К другому сборщику общественных денег (Просит о вспоможении бедным. (Писано в 373 г.))

К военачальнику Андронику (Ходатайствует за одного близкого к себе человека, именем Домитиана который за проступок свой пред Андроником несет то наказание, что живет в страхе и бесславии; и убеждает Андроника не увеличивать сего наказания. (Писано в 372 г.))

К Модесту, ипарху (Воспользовавшись дозволением писать к сему ипарху, ходатайствует за жителей горы Тавра, чтобы уменьшена была подать, какую вносят они железом. (Писано в 372 г.))

В какой мере уделяешь мне честь и свободу, по кротости свое­го нрава благоволя снисходить и до меня, в такой же или еще и в большей мере буду в продолжение всей жизни молить Благого нашего Владыку о приращении твоей именитости. Давно желал я писать к тебе и насладиться честию, какою меня удостаиваешь, но меня удерживало уважение к высокому сану, и боялся я не подать другим мысли, что без меры упоеваюсь дарованной мне свободою. А теперь, как полученное от несрав­ненного твоего высокородия дозволение писать к тебе, так и нужда утесненных принудили меня осмелиться. Итак, если у людей великих имеют какую-нибудь силу прошения и людей малых, снизойди, чудный муж, на мою просьбу, своим челове­колюбивым мановением дай избавление жалким поселянам и прикажи, чтобы с жителей богатого железом Тавра собираемая железом подать сделалась сносною и они не вдруг были по­давлены, но могли долго служить государственным пользам, о чем, как уверен я, всего более заботится твое достойное удивле­ния человеколюбие.

107 (111). К Модесту, ипарху (Ходатайствует за друга, на которого принесены жалобы и которого тре­бует к ответу. (Писано в 372 г.))

В другое время не отважился бы я беспокоить твое высо­кородие, умея и себе самому знать меру, и признавать над собою власти. Но поелику увидел, что друг в опасном положении, бу­дучи позван к ответу, то осмелился ему дать это письмо, чтобы, представив его вместо прошения, нашел сколько-нибудь к себе человеколюбия. Без сомнения же, хотя и я не стою никакого внимания, однако же достаточно иметь самое посредственное достоинство, чтобы убедить человеколюбивейшего из ипархов — и ко мне оказать снисхождение, и этого человека, если ни в чем не погрешил он, спасти ради самой истины, а если и погрешил, простить ради меня, который просил за него. А каковы здешние дела, об этом кто знает лучше тебя, который видишь, что есть в каждом негодного, и всем управляешь с чудною преду­смотрительностью?

Если бы таково было телесное мое состояние, что мог бы я удобно выдержать путешествие и перенести зимние неприятности то не стал бы писать, но сам пошел бы к твоему великодушию двух ради причин: и чтобы уплатить давний долг обещания (ибо знаю, что, дав слово быть в Севастии и насладиться твоим совер­шенством, хотя и приходил я туда, но не имел свидания с тобою, прибыв немного после твоей правоты), и, во-вторых, чтобы самим собою заменить посольство, которое медлил доселе отправлять к тебе, признавая себя малым для того, чтобы получить такую ми­лость, а вместе рассуждая, что ни начальника, ни частного челове­ка, если предлагаешь о чем в письме, не уверишь в этом так, как можно уверить, говоря с ним лично; причем нетрудно иное оправ­дать, об ином попросить, а в ином вымолить снисхождение, меж­ду тем как трудно достигнуть сего письмом. Итак, взамен всего этого поставив одно — тебя, божественная глава, и то, что до­вольно сказать тебе мысль, какую имею о деле, прочее же допол­нишь уже от себя,— без замедления приступаю к исполнению.

Но видишь, какой делаю круг, замедляя и отклоняя от тебя объяснение причины, по какой веду с тобою слово. Этот Домитиан издавна близок ко мне еще по родителям и потому ничем не разнится от брата. Ибо почему не сказать правды? Но, узнав при­чину, по которой потерпел он это, сознался я, что стоил он, чтобы так потерпеть. Ибо пусть не избегает наказания ни один из посту­пившихся против твоей доблести в чем-либо малом или великом. Впрочем, видя, что живет он в страхе и бесславии и что от твоего приговора зависит его спасение, почел я достаточным для него сие наказание и прошу тебя посудить о нем великодушно и вместе человеколюбиво. Ибо взять в свои руки тех, которые противятся, свойственно человеку мужественному и в прямом смысле начальнику, но быть благосклонным и кротким к тем, которые покорены, свойственно человеку, превосходящему всех высотою благоразумия и кротостию. Поэтому в твоей воле — над одним и тем же человеком показать свой великий дух, чем тебе угодно, и отмщением, и спасением его. Домитиану достаточна и эта мера наказания — страх ожидаемого и сознание того, что терпит он по достоинству. И к этому прошу не присовокуплять новых ему наказаний.

Рассуди и следующее: и прежде нас бывали многие полными господами над обидевшими их, но ни одно слово не перешло о них к потомству; а которые превзошли любомудрием многих и отложили гнев свой, о тех всем временам передается бессмерт­ная память. Пусть же присовокуплено будет и это к повествова­нию о тебе! Нам, которые желаем прославить дела твои, дай воз­можность превзойти примеры человеколюбия, прославленные в древности. Так сказывают, что и Крез отложил гнев на сыно­убийцу, который сам себя выдал на казнь, и великий Кир сде­лался другом этому самому Крезу после победы над ним. К ним причислим и тебя и, сколько есть сил, провозгласим это, если толь­ко не признают нас слишком малыми провозвестниками доблес­тей такого мужа.

Но сверх всего необходимо сказать и то, что, когда наказыва­ем сделавших какую бы то ни было несправедливость, тогда име­ем в виду не то, что уже сделано (ибо каким бы способом сде­ланное стало несделанным?), но то, чтобы или сами сделавшие несправедливость вперед стали лучшими, или для других послужили примером целомудрия. И никто не скажет, чтоб в настоя­щем случае не имело места то и другое, ибо и сам Домитиан будет помнить о сем даже по смерти, и другие, думаю, смотря на него, готовы умереть от страха. Почему, прибавив что-нибудь к наказанию, подадим о себе мысль, что удовлетворяем собствен ному своему гневу; а я готов утверждать, что в рассуждении тебя трудно и представить, чтобы это могло быть справедливым; и ничто не заставило бы меня выговорить такое слово, если бы не примечал, что больше милости получает тот, кто оказывает милость, нежели тот, кто принимает ее. Ибо не для малого числа людей сделается очевидным великодушие твоего нрава. Все каппадокияне проникают в будущее, и я желал бы, чтобы к прочим добрым качествам, какие в тебе есть, причислено было и это.

Но медлю окончанием письма, рассуждая, что мне же прине­сет ущерб недоговоренное мною. Впрочем, присовокуплю одно то, что Домитиан, имея письма многих, за него ходатайствующих, всем предпочел мое письмо, не знаю, из чего заключив, что имею неко­торое значение у твоего совершенства. Поэтому чтобы и ему не обмануться в надеждах, какие имел на меня, и мне было чем похвалиться пред здешними, соблаговоли, несравненный владыка, склониться на прошение. Без сомнения же, не хуже кого-либо из любомудрствовавших доселе рассуждаешь ты о делах человечес­ких и знаешь, какое прекрасное сокровище предуготовляет себе, кто помогает всякому нуждающемуся.

137 (142). К сборщику общественных денег при областных правителях (Просит сего чиновника освободить от общественных повинностей бога­дельни. (Писано в 373 г.))

На Собор блаженного мученика Евпсихия собрал я всех бра­тии наших хорепископов, чтобы сделать их известными твоей досточестности. Но поелику ты не был, то необходимо стало пред­ставить их твоему совершенству при письмах. Итак, потрудись узнать сего брата, который по страху Божию заслуживает дове­рие твоего благоразумия. А что доносит твоему благому изволе­нию по делу бедных, соблаговоли и ему поверить, как говорящему правду, и утесненным оказать возможное вспомоществование. Без сомнения же, соблаговолишь посетить и богадельню подведом­ственного ему округа и вовсе освободить ее от налогов. Это угодно уже и твоему товарищу, то есть чтобы небольшое достояние бед­ных оставить свободным от общественных повинностей.

Если бы самому мне можно было прийти к твоей досточестности, то, без сомнения, лично донес бы тебе, о чем намерен, и за­ступился бы за утесненных. Но поелику отвлекают меня и телесная немощь, и недосуги по делам, то вместо себя представляю тебе этого брата хорепископа, чтобы ты, искренно вняв ему, употребил его себе в советники, потому что он способен посоветовать в делах правдолюбиво и разумно. Ибо когда соблаговолишь увидеть состоящую под смотрением его богадельню (а я лишь уверен, что взглянешь на нее и не пройдешь мимо, потому что ты не несведущ в сем деле, но, как пересказывал мне некто, и сам в Амасии содержишь, чем Господь тебе послал); итак, когда уви­дишь эту богадельню, снабди ее всем потребным. Ибо товарищ твой обещал уже мне оказать некоторое человеколюбие к бога­дельням. Говорю же сие не для того, чтобы ты подражал кому другому (ибо тебе в добрых делах свойственно самому быть ру­ководителем других), но чтобы знать тебе, что в рассуждении того же самого послушались меня другие.

Дата добавления: 2015-06-30