Студопедия

КАТЕГОРИИ:


Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748)

Часть вторая 5 страница. Поручик держался совсем другого мнения о намерениях японцев




Поручик держался совсем другого мнения о намерениях японцев. Он не верил в мифическую опасность, якобы грозившую русской армии. Понеся огромные потери при штурме цзинджоуских позиций, японцы теперь приводили себя в порядок после тяжелого боя и меньше всего думали о преследовании русских.

Отпустив поручика, командир Четырнадцатого полка решил, что его роль как начальника арьергарда окончена, и приказал полку немедленно выступать к Нангалину.

Около полуночи, когда утомленные поспешным отходом полки проходили мимо разъезда Перелетный, находящегося в семи верстах от Нангалина, кто‑то в темноте принял конных разведчиков Пятнадцатого стрелкового полка за японскую кавалерию и открыл по ним огонь. Перепуганные стрельбой обозы понеслись вперед к Нангалину и проскочили его, не останавливаясь. Это вызвало переполох на станции, где скопились лазареты и много раненых.

Генерал Фок поддался общему настроению и приказал немедленно подать себе экстренный поезд в Артур. Но единственный паровоз на станции оказался неисправным, и генерал поспешил сесть на лошадь и пуститься вдогонку своих доблестных обозов.

Прошло немало времени, пока растерявшиеся начальники наконец догадались подать сигнал «отбой», который был подхвачен всеми горнистами и трубачами. Услышав сигнал, солдаты постепенно успокоились. Стрельба смолкла, полки снова двинулись вперед.

В этот же день, вечером, в городе Дальнем, являющемся крупнейшим оборудованным портом Квантунской области, в квартире градоначальника, военного инженера в запасе Василия Васильевича Сахарова, сидел его друг и компаньон по многочисленным коммерческим предприятиям, Николай Иванович Тифонтай.

Сахарова с Тифонтаем связывало давнее знакомство еще по Петербургу. Известный в то время авантюрист, считавшийся в придворных кругах «тибетским врачом — Бадмаев, крестник самого царя Александра III, играл видную роль при царском дворе. У Бадмаева служил секретарем китаец Тифонтай. По примеру своего покровителя он тоже принял православие и стал называться в честь наследника Николаем. Сахаров, тогда молодой блестящий гвардейский офицер, постарался втереться в доверие к одной из самых приближенных фрейлин царевны — Вырубовой. Она имела большое влияние на императрицу Александру Федоровну и через нее на самого царя.

Вырубова лечилась у Бадмаева, и Сахарову представилась возможность познакомиться и с Бадмаевым и с Тифонтаем.

Бадмаев стоял на стороне безудержной экспансии России на Восток и прежде всего в Китай. Он не прочь был представлять в Петербурге» тяготеющие к России китайские торговые, круги «. Тифонтай полностью воспринял эту политическую линию.

Как только Порт‑Артур был занят Россией на правах аренды на двадцать пять лет, и Тифоитай и Сахаров почувствовали, что настало время для активных действий. Сахаров через Вырубову получил рекомендацию к всемогущему тогда министру финансов Витте и был назначен градоначальником создаваемого города и порта Дальнего. Тифонтай же с помощью Бадмаева стал главным поставщиком русской армии в Маньчжурии и на Квантуне. Ловкими махинациями оба приятеля вскоре создали себе хорошее состояние.

Сейчас Сахаров и Тифонтай сидели за небольшим, украшенным перламутром столиком и пили шампанское. Они только что заключили крупную сделку. Тифонтай купил все предприятия Сахарова в Дальнем. Сахаров знал, что городу грозит японская оккупация, и в трудную для него минуту он решил обратиться к своему другу Тифонтаю.

— Объегорили вы меня совсем, Николай Иванович! За шапку сухарей скупили мои дома и заведения! — говорил Сахаров ему. — Пользуетесь затруднительным положением и обираете меня, как липку!

Тифонтай сощурил свои черные глаза и, одернув костюм, с вежливой улыбкой ответил:

— Не родился еще на свете человек, который сумел бы вас обойти, Василий Васильевич! Шутка ли сказать, построить город и порт стоимостью в двадцать миллионов рублей и составить себе на этом десятимиллионное состояние! Слава о вас гремит по всему Дальнему ВОСТОКУ. Такие доходы — и ни одной, даже самой паршивенькой, сенаторской ревизии? Поистине, вы маг и чародей у нас в Квантуне!

— Но, Николай Иванович, вы известны не меньше Сахарова, вас знают на всех биржах от Токио до Сингапура!

— Льстите мне, Василий Васильевич. Я всего лишь скромный и малоизвестный купец.

— Не прибедняйтесь, Николай Иванович. Кому половина Артура принадлежит? Вам. Там, куда ни плюнешь, все в Тифонтая попадешь: бани — Тифонтая, мельница — Тифонтая, винокуренный завод — Тифонтая, театр — его же, не говоря уже о всех кабаках и опиокурильнях. Здесь, в Дальнем, с сегодняшнего дня вам тоже принадлежит до полусотни каменных домов, электрическая станция, добрая половина складов и все публичные дома. Это ли не богатство! Нет, Николай Иванович, честное слово, вы здорово сегодня меня объегорили, приобретя мое имущество за бесценок.

— По‑моему, это не более как дружеская услуга с моей стороны. Завтра‑послезавтра Дальний займут японцы, и все ваше имущество было бы реквизировано, как принадлежащее русскому подданному и офицеру.

— Но ведь вы тоже русский подданный.

— Но не офицер, а мирный купец, готовый кому угодно платить любые налоги, лишь бы не воевать.

— Да ведь мы с вами с начала войны не один миллион заработали на поставках в армию.

— И еще заработаем, если будем вести себя умненько.

— Вы — быть может, я — нет: моя песенка в Дальнем спета. Перевел сегодня по телеграфу все свои деньги в шанхайский банк при помощи японцев. Правда, пришлось заплатить большие куртажные, но зато деньги будут в целости. Надо отдать справедливость — японцы дальновидны в коммерческих делах. Понимают, что я могу быть им еще очень и очень полезен в Артуре сейчас и после войны.

— У меня к вам, Василий Васильевич, есть деловое предложение. Я, как — вы знаете, остаюсь здесь. Артур же, верно, будет обложен. Не возьмете ли на себя труд присмотреть за моими артурскими предприятиями?

— Сколько я за это получу?

— Два процента от чистой прибыли.

— Меньше десяти я не согласен.

— Видит ваш русский бог и все китайские идолы, больше трех процентов я вам дать не могу.

— Семь!

— Только для вас — четыре!

— Последнее слово — пять!

— Так и быть — сойдемся на четырех с половиной, но с одним условием: я всегда должен быть в курсе всех артурских дел.

— Но если он будет блокирован?

— Нет такой блокады, которой не прорвали бы деньги.

— В свою очередь, вы будете информировать меня о всех моих делах в Китае, Корее и Японии

— В Артуре вам придется кое‑кому платить — некоторым регулярно, а другим от случая к случаю. Одним словом, обычные российские порядки.

— Я вас слушаю, друг мой. — И Сахаров вынул записную книжку.

— Артурскому полицмейстеру Тауцу ежемесячно по сто рублей и ни одной копейки больше. Если он вздумает вымогать, — шепните об этом Вере Алексеевне Стессель с соответствующим, конечно, подношением, и она быстро поставит на место этого жулика. Ей самой — почтительнейшие подношения: старинное китайское золото и серебро, камни и всякие дамские украшения, но отнюдь не деньги; цена подарка — в зависимости от важности ожидаемой услуги. К генералу, само собой разумеется, ни‑нини: раскричится сдуру и все испортит. Комиссар артурского городского совета полковник Вершинин глуп, как пробка, и потому честен. Подъехать к нему можно, уступая за бесценок разные нужные ему вещи: отрез на шинель, белье, платки, духи — кстати, душиться он очень любит.

— Одним словом,» борзых щенков «, а не деньги, — понял Сахаров.

— Можете и щенков, если в них будет надобность. Затем, крепостной интендант капитан Достохвалов. Ему постоянный оклад в триста рублей в месяц. Крепостной инженер полковник Григоренко — в случае надобности, сколько найдете нужным, но не больше тысячи. Крепостным жандармам, ротмистру Микеладзе, ввиду его общепризнанной глупости, хватит и пятидесяти рублей в месяц, зато поручику Познанскому, как особо вредному и жадному, меньше сотни платить нельзя. Теперь моряки. Прежде всего адмирал Григорович. В деньгах он не нуждается: своя рука владыка во всем портовом хозяйстве эскадры, зато честолюбив. На этой его слабости и играйте. В Управлении портом, кроме того, приходится давать всем и вся, но по мелочишкам — не больше четвертного. Вот, кажется, и все великие и малые артурские акулы.

— Крепостной санитарный инспектор и крепостной контролер? — напомнил Сахаров.

— Сдельно, от каждого протокола и акта; сумма — в зависимости от важности дела.

— Связь с вами?

— Через верных людей, они к вам будут заходить под видом нищих или разносчиков.

— Особые услуги?

— Что вы под этим подразумеваете? — несколько смутился Тифонтай.

— Военные тайны, — отрезал Сахаров.

— Они меня не интересуют, — лицемерно ответил Тифонтай.

— Не поэтому ли вы и имеете про запас паспорт японского подданного?

— Только в целях личной охраны, имея в виду предстоящее вступление японцев. Но откуда вы это знаете?

— Чтобы такая продувная бестия, как вы, да не имела бы двойного или тройного подданства! Не обижайтесь, Николай Иванович, — на вашем месте я поступал бы точно так же.

— Приятно слушать умные речи. Если бы не это обстоятельство, то разве знали бы мы сегодня в два часа дня о цзинджоуском разгроме как раз в тот момент, когда этот дурак Надеин посылал в Артур свои победные реляции.

— Я все больше удостоверяюсь в том, что японская разведка поставлена на необычайную высоту.

— Это вам, Василий Васильевич, особенно надо иметь в виду в Артуре: каждый ваш шаг тотчас будет известен нам и соответственно оценен.

— Прикажете ваши слова понимать как угрозу?

— Бог с вами, это всего лишь дружеское предупреждение, не более, — расплылся в улыбке Тифонтай.

Вошедший слуга подал Сахарову на серебряном подносе телеграмму.

— От Стесселя. Фок уже в Нангалине. Быстро это он пролетел двадцать с лишним верст от Цзинджоу! — сообщил Сахаров своему собеседнику. — Почитаем, что он нам дальше пишет.» Не позже двух часов ночи вывезти из Дальнего в Артур всех русских подданных. Паровозы немедленно отправить в Нангалин, а людям отступать пешком. Одновременно сообщите командиру Шестнадцатого полка Раздольскому о необходимости немедленно приступить к уничтожению портовых сооружений, электрической станции, железнодорожных мастерских, запасов провианта и боеприпасов. Шестнадцатый полк должен в пять часов утра выступить к деревне Талингоу «.

— Надеюсь, вы, Василий Васильевич, не особенно поторопитесь извещать об этой телеграмме Раздольского?

— До его штаба шесть верст. По темноте — час езды верхом. Сейчас около двенадцати часов. Следовательно, Раздольский может получить это извещение не ранее часа ночи. Еще через час выступит, подняв полк по тревоге, и будет здесь еще часа через полтора, то есть не ранее половины четвертого. Тогда на подрывные работы у нас останется полтора часа, — рассчитал Сахаров.

— Отсюда явствует, что телеграмму надо отправить отсюда с нарочным не ранее чем через полтора‑два часа, тогда в его распоряжении вовсе не будет времени для производства взрыва.

— Он может выслать вперед конноохотничью команду, тогда она будет здесь не позже чем через два часа.

— Сколько их человек?

— Сорок‑пятьдесят.

— Необходимо их задержать любыми средствами. В Дальнем есть саперы?

— Человек пять, не более, и с ними инженер‑капитан Зедгенидзе.

— Сами они многого не сделают, а с помощью охотников успеют, пожалуй, взорвать половину Дальнего. Нельзя ли Зедгенидзе подкупить, не останавливаясь перед суммой?

— Боюсь, что нет: это ученик и последователь Кондратенко, который весьма хорошо подбирает себе людей. Но, кроме него, тут есть еще лейтенант Сухомлин, беспробудный пьяница.

— Прекрасно! Конных охотников направим к Сухомлину, а Зедгенидзе ничего сообщать не будем. Лейтенанта до приезда охотников накачаем до потери сознания. Я этим озабочусь сам, — быстро решил Тифонтай. — Пошлите телеграмму в половине второго. В половине четвертого охотники будут здесь, а полк придет после пяти и, следовательно, не задерживаясь двинется дальше.

— Ладно, все будет сделано, как мы с вами договорились, Николай Иванович. Надеюсь, мы еще увидимся с вами перед моим отъездом? — спросил Сахаров.

— К двум часам, когда вам надо будет выступать в Артур с вверенным вам гражданским населением, я буду здесь. — И купец направился к двери.

Сахаров по телефону вызвал начальника полиции и, сообщив ему о срочной эвакуации Дальнего, приказал собрать всех русских к двум часам ночи у его дома для дальнейшего следования в Артур пешим порядком.

Ровно в два часа ночи Тифонтай вернулся.

— Оба обезврежены, — сообщил он, — Сухомлин пьян, а Зедгенидзе спит мертвым сном.

— Убит? — с ужасом спросил Сахаров.

— Зачем! Просто небольшая доза снотворного. До утра без медицинской помощи не разбудят, — весело ответил Тифонтай. — Раздольному сообщение послано?

— Минут десять назад.

— Отлично. Значит, охотники раньше четырех часов здесь не будут, а полк, очевидно, поторопится пройти мимо Дальнего.

— Больше никаких указаний от вас не будет, Никола» Иванович?

— Вот еще что: в Артуре надо связаться с личным адъютантом Стесселя, князем Гантимуровым, из промотавшихся гвардейцев, он только что приехал от Куропаткина и весьма понравился Вере Алексеевне, затем с командиром Двадцать седьмого полка полковником Рейсом. Употребите все, ваше влияние, чтобы он был назначен начальником штаба Стесселя вместо Рознатовского, которого позавчера разбил паралич. В случае наступления чрезвычайного обстоятельства они нам очень пригодятся.

— Какого именно?

— Ну, скажем, при окончании обороны Артура. Они могут, конечно, из, чисто альтруистических соображений повлиять на Стесселя через его жену в смысле нежелательности дальнейшего сопротивления. Это, конечно, только пример. Вы сами на месте увидите, когда и в чем они будут вам полезны.

— Дальнейших объяснений не требуется, — понял Сахаров.

— Вы уже уложились?

— Кроме моего белья и одежды, все остальное в этом доме с сегодняшнего дня принадлежит вам, Николай Иванович.

— В память о нашей дружбе прошу вас, Василий Васильевич, взять себе все, что только вам здесь нравится и что может понадобиться в Артуре.

Сахаров поблагодарил и приказал вошедшим слугам уложить в свою коляску несколько ковров и картин.

— Спасибо вам, Николай Иванович, за все и позвольте с вами проститься, — взволнованно проговорил Сахаров. — Не ожидал даже, что меня так разволнует отъезд из Дальнего. Как‑никак — я его создал своими руками.

— Вполне понимаю ваше волнение, Василий Васильевич. Уверяю вас, что и при новой власти ваше имя не будет здесь забыто. У вас есть конвой?

— Да, пять пограничников.

— Я вам дам еще двух своих проводников.

— Это зачем? Я прекрасно знаю дорогу в Артур.

— Зато вас не знают мои люди, и вы можете подвергнуться их нападению; проводники же гарантируют вам полную безопасность в пути.

Сахаров еще раз поблагодарил Тифонтая и вышел на улицу, где в темноте уже стояла толпа русских. Подвод в городе не было, поэтому, взвалив на себя кое‑какой скарб, жители собрались в сорокаверстный путь в Артур. Среди них было много женщин и детей. Все это был трудовой народ — служащие и рабочие, которым пришлось бросить свое накопленное годами тяжелого труда имущество и нищими отправляться в Артур.

Появление Сахарова было встречено целым взрывом жалоб и плача: от него требовали подвод хотя бы для женщин и детей.

— Реквизируйте лошадей и экипажи у китайских купцов и домовладельцев, — просили его из толпы.

— Не имею права конфисковать имущество подданных нейтральных стран, — ответил Сахаров.

— Не можем же мы нести на руках сорок верст свои вещи.

— Оставляйте их здесь, как я оставляю все свои дома с полной обстановкой. Ничего не поделаешь — война, — сокрушенно отвечал градоначальник.

— Уступите хотя бы свою коляску для маленьких детей.

— К сожалению, не могу. Меня к восьми часам в Артуре ждет генерал Стессель.

— Сволочь! — злобно ругались в толпе. Но Сахаров сделал вид, что не слышит брани, и, сев в коляску, приказал кучеру трогать.

Как только русские беженцы отошли от дома Сахарова, в гостиную, где находился Тифонтай, вошел слуга. При его появлении Тифонтай почтительно встал.

— Как дела, мистер Тифонтай? — спросил он по‑японски.

— Поручение, ваше превосходительство, мною в точности выполнено.

— Сколько заплачено Сахарову?

— Около двенадцати миллионов.

— Фактическая стоимость его имущества?

— Десять миллионов.

— Таким образом, наш чистый пассив — два миллиона, — резюмировал генерал. — В активе что?

— Дальний совершенно в целом виде.

— Во сколько вы определяете его стоимость?

— Не меньше двухсот миллионов.

— Сделка не без выгоды для нас, — проговорил японец. — Я доведу до сведения его величества императора о вашей плодотворной деятельности, мистер Тифонтай.

— Премного благодарен вашему превосходительству за столь высокую оценку моей работы, — рассыпался из благодарности Тифонтай. — Покорнейше прошу засвидетельствовать могущественнейшему из монархов мира нашему обожаемому Тенномою беспредельную преданность.

— До окончательного ухода русских я остаюсь на своем прежнем положении, а затем займу этот особняк. Распорядитесь, чтобы ваши люди охраняли все ценное имущество в городе. В награду они могут ограбить и сжечь несколько русских домов и все китайские хибарки на окраине, — приказал генерал.

— Все будет исполнено в точности, ваше превосходительство, — почтительно раскланялся Тифонтай и вышел из комнаты.

В передней раздался властный хозяйский звонок.

— Кого это еще принесло в такую позднюю пору? — нахмурился Танака. — Узнайте, мистер Тифонтай.

Японец продолжал сидеть в мягком кресле, рассматривая кончики своих туфель. В коридоре послышались быстрые шаги, дверь широко распахнулась, и появились Томлинсон со Смитом. Оба были в пальто, калошах, со шляпами на головах, как будто они зашли в сарай или мелкий ресторанчик, а не в благоустроенную квартиру известного им человека. За ними семенил, сгибаясь в три дуги, Тифонтай. Танаку как подбросило вверх. Он мгновенно оказался на ногах. С самой наиприятнейшей улыбкой на лице, на котором и следа не осталось от суровости и хмурости, почтительно приветствовал неожиданных гостей.

— Какому счастливому случаю обязан вашим приятным посещением? Смею вас заверить словом самурая, что ничто так не могло нас обрадовать, как встреча с вами, — рассыпался японец в раболепных любезностях.

Томлинсон и Смит молча сунули ему руки в знак приветствия и развалились в пальто и шляпах на мягких креслах.

— Где мистер Сахаров? — спросил американец.

— Полчаса как выехал в Артур по приказанию Стесселя, — доложил Танака.

— Вам, мистер Танака, придется отправиться вслед за ним. А вы, мистер Тифонтай, сегодня же уедете в Ляоян в штаб Алексеева, — распорядился Смит.

— Осмелюсь доложить, мистер Смит, что я получил приказ находиться в Дальнем до прибытия сюда японской императорской армии… — начал было Танака.

— Плевать мне на все ваши приказы! Наши общие дела требуют вашего присутствия в Артуре. Там имеется наш агент Сахаров, но он не вполне надежен, и вы должны следить за его действиями, не останавливаясь перед его уничтожением, если он нам изменит. Никаких возражений я не принимаю. Вам следует помнить, что без займов Япония войну вести не сможет, а без Америки она денег не получит. Ваша страна в наших руках, и поэтому мои указания для вас не менее обязательны, чем распоряжения хотя бы самого маршала Ойямы, — безапелляционно заявил американец.

— А вы, мистер Тифонтай, — обернулся Томлинсон, — будете находиться в штабе Манчжурской армии. Вам поручается организация вьючных обозов для русских. Они в них очень нуждаются. Это даст вам возможность бывать в различных штабах, учреждениях и так далее. Какие именно нужны будут сведения, вы получите указания от нашего внедренного агента при штабе Алексеева. Он и будет руководить всей вашей деятельностью. Правительство его британского величества позаботится о вашем имуществе в Китае, Японии и Артуре. Выехать отсюда вы должны не позднее завтрашнего дня. Мистер Танака обеспечит вам пропуск через территорию, занятую японской армией. А там вы сами проберетесь уже к русским, — наставлял Томлинсон.

— Ваши указания, сэр, для меня священны, — приложил руку к сердцу Тифонтай.

— Осмелюсь спросить, вы сами останетесь здесь, в Дальнем? — изогнулся в дугу Танака.

— До прихода вашей армии. Затем мы отправимся в Токио, — ответил Смит.

— Распорядитесь, чтобы нам приготовили ванну и хороший ужин. Мы смертельно устали, тряслись в экипаже по разбитой дороге из Артура, — приказал Томлинсон.

— Вы проинструктировали Сахарова о том, что он должен делать в Артуре, мистер Тифонтай? — спросил Смит.

— Точно, согласно полученным от вас указаниям, сэр, — почтительно склонился перед ним Тифоптай.

— Значит, мистер Томлинсон, все в порядке. Мы можем и отдохнуть, — решил американец.

Танака и Тифонтай поспешили откланяться и уйти.

Спустя три дня японские войска наконец подошли к Дальнему. Уверенные в своей полной безопасности, они двигались без охранения и, когда перед самым городом неожиданно были обстреляны из придорожного гаоляна, в бешеной ярости принялись залпами обстреливать невидимого противника. Захватить никого не удалось, но вскоре установили, что нападение было организовано хунхузами, как именовали японцы китайских партизан, действовавших в Манчжурии еще со времен японо‑китайской войны. Прошло с полчаса, пока японцы успокоились и двинулись дальше.

На главной площади города Дальнего японские колонны встретил Танака. Он был в парадной форме, верхом на коне и преисполнен сознания важности происходящего. Войска генерал приветствовал криками «банзай», на что солдаты отвечали теми же возгласами,

Узнав про нападение, Танака обрадовался.

— Это хороший предлог для наложения контрибуция на китайское население. Разместите на постой солдат, а затем мы займемся сбором контрибуции в центре города под наблюдением офицеров. Собранные деньги будут направлены в подарок нашему божественному императору. Что касается окраин, то там пусть солдаты сами займутся ее сбором. Всех оказывающих сопротивление уничтожать на месте, — распорядился Танака.

«К вечеру весь город наполнился мятущимися в ужасе китайцами, которых преследовали вооруженные японские солдаты.

Пойманных ставили на колени, заставляли наклонять головы, потом японцы рубили их короткими и острыми мечами. Скоро вся центральная площадь города была завалена трупами казненных.

Утром Танака с большой свитой приехал полюбоваться на обезглавленные трупы. Он вспомнил, как десять лет назад организовал резню китайцев после взятия японцами Порт‑Артура.

— Эта казнь китайцев — хороший пролог перед нашим вступлением в Порт‑Артур в нынешней японо‑русской войне. Опьяненные видом крови солдаты ринутся на русских и уничтожат их так же, как мы уничтожаем здесь китайцев. И так будет со всеми, кто посмеет сопротивляться храбрым солдатам великой Страны Восходящего Солнца, — напыщенно произнес генерал, обращаясь к своему окружению.

В этот момент откуда‑то из‑за угла раздался одинокий выстрел. Пуля сорвала эполет с плеча Танаки. Генерал вздрогнул и побледнел. Затем приказал во что бы то ни стало найти стрелявшего и казнить его. Но одноухий китаец со шрамом на лице, как описывали его японские солдаты, успел скрыться среди китайских хибарок, и его найти не удалось. Обозленный Танака приказал сжечь китайский поселок вместе с жителями. Вскоре огромный пожар охватил китайскую окраину Дальнего. Генералу доложили, что среди трупов сгоревших обнаружен и виновник покушения.

Около девяти часов вечера сборный отряд Звонарева подошел к горящей станции Тафаншин.

У станции Звонарева встретил Белоногов.

— Тут, ваше благородие, брошена уйма всякого добра, — сообщил он. — Блохин нашел целый вагон со снарядами и ружейными патронами.

— Вот так так! — удивился Родионов. — Мы на позиции сидели без снарядов, а тут их, оказывается, целый вагон, который бросают на поживу японцам!

— Снаряды нам уже не нужны, так как нет пушек, а патроны следует раздать стрелкам, — решил Звонарев и велел послать несколько человек за патронами.

— Неужто опять на позицию пойдем? — взволновались стрелки.

— Мало, что ли, сегодня воевали? Надо и отдохнуть после боя.

Звонарев успокоил их, объяснив, что патроны надо разобрать по рукам, чтобы они не достались японцам. Солдаты внимательно выслушали и одобрительно загудели.

— Честь имеем явиться, ваше благородие! — неожиданно появились перед прапорщиком Кошелев, Мельников и Грунин.

— Где вы, черти, пропадали? Мы по вас уже панихиду служить собрались, — приветствовал их Звонарев.

— Значит, жить долго будем, — весело ответил Кошелев.

Услышав, что Мельников нашелся, Варя и Шурка кинулись к нему.

— Как вы спаслись? Неужели даже не ранены? — закидали они вопросами фельдшера.

— Бог, должно, меня спас: когда я из блиндажа вышел до ветру, тут и ударило! Я решил, что там всех побило, а тут японцы со всех сторон наседают, я и подался бежать, пока аж здесь не оказался. Тут встретил Кошелева с Груниным, а на станции нас нашел Блохин и послал к вам, — коротко изложил Мельников свои приключения.

— Будешь у меня за начальника санитарной части! — улыбнулся Звонарев. — Вот тебе две сестры в помощь, да, может, найдешь фельдшеров среди стрелков.

— У меня, ваше благородие, за станцией стоят три санитарные двуколки, есть в них и медикаменты, — проговорил Мельников.

— Где вы достали? — удивленно спросила Варя.

— Стрелки бросили при отступлении.

Фельдшер с обеими девушками направился к повозкам.

Через несколько минут явился Лебедкин и сообщил, что Заяц нашел на складах несколько ящиков консервов и много обмундирования.

Звонарев быстро направился к складам.

У крытых пакгаузов стояла целая» толпа народу. Ни столбы огня, вырывающиеся из складов, ни грохот падающих балок, ни тучи головешек, сыпавшихся сверху, не могли остановить смельчаков, вытаскивавших из складов различное имущество.

Заяц, как курица‑наседка, принимал все принесенное имущество под свою охрану.

— Чего ты тут набрал? — спросил его Звонарев.

— Одежи и обуви человек на сто, консервов с полтысячи банок, хомуты, шлеи, чересседельники и бельишка малость!

— Куда же мы все это денем?

— Консервы по рукам раздадим, белье и одежу тоже, а хомуты в санитарные двуколки положим: на Утесе в хозяйстве они нам пригодятся.

— Надо бы, ваше благородие, нам выставить охранение, — предложил Родионов, — а то, не ровен час, налетит на пожар японец или хунхуз и переполоху наделает.

— Стрелков, что ли, нарядить?

— Ненадежны они: пуганая ворона, говорят, куста боится, а у страха глаза велики! Им сегодня солоно пришлось на позициях. Наших послать придется. Пошлем в дозор Кошелева с пятью человеками. Он у нас разве только штабс‑капитана боится, после того как на него чихнул!

— Не больше твоего, Тимофеич! — из темноты отозвался наводчик и стал подбирать людей для дозора.

— Что‑то без нас на Утесе Ведмедь наш делает? — проговорил Блохин, который сидел вместе с Родионовым и Лебедкиным. — Поди скучает и со скуки водку лакает!

— Был бы он сегодня с нами на позиции, вовек бы оттуда не ушел! Пропал бы сам и нас всех погубил! — задумчиво ответил Лебедкин.

— Хорошо, что хоть наш прапорщик не очень боевой, — усмехнулся Родионов.

— Зато не форсит и нас слушает, — заступился Блохин.

— Это он правильно делает: миром да собором до всякого дела дойдешь и все обмозгуешь. Нам бы теперь только потихоньку до Артура добраться! — вздохнул Блохин.

— Надо найти наши полки и к ним пристать, — добавил Родионов.

Через полчаса горнист заиграл поход, и отряд стал собираться. Впереди должен был ехать Заяц на двух парах коров, запряженных в где‑то найденную им походную кухню, за ним — санитарные повозки, а дальше стрелки и артиллеристы. Для лучшего надзора за стрелками, которых никто не знал, Звонарев поставил их под команду Блохина и еще четырех артиллеристов.

С японской винтовкой в руках Блохин спешно строил свое войско, покрикивая на стрелков. Он был польщен и смущен своим назначением, впервые за свою жизнь выступая в роли командира.

— Геройский у вас командир! — шутили артиллеристы. — Одно слово Блоха!

— Лебедкин! — позвал Звонарев. — Надо будет взорвать или поджечь вагон со снарядами. Справишься с этим?

— Так точно! Возьму двух человек и мигом оборудую. — И солдат повернул назад к станции.

Не прошло и пяти минут, как огромное пламя высоко взлетело в темноте ночи и страшный грохот потряс воздух, долго еще отдаваясь эхом в спящих сопках.

— Все взорвали, ваше благородие! — доложил вернувшийся Лебедкин.

— Будешь пока в арьергарде со своими людьми нас от японцев прикрывать, а я вперед пойду, чтобы с дороги не сбились в темноте, — распорядился Звонарев.

Отряд уже отошел верст на шесть от Тафаншина, когда впереди неожиданно раздались отдельные ружейные выстрелы, скоро перешедшие в сильнейшую перестрелку. Звонарев остановил свой отряд.




Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2015-06-04; Просмотров: 349; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы!


Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет



studopedia.su - Студопедия (2013 - 2024) год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! Последнее добавление




Генерация страницы за: 0.011 сек.