Социальная энтропия по Бердяеву

Например, что имел в виду Н. Бердяев, когда говорил «о смерти духовной культуры — священной и символической — в бездушной технической цивилизации», понимаемой им как «социальная энтропия» — «рассеяние творческой энергии культуры»?

Другой философ того же времени может прояснить, что Бердяев имел в виду термодинамический смысл понятия энтропии. Н. Лосский писал «о законе энтропии, из которого следует, что в материальной природе существует тенденция к выравниванию различий интенсивности энергии и, следовательно, возрастающее обесценивание энергии». В этих высказываниях подразумевается некое общее знание о том, что такое «энергия». На самом же деле понятие энергии и во времена Бердяева и Лосского и в нынешнее время не определены. Поэтому выяснить, что хотели сказать и хотят сказать люди, употребляя термодинамические понятия «энергия» и «энтропия», не представляется возможным, пока не будут объяснены эти понятия, являющиеся фундаментальными сущностями.

Другое дело, если попытаться рассматривать социальные проблемы с позиций информационных понятий энтропии-негэнтропии. Тогда можно сказать, что Бердяев под культурой понимал очень специфическую составляющую огромной сферы культуры. Он, прежде всего, понимал под культурой философские конструкции и художественные произведения, несущие — опять же — философский «заряд». Нет возражений — философия, — что бы там ни говорили, очень важная область культуры. Она формирует информационное «поле» человеческих целей. И с этой точки зрения германская философия, представленная теми именами, которые Бердяев перечисляет в своей статье «Воля к жизни и воля к культуре», создавала очень мощное информационное поле, воздействовавшее не только на философов, но и на «прагматиков». Неудивительно поэтому, что из такого мощного информационного поля философии возникла не менее мощная «воля к жизни». То, что люди не всегда понимают и даже не всегда ощущают роль философии в социуме, нисколько не уменьшает органическое значение этой роли, независимое от человеческого понимания или ощущения её. «Философия жизни» или «философия ценностей» во-первых, рождаются от потребности общества заглянуть в далёкое будущее через тенденции настоящего в отношениях к другим обществам, а во-вторых, – философия составляет то информационное поле, которое охватывает каждого человека, освещая ему горизонт действий.

Для современной России характерны процессы, которые её всегда отличали от «правильного» запада. Когда Тютчев говорил, что «умом России не понять…», он констатировал факт её «перевёрнутого» состояния по отношению к балансу негэнтропии-энтропии. Так в России никогда не было «своей», самобытной философии. Следовательно, в России никогда не было информационного поля, способного осветить горизонт в деятельности множества индивидуальных стихийных «воль к жизни». Православие не могло решать эстетических и этических проблем, связанных с «жаждой жизни», поскольку оно эту «жажду жизни» относило к греховности, то есть однозначно отрицало.

Официальная идеология коммунизма на пространстве бывшего СССР это информационная негэнтропия догм, которая не по праву заняла место информационной энтропии философии. Поэтому официальная идеология формировала не поле возможности, а отсекала всякую иную возможность, кроме той, которая догматически провозглашалась и которая была явно несбыточной. Поскольку на смену официальной идеологии «марксизма» (советского толка) в Россию так и не пришла какая-то философия, постольку индивидуальная стихийная «воля к жизни» не имеет упорядочивающего информационного поля, способного превратить множество индивидуальных «воль к жизни» из врагов в сотрудников.

Например, как понимать «справедливость» или «общественную пользу»?

Если принять, что справедлива формула: «кто не работает, тот не ест», то общество принявшее такую «справедливость» очень скоро съест само себя. По крайней мере, в современной России около 30% взрослого населения подвергнутся геноциду.

Если отнять у олигархов их богатство и разделить, не будет ли это справедливо?

Если принять, что в интересах «общественной пользы» надо, как можно меньше платить работникам по найму и как можно меньше платить налоги, то, как в таком случае будет развиваться экономика, потребительский сектор которой не способен поглотить то, что произведено; как в таких случаях будет развиваться государственная структура управления?

Предметом размышления всех и всяких философских направлений были размышления об отношениях общества и государства. Как строятся эти отношения: от энтропии или от негэнтропии? Другими словами: что первично — гражданин или государство?

Если первично государство, то это энтропийная схема отношений, когда государство есть источник случайных событий, которые воспринимаются человеком биполярным чувством ЗЛА-ДОБРА. Естественно, что в этом случае государство выступает активным началом по отношению к своим «подданным», а «подданные» ожидают от государства заботы об их нуждах.

Если первичен гражданин, то это негэнтропийная схема отношений, в основе которой событие есть "применение адекватной модели с ожидаемым ответом ДА". В этом случае естественным является активное поведение гражданина, сформировавшего свои модели социальных отношений. В этом случае граждане ожидают от государства эффективного исполнения тех функций, которые они ему поручили. Число этих функций ограничено и сконцентрировано вокруг основного требования: защиты частной собственности. Тогда «воля к жизни» (Бердяев) понимается как сремление к реализации социальных моделей потребления и социальных моделей производства негэнтропии.

Если в обществе и государстве реализуются энтропийные отношения, то они реализуются в каждой ячейке общества, — как в семье, так и на производстве – на основе «властного подчинения одной стороны другой». Схема этих отношений «вертикаль» с поляризацией ДОБРА-ЗЛА сверху вниз, когда источником социальных моделей выступает «верх». Тогда «все окружающие люди, кроме наших, то есть находящихся на «вертикали»— враги».

Если в обществе и государстве реализуются негэнтропийные отношения по схеме: «модель — реальность — ответ ДА», то все люди сотрудники, поскольку такие отношения основаны на договоре, то есть на моделях, предусматривающих общую пользу от сотрудничества. В этом случае действует «равнопространственная» схема отношений, в которой источником социальных моделей выступает каждый по отношению к каждому.

Во всяком обществе, независимо от того располагает оно развитым философским сознанием, разработавшим ключевые общечеловеческие понятия, или не располагает, сами эти понятия существуют в виде неявных моделей человеческих взаимоотношений. Тогда, когда поступки людей задевают интересы других людей, когда одни люди заставляют других людей поступать в интересах этих «заставляющих», тогда каждый человек, которым манипулируют, ощущает несправедливость. И это есть противоречие между неявной моделью справедливых человеческих взаимоотношений и реальным фактом угнетения личности. И это есть, следовательно, — отрицательная негэнтропия, хотя и энтропийного свойства. Дело в том, что чувство — по определению энтропия. А тогда, когда несправедливость, совершаемая по отношению к другим людям, не может быть проанализирована логически как нарушение положений договора, тогда чувство никак не сдерживается доводами разума. Один, два, три факта нарушения справедливости, и общество, и государство помещаются в информационное поле «враг». Другого поля просто нет, если нет объединяющей общество философии.

«Все люди рождаются равными в своих возможностях и правах» — это декларация. Чувство каждого человека в своей глубине, иногда в тайной глубине, хранит это положение, не выраженное в словах. Но жизнь как-то всё переиначивает. Одни оказываются на недосягаемой высоте богатства и власти, другие оказываются на самом дне жизни под огромным давлением бедности и бесправия. Очевидно, что такое положение никак не в интересах «общественной пользы», поскольку огромное множество членов общества отпрессовывается от производительного, а, следовательно, и от потребительского процесса.

Таким образом, по Бердяеву «социальная энтропия – рассеяние энергии культуры» представляет собой трансформацию информационного поля «философии жизни», «философии ценностей» в конкретные действия «воли к жизни». Негативный смысл такого рассеяния энергии культуры заключается в том, что при бурном проявлении «воли к жизни» нарушается гармония межчеловеческих отношений и отношений человека и природы, что приводит к утрате видения цели и подмене её средствами. Происходит нарушение той гармонии, которую, казалось бы, «философия жизни» и «философия ценностей» уже определила как необходимую, но в конкретном и «жадном» акте проявления жизни эта гармония утрачена.

Но в современной России нет и этого. «Воля к жизни» в России родилась не из предварительно созданного информационного поля цели, а из разрушенной структуры советской идеологии. Поэтому к российскому варианту пост советского развития бердяевская формула не имеет отношения.

Социальная энтропия (рост социальной энтропии) в пост советской России должен рассматриваться, скорее всего, как рост отрицательной негэнтропии.

Если не вдаваться в исторические подробности при исследовании причины распада Советского Союза, то можно назвать одну «простую причину» разрушения. Советский союз погубила тотальная ложь.

В этом утверждении скрывается вся множественность инверсий информационных актов, составляющих собственно процесс жизни общества. Можно смело утверждать, что ни один из нормативных актов, тотально определявших жизнь советского общества, никогда не реализовывался с вероятностью равной единице. Это происходило как на философском, (точнее, на идеологическом уровне), так и на конкретном уровне должностных обязанностей рабочих и служащих.

Взять, например, классическую формулу: «коммунистом можно стать лишь тогда, когда обогатишь свою память богатством всех знаний, которые выработало человечество». Здесь наблюдается двойная ложь. Во-первых, сама информационная модель ложна, поскольку человеческое знание беспредельно, следовательно, его освоение недостижимо. Во-вторых, само знание, возросшее относительно «фонового» знания практиков советской жизни, является отрицательным фактором для карьерного роста.

То же самое наблюдалось и в среде специалистов, которые оказывались «шибко грамотными».

Таким образом, рост социальной энтропии, приведший к распаду СССР, можно и нужно понимать как рост отрицательной негэнтропии, точнее как трансформацию положительной негэнтропии (структуры) общества в свою противоположность.

Что касается современной России, то оценка всего состояния структуры общества в одной статье или даже в многостраничной книге – задача неподъёмная. Но можно остановиться на одной из сторон бытия общества – на собственности. А, рассматривая собственность, нельзя обойти вниманием право.

Во всех философских направлениях вопрос о собственности занимает очень важное место. Предполагается, что собственность возникает из «ничейности». Потом она формально закрепляется, охраняется, и сохраняется путём непрерывного творения (Лейбниц). Государство, в рамках которого образуется собственность, основные усилия направляет на сохранение принадлежности собственности его владельцу независимо от величины этой собственности и сословной принадлежности её владельца. Собственностью личности является его жизнь, поэтому государство обязано охранять эту собственность так же, как и многомиллионные состояния. Если государство не только не охраняет разноразмерную собственность, но и прямо посягает на неё, то оно губит субстрат собственного существования.

Тогда, когда интересы собственников вступают в противоречие с интересами других собственников, возникает правовая коллизия. Она строится на энтропиях ожидания тех собственников, интересы которых сошлись на той или другой собственности. Например, интерес производителя продукции и интерес покупателя сходятся на рынке с энтропиями ожиданий для каждого своей цены. Правовая коллизия разрешается путём договора, учитывающего интересы каждой из сторон. Договор есть в таком случае информационная негэнтропия, каждый раздел и даже каждое слово в котором, есть начало информационного акта вида «модель – реальность – ответ ДА». Тогда, когда договор исполняется во всём своём объёме в обозначенное время, модель и реальность совпадают, и это есть действительная негэнтропия жизни. Но договор может и не выполняться в части или во всём своём объёме. Тогда происходит инверсия негэнтропии – вместо ожидаемого ответа ДА, получен ответ НЕТ. По закону математического обращения знаков отрицательная негэнтропия переходит в энтропию жизни. И в этом смысле условно можно говорить о росте социальной энтропии. Но такое понимание уводит сознание от непосредственного восприятия к восприятию опосредованному. Поскольку «положительная» (условно) энтропия жизни, вообще говоря, есть возможность сменить партнёра по договору на партнёра более добросовестного. Если же окажется, что все партнёры недобросовестные, то говорить об энтропии как о возможности, вообще бессмысленно. В этом случае надо говорить о тотальной отрицательной негэнтропии, то есть о «враге».

Государство по своему смыслу должно быть устроено так, чтобы его граждане не ощущали себя во вражеском окружении. Поэтому самым важным институтом государства должна быть система права и правоприменения как «равнопространственная» информационная структура, призванная разрешать «равнопространственные» противоречия. Государственная правовая система имеет своим основанием естественное ощущение своего права каждым человеком. И это есть энтропия субъективного чувства. Как и всякая энтропия, она может содержать в себе как возможность мудрого и «взвешенного» поступка в ответ на нарушенное право, так может содержать в себе и произвол «злохитростного» замысла под видом нарушенного права. Исторически всякое государство вырабатывает свою правовую негэнтропию – закон, применение закона и его защиту, чтобы снять произвол индивидуальных воль. Целью закона является защита собственности, в том числе и собственности личности на свою жизнь.

На западе об этом знали давно. Например, в начале девятнадцатого века Гегель писал: «Эгоистическая цель, обусловленная таким образом в своём осуществлении всеобщностью, обосновывает систему всесторонней зависимости, так что средства к существованию и благо единичного и его правовое наличное бытие переплетены со средствами существования, благом и правом всех, основаны на этом и только в этой связи действительны и обеспечены. Эту систему можно ближайшим образом рассматривать как внешнее государство, как государство нужды и рассудка». («Философия права»).

Любой человек, умеющий что-либо делать, является собственником. В одном случае это умение управлять огромными состояниями, в другом – это простейшие трудовые навыки. Но в любом случае собственники в обществе находятся во взаимной зависимости, которая определяется договором, поскольку без договора определяются только властные отношения между тем, кто является собственником и между тем, кто таковым не является. А кто в государстве свободном от рабства может не иметь собственности, в качестве которой на низшей ступени социальной лестницы выступает простое трудовое умение?

Этот вопрос не так прост, как может показаться. Председатель Верховного Суда одной из республик России написал в своём определении; «Гражданское законодательство к трудовым отношениям не применяется, поскольку трудовые отношения основаны на властном подчинении одной стороны другой». Этот факт говорит не только о том, что в сознании россиянина рабство ещё никто не отменял, но и о том, что энтропия права (как стихийное природное чувство, присущее каждому человеку на земле), в России не структурирована философией.

Конституция Российской Федерации построена эклектически на нормах, которые на западе заработаны «кровью». Поэтому многие конституционные нормы в России (точно также как в бывшем СССР) изначально являются отрицательной негэнтропией, поскольку вероятность их реализации для простого гражданина весьма низкая, если не нулевая. Объясняется это тем, что высокая степень вероятности реализации правовой модели зависит от всего количества информации, которое эту вероятность обеспечивает. Соответственно низкое количество информации, заложенное в нижних уровнях управления, приводит к низкой вероятности реализации всей модели права. Таким образом, реализация конституционных норм зависит от совершенства закона, материальных средств и профессионализма судьи первой инстанции. Если же судить только по материалам «Российской газеты», в которой публикуются постановления Конституционного Суда России, то этот профессионализм очень низкий. Положение усугубляется тем, что суды кассационных и надзорных инстанций, как правило, утверждают неправосудные решения судов первых инстанций.

Но будет ли полным определение величины отрицательной социальной негэнтропии, подсчитанное при помощи данных, полученных только из официальных источников?

Социальная энтропия по определению насыщена чувством. Именно насыщение чувством делает энтропию иррациональным источником социальных напряжений, а затем деструктивных действий. Поэтому официальные сводки о количестве обжалуемых решений судов нижестоящих инстанций, даже будучи достоверными, не дают представления о величине отрицательной социальной негэнтропии связанной с деятельностью судов, поскольку не содержат в себе чувства.

В свою очередь величина чувства (величина множителя log pi) зависит от неожиданности судебного решения. Дело в том, что каждая сторона в судебном процессе имеет представление о том, как должен протекать процесс и каково должно быть решение суда, если оно принято в соответствии с законом. Это представление может быть построено на смутных ощущениях справедливости или на полном знании закона. Как правило, ощущение справедливости при анализе находит своё подтверждение в праве вообще, если не в частном праве, то в праве конституционном или международном. Поэтому, независимо от того, оформлено было или не оформлено ожидание решения суда, оно всегда оказывается неожиданным, если принято не в соответствии с тем или иным законом. Это то, что в «информационном подходе» постулируется как «разность информационных потенциалов» между информационной моделью и действительностью, порождающая психическое движение как «страдание».

Величина чувства индивидуального участника судебного процесса транслируется в общество тем или другим путём, формируя общественное поле социальной энтропии.

Реализация конституционных норм зависит ещё и от того количества информации, которым владеет личность в виде возможности и необходимости защищать свои оформленные интересы в суде. В общественном поле социальной энтропии действуют этические и эстетические категории. Тогда на принятие решения: обращаться в суд за защитой своих прав или не обращаться, влияет «менталитет». Традиционно в России обращение в суд является «неэтичным» поступком. Это ментальное психологическое поле могло бы быть изменено, если бы судебный процесс был бы ещё и эстетичным. Но, к сожалению, приходится констатировать, что обращение в российский суд связано с ярко выраженной не эстетичностью. Одним из определяющих признаков эстетичности является экономичность. Или, переходя на экономический язык, соотношение «затраты-выпуск». Затраты (времени, душевных сил и денег), которые приходится расходовать при обращении в суд, и решение суда, которое ущербно восстанавливает нарушенное право, несоизмеримы. Таким образом, получается, что априори, до личного опыта, человек решает не обращаться в суд, если только у него нет достаточно денег для того, чтобы за него эту тягостную процедуру проделали нанятые или находящиеся у него на службе адвокаты. К такому решению человек приходит на основании общественного опыта. Но, не обращаясь в суд, оставляя «висеть» в своём ущемлённом сознании нарушенное и не восстановленное право, человек оставляет в себе «детонатор», который может «сработать» при определённых условиях. Никакая официальная статистика, которая не основана (пока ещё) на информационных представлениях о социальной энтропии, не может дать «объективной» картины нарастания социальных напряжений. (Здесь слово «объективная» картина взято в кавычки потому, что обычно «объективным» считается то, что очищено от чувства. «Информационный подход» наоборот считает объективной картиной то, что содержит чувство, когда речь идёт об энтропии или отрицательной негэнтропии).

Таким образом, следует прийти к выводу, что бердяевское высказывание о социальной энтропии – падении культуры к современным российским условиям неприменимо, поскольку не существовало в России мощной культуры -- философии общества, философии права, как это было в Германии и не существует до сих пор. Начавшаяся в России в 1864 году судебная реформа, двигалась в России отдельными людьми высокой общей и правовой культуры. Но уже только начавшись, негэнтропия права стала размываться действующей властью, что дало право А. Ф. Кони в 1906 году сказать о «безумной политике правительства, тащившего Россию насильно к революции». Потом предсказанная многими революция свершилась, и сформировалась особая советская культура с особой философией общества и права. Нельзя сказать про них, что они были «высокими». Нечему и падать.

Дата добавления: 2015-07-02