Состав, организация и комплектование казачьего войска. 1 страница

НЕКОТОРЫЕ АСПEKTbl ВОЕННОГО ДЕЛА KА3АKOB ВОСТОЧНОЙ СИБИРИ В СЕРЕДИНЕ XVIIПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XVIII в.

Подробная характеристика военного дела казаков Восточной Сибири не входила в задачу данной работы. Здесь я остановлюсь только на некоторых сюжетах, связанных с комплектованием, системой снабжения, вооружением и тактикой, оставив за пределами работы все другие, естественно, не менее важные аспекты. Такой отбор материала диктуется главной темой исследования — военным делом чукчей. Именно русские, как никакой другой противник, оказали на их военное дело значительное влияние. С другой стороны, и военное дело казаков также подвергалось влиянию местных жителей; сказывалось на нем и удаление от центра, и, следовательно, заторможенность военного развития. Сибирь как удаленная восточная окраина сохраняла порядки Московской Руси, по крайней мере, до середины XVIII в. (Богораз 1934: 62).

В XVII в. в Восточной Сибири военной силой были служилые: «по отечеству» — сибирские дворяне (с 1684) и дети боярские (обе категории — по сути военная аристократия — существовали до 1810 г., когда они были присоединены к Якутской казачьей команде) и «по прибору» — казаки, пушкари, стрельцы, солдаты нового строя (две последние категории — в Западной Сибири). Казаки были пешими и конными. Причем конные не обязательно имели лошадей, поскольку содержать их нужно было за свой счет. В целом всадников было немного, всегда не более

[123]сотни, да они и не служили в Северо-Восточной Сибири (Сафронов 1978: 79; Никитин 1988: 139; 1996: 44).

На приграничных территориях были расселены беломестные казаки. Они, живя на своей земле, при надобности поочередно выделяли из своей среды людей для службы. Эти казаки имели пашню, за которую и служили, не получая всего жалованья, но они были освобождены от главных налогов (Васильев 1916. Т. I. Прил.: 26–27; Никитин 1987: 149). Черноместные же казаки, набранные из податных сословий, должны были платить и налоги (до 1751), и подушную подать. Они в первой половине XVIII в. использовались главным образом для обороны границ (Матюнин 1877: 174; Словцов 1886. Кн. 1: 172; Путинцев 1891: 2 9; Леонтьева 1968: 5 8–5 9).

В 1630–1640-х гг., в связи с освоением новых территорий и следовавшей за этим нехваткой служилых, казаки служили «годовальщиками», то есть несли временную службу в «командировке», ожидая, пока их сменят, что обычно происходило через несколько лет (иногда до 8 и более), а затем они возвращались домой, но уже с 1650-х гг. казаков стали верстать в самой якутской области. На дальние зимовья часто ехали семьей (Гурвич 1966: 120; Леонтьева 1968: 39–40; Сафронов 1978: 59). И в XVIII в. в дальних острогах казаки были «сменяемые погодно» (главным образом казачья старшина) и «жилые», жившие тут постоянно (Гурвич 1966: 117). Если служилым не нравилось место их службы, они могли по взаимному согласию поменяться, получив разрешение начальства (АИИ, ф. 160, № 990, ест. 46, 48).

В XVIII в. приграничные линейные казаки охраняли пограничные линии, а городовые, живя в своих домах, поставляли людей для службы, связанной в основном с полицейскими функциями охраны и конвоирования. Городовых казаков часто забирали на казенные работы: ловить рыбу, сплавлять лес, строить укрепления и административные здания, вываривать соль, разгружать суда (Сергеев 1983: 39; Никитин 1988: 87; 1996: 61–62), лишь в 1770 г. они были освобождены от дармовых работ в крепостях (Путинцев 1891: 61). Казаки платили налоги: таможенные сборы, торговые пошлины, годовые деньги на выкуп пленных (ДАЙ. 1862. Т. VIII, № 37: 112; Орлова 1951. № 92: 267; № 156: 391; 190: 484–485). Впрочем, за заслуги и вследствие «учиненной прибыли» казаки могли ходатайствовать об освобождении от определенных видов налога (Орлова 1951. № 92: 267) и даже о списании долгов (Орлова 1951. № 156: 391).

Обычный гарнизон острога по казачьему образцу составлял «войско», имеющее свою казну, круг, на котором избирали руководителей, распределяли службы, налагали взыскания, однако все важные вопросы решал все же воевода — тут не было

[123]донской казачьей вольницы (Сафронов 1978: 69; Зуев 1999а: 106). Лишь во время похода, когда казаки были оторваны от власти, самоуправление приобретало особое значение. Вместе с тем, в Сибири казаки сохранили свою военную организацию: высшим подразделением был «приказ» во главе с головой, состоявший из пяти «станиц» (сотен), возглавляемых у пеших казаков атаманами. Станица делилась на пятидесятки, которыми руководил пятидесятник (есаул), а последние отряды состояли из десятков с десятниками во главе. Естественно, на практике численность подразделений была ниже. В сотнях были знаменщики, трубачи, литаврщики и барабанщики (последних по одному-два) (Никитин 1988: 31; 1996: 77). Головы назначались на несколько лет, для прохождения остальных должностей определенного срока не было. По чину службы выше атамана стояли сын боярский и дворянин. Впрочем, на высшие командные должности обычно и назначались дети боярские. В течение XVIII в. в документах перестают упоминаться должности десятника, атамана и сына боярского, а самих служилых стали именовать просто казаками (Сафронов 1978: 49, 69; Никитин 1988: 31, 49). В течение XVIII в. существовала допетровская система военной организации. В 1737 г. ввели новое расписание штата служилого сословия Сибири. Лишь в 1822 г. ввели единообразие чинов и запретили выходить из казачьего сословия (Маныкин-Невструев 1883: 51). В 1701 г. указ Петра I объединил якутских казаков в один полк (936 человек) во главе с казачьим головой, подчиняющимся непосредственно воеводе (Сафронов 1978: 55, 67). С 1763 г. казаки стали именоваться линейными, а в 1808 г. — «Линейным сибирским казачьим войском» (Казин 1992: 272).

В казаки могли верстать с 15 лет, обычно — в 18–25 (Никитин 1988: 61; 1996: 49). Желающий стать казаком подавал прошение, а самого кандидата должны были взять на поруки два казака. Казак не должен быть «зернью, и карты играть», воровать и пьянствовать (Орлова 1951. № 226). Воевода при наличии вакансий утверждал прошение, священники приводили к присяге, следовал указ о внесении новобранца в списки (Васильев 1916. Т. I. Прил.: 1–2). Продвижение по службе осуществлялось согласно челобитной, где были указаны его службы и заслуги. Сибирский приказ и губернатор (с 1710) даровали звание сына боярского, атамана и сотника, тогда как чин пятидесятника и десятника могли давать и воеводы. За проступки понижали в чине. Обычным наказанием было битье батогами, а то и просто руками (Никитин 1988: 101). Ветераны не пользовались никакими привилегиями (Васильев 1916. Т. I. Прил.: 23). Служили пожизненно, в отставку отпускали по челобитной — по старости, увечью или болезни. Отставить от службы могли и за беспробудное

[123]пьянство или за преступления (Никитин 1996: 50). Отставка могла последовать и за «скудость» казака, вследствие чего он не мог исправно исполнять службу (История казачества... 1995: 40). Отставных казаков приписывали к крестьянам и заставляли платить подати (Маныкин-Невструев 1883: 62). Для инвалидов в 1686 г. в Якутске была создана богадельня, которая частично финансировалась казной, а частично — пожертвованиями (Якутия... 1953: 321).

В XVII в. в Сибири из-за постепенного расширения территории государства ощущалась постоянная нехватка наличного состава служилых, недобор в основном покрывался из переселенцев, промышленников, вольнонаемных, пленных, которые после заключения мира не захотели вернуться домой и остались в Сибири, и даже гулящих людей, но к началу XVIII в. верстали уже среди родственников казаков, которые к этому времени обзавелись семьями, то есть, по существу, появилось служилое сословие (Леонтьева 1968: 58–59). Набор в казаки производился среди торгового и промышленного люда, также по рекомендации и поручительству нескольких казаков (Орлова 1951. № 217; 218; 225; 226). В казаки могли записывать и новокрещеных местных жителей (ДАЙ. 1862. Т. VIII, № 40–25: 184; Орлова 1951. № 226). Среди самих казаков было много метисов, так как россияне обычно брали в жены полонянок и, окрестив их, женились (Васильев 1916. Т. I. Прил.: 31; Этнографические материалы... 1978: 28). Чтобы обеспечить комплектование местных войск, Указом 1725 г. было запрещено призывать сибиряков на службу в европейскую часть России (Протокол... 1888: 287).

Царские указы запрещали записывать в казаки гулящих людей (ДАЙ. 1862. Т. VIII, № 17: 53; № 40–25: 184) и, наоборот, призывали верстать детей казаков и стрельцов (ДАЙ. 1862. Т. VIII, № 17: 53; № 37: 112) или же просто родственников казаков (ДАЙ. 1862. Т. VIII, № 40–25: 184). В Восточной Сибири уже с середины XVII в. верстали в казаки в основном детей служилых (Александров, Покровский 1991: 91). Кроме того, в служилые велели не записывать ссыльных (1699), которые появились в Сибири с 1654 г., тягловых и просто пьяниц (1678 г.; ДАЙ. 1862. Т. VIII, № 44–5: 159; ср.: Булычев 1856: 39; Александров, Покровский 1991: 92). Особенно боялись верстать в казаки крестьян после восстания С. Разина (Никитин 1988: 67), а поверстанных в казаки тягловых приказывали выписать (1679 г.; АИ. 1842. Т. V, № 47: 70–71). Однако при нехватке людей и из-за удаленности от центра эти указы часто не исполнялись (Зуев 2001 а: 96–97).

До эпохи Петра I казаки, оказавшись больными во время службы, могли нанять вместо себя заместителя, обычно родственника или другого казака (АИИ, ф. 160, № 891, ест. 123 (1686); Сафронов 1978: 59; Никитин 1988: 101; 1996: 67). На практике

[123]же оказывалось, что нежелающие идти в поход (особенно в дальний) нанимали вместо себя добровольца. К примеру, вместо себя могли отправить на службу нанятых якутов, представляя их своими родичами (Гурвич 1966: 117). Лишь в 1707 г. казачье звание фактически стало наследственным, и в казаки было указано брать только детей и родственников служилых и промышленных охотников (Маныкин-Невструев 1883: 50–51; Сафронов 1978: 63).

В XVII в. при нехватке людей промышленные и торговые люди участвовали в походах вместе с казаками. Главным стимулом для движения вперед были поиски соболя, которого быстро истребляли, что толкало к движению на Восток (Вернадский 1915: 353; см.: Сергеев 1983: 17–18; Никитин 1987: 20; Зуев 2001 а). Особой разницы между торговым и промышленным людом не было, и те и другие занимались как торговлей, так и промыслами (Белов 1952: 16). В основном это были люди среднего достатка. Богатые же купцы снаряжали экспедиции, нанимая различных людей, к которым присоединялись «своеужинники» — независимые промышленники и торговцы. Промышленные и торговые люди несли все обязанности казаков, поскольку они жили на одном зимовье, ходили в одни и те же походы. В отличие от казаков, они не получали жалованья и освобождения от податей, но могли требовать от воеводы награды после возвращения из экспедиции. Они могли становиться и «полуказачьем», то есть нести службу лишь за часть добычи (Якутия... 1953: 315), а при необходимости и отсутствии вакансий их зачисляли «в приказ»: служить сверх штата с выплатой жалованья, эта служба считалась временной, до освобождения места служилого (Никитин 1988: 62–63).

Естественно, при такой системе набора, учитывая удаленность от культурных центров и европейского просвещения, нравственное лицо казаков было далеко от идеала. Французский консул И. Б. Б. Лессепс (1788. Ч. III: 71) так характеризовал сибирских служилых XVIII в.: «Воинство состояло из необузданного собрания мещан и крестьян; каково оно было некогда, то есть: шайка диких народов, которые по свойству своему будучи склонны к разбойничествам, не знали других законов, кроме своевольства или собственной выгоды». Чем дальше на Восток, тем ситуация была хуже. Г. В. Стеллер отмечает, что камчатские казаки в начале XVIII в. представляли собой «кучку бродяг, большей частью скрывавшихся от правосудия» (Стеллер 1927: 17–18; ср.: 3-н 1861. № 93: 4).

Общее число служилых людей в Сибири, включая новокрещеных 1662 г., было около 10 000 человек (Словцов 1886. Кн. 1: 180), а к началу XVIII в. — 14 000 (Словцов 1886. Кн. 1: 172). В 1724 г. в Сибирской губернии было расквартировано три гарни—

[123]зонных полка и один драгунский, всего 4828 человек (Кирилов 1831: 62, 64). Основные силы составляли казаки. Якутский казачий полк насчитывал примерно 1500 казаков (ок. 1720) и был распылен по восточносибирским острогам (Сгибнев 1869: 1). В ведомстве якутской администрации в 1724 г. находилось 13 дворян, 61 человек детей боярских, 1355 казаков, пушкарей и «воротников» (Кирилов 1831: 91), тогда как Иркутск в этом же году распоряжался 35 детьми боярскими, 23 казачьими головами, 511 пятидесятниками, десятниками и казаками, всего 569 служилых (Кирилов 1831: 85).

Жалованье служилых было невелико, и его едва хватало на существование двух человек (Никитин 1996: 52; 1999: 29). Платили жалованье в 2–3 приема деньгами, зерном и солью, распределял его приказчик, то есть назначенный воеводой или даже выбранный казаками комендант острога (Nul... 1866. № 16: 3).

Оклады варьировались в зависимости от удаленности гарнизона: в дальних острогах жалованье было выше; от рода войска: у всадников жалованье было больше; от семейного положения: у женатых существовали незначительные добавки к продовольственным выдачам; от чина: у офицеров жалованье было намного больше. В среднем оклад казаков в год был 5,00–7,25 руб., 5,0–6,5 четвертей (640–832 кг) ржи, 4 четверти (255 кг) овса (для конных казаков и семейных пеших) и 1,5–2,0 пуда муки (24–32 кг) (Леонтьева 1972: 10; Сафронов 1978: 72–84; Никитин 1988: 103). Служилые в 1640-х гг. в Якутске получали 4,25 руб., а также натуральные выдачи ржи, овса и соли (Оглоблин 1903: 44; Самойлов 1945: 44). Через 40 лет казаки в Якутске получали уже 5,25 руб., 5 четвертей «с осьмушкой» ржи, 4 четверти овса и 1,5 пуда соли (ДАЙ. 1862. Т. VIII, № 44–5: 159).

Существовали и экстраординарные выплаты: при отправлении в дорогу деньги выдавались на прогон, при победах платили наградные (за бой — по 50 коп., раненому — 1 руб., столько же платили за убитого), при переселении давали на подъем, а по праздникам — по две чарки вина (Васильев 1916. Т. I. Прил.: 33; Никитин 1988: 128; 1996: 54). Так, к примеру, вновь поверстанным казакам, посылаемым на новое место службы, приказывалось выдавать оружие, хлеб и на подъем 50 руб. — огромную для 1684 г. сумму (ДАЙ. 1867. Т. X, № 67–6: 240).

В 1724 г. в ведомстве якутской администрации числилось 13 дворян со средним жалованьем около 30 руб., 3849 литров ржи, 3730 литров овса и 170 кг соли на человека в год, 61 человек детей боярских, получавших порядка 10 руб., 1355 казаков, пушкарей и стражей ворот, которым платили в среднем около 5 руб. 30 коп., примерно 883 литра ржи, 204 литра ржи и 24 кг соли (Кирилов 1831: 91) С 1761 г. сибирские казаки стали получать довольствие, как и регулярные войска.

[123]Цены же в ту эпоху были сибирскими. Как указывает в своей челобитной И. Курбатов (1640-е гг.), лошадь, стоившая в европейской части России 2–3 рубля, в Сибири имела цену в 10 раз большую, нарты стоили 1 руб., лыжи — 2 руб., а пуд муки — 2–4 руб. (Оглоблин 1903: 39; Самойлов 1945: 44). На Камчатке в начале XVIII в. пеший казак получал жалованье 5 руб., а также хлебные деньги по якутскому окладу, тогда как для покупки собак, одежды, припасов требовалось более 40 руб. в год (Крашенинников 1949: 508). В 1711 г. оклад пешего казака на Камчатке составлял уже 9 руб. 25 коп. (Крашенинников 1949: 482). В 1747 г. Сенат, вняв просьбам служилых, назначил полуторное жалованье охотским, анадырским и камчатским служилым, что было вызвано дороговизной на этих территориях (Сафронов 1978: 81). В 1750-х гг. служилые в Анадырске вместо униформы носили оленьи парки, «кухлянки с верхней камлеей», местные штаны (Шашков 1864: 73). В 1773 г. солдаты на Камчатке получали 12 руб. 84 коп., компенсацию за нижнюю форменную одежду (2 руб. 11,25 коп.), а также хлебное довольствие в 9 пудов 13 фунтов (149,3 кг), тогда как казак получал меньше денег (10 руб. 50 коп.), но больше муки (10 пудов = 160 кг) (Миллер 1774: 198). Поскольку компенсацию за верхний мундир солдаты не получали, то даже они носили местную одежду, лучше приспособленную для местных климатических условий: кухлянки, парки, торбаса (Миллер 1774: 198–199). Во второй половине XVIII в. казаков отличало от местных жителей лишь наличие сабель и ружей (Лессепс 1801. Ч. I: 15). Униформу сибирские казаки стали носить в 1817 г., когда 50 казаков сделали ее на свои деньги (Маныкин-Невструев 1883: 51), но даже в конце XIX в. казаки Якутского полка и Камчатской команды носили из элементов униформы лишь фуражку и саблю, которая, впрочем, была не у всех (Слюнин 1900 Т. II: 475).

Выплата небольшого жалованья служилого в XVII в. часто задерживалась на несколько лет (знакомая нам картина по недавнему прошлому!). Или же, например, приходило денежное жалованье, а продовольственные выдачи запаздывали (Nul... 1866. № 16: 4). До конца XVII в. жалованье иногда выдавали товарами (АИ. 1842. Т. V, № 31: 46–48; Леонтьева 1972: 10) или часть хлебного жалованья выдавали горячим вином (АИИ, ф. 160, № 967, ест. 6–18; 20–30; 33–60; 62–92; 97–113; 116–148). Если сам казак отсутствовал, то его жалованье могла получать жена (АИИ, ф. 160, № 886, ест. 442–443). Поскольку мужчина должен был содержать многодетную семью, то служилые занимались еще различными промыслами, торговлей, ремеслом, обработкой земли, где позволяли природные условия, что и составляло их главный доход (Вернадский 1915: 346–347; Никитин 1988: 167–191).

В 1623–1625 гг. тобольский воевода Ю. Я. Сулешев ввел правило, согласно которому служилый, получая земельный уча—

[123]сток, лишался всего хлебного довольствия или его части, в среднем из расчета 1 десятина пашни вместо 1 четверти ржи (Сергеев 1983: 37; Никитин 1988: 149). Таким образом, на жалованье приходилось 5–10 десятин земли. Если же десятин было больше, то взималась в качестве налога '/10 — '/15 доля урожая. В 1706 г. в Сибири всех пашенных казаков сняли с довольствия независимо от количества занимаемой земли (Леонтьева 1972: 11–13). Из-за этого в XVIII в. в среднем среди сибирских служилых только 20 % имело земельный участок (Зуев 1999а: 96–97; ср.: Никитин 1988: 165 (в 1699 г. в Тобольске таковых было 40–50 %)). Преобладали казаки-ремесленники (Леонтьева 1972: 16). Лишь в 1773 г. было велено каждому казаку нарезать по шесть десятин земли (Словцов 1886. Кн. 1: 172). По своему статусу казаки приравнивались к «однодворцам», то есть землевладельцам, не имеющим крепостных (Сергеев 1983: 33).

Сбор ясака. У казаков было много обязанностей: в 1737 г. у якутских служилых насчитывалось 47 различных работ, из которых главными были сбор ясака и военные походы (Элерт 1990: 87). Ежегодно зимой казаки ходили за сбором ясака, лишь в 1764 г. его сбор был передан в руки родовых старейшин, которые и сдавали его русским властям в сборных пунктах. Ясак должно было платить все мужское население с 18 до 50 лет, а на Камчатке — даже младенцы (там еще в последней четверти XVIII в. мехами должна была покрываться сумма в 7 руб.) (Лессепс 1801. Ч. I: 133; Огородников 1922: 84). Однако уже в 1727 г. ясак разрешили платить деньгами. До этого при нехватке соболя ясак могли принимать шкурами других пушных зверей, например рысей или лисиц: за одного соболя брали двух лисиц (АИИ, ф. 160, № 787, ест. 61–63; № 793, ест. 117–118; № 1049, ест. 1–6). У ясачных замиренных «иноземцев» брали «складный» ясак согласно описи в книгах, а у не вполне замиренных — «нескладный», показывая при этом заложника и отдариваясь, стремясь получить как можно больше (Бахрушин 1955: 58; Никитин 1987: 129). В качестве отдарков раздавали железные изделия и бисер, а с петровских времен также табак и сухари (ДАЙ. 1862. Т. VIII, № 112: 312; Nul... 1866. № 16: 3–4; Белов 1952. № 12: 60; Гурвич 1970: XL). Получив ясак, сборщики делали об этом запись в книге и давали расписку в получении. Постепенно, по мере объясачивания и умиротворения туземцев, нерегулируемый «нескладный» ясак становился нормированным «окладным». В 1620-х гг. «ясачные иноземцы» в соответствии со своим имуществом были разделены на лучших, средних и худых, согласно чему и платили ясак (Огородников 1922: 86). Естественно, под видом добровольных подарков-поминков брали намного больше, чем причиталось: часть забирали себе, часть отдавали приказчику, в целом — раза в три больше (Сгиб—

[123]нев 1869а: 117; Стеллер 1927: 18–19; ср.: Федорова 1984: 68). Кроме того, брали продукты на прокорм аманатов, ягоды, юколу и прочие продукты, не предусмотренные законом. Если у местного жителя не было шкурок, то должника били, а в качестве уплаты забирали одежды из ценных мехов или членов семьи неплательщика. Сначала их брали в залог, если же долг не выплачивался, то оставляли у себя навсегда. Ясак требовали за умерших, которые еще числились в ревизских сказках, а с наследников взимали недоборы отцов (АИИ, ф. 160, № 788, ест. 45–46; № 813, ест. 119–120; № 1049, ест. 1–6). Из взятых ясырей и пленных у казаков оказывалось определенное количество холопов-рабов. Так, В. Г. Стеллер, говоря о камчатских казаках первой трети XVIII в., указывал: «У каждого казака было от 15 до 20 рабов, у некоторых даже от 50 до 60» (Стеллер 1927: 20). Этих холопов они могли спокойно проигрывать в кабаках в карты, хотя в азарте игры служилые могли проиграть даже своих жен и детей (Берх 1823: 100). Впрочем, пленных могли возвращать родственникам за выкуп, как это делали с якутскими полонянами (Якутия... 1953: 285). Хотя уже в 1697 г. Петр I запретил насильственно закрепощать и местных жителей, но этот указ вследствие удаленности территории не исполнялся (Гурвич 1970: XLVI), поэтому в 1733 г. последовал указ Анны Иоанновны, приказавшей отпустить ясачных рабов на волю (Окунь 1935: 8; 1935а: 47–48, 90).

После сбора ясака казаки и пришедшие с ними торговцы имели право покупать у туземцев меха (Вернадский 1915: 346–347). Естественно, последние старались купить за самую мизерную цену, да еще обмануть при этом. Однако уже в 1639 г. последовал указ, запрещающий служилым торговать после взимания ясака в ясачных областях, но казаки продолжали вести мелкую торговлю на сумму от 50 коп. до 1 руб. (Александров, Покровский 1991: 105; ср.: Романов 1956: 26; Никитин 1988: 189)'. Покупать рухлядь для казны не возбранялось, о чем делалась соответствующая пометка в документах (Васильев 1916. Т. I. Прил.: 43). Казна при этом взимала десятину с промышленников как пошлину, а с торговцев как таможенный сбор (Ефимов 1951: 17; Гурвич 1970: XXXVI-XXXVII). С 1690-х гг. стали взимать десятину с торгов и промыслов самих служилых (Леонтьева 1972: 18; Александров, Покровский 1991: 105).

Царская администрация, заботясь о своих налогоплательщиках и о планомерном поступлении доходов в казну, стремилась ограничить произвол, чинимый казаками при взимании ясака. Так, в памятной записке сыну боярскому Г. Пущину читаем

' Васильев 1916. Т. I. Прил.: 25: в 1621 г. Ю. Я. Сулешев запретил торговлю и промыслы.

[123](1679): «А буде ясачные сборщики и промышленные люди, или кто иных чинов какие люди учнут чинить, не против великого государя указу, иноземцам какие обиды, и тем людям чинить наказание, бить кнутом нещадно, и писать в меншие чины и оклады» (ДАЙ. 1862. Т. VIII, № 3–3: 8; ср.: АИИ, ф. 160, № 788, ест. 2–3; 33–34; № 834, ест. 1–5).

Итак, принятие в русское подданство знаменовалось двумя актами: сдачей дани-ясака и выдачей аманатов-заложников, которых прекратили брать в 1769 г. (Стрелов 1916. № 55: 239–240). С другой стороны, казаки должны были защищать ясачное население от нападений «немирных» народов, как, например, это было в 1655 г., когда казаки защитили ходынцев от коряков (Белов 1952. № 36: 124; ср.: Крашенинников 1949: 609). В целом в XVII в. около трети доходов казны России составляла сибирская торговля (Ефимов 1951: 18; ср.: Окунь 1935: 3).

Поход. Перед походом узнавали о местах, в которые казаки направлялись. Организатор похода просил воеводу выделить суда, пушки и оружие, да и сам докупал недостающее, надеясь потом возместить убытки (КПМГЯ. № 25: 64; Васильев 1916. Т. I. Прил.: 34). Жалованье уходящим на службу также могло быть выплачено вперед (АИИ, ф. 160, № 846, ест. 105–114). В состав отряда входили проводники и толмачи. В летний период казаки в Сибири продвигались по рекам, тогда как конница, если она была, шла по берегу. Зимой двигались по суше. Колымские казаки использовали собачьи нарты, которые могли проходить в день более 1 0 0 верст (107 км) (Этнографические материалы... 1978: 27–28; Рябков 1887: 13), камчатские же ездили на упряжке из 4–5 кастрированных собак, запряженных цугом, по парам (Лессепс 1801. Ч. I: 111); анадырцы использовали оленьи упряжки, запряженные двумя или даже одним оленем (Шашков 1864: 74; Сгибнев 1869: 31; Дьячков 1893: 37). Оленей для этого еще в середине XVIII в. просто забирали у ясачных (КПЦ. № 65: 169; Вдовин 1965: 117). При недостатке оленей служилые отправлялись из Анадырска на собачьих нартах, а то и пешком на лыжах (КПЦ. № 66: 172 (1747); АИИ, ф. 36, оп. 1, № 643, л. 583–583 об. (1756)). В поход с целью наказать немирных чукчей за убийство А. Ф. Шестакова капитан Д. И. Павлуцкий вывел из Анадыря 236 казаков, 280 коряков и юкагиров (февраль 1731 г.), воины ехали на оленьих нартах, имея полог для ночлега на 5–6 человек. Легкие пушки также возили на оленях (Шашков 1864: 68). По местному обычаю, в качестве живой провизии гнали большое стадо оленей, взятых у коряков и юкагиров (ср.: Nul... 1866. № 16: 4). Для этого похода у местных жителей было изъято 3756 упряжных животных и 641 ездовой олень, которые, по обычаю, после похода не были возвращены владельцам, а розданы служилым с вычетом за это

[123]2 руб. из жалованья (Сгибнев 1869: 33; ср.: Вдовин 1965: 117–118). За участие в походе воинов из сибирских народов расплачивались товарами или освобождали от ясака на данный год (Протокол... 1888: 288; Вдовин 1973: 250).

Скорость передвижения войска была невелика: отряд Д. И. Павлуцкого в 1731 г. двигался по Чукотке, проходя 10 верст (10,6 км) в день (Миллер 1758: 406–407; Ефимов 1948: 225). Согласно чукотскому фольклору, представляющему обобщенный образ Павлуцкого-Якунина, сам майор ехал на нартах с верхом, а остальные шли пешком (Богораз 1900. № 129: 338; Широков 1968: Рис. 8), по-видимому, обычно на лыжах (КПМГЯ.-№ 185: 223; Берг 1949: 305; Васильев 1916. Т. I. Прил.: 23). По свидетельству же Г. Майделя (1925: 23), в 1744 г. майор ехал на нартах, которые тянули четыре оленя, а остальные ратники ехали на санях, запряженных одним животным. Когда же наступило лето, во внутренней части Чукотки, где нельзя было передвигаться на судах, шли пешком, а «ружье и протчее несли на себе, имеющийся же шкарб везли на вьюшных оленях». На оленя навьючивали 1,5–2,0 пуда груза, то есть 24–32 кг (Сгибнев 1869: 30).

Отметим, что в отряде был один знаменосец, а при больших экспедициях брали три знамени из разных видов шелка: «тавтяные», «дорогильные» или «киндяшные» (КПМГЯ. № 39: 90; Якутия... 1953: 317; Степанов 1959: 214; Никитин 1996: 77). В первой трети XVIII в. казаки использовали знамена допетровского типа. Так, в 1718 г. на камчатом стяге Анадырского острога был изображен «образ Спасителя» (Nul... 1866. № 17: 4). Отряд А. Ф. Шестакова в 1730 г. имел знамя с ликом Богородицы (Сгибнев 1869: 16; Зуев 2002: 65; ср.: Стрелов 1916. № 41: 126).

В суровых условиях Восточной Сибири, где поселения располагались очень далеко одно от другого, недостаток провианта и даже голод не были в походных условиях редкостью (Материалы по истории Якутии... 1970. Ч. III, № 3: 1073, 1075). Так, во время похода Д. И. Павлуцкого 1744 г. на Чукотку, несмотря на то что оленей в экспедиции насчитывалось первоначально 5000, участники под конец голодали (КПЦ. № 62: 165; Вдовин 1965: 121–122). Поэтому особо отмечали как заслугу то, что от голода в экспедиции никто не умер (КПЦ. № 59: 160).

Придя на место, казаки располагались бивуаком, при размещении на открытой местности устраивали укрепление из саней, ставили строгие караулы. Помня полученные наказы, сначала старались привести туземцев «под руку царя», пользуясь своим часто неожиданным для них появлением и их растерянностью. Через толмачей требовали уплаты ясака, добиваясь расположения местных жителей подарками. При необходимости казаки ставили острог, брали аманатов и приводили их к присяге. По—

[123]еле этого иноземцы считались покоренными. Самих же аманатов, представителей именитых родов, содержали под замком и показывали ясачным при уплате ими дани, они же служили гарантией безопасности сборщиков. Заложники должны были сменяться погодно (Васильев 1916. Т. I. Прил.: 42; Бахрушин 1955: 77). Лишь в 1764 г. аманатство было упразднено. В целом правительство требовало приводить «иноземцев» к покорности лаской (ДАЙ. 1851. Т. IV, № 30: 72; 3-н 1861. № 100: 4; Протокол... 1888: 283, 288; Стрелов 1916. № 41: 131; Нефедова 1967: 27; Никитин 1999: 38). Но если туземцы сопротивлялись, то их просто убивали, а женщин и детей уводили в полон (Сгибнев 1869а: 117). Доставшуюся в таких случаях военную добычу казаки делили: часть отдавали в казну, часть — войску, а оставшееся забирали себе (Вернадский 1915: 351). Мир обычно продолжался недолго, с той и с другой стороны возникали обиды, приводившие к восстаниям (Васильев 1916. Т. I. Прил.: 34–35).

Дата добавления: 2015-06-29