Аризона

Хи-хи

По счастью, на дороге не наблюдалось ни одного доброго самаритянина,так что у меня был шанс тихонько покинуть место происшествия, ибо менеевсего я горел желанием быть заподозренным в связи с чем-то, привлекающимвнимание полиции: та вряд ли благосклонно отнеслась бы к моему пребыванию насвободе. Добившись того, что между мной и моей машиной (теперь уже - бывшей)пролегло расстояние, вполне достаточное, дабы у кого-нибудь не возникламысль, будто когда-то у нас с ней была весьма личная связь, я почувствовал,что с некоторой теплотой отношусь к мысли о близком знакомстве с одним изпроносящихся мимо автомобилистов. Вот он я - ошельмованный, лысый, стареющий философ в рваной рубашке, спотертым чемоданом в руке. В левом нагрудном кармане - четыре монетки подвадцать франков. Философ, испытывающий состояние здесь-бытия во всей егополноте. По некотором размышлении я пришел к выводу, что моя кандидатура нароль идеального автостопщика, перед которым распахиваются все дверцыпроезжающих машин, стоит только поднять руку на обочине, оставляет желатьлучшего. Особенно если этот автостопщик стоит на обочине скоростной трассы,по которой принято гнать, пристегнувшись - и целеустремившись вдаль. Пошел дождь. Он шел - и вовсе не думал, что пора бы уже остановиться.Как и проносящиеся мимо машины. Вполне подобающее время, дабы предатьсямыслям о тщете всего сущего, покуда небесный сок маринует тебя вместе счемоданом, наливающимся тяжестью с каждой впитанной каплей. Не так, совсемне так представлял я себе мой стремительный бросок на юг Франции. Я шел - хотя бы потому, что идти под дождем не столь глупо, как стоять.Я не винил проносящиеся мимо машины за то, что они даже не притормаживают.Кому охота подвозить человека, когда безумие его настолько явно, что онсовершает пешие прогулки под потоками проливного дождя?Так я не промокал под дождем со времен поездки в Аризону, предпринятоймного лет назад. Я колесил по всему штату, разыскивая одного коллегу -большого доку в некоторых областях (он специализировался на загадочных,зет-кому-известных ионийских философах). Я отроду не напрягался по поводупринадлежности к тем презираемым преподавателям, которые манкируют своимиобязанностями, - боялся я совсем другого: как бы не оказаться среди техпрезренных наставников, которые никогда и ни за что не пренебрегают своимдолгом просветителя. Машина моя издохла посреди местности, которую иначе какпустыней назвать нельзя. Можете смело давать ей это имя - никто не привлечетвас к ответу, обвинив в политически некорректном высказывании. Пустыннаяпустыня, ни одного странника в обозримых пределах - только я и сплошноездесь-бытие вокруг. Я корпел над движком, ожидая голоса с неба. Пора бы ему вмешаться ивывести меня отсюда. У гласа небесного, очевидно, выдался обеденный перерыв.Мысль о том, что скоро я умру, не давала мне покоя, нудно тикая в башкеэтаким «мене, текел, упарсин». В данном случае толкованиеозначало бы: поджарен, провялен, скормлен птицам. В пустыне слишком яркоевоображение - явная помеха. Что бы вы думали: стоило мне бросить машину, имне была дарована вода, в которой я столь нуждался. Я не прошел и мили, какхлынул дождь. Лило беспросветно - все то время, что я ковылял к ближайшемучеловеческому обиталищу. До него оказалось одиннадцать миль (правда,последние полмили меня подбросил доброхот). К тому моменту, когда вдалипоказалась земля обетованная, мой контракт с пневмонией был подписан искреплен печатями. А мне еще говорили, что в июле в этих местах не бываетдождей! Именно это я услышал в больнице, прежде чем вырубиться.

Дата добавления: 2015-07-02