он к Акинфиеву.

— На его месте я наградил бы еще многих других, помимо адмирала, — вмешался Эллис, — прежде всего Ухтомского, Рейценштейна, Шенсновича: все они дружно поддерживали адмирала сегодня на совещании.

— Наши, Стессель с Фоком, тоже от них не отстали Допустили беспрепятственную высадку армии Оку. Зря сдали японцам Цзинджоу, подарили им Дальний, сейчас делают вид, что собираются защищать Артур, — продолжал Борейко. — На укреплениях казематы и блиндажи строятся не столько из бетона, сколько из глины, пушки установлены на позициях открыто — одним словом, все делается, чтобы ускорить падение Артура.

— К Стесселю надо прибавить еще и нашего Савицкого, и командира Пятнадцатого полка Грязнова, Гандурина и еще многих других, — заговорил до этого молчавший Енджеевскнй. — После Цзинджоу все они сперва решили бежать прямо в Артур и только по настоянию Кондратенко задержались на Юпилазском перевале. Моим донесениям, что японцы уходят на север, никто из них не поверил, а мне «за неточное выполнение приказания о прикрытии отхода после Цзинджоуского боя» закатили строгий выговор в приказе.

— Меня интересует, — опросила Желтова, — в Манчьжурской армии дела обстоят так же, как у нас, или лучше?

— Здесь Стессель и компания, там Алексеев и компания, хотя люди и разные, но сущность их совершенно одинакова. Следовательно, и дела обстоят тоже одинаково: у нас Цзинджоу, у них Тюренчен, тоже поражение беспорядочный отход, — ответил ей Евджеевский.

— Там хотя единоначалие есть, а у нас в АртуреСтессель одно, Смирнов — другое, Витгефт — третье, — заметил Звонарев, молчаливо сидевший в стороне.

— Григорович — четвертое, так как он не подчинен Витгефту, — пояснил Сойманов. — А, как известно, у семи нянек дитя всегда бывает без глаза.

— При таком положении вещей трудно рассчитывать на успех в войне, — с грустью проговорила Мария Петровна.

— Главный вопрос войны — обладание морем — пока что нами не решен в свою пользу. Правда, и японцы тоже не могут считать себя полными хозяевами в Желтом море, но бездеятельность нашего флота фактически передала инициативу в борьбе за обладание морем в руки японцев, — проговорил Стах.

— Да, наш Витгефт палец о палец не ударил, чтобы воспрепятствовать высадке японцев у Бидзиво, затем не помог армии в борьбе за цзинджоуские позиции, а сейчас спокойно наблюдает за тем, как японцы устраивают свою военно‑морскую базу в Дальнем. Он является объективно предателем наших интересов в этой войне, — проговорил Эллис.

— Нельзя нас, молодежь, смешивать с Внтгефтом и капитанами первого и второго ранга! Они прежде всего не знают современной техники, ибо как командиры выросли при парусном флоте. Наши корабли по своей конструкции отнюдь не хуже японских, особенно построенные за границей. Но плохо подготовленный командный состав не умеет их использовать как надо. Из морского корпуса нас выпускают плохо подготовленными к современной морской службе. Приходится дополнительно кончать потом артиллерийские, минные, штурманские классы, чтобы стать специалистом в одной из этих отраслей морского дела. Подготовка матросовспециалистов поставлена еще хуже. Выезжаем больше на русской смекалке. В общем, и нам и матросам не хватает культуры для полного освоения современной морской техники, — разглагольствовал Сойманов.

— Короче говоря, в тысяча восемьсот семидесятом году Францию победил немецкий учитель, а теперь нас побеждает японский, — резюмировала разговор Желтова.

— Вывод из этого может быть сделан только один: необходима скорейшая смена образа правления, — живо проговорила Оля Селенина.

— Мы все верноподданные сыны своей родины и ради ее блага готовы на все, — заметил Сойманов.

— Кто как понимает это благо, — заметила Желтова.

— По‑нашему, все, что может помочь нашей победе над японцами, то благо, — заметил Борейко.

— С таким определением мы все согласимся, — вмешалась Оля Селенина.

— С чем вас всех и поздравляем, — закончил Борейко. — Завтра же все вместе открутим головы Стесселю, Витгефту и всей их компании. Это, несомненно, будет очень полезно для нашей победы.

— Иногда бывают полезны и поражения, — заметила Оля. — Севастопольский разгром способствовал обновлению нашего государственного строя.

— Что не помешало, однако, нигилистам убить царяосвободителя, — заметил Сойманов.

— Не столько освободителя, сколько мучителя, — не сдавалась Оля.

— Вы, оказывается, довольно‑таки зловредный комарик! — посмотрел на Олю с высоты своего саженного роста Борейко.

— Зато вы мне кажетесь довольно‑таки ручным медведем.

— Ты не далека от истины, Оля, — заметила Рива. — Это предобрый медведище, хотя и хочет казаться страшным и сердитым.

— Ой, Андрюша, Сережа, Павлик — защитите! Меня при жизни собираются канонизировать, а я совсем не хочу превращаться в живые мощи, — с комическим ужасом воскликнул Борейко.

— Итак, эскадра все же на днях уходит в море, — сообщил Звонарев.

— Слава создателю! — в один голос воскликнули Борейко, Енджеевский и Сойманов. — Когда точно?

— На рассвете девятого июня, — сказал Эллис.

Куинсан, подававшая на стол, бросила на него быстрый взгляд и отвернулась. Андрюша заметил это и нахмурился.

— Принеси‑ка мне чаю, — приказал он девушке, — и не толкись понапрасну здесь.

Служанка поспешила выйти из столовой.

— Выйдет вся эскадра или только ее часть? — полюбопытствовал Борейко.

— Выйдут все броненосцы, крейсера и оба отряда миноносцев. Если встретим лишь часть японской эскадры, то попытаемся ее разбить, — ответил Эллис.

— А если всю?

— Тогда боя не примем и ворвемся в Артур.

— Не очень‑то вы храбры! Под Синопом Нахимов не спрашивал, сколько перед ним турок, атаковал их и уничтожил. А вы рассчитываете: много или мало будет японцев и что в каком случае делать, — иронизировал Стах.

— Там было другое соотношение сил, — начал было Эллис.

— А главное… дух был боевой, и во главе стоял не растяпа Витгефт, а настоящий боевой адмирал, — перебил его Стах.

— За здоровье нашего героя Андрюши! Пусть тебе с Ривой живется, как в раю, — чокнулся Борейко. — Горько молодым!

Все, смеясь, подхватили этот тост. Рива и Андрюша церемонно поцеловались.

— Чей за нами черед? — спросила Рива.

— Стаха и Лели.

— А за ними?

— Вари и Сережи.

— А потом? — не унималась Рива.

— Оли и Бори! — в один голос воскликнули все присутствующие.

— Что‑о‑о? — одновременно взревел Борейко и запищала Оля.

— Это что‑то новое! Наша Оля настоящая весталка и дала обет безбрачия, — улыбаясь, проговорила Мария Петровна.

— Выйти замуж за такого медведя, как он! С ума надо сойти, чтобы такое представить себе, — возмутилась Селенина.

— Напрасно ты так говоришь, Оля! Он очень хороший, этот медведь, — обратилась к учительнице Рива.

— Только пьяница беспробудный, — отрекомендовал себя Борейко.

— Оля вас быстро к рукам приберет. Хотя сама и маленькая, но характер у нее огромный. Живо забудете о водке, — подтвердила Желтова.

— Ничего не возражал бы против этого.

— Так за чем же дело стало? — под общий смех спросил Акинфиев.

Так, смеясь и дружески шутя, гости еще долго сидели в уютной квартирке.

Звонарев был очень удивлен, получив на свое имя телефонограмму за подписью Жуковского, в которой ему предлагалось к двум часам дня прибыть на Электрический Утес, причем многозначительно добавлялось: «Форма одежды парадная, при оружии».

Когда Звонарев подъехал к батарее, то увидел, что рота выстроена во фронт На правом фланге расположился оркестр. Во главе взводов находились офицеры, на левом фланге, вооруженный японской винтовкой, стоял Блохин, рядом с ним фельдшер Мельников, Шура Назаренко и Варя Белая

Наскоро поздоровавшись с Звонаревым, Жуковский приказал ему стать в четвертый взвод и тревожно ткнул пальцем в приближающуюся кавалькаду. Заняв свое место в строю, Звонарев увидел, что к батарее приближались верхом сразу четыре генерала. Стессель, Смирнов, Белый и Никитин, за ними двигалось человек двадцать свиты и конвоя.

Как только превосходительные гости спешились, Жуковский подал команду, музыка заиграла, солдаты вскинули винтовки на караул.

Генералы по очереди, начиная со Стесселя, поздоровались с ротой. Затем, став против середины фронта, Стессель громким голосом начал вызывать награжденных солдат.

Поздравив награжденных и поблагодарив их за службу, Стессель обратил внимание на Блохина.

— Откуда у тебя эта винтовка? — спросил он у солдата.

— Взял в бою под Цзинджоу, ваше превосходительство.

— Больно рожа у тебя похабная, бандитом смотришь. Под судом был?

— Он и сейчас в разряде штрафованных состоит, — доложил Жуковский.

— Напрасно представляли его к кресту, надо было сперва штраф с него снять. Что ты сделал под Цзинджоу?

— Винтовку японскую забрал, ваше превосходительство.

— Ты бы лучше живого японца взял.

— Я приколол его, ваше превосходительство, а винтовку взял.

— Какой же ты подвиг совершил?

— Сбил японскую пушку прямой наводкой при атаке города Цзинджоу, — доложил Жуковский.

— Что же ты об этом молчишь, дурак! — рассвирепел Стессель. — Герой, а морда арестантская. Вы за ним присматривайте, как бы снимать крест потом не пришлось. Ба! Жиденка вижу, — удивился генерал, увидев перед собой Зайца. — Ты‑то что геройского мог совершить?

— «Под ураганным огнем артиллерии доставил обед на позицию, за убылью номеров стал за наводчика к орудию и до конца боя отражал атаки японцев», — по наградному листу прочитал личный адъютант Стесселя князь Гантимуров.

— Первый жид в Артуре, которому я даю крест, и, надеюсь, последний, — брюзжал Стессель.

Последними были вызваны Варя Белая и Шура Назаренко. Дойдя до Шуры Назаренко и увидев на ней медаль, Стессель спросил, от кого она ее получила, и, узнав, что от Макарова, поморщился.

— Он не имел права награждать тебя, раз ты работала в береговой части, а не в морской, ну да все равно — И генерал милостиво нацепил ей еще одну медаль.

— А тебе, стрекоза, — обратился Стессель к Варе Белой, — не следовало бы давать медали за твою дерзость, но…

— Без всяких «но», генерал! Оставьте медаль себе на память о вашей тогдашней грубости. Мне она не нужна, — выпалила Варя и, обойдя остолбеневшего от удивления генерала, сбежала вниз к своей лошади, вскочила на нее и вихрем понеслась от батареи.

— Варвара, вернись! — крикнул было ей вдогонку отец, но девушка только махнула в ответ рукой.

— Придется тебе, Василий Федорович, вместо медали наградить ее березовой кашей: совсем девка от рук отбилась! — сердито обернулся Стессель к Белому. — За новых георгиевских кавалеров, ура! — закончил он.

Выходка Вари расстроила весь ритуал награждения. Пропустив роту мимо себя торжественным маршем, Стессель отказался от предложенной закуски и вместе со свитой тотчас же уехал. Солдаты вернулись в казарму, обсуждая происшедшее.

После завтрака Звонарев заторопился в город: ему хотелось повидать Варю и переговорить о случившемся. Девушку он застал за чтением.

— Изумительно интересная вещь! Почему нам в институте не давали таких книг? — встретила она Звонарева.

— Что за роман?

— Роман! Учебник физиологии для фельдшерских школ. Ну, что сделал Стессель после моего отъезда? Воображаю, как он обозлился! Папе я боюсь на глаза попасться. Представьте, этот дурак Гантимуров звонил мне по телефону, что завтра лично привезет мне злосчастную медаль. Я сказала, что немедленно выброшу ее в море. А жаль! — вздохнула Варя. — Так красиво — сестра с Георгиевской медалью.

— Ха‑ха‑ха‑ха! — расхохотался Звонарев. — Зачем же вы от нее отказались?

— Принципиально! Чтобы не думали, что меня можно безнаказанно оскорблять.

В передней раздался звонок, и послышался голос Белого, спрашивающего о Варе.

— Она с Звонаревым, — ответила Мария Фоминична.

— Эта дрянная девчонка скандал сегодня устроила Стесселю на Электрическом Утесе — отказалась от награды.

— Как так? Она ведь сама ездила к Стесселю хлопотать о ней!

— Ничего подобного, — вылетела Варя в переднюю, — я хлопотала за Звон… за солдат, а не за себя. А Стессель не смеет меня при всех называть стрекозой, как будто я маленькая, и говорить, что я не заслужила медали, — затараторила Варя и вдруг громко всхлипнула и залилась слезами.

— Имей после этого дело с бабами! — возмутился Белый и ушел в свой кабинет, сердито хлопнув дверью.

Звонарев, оставшись один, принялся рассматривать валявшиеся на столе старые журналы. Подождав, когда Варя с матерью ушли из передней, он хотел тихонько уйти.

— Вы уже уходите, прапорщик? — неожиданно окликнул его генерал из кабинета.

— Так точно. Разрешите откланяться.

— До свидания. И мой совет вам — никогда не женитесь на сумасшедших девчонках, которые и сами не знают, чего они хотят, — неожиданно добавил Белый, пожимая руку Звонареву.

Глава пятая

Утром седьмого июня, когда Звонарев приехал в штаб, Кондратенко протянул ему свежий, еще пахнущий типографской краской, номер местной порт‑артурской газеты «Новый край».

— Наши морячки наконец‑то раскачались и рискнули выйти в море, — указал генерал на одно из сообщений газеты:

ПРИКАЗ N 177 г. Порт‑Артур 7 июня 1904 г.

Эскадра, окончив исправление судов, поврежденных коварным врагом еще до объявления войны, теперь выходит, по приказанию наместника, в море, чтобы помочь сухопутным боевым силам защищать Артур. С помощью бога и святого Николая‑чудотворца, покровителя моряков, постараемся выполнить наш долг совести и присяги перед государем и разбить неприятеля, ослабленного гибелью на наших минах части его судов. Маленькая лодка «Бобр» показала 13 мая (во время Цзинджоуского боя) пример, что можно сделать даже при самых тяжелых обстоятельствах. Да поможет нам бог.

Контр‑адмирал Витгефт

— Но ведь все корабли еще в гавани, — удивился прапорщик. — И потом, что за странная манера печатать в газетах оперативные приказы?

— Газетчики народ шустрый, везде сумеют пролезть и все пронюхать, — улыбнулся генерал, — но все же надо будет указать редактору на недопустимость такого отношения к боевым приказам.

— Кто редактирует газету?

— Полковник Артемьев. Газета ведь официальная, казенная, — пояснил Кондратенко.

— Как офицер, он сам должен понимать недопустимость таких заметок, — удивлялся Звонарен.

— Кроме того, газета проходит через две цензуры: штаба Стесселя и штаба крепости — и все же, как видите…

— Ваше превосходительство, — обратился в это время один из писарей к генералу, — из редакции пришел рассыльный, просит газету вернуть обратно. Ошибка какаято с ней вышла.

— Что за чепуха? Позови его сюда, — распорядился Кондратенко.

Через минуту в кабинет вошел молодой человек и учтиво поклонился.

— Вы меня звали, ваше превосходительство?

— Да, объясните, пожалуйста, почему вы обратно отбираете разосланные номера газет?

— По ошибке напечатали, что эскадра сегодня выходит в море, а она не выходит. Поэтому и приказано отобрать газету обратно, — словоохотливо пояснил посланец.

— Час от часу не легче! Не хотите вводить в заблуждение своих подписчиков, заодно и японцев, которые, конечно, очень исправно получают вашу газету? — усмехнулся генерал. — Я сейчас пару слов напишу редактору. Вот, передайте ему эту записку и больше никому не рассказывайте, что эскадра не выйдет: это военный секрет.

— Весь Артур об этом знает, — оправдывался газетчик.

— Тем хуже, незачем было отбирать газету. Пусть бы все думали, что эскадра вечером, что ли, выйдет в море, — пояснил генерал. — Ну, Сергей Владимирович, поедем по фортам.

Около третьего укрепления Кондратенко и Звонарев нагнали Стесселя с его свитой — Никитиным, Водягой и Гантимуровым.

— Самотопы‑то наши и впрямь вылезть из гавани собрались, — улыбнулся Стессель, здороваясь с Кондратенко. — Поддали мы им жару тогда на заседании.

— Не верь им, Анатолий Михайлович, — отозвался Никитин. — Подымят, подымят в гавани и успокоятся. На большее у них смелости не хватит.

Кондратенко рассказал об инциденте с газетой.

— Изменники, предатели! — возмущался Стессель. —

Сегодня же займусь этим.

Строящиеся укрепления издали были похожи на муравейник. Солдаты смешались с сотнями китайцев и растерянно толкались на тесном пространстве. Офицеров не было видно. Кто‑то из солдат, увидя генералов, скомандовал «смирно». Стессель, приподнявшись на стременах, зычно поздоровался. Ему отвечали все сразу — и солдаты и китайцы.

— Где господа офицеры? — спросил Стессель.

— Еще не пришедши, — ответили — из толпы.

— Зачтите их фамилии, — обернулся Стессель к своим адъютантам, — всем опоздавшим офицерам — по десять суток на гауптвахте!

Генералы поежгись и начали обходить работы.

Работы по сооружению укрепления заканчивались. Назначением его являлось закрытие доступа в долину реки Лунхе. Укрепление имело вид пятиугольника с хвостиком в задней, горжевой части, было окружено рвом шириною в четырнадцать метров и глубиною в девять. По углам рва находились бетонные капониры, соединенные подземной галереей с тыловой казармой, где должен был размещаться гарнизон форта. Валы имели высоту в две с половиною сажени и толщину в двенадцать саженей. Сверху они обкладывались мешками с землею, среди которых были сделаны бойницы для стрелков, но никаких козырьков для прикрытия не было.

Посредине внутреннего двора укрепления была расположена батарея из четырех шестидюймовых пушек. Орудия стояли совершенно не защищенные, лишь спереди едва прикрытые невысоким бруствером из мешков. В бетонных траверсах между орудиями были устроены снарядные и пороховые погреба и блиндажи для орудийной прислуги. Слева виднелась броневая башня морского тина для командира батареи, тут же, несколько позади, под правым бруствером форта, была устроена прочная бетонная казарма для полуроты артиллеристов. Но ни вентиляции, ни электрического освещения в казармах не было, равно как отхожих мест и кухни. Боеприпасы предполагалось размещать тут же в казарме, так как никаких специальных складов для них не существовали.

Звонарев указал Кондратенко на все эти дефекты.

— Чушь! — услышав его, отозвался Стессель. — Это боевое укрепление, а не дворец, обойдутся и без вентиляции, не будет света, больше будут спать и набираться сил. В уборную могут ходить прямо в ров, авось до краев его не заполнят за время осады. Пищу надо подвозить с тыла. Я считаю, что форт закончен постройкой, — решил генерал.

— Нужно еще с неделю на окончательное приведение его в порядок, — возразил Кондратенко.

— Даю три дня. Сам приеду принимать укрепление. — И генерал направился к своей лошади.

В это время появился капитан Шевцов.

— Где вы были до сих пор? — накинулся на него Стессель.

— На соседнем укреплении, ваше превосходительство.

— Как только слез с лошади, вы должны были немедленно прибыть сюда! Арестовать на двадцать суток! — орал Стессель.

— Я поручил капитану в срочном порядке закончить работу на соседнем укреплении. Он уже двое суток находится там, — вступился Кондратенко.

— И все же капитан должен строго соблюдать правила воинского чинопочитания, — уже спокойно проговорил Стессель.

— В десятидневный срок окончим все работы, — доложил капитан.

— Перебросьте всех освобождающихся здесь рабочих на укрепление, чтобы окончить его в недельный срок, — распорядился Стессель. — Ну, я, Роман Исидорович, поеду к себе в штаб, — проговорил генерал.

Когда он уехал, Кондратенко ласково потрепал по плечу Шевцова.

— Не принимайте близко к сердцу, Алексей Владимирович, стессельокой выходки. Ведь вы знаете, он бранчлив, но отходчив. Не вы первый, не вы последний.

— Все это так, ваше превосходительство, но всему есть предел. На войне нервы иногда сдают, и тогда в ответ на брань он может подвергнуться также оскорблению, — взволнованно отвечал Шевцов.

— Твердо убежден, что ваши нервы не сдадут и вы сохраните свою всегдашнюю выдержку и спокойствие.

— Постараюсь, ваше превосходительство! Я хотел у вас просить на сегодняшний день прапорщика Звонарева, чтобы с ним посоветоваться по вопросам укрытия наших орудий.

— Если вы ничего не имеете против, я тоже приму участие в этом совете, — любезно проговорил генерал.

— Мы будем весьма польщены, — начал было Шевцов.

— Тогда пойдем сперва на форт номер три, а потом на ваше укрепление, — решил Кондратенко, и все трое двинулись.

Уже поздно вечером, усталый и голодный, Звонарев распрощался с Кондратенко и Шевцовым и заехал на Залитерную батарею. Работы там шли полным ходом при свете прожектора. Около батареи был разведен костер, возле, которого стояла походная кухня. Тут же возились Заяц и Белоногов. Поздоровавшись и отдав им свою лошадь, прапорщик спросил:

— Поручик где?

— На батарее. Ни днем, ни ночью сам не спит и другим не дает, — жаловались солдаты.

Подойдя к месту работы, Звонарев тотчас услышал зычный голос Борейко.

— Трамбуй, черти, веселей, крепче бетон будет! Добавь тут еще два вершка. Куда, голова елова, прешь, правей бери! — доносились крики с батареи.

— Здорово, Сережа! Что давно к нам не заглядывал? Возле Вари все сидишь? Надоест это потом, когда на всю жизнь пришит к ней будешь.

— Новое придумай, Боря, да что‑нибудь поинтереснее, — обиделся прапорщик.

— Ладно. Вот что, друг, мои ребята надумали тут одну штукенцию, а только я не знаю — можно это делать или нельзя. Хохлы наши, Денисенко и Гайдай, предложили в бетон класть для большей прочности железные балки и рельсы. Меня же сомнение берет — не проржавеют ли они в мокром бетоне. Денисенко, поди‑ка сюда! — окликнул он проходившего мимо матроса. — Расскажи‑ка прапорщику, как ты хочешь связать между собой рельсы.

— Просверлить их подошвы и взять на болты. Лебедкин первую партию уже собрал, получается вроде железной плетенки, — объяснил матрос. — И проржаветь рельса не должна, — дюже она толстая, не скоро ее ржа проест.

— Посоветуюсь с инженерами, что они скажут, — осторожно ответил прапорщик.

К ним подошел Жуковский.

— Опять наш Борис Дмитриевич по‑своему хочет делать. По‑моему, эти рельсы только ослабят бетон. Он будет не монолитным, а весь пронизан железом и при первом попадании станет отваливаться по кускам. Как вы считаете, Сергей Владимирович? — обратился капитан к Звонареву.

— По‑моему, выдумка не дурна, но все же я спрошу инженеров. Не плохо было бы и вам так же свою батарею переделать.

— Ой, что вы! Мы и так по вашему приказанию без малого всю батарею перестроили, а тут еще новая переделка. Бог не без милости, и на этих батареях выдержим осаду, если только японцы сюда доберутся. У вас там в высших сферах ничего не слышно о Маньчжурской армии? Что Куропаткин делает? Скоро ли нас освободят от японцев? — спросил Жуковский.

— Насчет Куропаткина пока ничего не слышно.

Звонарев справился, как обстоит дело с освещением, вентиляцией и другим оборудованием.

— Все сделаем. На батареях у нас будет не хуже, чем на Электрическом Утесе. Водопровод и тот проведем. Нашли небольшой родничок, расчистили, завели его в трубу, получилось чисто и хорошо. Днем жарища, солнце палит немилосердно, а у нас под руками всегда свежая вода, и работать веселее, — хвастался Борейко. — Если бы все батареи были такие, как моя Залитерная, никогда японец не взял бы Артура; строю я ее вместе с солдатами, с ними обо всем советуюсь, и они из кожи лезут, чтобы все было покрепче да получше.

Звонарев пообещал исполнить все данные ему поручения и, сев на лошадь, тронулся в Артиллерийский городок.

На квартире он застал обед, присланный от Белых.

— Мария Фоминична предлагает нас с вами взять к себе в нахлебники, — пояснил ему Гобято. — Вернее, конечно, — вас, а меня только из приличия к вам пристегивает.

— Поэтому я решительно отказываюсь.

— Увы, я уже дал согласие и за себя и за вас и даже внес сто рублей, — улыбнулся Гобято, который заранее договорился обо всем с Варей.

Звонарев сердито вздохнул, но больше не протестовал.

Через день, когда Звонарев днем проезжал по Новому городу мимо домика Ривы, она окликнула его в окно.

— Сережа, поверните хотя бы голову в мою сторону, а то я на вас обижусь. Загордились, сил нет. Еще бы, не сегодня‑завтра станете генеральским зятем! — смеялась она.

— Ривочка, хоть вы пощадите меня. Мне и так нигде не дают проходу, — взмолился Звонарев, останавливаясь у окошка.

— Слезайте‑ка с лошади, поставьте ее во дворе и заходите к нам, — пригласила Рива.

Прапорщик въехал во двор, спешился, отпустил подпруги и, привязав лошадь чумбуром около сарая, весь пропыленный и пахнущий конским потом, развалистой походкой кавалериста, с плеткой в руках, вошел в комнату.

— Андрюша вас зовет, — сказала Рива из‑за двери спальни.

Звонарев вошел в спальню. Акинфиев лежал на кровати.

— Что это ты валяешься среди дня? — удивился Звонарев.

— Собираюсь с силами перед походом.

— Каким походом?

— Завтра с рассветом выползаем наконец из Артура.

— Опять надуете?

— Нет, теперь уже без обмана. Вылезли бы на свет божий еще сегодня, да Зацаренный, командир «Победы», заболел желтой лихорадкой. Вместо него с «. Паллады» назначили временно Сарнавского, а на «Палладу»— с «Амура» Иванова. Пока командиры приняли свои новые корабли, прилив прошел и пришлось ждать новой высокой воды до завтрашнего утра, — пояснил Андрюша.

— Как же это так? — изумился Звонарев. — Перед самым выходом корабля в бой на него назначают нового командира? Не проще ли было заболевшего командира заменить его старшим офицером?

— Что ты! Этого никак нельзя. Вышло бы, что броненосцем командует капитан второго ранга Рухлов, а капитан первого ранга Сарнавекий — всего только крейсером. Им было бы очень обидно, — совершенно серьезно возражал Акинфиев.

— В боевой обстановке не приходится считаться с личными обидами. Старшие офицеры знают всех и вся на корабле, и их все знают, поэтому было бы рациональнее им и поручить командование кораблем в бою, раз заболел командир.

— Ты рассуждаешь по‑сухопутному. У нас, моряков, такой порядок не принят.

— И очень жаль. Завтра заболеет лихорадкой или просто медвежьей болезнью еще какой‑нибудь командир, и опять начнется перетасовка всех командиров на эскадре.

— У нас иначе нельзя, — пытался было еще возражать Андрюша, но сам понял несостоятельность своих возражений и замолк.

— Думаете вернуться назад в Артур или попытаетесь прорываться во Владивосток или нейтральные порты?

— Как наш Виля решит, а решит он в зависимости — какая из мозолей у него будет больше болеть: правая или левая. Я думаю, что даже сам бог не знает, что ему взбредет в голову.

— Интересно знать, кому же взбрело в голову назначить его командующим эскадрой?

— Наместнику. Но мы ждем приезда в Артур нового командующего флотом, адмирала Скрыдлова, да он застрял где‑то по дороге. Совсем было уже садился в поезд, да в это время какому‑то матросу в Николаеве приснилась чудотворная икона божьей матери, которая будто бы должна спасти Артур. Сообщили об этом в Питер Победоносцеву. Тот решил, что прежде чем эта икона не будет написана, освящена и поднесена Скрыдлову, ему ехать сюда нельзя. Теперь не то икону эту пишут со слов сновидца‑матроса, не то возят ее по каким‑то мощам для освящения, а Скрыдлов в ожидании прохлаждается в Питере.

— Витгефту, может быть, тоже что‑нибудь привидится во сне, и он опять не захочет выйти в море, — усмехнулся Звонарев. — Откуда ты узнал эту историю с иконой?

— Китайцы привезли на джонках несколько номеров газеты «Чифу‑Пресс», там все это рассказано. Это столь невероятная чушь, что едва ли правда.

— Раз чушь, значит, — будь спокоен, — наверное, правда. Что‑что, а всякая такая галиматья у нас очень в ходу.

Вскоре Звонарев распрощался и ушел.

Пора было идти на пристань, где Андрюшу ждала шлюпка с «Севастополя». Он и Рива крепко обнялись и вместе вышли из дому. Спотыкаясь в темноте, поддерживая друг друга, они кое‑как добрались до пристани. Здесь уже расхаживал по набережной, поджидая их, сам командир «Севастополя» Николай Оттович Эссен.

Дата добавления: 2015-06-04