Комментарии 2 страница. Ледовитое море простирается далеко за Двину вплоть до устьев Печоры и Оби

Ледовитое море простирается далеко за Двину вплоть до устьев Печоры и Оби. За ними, как говорят (НГ Против шведских и норвежских земель), лежит страна Энгранеланд (Engronelandt). Я слышал, что людям наших (стран) сноситься и торговать с ней мешают как высокие горы, которые вздымаются, покрытые вечными снегами, так и плавающий в море вечный лед, затрудняющий плавание и делающий его опасным (НГ а также бурные ветры), потому-то она и неизвестна (НГ Готшальк Розенкранц (Rosnkrantz), бывший канцлером при сыне короля Христиерна, умершем при дворе императора Карла, рассказывал мне, что уже в наше время несколько человек осмелились отправиться туда, но половина погибли во время кораблекрушения, а остальные, пытавшиеся выбраться сухим путем, погибли все до единого среди льдов и снегов.).

Как принимают и обходятся (там) с послами ⁷⁶⁹

Отправляющийся в Московию посол, приближаясь к ее границам, посылает в ближайший город вестника сообщить начальнику (НГ с письменным или устным сообщением к управителю (Verwalter) или наместнику) ⁷⁷⁰ этого города, что он, посол (НГ такой-то) такого-то господина [намерен вступить в пределы государя]. Вслед за этим начальник тщательно исследует не только то, каким государем отправлен посол, но и какое у него [205] самого положение и достоинство, а также сколько лиц его сопровождает (НГ причем их интересуют имена и отчества всех, даже слуг.). Разузнав это, он посылает для приема и сопровождения посла кого-нибудь со свитой, сообразуясь как с достоинством государя, отправившего посла, так и с рангом самого посла. Кроме того, он тотчас же дает знать великому князю, откуда и от кого едет посол. Посланный (встретить посла) также шлет с дороги вперед кого-либо из своей свиты, чтобы дать послу знать, что едет большой человек (magnus homo, grosser man), чтобы встретить его в таком-то месте, и сообщается место. Они потому прибегают к титулу “большой человек”, что это определение “большой” прилагают ко всем важным особам (НГ своим князьям и прочей (знати)), не именуя никого ни храбрым (strenuus), ни благородным (nobilis), ни бароном (Ваrо), ни сиятельным (illuster), ни превосходным (magnificus) и не украшая их другими какими бы то ни было титулами в таком роде (НГ светлостью (Durchleuchtigkhait), ни высокородием или благородием (Hoch- oder Wolgeboren), ни могущественным (Gesfreng), ни благородным и проч.). При встрече этот посланный не двигается с места, так что в зимнее время велит даже размести или растоптать снег там, где остановился, чтобы посол мог объехать его, а сам не двигается с наезженной торной дороги (publica via). Кроме того, при встрече у них обычно соблюдается следующее: они отправляют к послу вестника внушить ему, чтобы он сошел с лошади или с возка. Если же кто станет отговариваться или усталостью, или недомоганием, они отвечают, что-де ни произносить, ни выслушивать (их) господина нельзя иначе, как стоя. Мало того, посланный тщательно остерегается сходить с лошади или с возка первым, чтобы не показалось, будто он тем самым умаляет достоинство своего господина. Поэтому как только он увидит, что посол слезает с лошади, тогда сходит и сам.

^хВ первое мое посольство я сообщил встретившему меня перед Москвой, что устал с дороги, и предложил ему исполнить то, что надлежало, (сидя) на лошади. Но он, приведя упомянутое основание, никак не считал возможным пойти на это. Толмачи и другие уже слезли, уговаривая и меня тоже слезть. Я отвечал им, что как только слезет московит, слезу и я. Видя, что они так высоко ценят это [206] обстоятельство (НГ ехал от Новгорода на почтовых. Как только я подъехал к Москве, навстречу мне послали толмача Истомина, который уговаривал меня сойти с коня; я отговаривался усталостью, но он никак не желал сделать иначе.), я тоже не захотел выказать небрежение по отношению к своему господину и умалить его значение. Но так как он отказался сойти первым, и (НГ перед столь диким народом.) из-за такой гордыни (дело) затянулось на некотором время, то я, желая положить этому конец, вынул ногу из стремени, как; будто собирался слезть. Заметив это, посланный тотчас же слез с лошади, я же сошел медленно [так что он был недоволен мной за этот обман].

Засим, подойдя и обнажив голову, он говорит: “Великого господина Василия, божиею милостью царя и господина всей Руссии и великого князя и проч.”, — он вычитывает главнейшие княжества, — “наместник и воевода (Capitaneus, Haubtman) такой-то области и проч. велел тебе сообщить. Узнав, что ты, посол такого господина, едешь к великому господину нашему, он послал нас тебе навстречу, чтобы мы проводили тебя к нему”, — здесь он повторяет титул государя и наместника. — “Кроме того, нам поручено спросить тебя, по здорову ли ты ехал?” — ибо так там обычно говорится при встрече: “По здорову ли ты ехал?” Затем посланный протягивает послу правую руку и снова первый не оказывает почтения (НГ потом уже не обнажает первым головы), пока не увидит, что посол обнажил голову. После этого [вероятно, движимый долгом учтивости, первым] обращается к послу, спрашивая его уже от своего имени, по здорову ли тот ехал. Напоследок он дает знак рукой, показывая, что, мол, садись и поезжай. Когда все, наконец, усядутся на лошадей или в возки, он остается на месте со своими, не уступая дороги послу, и следует поодаль за ним (НГ не из уважения к послу, а), тщательно наблюдая, чтобы никто не вернулся назад или не присоединился к посольству. Во время (дальнейшего) путешествия посла он быстро разузнаёт прежде всего имя посла и отдельных слуг его, равно как имена их родителей, из какой кто области родом, какой кто знает язык и какое занимает положение: служит ли он у какого-либо (НГ другого) государя, не родственник ли он или свойственник (НГ друг ли он) посла и бывал ли прежде в их стране. Обо всем этом в отдельности они тотчас доносят письмами великому князю. Затем [когда посол уже немного проедет] его встречает человек, сообщающий, что наместник поручил ему заботиться о всем необходимом для посла (НГ в дороге; вместе с ним находится писарь.) ^х.

(^х-х А дает пространный рассказ о первом посольстве, который мы, разбив его на отрывки, даем при соответствующих по сюжету местах перевода латинского текста, где речь идет о втором посольстве, с пометой: А (перв. пос.). Вот начало этого рассказа: Посланный мне навстречу, а также мой сопровождающий (Тимофей Константинович ⁷⁷¹. — Примеч. Герберштейна на полях), который у них называется приставом и который заботился об удовлетворении всех моих надобностей, через которого я мог дать знать князю обо всех моих просьбах, например, об аудиенции и прочих такого рода обычных просьбах, привели мне двух лошадей, присланных мне князем.

Мне был отведен пустой дом, в который для начала доставили лавки, стол и тонкую специально выделанную кожу (Schiemb) для окон. По их меркам дом был хорош. Мне представили писца, который ежедневно распоряжался доставкой еды и питья, именно: большого куска говядины, куска сала, живой овцы, одного живого и одного забитого зайца, шести живых кур, зелени, овса, сыра. Соль же привозили лишь один раз в неделю, перца и шафрана вполне довольно. Все это каждый день привозилось на обычных у них повозках. В рыбные дни (Vischtaege) мне привозили забитую рыбу и много больших копченых на воздухе без соли осетров; еще графинчик с водкой (pranndt Wein), которую они всегда пьют за столом перед обедом. На другой повозке — три сорта хорошего меда (напитка) и два сорта пива. Одно из них было приятно сладкое.

Они посадили в дом людей, которые считаются знатными, блюсти и охранять меня, а по правде сказать, следить, чтобы никто не ходил ко мне и от меня без их ведома. Были и другие, которые запирали, мели и топили дом. В конюшне были еще другие и опять-таки другие для колки дров и помощи на кухне.

Все, что я привез с собой, этим я и располагал, например постельное белье, посуда и т. п. Корм для лошадей и все, до них касающееся, доставлялись мне также в изобилии. Когда однажды я купил живую рыбу, они рассердились, считая это зазорным для своего князя, и выдали мне четыре живых рыбины.

Когда мне было назначено (время), чтобы исполнить свою миссию, вечером пришел толмач (Григорий Истомин. — Примеч. Герберштейна на полях) и сказал: “Завтра ты предстанешь пред господином”.).

Итак, выехав из литовского городка (НГ и крепости) Дубровно, лежащего на Борисфене, и сделав в тот день восемь миль, мы достигли границ Московии и переночевали под открытым небом. Мы настлали мост через небольшую речушку, переполненную водой (НГ небом в холодном снегу рядом с речкой, которая разлилась от таяния снегов. Мы отремонтировали мост через нее) ⁷⁷², рассчитывая выехать, отсюда после полуночи и добраться до Смоленска, потому что [от въезда в княжество Московию, т. е. от его рубежа] город Смоленск отстоит только на двенадцать немецких миль. [Утром] проехав почти одну немецкую милю, мы встретили почетный прием (НГ посланного нам навстречу, принявшего нас, как описано выше); продвинувшись затем едва с полмили (А полторы мили) оттуда, мы терпеливо переночевали в назначенном нам месте под открытым небом. На следующий день, когда мы опять продвинулись на две мили (А чуть больше мили), нам назначено было место для ночлега, где наш провожатый устроил нам [изрядное обильное] [207] угощение. На следующий день, а это было вербное воскресенье (25 марта), хотя мы и наказали нашим (НГ ехавшим впереди) слугам нигде не останавливаться, а ехать с поклажей прямо в Смоленск, все же, проехав едва две нем(ецкие) мили, мы нашли их задержанными в месте, назначенном для ночлега. Так как московиты видели, что мы направляемся дальше, то стали умолять нас, чтобы мы по крайней мере отобедали, и их прилилось послушаться, ибо в этот день наш провожатый пригласил возвращавшихся от цесаря из Испании (и ехавших) вместе с нами послов своего господина, князя (Knes) Иоанна Посечня Ярославского и секретаря Симеона Трофимова. Зная причину, почему нас так долго задерживали [в этих пустынях], — именно: они послали из Смоленска к великому князю уведомление о нашем приезде и (НГ мы слишком поздно предупредили (о нашем приезде), и они) ждали ответа, можно ли нас впускать в крепость или нет, — я хотел проверить их намерения и (НГ после обеда я) двинулся по дороге к Смоленску. Когда другие приставы заметили это, они немедленно помчались к провожатому и известили его о нашем выезде (НГ Тут поднялся переполох, ведь провожатый, как и прежде всю дорогу, стоял лагерем напротив нас на холме, и между нами была маленькая речка. Ему доложили, что мы снялись и); тут же вернувшись, они просят нас, присоединяя к просьбам даже угрозы, чтобы мы остались. Но пока они бегали туда и обратно, мы почти прибыли к третьему месту ночлега, и мой пристав (НГ Один из них) сказал мне: “Сигизмунд, что ты делаешь? Зачем ты разъезжаешь в чужих владениях по своему усмотрению и вопреки распоряжению господина?” Я отвечал ему: “Я не привык жить в лесах вроде зверей, а под крышей и среди людей. Послы вашего государя проезжали через державу (regnum) моего господина по своему усмотрению (НГ днем и ночью) и их провожали через большие и малые города и селения. То же самое пусть будет позволено и мне. И нет (у вас) на то приказа вашего господина, да я и не вижу причины и необходимости в таком промедлении”. После этого они сказали, что свернут немного в сторону (НГ в деревню, под крышу), ссылаясь на то, что уже надвигается ночь и, кроме того, отнюдь не подобает въезжать в крепость так поздно. Но мы, не обращая внимания на выдвинутые ими доводы (А 25 марта), направились прямо к Смоленску, где нас приняли вдали от крепости [и в таких тесных хижинах, что] мы смогли ввести лошадей, только выломав предварительно двери (НГ в стойлах). На следующий день мы еще раз переправились через Борисфен и ночевали у реки почти напротив крепости (НГ в двух приличных домах). Наконец наместник принимает нас через своих людей, почтив нас (даром): напитками пяти сортов, именно: мальвазией и греческим вином, остальное были различные меда, а также хлебом и некоторыми кушаньями. Мы оставались в Смоленске десять дней, ожидая ответа великого князя. Затем ют великого князя прибыли два знатных человека (НГ приставы, как они их называют), чтобы иметь о нас попечение и проводить нас в Москву. Нарядившись в соответствующее платье, они явились в жилище каждого из нас обоих, отнюдь не обнажали головы, полагая, что мы должны сделать это первыми [но мы не сделали этого]. Впоследствии, когда той и другой стороне надлежало изложить и выслушать поручение государя, то при произнесении имени государя мы оказали (этот) почет (НГ но прежде и им пришлось сделать то же.). Как нас задерживали в разных местах и мы прибыли в Смоленск с опозданием, так и здесь нас задержали долее, чем следовало бы. А чтобы [мы не слишком обижались на чересчур долгое промедление и чтобы] не показалось, будто [208] они так или иначе пренебрегают нашими пожеланиями, они снова являлись к нам со словами: “Завтра утром мы выезжаем”. С утра мы [спешно готовили лошадей и], снарядившись, ждали их целый день. Наконец вечером [пришед не без известной торжественности, они отвечают, что в этот день у них никак не получилось. Но] снова обещают, как и прежде, пуститься в путь завтра утром и опять откладывают. Выехали же мы только на третий день (А 4 апреля) около полудня и весь тот день постились (НГ потому что не смогли поесть, боясь пропустить время, когда они (за нами) заедут.). И на следующий день они назначили путь длиннее того, куда могли добраться наши повозки (НГ и провиант.). Тем временем зимние снега растаяли, и все реки были полны воды; да и ручьи, выйдя из берегов, катили огромное количество воды, так что через них переправиться можно было только с опасностью и великими трудностями, ибо мосты [сделанные час, два или три тому назад] уплывали от разлива вод. Цесарский посол, граф Леонард Нугарола, чуть было не утонул на второй день по выезде из Смоленска (А речка называлась Вопец (Vopetz).). Именно когда я стоял (НГ далеко от берега) на мосту, вот-вот готовом уплыть, и следил за переправой поклажи, лошадь под графом упала, сбросив его на покрытый водой (cecus) берег (НГ лошади переправлялись вплавь. Лошадь графа стойко держалась рядом с лошадьми московитов, которые вели себя так, будто ничего особенного не происходило. В толкотне лошадь (графа) сорвалась задними ногами в глубину ручья, потому что (из-за снега) не было видно, где кончался берег. Смелое животное вырвалось-таки из воды, но граф упал навзничь из седла, к счастью, зацепившись (ногой) за стремя. Из-за этого его вытащило из глубины на мелководье, где нога его выскочила из стремени; он лежал в воде на спине, лицо его было закрыто испанским плащом, он был беспомощен.). Два пристава, стоявшие тогда ближе всех к графу, даже ногой не шевельнули, чтобы подать ему помощь, так что если бы другие не прибежали издалека и не помогли бы ему, все было бы кончено (НГ они сидели в своих епанчах (Japentze), как у них называются их плащи (Maentl oder Gepenickh), так как шел мелкий дождик. Двое моих родичей (Vetter), господин Рупрехт и господин Гюнтер, братья бароны Герберштейн и проч., поспешили на помощь, причем Гюнтер чуть было сам не угодил в глубину. Я укорял обоих московитов, что они не помогли графу; мне отвечали: “Одним надлежит работать, другим — нет”. После этого графу пришлось раздеваться и надевать сухое платье.). В тот день (А проехав еще с полмили) мы добрались до одного моста, через который граф и его (люди) переправились с величайшей опасностью. Видя, что повозки не поспеют за нами, я остался по сю сторону моста и (НГ к еще одной речке, побольше (А по имени Средний Вопец (der mittl Vopetz)) ⁷⁷². Там присланные заблаговременно крестьяне быстро связали плот, а из ивовых прутьев — канат, к которому и прикрепили плот (А На нем могли переправиться шесть — восемь человек). С его помощью, медленно и с трудом, мы перебрались на другой берег. Затем был еще один мост, до и после которого надо было долго ехать по воде. Я видел, как иные чуть было не переворачивались на этом мосту; уже близился вечер, и я не захотел переезжать сразу же, потому что провиант, да и другие наши повозки за нами не поспели бы. Я) вошел в дом крестьянина (villicus, -). Убедившись, что пристав слишком нерадиво заботится о нашем пропитании, так как, по его словам, он отправил [209] съестные припасы вперед, я сам купил еду у хозяйки (НГ Я спросил у хозяйки хлеба, овса и прочего по потребности), она продала ее охотно и за умеренную (iustus) цену. Как только пристав узнал об этом, он тотчас же запретил женщине продавать мне что бы то ни было ⁷⁷³. Заметив это, я позвал гонца и поручил ему передать приставу, чтобы тот или сам заблаговременно заботился о пропитании или предоставил мне возможность покупать его; если он не станет делать этого, то я размозжу ему голову. “Я знаю, — прибавил я, — ваш обычай: вы набираете много по повелению господина (вашего) и притом на наше имя, а нам этого не даете (НГ ваше лукавство; вы прячете, что положено (нам выдать), и продаете, говоря потом, будто отдали нам.). Да еще и не позволяете нам жить на свои средства”. Я пригрозил сказать об этом государю (НГ Если же он не изменит (своего поведения), то я его связанным приведу в Москву, ибо прекрасно знаю обычаи этой страны. (Говорил я) и другие сердитые слова. Он тут же явился ко мне, снял против своего обыкновения шапку; я-де ничего такого не делаю.). Этими словами я поубавил ему спеси [и впоследствии он не только остерегался меня, но даже стал несколько благоговеть передо мной]. ^ыЗатем мы прибыли к слиянию рек Вопи (Voppi) и Борисфена и там нагрузили Борисфен (НГ корабли) нашей поклажей, которую повезли вверх по реке [до Можайска], а мы, переправившись через Борисфен, ночевали в одном монастыре ⁷⁷⁶. На следующий день наши лошади должны были не без опасности переплыть на расстоянии нем(ецкой) полумили три разлившиеся реки [и еще множество ручьев. Мы объехали эти реки по Борисфену]; нас (НГ обоих) вез на [рыбачьих] лодках один монах. Наконец, 26 апреля мы достигли Москвы ^ы.

(^ы-ы А Проехав десять миль, мы достигли (места), где река Вопец, истекающая от Белой (von der Piela), впадает в Днепр близ некоего монастыря. Ранним утром на следующий день бедный монашек перевез меня и графа через большую воду, ибо Днепр сильно разлился, пока мы снова не попали на дорогу, до которой не достигало половодье. Лодчонка не могла вместить много. На ней монах по очереди перевез большинство прислуги (Gesindt) и сёдла. Наши сундуки и тюки перевезли на веслах кораблем к Дорогобужу. Лошади же (переправлялись) другим путем, переплывая от одного холма к другому на расстоянии трех миль.

Затем, проехав две мили, мы снова прибыли к речке под названием Уша (Usscha); там был высокий мост, по которому мы и проехали ⁷⁷⁴. Потом мы добрались до большого леса, рядом с которым шла дорога, рядом же текла и река. Но воды было так много, что остаться на дороге мы не могли. Мы двинулись в лес, было очень поздно. Снегу было почти по колено, он был совсем рыхлый, да и земля под ним рыхлая. Кругом лежало множество огромных толстых деревьев, рухнувших от старости и от ветра; через них нам приходилось перебираться. И уже глубокой ночью кто-то из наших наткнулся в лесу на поляну. Там мы провели ночь совершенно без пищи. Кое-кто остался в лесу и выбрался к нам только утром. Сопровождавшие нас приставы могли бы довести нас до домов, бывших совсем близко, если бы хотели. Шел мелкий дождь и было довольно сыро. Поутру мы вскоре снова подошли к лесу, который был не меньше прежнего. По нему мы ехали до самого Дорогобужа. Отсюда до Смоленска восемнадцать миль. На большем его (леса) протяжении есть гати (geprueghkt), которые оставили после себя московиты, когда двигались на Смоленск и высылали во все стороны народ. Дорогобуж лежит на Днепре. Здесь мы провели один день в ожидании нашего обоза. Город Вязьма — тоже на Днепре ⁷⁷⁵. Здесь в Днепр впадает река, также зовущаяся Вязьмой. От Дорогобужа досюда — тоже восемнадцать миль. Досюда доходят тяжелогруженые корабли, и неподалеку от города их загружают и разгружают. От Смоленска до сих мест мы добирались с большими трудностями, о чем выше, и через множество длинных мостов, которые зачастую совсем разбиты, и бревна иной раз лежат так далеко друг от друга, что прямо не верится, что по ним могут пройти лошади; иногда бревна моста лежали уже в воде, в беспорядке, вкривь и вкось, через них нам приходилось перебираться, что мы, слава богу, проделали, не (понеся) никакого урона. У Вязьмы мы выдержали борьбу с водой, бревнами и снегом и поехали по ровной дороге до самой Москвы.).

Когда мы находились на расстоянии полумили от нее (А за рекой), нам навстречу выехал, спеша и обливаясь потом, тот старый секретарь (НГ Симеон), который был послом в Испаниях (НГ и возвращался из Вены вместе с нами) ⁷⁷⁷, с известием, что его господин выслал нам навстречу больших людей, — при этом он назвал их по имени, — дабы они подождали и встретили нас. К этому он добавил, что при встрече следует сойти с коней и стоя выслушать слова (их) господина. Затем, подав (друг другу) руки, мы разговорились. Когда я, между прочим, спросил его, отчего это он так вспотел, он тотчас ответил, повысив голос: “Сигизмунд, у нашего господина иной обычай службы, чем у твоего”. И вот, едучи так, видим, стоящий длинный строй [словно какое-нибудь войско]. При нашем приближении они немедленно слезли с лошадей, что сделали в свою очередь и мы сами. При встрече один (НГ главный) из них сначала повел такую [210] речь: “Великий господин Василий, [божией милостью] царь и господин всея Руссии и проч.”, — вычитывая весь титул, — “узнав, что прибыли вы, послы брата его Карла, избранного рим(ского) имп(ератора) и высшего (supremus) короля, и брата его Фердинанда, послал нас, советников своих, и поручил нам спросить у вас, как здоров брат его Карл, рим(ский) имп(ератор) и высший король”. Потом то же и о Фердинанде (НГ Мы отвечали, как принято у них: “По милости божией каждый из нас оставил своего господина в добром здравии”.). Второй (сказал) графу: “Граф Леонард, великий господин”, — перечисляя весь титул, — “поручил мне выехать тебе навстречу, проводить тебя до самой гостиницы (hospitium, Herberg) и заботиться о всем для тебя необходимом”. Третий сказал то же самое мне. Когда это было сказано и выслушано с той и другой стороны с непокрытой головой, первый снова сказал: “Великий господин”, — вычитывая титул, — “повелел спросить у тебя, граф Леонард, по здорову ли ты ехал”. То же самое (было сказано) и мне. Согласно их обычаю мы отвечали им: “Да пошлет бог здоровья великому государю. По благости же божией и милости великого князя мы ехали по здорову”. То же (лицо) снова (сказало) следующее: “Великий князь и проч.”, — всякий раз повторяя титул, — “послал тебе, Леонард, иноходца с седлом, а также еще одного коня из своей конюшни”. Это же самое (было сказано) и мне. Когда мы поблагодарили за это, они подали нам руки и оба по очереди спросили нас обоих, по здорову ли мы ехали. Наконец, они сказали, что нам следует почтить их господина и сесть на подаренных коней, что мы и сделали. Переправившись через реку Москву и отправив вперед всех прочих, мы едем следом (НГ с поклажей). На берегу перед нами — монастырь ⁷⁷⁸; отсюда через (НГ прекрасное, тянувшееся до самого города) поле среди толп народа, сбегавшегося со всех сторон, нас проводили в город и даже в (самые) гостиницы (diversorium) (НГ хорошие деревянные дома), расположенные (НГ по местному обыкновению) (одна) напротив (другой) (А 26 апреля). В домах не было никаких жильцов, ни утвари. Но каждый пристав объявил (НГ они были пусты. Были только стол, лавки, но ничем не закрыты (khain Schiemb) окна; все это было доставлено. Новые приставленные к нам лица объявили каждый) своему послу, что он вместе с теми приставами, которые прибыли с нами из Смоленска, имеет от господина распоряжение заботиться о всем для нас необходимом. Они назначили также в нашем присутствии писаря, говоря, что он приставлен затем (НГ писарей), чтобы ежедневно доставлять нам пищу и прочее необходимое. Наконец, они просили нас, чтобы мы, если будем в чем-либо нуждаться, дали бы им о том знать. После этого они [почти] каждый день навещали нас, всегда осведомляясь, всего ли хватает. Способ содержания послов у них различный: один для немцев, для литовцев — другой, свой для каждой (страны) (НГ Существует общий порядок, согласно которому содержат немцев, литовцев, ливонцев или татар, прибывающих с посольствами.). Я имею в виду, что назначенные приставы имеют определенное, и притом (свыше) предписанное количество, в каком выдавать хлеб (НГ водку и другие), напитки, мясо (НГ рыбу, соль, перец, лук), овес, сено (НГ солому) и все остальное по числу отдельных лиц (НГ и лошадей.). Они знают, сколько должны выдавать каждый день поленьев для кухни и для топки бани, сколько соли, перцу, масла, луку и других самых ничтожных вещей (НГ печей.). Тот же порядок соблюдают и приставы, провожающие послов в [211] Москву и из Москвы. Но хотя они обычно доставляли достаточно и даже с избытком как пищи, так и питья, однако почти все, что мы просили (сверх того), они давали вместо названного (prioribus commutata) (НГ на дорогах едущие туда и обратно. Всего было вдоволь сравнительно с тем, как там привыкли жить; я, по крайней мере, бывал сыт всегда.). Они всегда привозили напитков пять сортов: три сорта меду и два — пива (НГ их ежедневно привозили на небольшой тележке с лошадкой. Но живой рыбы не давали, это у них не принято. Поэтому). Иногда я посылал на рынок купить [кое-что] на свои деньги, [в особенности] живую рыбу. Они обижались на это, говоря, что тем самым их господину причиняется великое бесчестье (iniuria) (НГ После этого по постным дням мне всегда доставляли живую рыбу.). Я указывал также приставу, что хочу позаботиться о кроватях для дворян, которых было со мной пятеро (НГ и моих друзей.). Но он немедленно отвечал, что у них нет обычая доставлять кому-либо кровати. Я возразил ему, что не прошу, а хочу купить, и потому сообщаю ему, чтобы он не гневался потом, как раньше. Вернувшись на следующий день, он сказал мне: “Я докладывал советникам моего господина, о чем мы вчера говорили. Они поручили мне сказать тебе, чтобы ты не тратил денег на кровати, ибо (НГ наши послы сказали, что они и их люди обеспечивались в ваших странах кроватями, и поэтому) они обещают содержать вас так же, как вы содержали наших людей в ваших странах”. Отдохнув два дня в гостинице, мы спросили у наших приставов, в какой день государь примет и выслушает нас. “Когда пожелаете”, — отвечают они. — “Мы доложим советникам господина”. Мы вскоре попросили (об этом). Нам был назначен срок, но перенесен на другой день. Накануне же этого дня явился сам пристав, говоря: “Советники нашего господина поручили мне известить тебя, что завтра ты отправишься к нашему государю”. Всякий раз, как они звали нас, при них были толмачи. В тот же вечер возвращается толмач и говорит: “Приготовься, так как тебя призовут пред очи господина”. Он пришел и утром (А 1 мая), снова напоминая: “Сегодня будешь пред очами господина”. Потом, по прошествии едва четверти часа (НГ получаса), являются еще и приставы каждого из нас со словами: “Вот-вот прибудут за вами большие люди, и потому вам надлежит собраться в одном доме”. Как только я пришел к цесарскому послу, тотчас примчался толмач (НГ пристав) и говорит, что вот-де прибыли большие люди, к тому же именитые мужи (praecipui, die vordersten) государевы, которые должны сопроводить нас во дворец. Это были некто князь (Knes) Василий Ярославский, связанный кровным (родством) с великим князем, а другой — один из тех, кто встречал нас от имени государя (НГ друг великого князя, и еще один именитый (namhaffter) (муж)); их сопровождало множество знати (НГ бояр или, как мы их называем, дворян.). Между тем наши приставы внушали нам, чтобы мы оказали честь этим большим людям и вышли им навстречу. Мы отвечали, что знаем лежащие на нас обязанности и соответственно поступим (НГ сумеем их почтить.). Но и когда они уже [слезали с лошадей и] входили в гостиницу графа, приставы все время настаивали, чтобы мы вышли им навстречу и (тем самым) некоторым образом поставили в оказании почестей их государя выше наших господ. Мы же, тем временем пока они подымались, выдумывали то одну задержку, то другую, замедляя встречу, и встретили их, когда они как раз были посредине лестницы (НГ были уже на лестнице.) ⁷⁷⁹. Мы хотели было проводить их в комнаты, чтобы они несколько отдохнули, но [они отказались сделать это. Сам же] князь сказал: “Великий господин [здесь он зачитал полный титул] повелел вам явиться к нему”. Мы тут же сели на лошадей и двинулись в сопровождении большой свиты; около крепости (НГ вокруг крепости ⁷⁸⁰, пока не добрались до нужных ворот; там) нас встретили [212] такие огромные толпы народа, что мы едва [великими трудами и стараниями телохранителей (satellites)] могли пробраться (сквозь них). Ведь у московитов такой обычай: всякий раз как надо провожать во дворец именитых послов иностранных государей и королей, то [по приказу государеву] созывают из окрестных и соседних мест низшую (НГ живущих вокруг города) знать (vulgus nobilium,-), наемников (stipendiarii, Dienstleut) [и воинов ⁷⁸¹, запирают к тому времени в городе все лавки и мастерские], прогоняют с рынка продавцов и покупателей, и, наконец, отовсюду собираются граждане (НГ чтобы на этой площади мог собраться весь простой люд (gmain Volckh); его даже сгоняют туда.) (А (перв. пос.) Все они в белых головных уборах (heubter) — это у них шапки, именуемые колпаками. Изредка среди них попадается священник, у которого нет этой белой шапки.). Это делается для того, чтобы столь неизмеримое количество народу и т о лпы подданных свидетельствовали перед иностранцами о могуществе государя, а столь важные посольства иностранных государей — перед всеми о его величии. Въезжая в крепость, мы видели, что в различных местах были поставлены люди разного звания (ordo) (А (перв. пос.) По мере приближения ко дворцу — надо бы просто говорить городу, потому что он обнесен стеной ⁷⁸⁰ — от толпы одного рода переезжаешь к другой, причем каждая одета все лучше и лучше. Ближе всего к лестнице стоят чужеземные наемники (Diennstleut): литовцы и” прочие; у них шапки не белые, а какие кто сам надел.). Возле ворот стояли граждане, а ^ввоины и служилые люди занимали площадь ⁷⁸²; ^гони сопровождали нас пешком, шли впереди и, остановившись, не дали нам доехать до лестницы и там слезть с коней, ибо ^в сойти с коня у лестницы не дозволяется никому, кроме государя. [Это также делается, чтобы было видно, что государю оказывается более чести.] Как только мы поднялись до середины лестницы ^г, (^в-в НГ оттуда до церквей и до палат государевых стояли всех родов наемники (Soldaten). Когда проезжаешь мимо церкви святого Михаила, то рядом подымается лестница в покои великого князя. Они говорят, что) (^г-г А (перв. пос.) Слуги, принимавшие моего коня, не желали допускать меня верхом до самой лестницы, поскольку это привилегия одного князя. Я, однако, будто не понимая их, протеснился с лошадью как мог ближе к крыльцу. Потом меня провели наверх рядом с церковью святого Михаила, которая стоит вплотную к лестнице. Там, где на ней площадка, находится дверь в церковь. Когда мы шли через эту площадку) нас встретили определенные советники государевы; они подают нам руку, целуются с нами и ведут дальше. Затем, когда мы взошли на лестницу (НГ там стояли простые дети боярские (gemain Boyarskj Dieti), т. е. низшая знать (gemain Edlleut); здесь), встречают нас другие [более важные] советники и, после того как первые удалились — у них есть обычай, чтобы первые уступали место следующим и всем ближайшим по порядку и оставались на своем месте, как бы в назначенном им отделении (regio) — подают нам в знак приветствия правую руку. Затем при входе во дворец, где стояла кругом низшая знать, нас равным образом встречают первые советники (primarii) и приветствуют вышеуказанным способом и порядком. Наконец, нас проводили в другую палату (atrium), вдоль стен которой располагались князья (quod Knesis septum erat) и прочие наиболее родовитые (generosiores), из разряда и числа (НГ протянув нам руку и поцеловав нас; и далее у закрытых (дверей) в покои нас приняли еще другие, как и прежде. Когда первые встретили нас на лестнице, они пошли рядом с нами, а сопровождавшие нас от гостиницы шли за нами; то же делали вторые и третьи, так что всякий раз встречавшие нас шли рядом, другие — следом. Вместе с последними мы вошли в покои; в первом из них стояли одетые в золото, бархат и шелка, из) которых выбираются советники (НГ (лица) на наиболее высокие должности), а оттуда — к покою (conclave) государя, ^зперед которым стояли благородные (ingenui) (НГ хорошо одетые молодые князья и знатные лица), несущие повседневную службу при государе^з (^з-з А (перв. пос.) Здесь юные герцоги, спальники, стольники и прочие слуги государевы (Gamer-, Tisch- unnd annder Dienner) ⁷⁸³, но лучше одетые, с жемчугами и иными украшениями на своих колпаках.); между тем (НГ все время, пока мы шли) решительно никто из стоящих кругом не оказал нам ни малейшего почета. Если же мы, проходя мимо, при случае приветствовали кого-либо [213] близко нам знакомого или заговаривали с ним, то он не только ничего не отвечал нам, но вел себя вообще так (НГ стоял или сидел, как бревно), будто он никогда никого из нас не знал и не слыхал нашего приветствия (НГ Все эти роскошно одетые в золото и шелка встречавшие и провожавшие нас, стоявшие перед дверями государевых покоев и даже сидевшие рядом с государем получают платье из казны (Schatz Gamer), и каждый из них должен еще кое-что заплатить из расчета, что платье потом придется чистить.). ^нИ только когда мы входили к государю, советники (НГ где кругом сидели много старых князей (alte Fuersten) и прочих, и сами сначала поклонились, все они) встали перед нами; если же по случаю присутствуют братья государевы, то они (НГ как и великий князь) не встают [а сидят с непокрытой головой]. И один из первых (советников), обратившись к государю (НГ который встречал нас последним — его должность примерно соответствует (должности) гофмейстера (Marschalch) —), произнес [по своему почину (ex more suo) без просьбы с нашей стороны следующие слова]: “Великий господин (НГ царь и государь всея Руссии), граф Леонард бьет челом (frontem percutit; schlecht oder naigt sein hiern), и снова: “[Великий господин] граф Леонард бьет челом на великой твоей милости”. Точно так же и о Сигизмунде. Первое значит, что он-де кланяется и выражает почтение, второе — что благодарит за полученную милость (НГ кушанье или подаренного коня.). Ибо “бить челом” у них говорится в знак приветствия, благодарности и другого тому подобного. Именно, всякий раз, как кто-нибудь просит чего-либо или приносит благодарность (НГ более высокому (по положению)), он обычно наклоняет голову; если он желает сделать это усерднее, то опускается (НГ и туловище) так низко, что касается рукой земли ⁷⁸⁴. Если они хотят поблагодарить великого князя за какое-нибудь очень важное дело или попросить чего-нибудь у него же, то кланяются и опускаются так, что (НГ падают на руки и) касаются лбом земли (НГ Отсюда-то и пошло речение “бить челом”.). Государь сидел с непокрытой головой на (НГ на длину ладони) более высоком [и почетном] месте (НГ — такой же (высоты) у него и скамеечка для ног —) у стены, на которой (НГ над его головой) сверкало изображение (НГ бога, ангела или) какого-то святого, справа от него на скамье лежала шапка-колпак, а слева — палка [с крестом], (т. е.) посох, и таз с двумя рукомойниками, поверх которых было положено полотенце. Говорят, что, подавая руку послу римской веры, государь считает, что подает ее человеку оскверненному и нечистому, а потому, отпустив его, тотчас моет руки. Напротив государя, пониже, там стояла еще одна скамья (НГ покрытая ковром и), приготовленная для послов. Государь, после того как ему был оказан почет, как уже сказано выше, сам пригласил нас туда мановением и словом, указуя рукой на скамью (НГ говорит послу: “Поди стань вот здесь”, — и показывает рукой на место рядом со скамьей.) ^н (^н-н А (перв. пос.) Оттуда идешь в комнаты, где сидит великий князь. Сидели там и двое его братьев, один по правую, другой по левую руку, а также сын одного татарского царя, который крестился и взял себе в жены сестру великого князя (Георгий, Симеон, Петр. — Примеч. Герберштейна на полях)). Когда мы [с того места по очереди] приветствовали господина, то [при этом был толмач, переводивший нашу речь слово в слово]. Услышав между прочим имена Карла и Фердинанда, (государь) вставал и сходил со скамьи, а выслушав приветствие до конца, спросил (НГ скамеечки для ног и спрашивал): “Брат наш Карл, избранный рим(ский) имп(ератор) и высший король, здоров ли?” Пока граф отвечал: “Здоров”, (государь) тем временем взошел к скамье и сел. То же самое по окончании моего приветствия спрашивал он у меня про Фердинанда (НГ Когда ему ответят, что по милости божией здоров, он снова усаживается и выслушивает приветствие до конца. Затем он говорит послу: “Садись”, давая ему время перевести дух. После этого он подзывает толмача и говорит ему негромко, чтобы тот передал послу, что-де можно высказать то, что должно быть сказано публично, а остальное отложить до другого времени. (А (перв. пос.) Толмач сообщает мне это так же негромко.) Тогда посол встает и говорит о своем деле стоя. Толмач переводит не более чем после (каждых) двух-трех слов (uber zway oder drey wort nimbt der Tulmetsch nit an zuvertulmetschen).) (А (перв. пос.) Тут я передал верительную грамоту (Credentzbrieff).). Затем он подзывал нас, сначала одного, [215] потом другого к себе и говорил: “Дай мне руку”, а взяв ее, прибавлял: “По здорову ли ты ехал?” На это мы оба [согласно их обычаю] отвечали: “Дай бог тебе здоровья на многие лета: по благости божией и твоей милости по здорову”. После этого он велел нам сесть. Мы же, прежде чем сделать это, [в соответствии с их обыкновением] поблагодарили наклонением головы на обе стороны прежде всего государя, а затем советников и князей (Knesi), которые стояли, чтобы оказать нам честь. Кроме этого, послы других государей, в особенности из Литвы, Ливонии, Швеции и т. д., будучи допущены пред очи государевы, обычно вместе со своей свитой и слугами (НГ с главнейшими из своих слуг и друзьями) подносят каждый по отдельности дары.

При поднесении даров соблюдается такой порядок. После того как будет изложена и выслушана цель посольства, тот советник, который ввел послов к государю, встает и четким и громким голосом во всеуслышание (НГ — а подарки несли рядом с ним —) говорит так: “Великий господин, такой-то [посол] бьет челом таким-то даром”, и это же самое повторяет он во второй и третий раз. Затем таким же образом он называет имена и дары отдельных дворян и слуг. Наконец (НГ такими-то поминками — так они называют дары — перечисляет их) рядом с ним становится секретарь, который также тщательно отмечает имена и дары [как послов, так и] каждого по порядку из приносящих. Сами же они называют такие дары поминками (Pominki), т. е. как бы дарами на память ⁷⁸⁵. Они напоминали про дары и нашим (людям), но мы отвечали, что у нас нет такого обычая. Но возвращаюсь к предмету изложения (НГ Когда мы изложили цели нашего посольства, то те, кто стоял рядом с нашими людьми, позади нас, подсказывали: “Поминки!” — напоминая, чтобы мы поднесли дары. Но наши отвечали, что у нас нет такого обычая. В свое время было принято на такие подарки отвечать подарками, втрое б о льшими; поэтому и дарили, и [{взамен) получали много. Но (потом) все переменилось, как будет сказано ниже при (описании) приема литовских послов.).

После того как, закончив приветствия, мы немного посидели, государь пригласил нас, сначала одного, потом другого, сказав следующее: “Ты отобедаешь со мной”. [Позволю себе прибавить, что] в первое мое посольство [согласно их обыкновению] он пригласил меня следующим образом (НГ (не так, а) обычными словами): “Сигизмунд, ты откушаешь с нами нашего хлеба-соли” (А (перв. пос.) Некоторым было поручено пригласить к столу и моего родича (Vetter) фон Турна (Thurn). Когда мы пришли в столовую, уже другим снова поручили пригласить к столу моих слуг.). Вслед за тем, подозвав к себе наших приставов, он сказал им что-то по секрету тихим голосом, и толмачи, получив, в свою очередь, указание от приставов (НГ те, подойдя к нам, через толмачей), говорят: “Вставайте, пойдем в другой покой”. Пока мы излагали там некоторым назначенным [государем] советникам [и секретарям] остальные поручения, лежавшие на нашем посольстве, тем временем приготовляли столы. Затем, когда приготовления к обеду были закончены, и государь, (его) братья и советники уже сидели (НГ за длинным столом), нас повели в столовую (cenaculum), и [тотчас советники и] все [прочие по очереди] встали перед нами; зная их обычай, мы, прежде чем они сели, в свою очередь поблагодарили их, наклоняя голову во все стороны, а затем заняли место за столом, [216] которое указал нам рукой сам государь. Столы в столовой были расставлены со всех сторон (circumcirca) (НГ так что только-только можно было войти и выйти в двери.). Посредине залы стоял поставец (abacus, Credentz), заставленный различными золотыми и серебряными [кубками] (А (перв. пос.) Государь и его сродники (Schwaeger), а также советники сидели так, как в совете, разве что советники сидели друг против друга.). На столе, за которым сидел государь, с той и другой стороны (от него) было оставлено (пустого) места на расстоянии вытянутой руки. Затем сидят братья государевы [если они присутствуют]: по правую руку [—старший], по левую [—младший]. Далее за братьями [на расстоянии несколько больше (обычного)] сидели старшие (seniores, eltiste) [князья (Knesi)] и советники (НГ и должностные лица (Ambtleut)) в соответствии с чинами и милостью, какой они пользовались у государя. Против государя, за другим столом, сидели мы (НГ я рядом с графом,), а отделенные небольшим промежутком — наши близкие (familiares) и слуги (НГ где могли бы усесться двое, сидели наши друзья и все, пришедшие с нами.) (А (перв. пос.) Мой родич (фон Турн) должен был занять место не рядом со мной, а несколько сзади.). Напротив них на другой стороне сидели [по чину] те, кто провожал нас из гостиницы во дворец. За последними же [стоящими друг против друга] столами сидели те, кого государь пригласил в знак особой милости; иногда к ним присоединяются наемники (НГ несколько юных сыновей татарского царя, бывших на службе у великого князя и крестившихся, а также и прочие, кого пригласил государь, среди них пушкари и другие лица того же рода.). На столах (НГ нашем, как, без сомнения, и на всех остальных столах, кроме стола государева и его братьев, одно блюдо приходилось на четверых. Рядом с ним) расставлены были небольшие сосуды одни с уксусом, другие с перцем, третьи с солью; они были расставлены и размещены вдоль стола с таким расчетом, что на каждых четверых гостей приходилось по одному набору из этих трех сосудов (НГ они оставались на столе от начала (обеда) и до конца. В мое посольство (за столом) присутствовал и царь (Czar) Петр, крещеный татарский царь (Khuenig), женившийся на сестре великого князя. Во время обеда он сидел по правую руку от старшего брата (государева)). Затем (НГ когда все уселись) вошли стольники (dapiferi, Druchsaessen), наряженные в блестящее платье, и, обойдя вокруг поставца, стали против государя, никак его не приветствуя, пока все приглашенные гости не сели и им не было приказано внести кушанья. Меж тем, когда все сели (НГ против нас и друг за другом, они никак не приветствовали государя, а шли, вытянув шеи, как будто не замечая его. После этого), государь позвал одного из своих слуг и дал ему два длинных ломтя хлеба со словами (НГ своего стольника (Tischdiener) или чашника (Schenck), взял три ломтя хлеба, лежавшего перед ним горкой, нарезанного и уложенного, положил его на ладонь чашнику и сказал): “Дай графу Леонарду и Сигизмунду (НГ послу нашего брата, избранного римского императора и высшего короля) этот хлеб”. Слуга, взяв с собой толмача, по порядку поднес хлеб нам обоим с такими (словами) (НГ который все время находится близ стола, и сказал): “Граф Леонард, великий господин Василий, божией милостью царь и господин всея Руссии и великий князь, являет тебе свою милость и посылает тебе хлеб со своего стола”. Толмач отчетливо переводил эти слова (НГ Затем он подошел ко мне с теми же словами). Мы стоя слушали милость государеву. Чтобы почтить нас, встали и другие, кроме братьев (НГ и свойственников (Schwaeger)) государевых. На подобную милость и честь не требуется никакого другого ответа, кроме того, чтобы принять предложенный хлеб, положить его на стол и поблагодарить (НГ Мы поблагодарили) наклонением головы самого государя, [а] затем (НГ советников, сидевших за столом ближе всех к нему, потом в другую сторону и наконец (тех), кто были против нас) точно так же и остальных советников его [поводя [217] во все стороны головой и наклоняя ее]. Таким хлебом государь выражает свою милость кому-нибудь, а солью — любовь. И он не может оказать кому-либо большей чести на своем пире, как посылая ему соль со своего стола. Кроме того (НГ Их прекрасные белые), хлебы, имеющие вид лошадиного хомута ⁷⁸⁶, знаменуют, по моему мнению, для всех, их вкушающих, тяжкое иго и вечное рабство (НГ которым они его (хлеб) заслуживают.). Наконец стольники вышли за кушаньем [снова не оказав никакой чести государю] и принесли водку (aqua vitae), которую они всегда пьют в начале обеда, а затем жареных лебедей, которых в мясные дни они почти всегда подают гостям в качестве первого блюда. (НГ Двух или) Трех из них поставили перед государем; он проколол их ножом, чтобы узнать, который лучше и предпочтительнее перед остальными (НГ другие стольники в это время стояли со своими блюдами и лебедями в руках): после чего тут же велел их унести. Все сейчас же вышли в том же порядке, в каком вошли, и положили разделанных и разрезанных на части лебедей на меньшие блюда, по четыре куска на каждое. Войдя, они поставили перед государем пять блюд (НГ все вместе за дверь. Возле двери в столовую стоял стол для разделки еды; там лебедя разрезали, положив на (каждое) блюдо то по четыре крыла, то по четыре ножки (Diehl) (А (перв. пос.) по два крыла и по две ножки) или прочее по их обыкновению. Затем стольники снова вносят блюда и ставят четыре или пять из них, не таких больших, перед государем), остальные же распределили [по чину] между его братьями (НГ старейшими), советниками, послами и другими (А (перв. пос.) Грудки (Khryppen) и гузки (Stoss) предназначаются для остальных, присутствующих в зале.). При государе (НГ У стола государева) стоит человек, который подает ему чашу; через него-то государь и посылает отдельным (лицам) хлеб и другие кушанья (НГ которого он подзывает и что-нибудь ему приказывает, кроме как поднести что-либо; так). Государь обыкновенно (НГ отрезает кусочек от кушанья или берет ломоть хлеба и кладет ему на ладонь попробовать; так же он) дает отведать предварительно кусочек стольнику, затем (НГ который и разносит туда и сюда почетные угощения. Государь ищет куски помягче) отрезает от разных кусков и пробует, после чего (НГ подзывает стольника (Tischdiener), дает ему одно блюдо и) посылает брату или какому-нибудь (НГ старейшему) советнику или послам [одно блюдо, от которого кушал сам. Послам] подобные яства посылаются всегда с [гораздо большей] торжественностью [как это было сказано о хлебе]; при получении их надлежит вставать не только тому, кому они посылаются, но всем и каждому, так что при неоднократном оказании государевой милости иной может немало утомиться от вставания, стояния, благодарения и частого наклонения головы во все стороны (НГ особенно, если стол (его) находится близко, так что уж и на ногах не стоишь.). В первое посольство, когда я был послом цесаря Максимилиана и меня пригласили на пир, я несколько раз вставал в знак уважения к братьям государевым, но, видя, что они, со своей стороны, не выражали мне никакой благодарности и ничем мне взаимно не отплачивали, я затем всякий раз, как замечал, что им назначается милость от государя (НГ видя, что братья государя не пользуются особым почтением, но в честь меня, такого (значительного) посла, не встают, я тоже не стал вставать в их честь и), тотчас же заводил разговор с кем-нибудь, как бы ничего не замечая; и хотя некоторые из (сидевших) напротив подавали мне знаки и окликали меня, когда вставали братья государевы, я [якобы ничего не замечая, едва после третьего напоминания осведомлялся у них, чего они от меня хотят. А когда мне отвечали, что братья мол государевы стоят, то, прежде чем я успевал осмотреться и встать, процедура почти уже бывала закончена. Затем, когда я [218] несколько раз] вставал позже, (чем следовало бы), и тотчас садился снова, а сидевшие напротив меня начинали над этим смеяться, то я, как бы занятый другим делом, спрашивал, чему они смеются. Но когда никто не хотел открывать мне причины, я в конце концов, [как бы догадавшись о причине и] приняв важный вид, говорил: “[Я присутствую здесь не как частное лицо]; право, кто пренебрегает моим господином, тем и я буду пренебрегать”. Более того, если государь посылал кушанье кому-либо из младших (iuniores, Jungere) (НГ или меньших (Mindere)), то я, хотя меня и предупреждали, что можно не вставать, отвечал: “Кто чтит моего государя, того и я стану чтить” (НГ все же вставал. Государь видел, как они смеялись и как я говорил с ними об этом, позвал одного из них, желая знать, о чем речь. Тот, конечно же, ему все рассказал, и государь тоже над этим смеялся.). Когда мы начали есть жареных лебедей, они приправляли их уксусом, добавляя к нему соль и перец [это у них употребляется как соус или подливка]. Кроме того, [для той же цели] было поставлено кислое молоко, а также соленые огурцы, равно как и сливы, приготовленные таким же способом (НГ или сливы (?) (Murggen), которые они хранят в течение всего года.), это стоит на столе в течение всего обеда. Тот же порядок соблюдается при внесении других блюд, за исключением того, что они не выносятся обратно, как жаркое. Подают разные напитки: мальвазию, греческое вино и разные меды. Государь [как правило] велит подать себе чашу [один или два раза] и, когда пьет из нее, подзывает к себе по очереди послов (НГ посла) и говорит: “Леонард, [Сигизмунд] ты прибыл от великого господина к великому господину (НГ по важному делу), проделав большой путь; и как ты видел нашу милость и наши ясные очи, добро тебе будет (bene tibi erit, wirdt dir wol). Пей и выпей (эту чашу) и ешь [хорошенько] досыта, а потом отдохнешь, чтобы вернуться, наконец, к своему господину” (НГ Потом то же самое он сказал и мне.). Вся без исключения посуда, в которой подавались кушанья, напитки, уксус, перец, соль и прочее, по их словам, сделаны из чистого золота ⁷⁸⁷, и, судя по весу, это, кажется, было действительно так (НГ Я едал у великого князя и до и после того, когда поставец был уставлен серебром, да и на столах была серебряная посуда.). Есть четыре лица, каждое из которых стоит с одной из сторон поставца и держит по чаше; из них-то чаще всего и пьет государь, постоянно обращаясь к послам и приглашая их есть. Иногда он даже спрашивает у них что-нибудь, выказывая себя весьма любезным (urbanus) и обходительным (humanus). Среди прочего он спрашивал меня, брил ли я бороду, что выразилось одним словом: “брил” (Brill). Когда я (НГ так же односложно) сознался в этом, он сказал: “И это по-нашему”, т. е. как бы говоря: “И мы брили”. В самом деле, когда он женился вторично, то сбрил совершенно бороду, чего, как они уверяли, не делал никогда никто из государей. Раньше стольники (ministri tabulae, Tischdiener) одевались [в далматики (dalmaticum)] напободие диаконов (Levitae), прислуживающих при богослужениях, но только были подпоясаны; ныне же (НГ у нас в больших храмах, но в тот раз были) на них различные платья (НГ похожие на военный камзол (Wappenrockh)), называемые “терлик” (Terlick) ⁷⁸⁸, обильно украшенные драгоценными камнями и жемчугом (НГ все это из княжеской казны.). Обед длится иногда три или четыре часа. В первое мое посольство (НГ долго (А (перв. пос.) четыре или пять часов); однажды) мы даже обедали до первого часа ночи. Ибо, как, совещаясь о серьезном деле, они тратят зачастую целый день и расходятся только тогда, когда зрело все обсудят и решат, так и (НГ Все дела они заканчивают до обеда, так что если идут переговоры, то они не едят целый день, а только ночью, и наоборот) на пиршества и возлияния они употребляют [219] иногда целый день и, наконец, расходятся только с наступлением темноты. Государь часто чтит пирующих кушаньями и напитками. После обеда он не занимается никакими важными делами; мало того (НГ или даже несколько.), по окончании обеда он, как правило, говорит послам: “Теперь ступайте!” После отпуска (послов) те самые, кто сопровождали их во дворец, отводят их обратно в гостиницу, говоря, что им поручено быть там и веселить послов. Приносят серебряные чаши и сосуды, каждый с определенным напитком (НГ Приезжает повозка с серебряной (посудой) и одна или две небольшие повозки с напитками, а с ними секретари и прочие почтенные люди), и все стараются о том, чтобы сделать послов пьяными. А они прекрасно умеют заставить человека пить; когда у них уже не остается повода поднять чашу, они принимаются под конец пить за здоровье цесаря [брата его], государя [и напоследок за благополучие тех, кто обладает, по их мнению, каким-либо достоинством или почетом]. Они рассчитывают, что никто не должен, да и не может отказаться от чаши в их честь (НГ выпить ее надо без остатка.). Пьют же таким образом. Тот, кто начинает, берет чашу и выходит на середину комнаты; стоя с непокрытой головой, он велеречиво излагает, за чье здоровье пьет и чего ему желает (НГ чего он желает (великому) князю: удачи, победы, здоровья или чтобы в его врагах осталось крови не больше, чем в этой чаше.). Затем, осушив и опрокинув чашу, он касается ею макушки, чтобы все видели, что он выпил (все), и желает здоровья тому господину, за кого пьют. Потом он идет на самое высокое место, велит наполнить несколько чаш, после чего подает каждому его чашу, называя имя того, за чье здоровье надлежит выпить. Всем приходится выходить пo-одному на середину комнаты и, осушив чашу, возвращаться на свое место. Тот же, кто желает избегнуть более продолжительной выпивки, должен по необходимости притвориться пьяным или заснувшим [или напоить их самих], или по крайней мере [осушив много кубков] уверять, что никоим образом не может больше пить, ибо они уверены, что хорошо принять гостей и прилично с ними обойтись — значит непременно напоить их. [Этот обычай соблюдается вообще у знати и тех, кому позволяется пить мед и пиво] ⁷⁸⁹. В первое посольство государь, когда по окончании дел отпускал меня после обеда, на который я был приглашен, — ведь у них принято угощать обедом как отъезжающих, так и прибывающих послов, — встал и, стоя у стола (НГ прислонившись к столу), велел подать себе чашу со словами: “Сигизмунд, я хочу выпить эту чашу в знак любви, которую питаю к брату нашему Максимилиану, избранному римскому императору и высшему королю, и за его здоровье; ее выпьешь и ты, и все другие по порядку, чтобы ты видел нашу любовь к брату нашему Максимилиану и проч., и рассказал ему, что ты видел”. Затем он подает мне чашу и говорит: “Выпей за здоровье брата нашего Максимилиана, избр(анного) рим(ского) императора и высшего короля”. Он подавал ее всем другим участникам обеда [и вообще всем там стоявшим] и каждому говорил те же слова. Приняв чаши, мы отступали немного назад и, преклонив голову перед государем, выпивали. По окончании этого он подозвал меня к себе, протянул руку и сказал: “Теперь ступай” (НГ С тем и уехали мы в гостиницу. А (перв. пос.) Потом начались переговоры относительно мира с польским королем. Они ни за что не соглашались послать (послов) в какое-нибудь третье место, говоря: “Если король пришлет к нам (послов) о мире, как бывало раньше, то мы заключим с ним мир, какой сочтем подходящим (wie sich unns gefuegt). Мне пришлось отправлять (гонцов) к королю, чтобы он прислал свое посольство. Король сделал это, но одновременно по другой дороге отправил в эту страну (Московию) войско, чтобы они (московиты) скорее со мной договорились. Войско прибыло поздно и ничего не добилось. Так мира мы и не заключили. Зато я часто и с литовскими послами, и без них обедал с государем ⁷⁹⁰ (Господина Ганса фон Турна я отправил первый раз 28 апреля, во второй раз — 23 июля, в третий — с посольством из Москвы 20 ноября — Примеч. Герберштейна внизу страницы).). [220] ^юКроме того, у государя есть обыкновение [по рассмотрении и решении некоторой части дел с послами] приглашать их на охоту и забаву (НГ з а город). Вблизи Москвы (А в полумиле или миле от нее) есть место, заросшее кустарником и очень удобное для зайцев; в нем [будто в заячьем питомнике] водится великое множество зайцев, ловить которых [а также рубить там кустарник] никто не смеет из страха перед суровейшим наказанием. Огромное количество (зайцев) (государь) разводит также в звериных загонах в других местах (НГ разводится также в садах и домах.). Всякий раз, как он пожелает насладиться такой забавой, он велит свозить зайцев из разных мест, ибо чем больше он их поймает, тем с большим, по его мнению, весельем и честью окончит дело. Когда он прибывает на поле, то отправляет за послами некоторых из своих советников вместе с известным числом придворных или рыцарей, веля проводить к нему послов ^ю. (^ю-ю А (перв. пос.) Вечером 18 мая мне сообщили, что завтра утром мне надо быть с государем на охоте. Поутру приседали около сорока лошадей в сопровождении нескольких важных лиц, которые проводили меня к государю через реку Москву по плавающему мосту ⁷⁹¹) Приведя их, советники, когда те уже приближаются к государю, заставляют их сойти с коней и несколько шагов к государю сделать пешком. Таким же образом провожали к нему на охоту и нас. Он ласково принял нас, сидя на разукрашенном коне, одетый в блестящие одежды, без рукавиц, но с покрытой головой (НГ как можно больше в один лесок, из других лесков их сгоняют в один или два, которые огораживают сетями. У него множество охотников, каждый из которых ведет по две собаки, одеты они в (костюмы) трех цветов. Когда они запускают собак в лесок, то идут рядом с громким криком, впереди держат быстрых собак, зовущихся у них “курцы” (Kurtzen) ⁷⁹². Когда мы прибыли в поле к государю, нам пришлось сойти с коней и подойти (к нему пешком)). Он протянул нам голую руку и через толмача сказал: “Мы выехали на свою забаву и позвали и вас принять участие в нашей забаве, чтобы вы несколько развлеклись этим (А (перв. пос.) и чтобы ты передал брату нашему Максимилиану, избранному римскому императору и высшему королю, что ты присутствовал на нашем празднике). Садитесь на коней и следуйте за нами”. Головным убором ему служил так называемый у них (НГ белый) колпак, у которого с обеих сторон (НГ но с отворотами; там, где отвороты имели разрезы), сзади и спереди, были как бы ожерелья (monilia), из которых торчали вверх золотые пластинки (НГ драгоценные украшения (Clainater), сделанные из золота) наподобие перьев и, сгибаясь (НГ в такт его движениям они), раскачивались вверх в вниз. Платье на нем было вроде терлика (НГ терлик — подобие боевого кафтана —) и расшито золотыми нитями. На поясе, по отечественному обычаю, висели у него два [продолговатых] ножа и кинжал, также продолговатый (НГ чтобы колоть или защищаться). Сзади за поясом у него был особый вид оружия, напоминающий (древнеримский) цест; обычно им они пользуются в бою (НГ на их языке называемый “кистень” (Kesten), а по-польски “басалык”.). Это палка, несколько длиннее локтя (НГ в две-три пяди длиной), к которой прибит кожаный ремень длиной в две пяди; на конце ремня находится кусок железа или меди, которым и наносится удар; но (у государя) он был со всех сторон украшен золотом (НГ угловатый или круглый кусок железа или меди — это обычно, у государя же он сделан из более драгоценных материалов). Справа от него ехал изгнанный казанский царь, татарин, по имени [221] Ших-Али, а слева — два молодых князя (Knesi). Один из них держал [в правой руке] секиру из слоновой кости [называемую у них “топор” (topor)] почти такой же формы, как на венгерских золотых ⁷⁹³; у другого же была булава (clava), тоже подобная венгерской, которую они (НГ венгерская булава (Kholm), также из слоновой кости, по-венгерски она называется Busigan, а русские ее) называют “шестопер” (Schestopero), т. е. “шестиперая”. Царь Ших-Али был опоясан двойным колчаном: в одном были спрятаны стрелы, а в другом заключен лук (НГ У татарина же, как у них принято, были лук со стрелами и на боку — сабля). В поле находилось более (НГ около) трехсот всадников. Пока мы таким образом ехали по полю, государь несколько раз приказывал нам останавливаться то в одном, то в другом месте, а иногда ближе подъезжать к нему. Затем, прибыв на место охоты, государь обратился к нам, говоря, что у них существует обыкновение всякий раз, как он находится на охоте и забаве своей, ему и другим добрым людям (boni viri, guet leut) самим собственноручно вести охотничьих собак; то же самое он советовал сделать и нам. Затем

Дата добавления: 2015-06-30