Действие первое. Сверкающая белизной комната в доме Бернарды

Сверкающая белизной комната в доме Бернарды. Толстые стены. Арочные двери с джутовыми гардинами, отделанными кисточками и рюшем. Плетеные стулья. Картины, изображающие сказочных королей или нимф на фоне неправдоподобных пейзажей. Лето. Сцена погружена в тень и тишину. При поднятии занавеса на сцене никого нет. Слышится колокольный звон. Входит С л у ж а н к а.

С л у ж а н к а. От этих-колоколов у меня уже в голове гудит.

Входит П о н с и я, жуя колбасу и хлеб.

П о н с и я. Уже третий час отпевают. Со всей округи съехались священники. А

церковь-то как разубрана! При первом поминании Магдалена лишилась чувств,

С л у ж а н к а. Она больше всех горюет.

П о н с и я. Только она и любила отца. Ох, Господи! Слава Богу, хоть

довелось немножко побыть одним. Я пришла поесть.

С л у ж а н к а. Увидела бы тебя Бернарда!..

П о н с и я. Что же теперь, раз она не ест, нам всем помирать с голоду? Ишь

чего захотела! Всех бы она держала в кулаке, всеми бы помыкала! Да провались

она! Я назло ей почала корчагу с колбасой.

С л у ж а н к а (жалобно, с мольбою в голосе). Что же ты мне не дашь для дочки, Понсия?

П о н с и я. Поди и возьми малость фасоли. Сегодня она не заметит!

Г о л о с (из глубины дома). Бернарда!

П о н с и я. Старуха. Она хорошо заперта?

С л у ж а н к а. На ключ. На два поворота.

П о н с и я. Для верности надо и на засов запирать. У нее пальцы что

отмычки.

Голос. Бернарда!

П о н с и я (кричит). Сейчас придет. (Служанке.) Хорошенько все вычисти,

чтобы блестело, не то Берyарда мне выдерет остатние волосы.

С л у ж а н к а. Что за женщина!

П о н с и я. Одно слово - тиранка. Она будет из тебя по капельке кровь

выжимать и с улыбочкой смотреть, как ты подыхаешь, - ни одна жилка у

проклятой не дрогнет. Не стой, не стой, перетри-ка все в горке!

С л у ж а н к а. Терла, терла, уж руки раскровенила.

П о н с и я. Она, видишь ли, самая чистоплотная, самая чинная, самая

главная. Бедный ее муженек, только теперь и отдохнет!

Колокольный звон стихает.

С л у ж а н к а. Наверно, пришла вся их родня?

П о н с и я. Только с ее стороны. Его родичи ненавидят Бернарду. А эти

пришли, посмотрели на покойника - и с плеч долой.

С л у ж а н к а. Стульев-то хватит?

П о н с и я. За глаза. А нет, так пусть на пол садятся. С тех пор как умер

отец Бернарды, в этом доме ни разу не было гостей. Она не хочет, чтобы люди

видели, какие здесь порядки. Будь она проклята!

С л у ж а н к а. Да ведь с тобой-то она обходится хорошо.

П о н с и я. Тридцать лет я стираю ее простыни; тридцать лет ем ее объедки;

ночи не сплю, когда ей неможется; по целым дням через щелку подглядываю за

соседями и обо всем ей докладываю; одной жизнью живем, друг от друга ничего

не таим, и все-таки будь она проклята! Чтоб ей глаза повылазили!

С л у ж а н к а. Полно тебе!

П о н с и я. Но я хорошая собака: когда велят - лаю, когда науськивают -

кусаю за пятки побирушек. Мои сыновья работают на ее земле и двое уже

женаты, но когда-нибудь у меня лопнет терпение.

С л у ж а н к а. И тогда...

П о н с и я. И тогда я запрусь с ней в комнате и целый год буду плевать ей в

лицо да приговаривать: "Вот тебе за одно, Бернарда, вот тебе за другое, вот

тебе за третье". Не успокоюсь, пока она у меня не станет вроде змеи, которую

дети поймали и измочалили. Да она и есть змея, и вся ее родня такая же.

Конечно, ей не позавидуешь. У нее на руках пять дочерей, пять дурнушек, и

только у старшей, Ангустиас, есть деньги - она от первого мужа, - а у

остальных одни кружева да тонкие рубашки: в наследство им досталось всего

ничего - только с хлеба на воду перебиваться.

С л у ж а н к а. Хотела бы я иметь то, что они!

П о н с и я. У нас есть руки да три аршина земли на погосте.

С л у ж а н к а. Только эту землю нам, беднякам, и оставляют.

П о н с и я (заглядывая в стенной шкаф). На стекле какие-то пятнышки.

С л у ж а н к а. Я уж и с мылом мыла, и фланелью терла - не отходят.

Звонят колокола.

П о н с и я. Последнее поминание. Пойду послушаю. Уж больно мне нравится,

как поет наш священник. Намедни, когда тянул "Отче наш", он забирал все выше

и выше - ни дать ни взять вода в кувшин льется тоненькой струйкой. Под

конец, правда, пустил петуха, но все-таки слушать его одно удовольствие.

Конечно, теперь уж никто так не поет, как, бывало, пел пономарь Трончапинос.

Помню, как он отпевал мою мать, Царство ей Небесное. Стены дрожали, а когда

он возглашал "Аминь", можно было подумать, что в церкви волк завыл.

(Подражая ему.) Ами-и-инь! (Закашливается.)

С л у ж а н к а. Горло побереги.

П о н с и я. Чего его беречь! Я и кое-что другое не берегла! (Уходит, смеясь.)

Служанка вытирает пыль. Звонят колокола.

С л у ж а н к а (подпевая). Динь-динь-дон, динь-динь-дон. Прости его Бог!

Входит Нищенка с девочкой.

Н и щ е н к а. Хвала Господу!

С л у ж а н к а. Динь-динь-дон. Пусть он ждет нас много лет. Динь-динь-дон.

Н и щ е н к а (громко и с некоторым раздражением). Хвала Господу!

С л у ж а н к а (с досадой). Во веки веков!

Н и щ е н к а. Я пришла за остатками.

Колокольный звон стихает.

С л у ж а н к а. Вот тебе Бог, а вот порог. Сегодня остатки я возьму себе.

Н и щ е н к а. Милая, у тебя ведь есть кому заработать, а мы с дочкой

одни-одинешеньки.

С л у ж а н к а. Собаки тоже одинокие, и ничего, живут.

Н и щ е н к а. Мне здесь всегда подают.

С л у ж а н к а. Ступай отсюда. Кто вам позволил войти? Уже наследили.

Нищенка с ребенком уходят. Служанка продолжает наводить чистоту.

Натертые полы, - сколько на них постного масла ушло! - поставцы, железные

кровати, а мы, горемычные, почитай что в норах живем, а не в домах, и

всего-то пожитков у нас - плошка да ложка. Хоть бы когда-нибудь такие, как

мы, перевелись, чтобы и рассказывать про это было некому.

Снова звонят колокола.

Ну, ну, пусть звонят! Пусть глядят на гроб с золотыми кистями, пока его не

опустили на полотенцах в могилу! Все там будем! Так-то, Антонио Мариа

Бенавидес, ни дна тебе, ни покрышки! Лежишь вот окоченелый в своем суконном

костюме и опойковых сапогах - пожил, и хватит! Так-то! Уж больше не будешь

задирать мне юбки в хлеву!

Из-за кулис начинают по двое выходить женщины в трауре - в черных платках, в черных юбках, с черными веерами. Они медленно заполняют сцену. Служанка принимается голосить.

Ох, Антонио Мариа Бенавидес, уж не увидишь ты больше этих стен, не поешь

хлеба в этом доме! Ни одна служанка тебя так не любила, как я! (Рвет на себе

волосы.) Как же мне жить-то без тебя? Как же мне жить?

Вслед за шествием женщин появляется Б е р н а р д а со своими пятью дочерьми.

Б е р н а р д а (Служанке). Тихо!

С л у ж а н к а (плача). Бернарда!

Б е р н а р д а. Меньше крика, больше дела. Лучше бы прибрала, как следует, в

доме к нашему приходу, чтобы не стыдно было людей принять после похорон.

Ступай. Тебе здесь не место.

Служанка уходит, плача.

Бедняки что скотина; точно из другого теста сделаны.

П е р в а я ж е н щ и н а. Бедняки тоже чувствуют горе.

Б е р н а р д а. Только забывают его перед тарелкой с фасолью.

Д е в у ш к а (робко). Без еды нельзя жить.

Б е р н а р д а. Молода еще встревать, когда старшие разговаривают.

П е р в а я ж е н щ и н а. Помолчи, дочка.

Б е р н а р д а. Я никому не позволю себя учить. Садитесь.

Женщины садятся. Пауза.

(Громко.) Магдалена, не плачь; если хочешь плакать, залезай под кровать. Слышишь?

В т о р а я ж е н щ и н а. Вы уже начали молотить?

Б е р н а р д а. Вчера.

Т р е т ь я ж е н щ и н а. Спасу нет, как солнце палит.

П е р в а я ж е н щ и н а. Много лет такой жары не было.

Пауза. Все обмахиваются веерами.

Б е р н а р д а. Лимонад приготовили?

П о н с и я. Да, Бернарда. (Входит с большим подносом, уставленным белыми

кружками, и раздает их присутствующим.)

Б е р н а р д а. Обнеси и мужчин.

П о н с и я. Они уже пьют во дворе.

Б е р н а р д а. Уходят пусть как вошли, через калитку. Я не хочу, чтобы они заходили в дом.

Д е в у ш к а (обращаясь к Ангустиас). Пепе Римлянин тоже был на панихиде.

А н г у с т и а с. Да, я знаю.

Б е р н а р д а. Не он, а мать его была. Ее она и видела. Пепе никто не видел, ни она, ни я.

Д е в у ш к а. Мне показалось...

Б е р н а р д а. Вот вдовец из Дарахали там и правда был. Все к твоей тетке жался. Его-то все видели.

В т о р а я ж е н щ и н а (в сторону, тихо). Ну и злыдня!

Т р е т ь я ж е н щ и н а (тоже тихо). Не язык, а жало!

Б е р н а р д а. Женщины в церкви не должны смотреть ни на кого из мужчин,

кроме как на священника: он в сутане, а это все равно что в юбке. Головой

вертят те, кого тянет на скоромное, - штаны выискивают.

П е р в а я ж е н щ и н а (тихо). Старая жаба!

П о н с и я (сквозь зубы). Небось самой невтерпеж постничать, да кончилось

ее времечко. Оттого и иссохла, как лоза в засуху.

Б е р н а р д а. Хвала Господу!

Все (крестясь). Да святится Имя Его во веки веков!

Б е р н а р д а. Покойному Царствие Небесное со святыми силами!

Все. Царствие Небесное!

Б е р н а р д а. С праведным воинством Архангела Михаила.

В с е. Царствие Небесное!

Б е р н а р д а. Со ключом всевратным, с дланью всемогущею.

В с е. Царствие Небесное!

Б е р н а р д а. С душами блаженными, со светами лучезарными.

В с е. Царствие Небесное!

Б е р н а р д а. Нашими молитвами, Божьей милостью.

В с е. Царствие небесное!

Б е р н а р д а. Упокой, Господи, раба твоего Антонио Мариа Бенавидеса и

сподобь его твоей святой благостыни.

В с е. Аминь!

Б е р н а р д а (встает со стула и поет). Requiem aeternam donat eis Domine.

Все (стоя поют на грегорианский лад). Et lux perpetua luceat eis. (Крестятся.)

П е р в а я ж е н щ и н а. Доброго здоровья тебе, чтобы молиться за его душу.

Женщины попарно направляются к выходу.

Третья женщина. Дай Бог, чтоб у тебя всегда была коврига свежего хлеба.

Вторая женщина. И кров для твоих дочерей.

Все проходят мимо Бернарды и скрываются за кулисами. А н г у с т и а с выходит через другую дверь, которая ведет в патио.

Четвертая женщина. Чтоб не переводились у тебя денежки из приданого.

П о н с и я (входя с кошельком в руке). Это от мужчин кошелек с деньгами на

поминание.

Б е р н а р д а. Поблагодари их и поднеси им по стопке водки.

Д е в у ш к а (Магдалене). Магдалена...

Б е р н а р д а (Магдалене, которая начинает плакать). Ш-ш!

Все выходят.

(Вслед ушедшим.) Ну, ступайте по домам судачить обо всем, что видели! Даст

Бог, много лет не переступите больше мой порог!

П о н с и я. Тебе не на что жаловаться. Все селение пришло.

Б е р н а р д а. Велика радость. Весь дом провоняли своими потными исподними и

опоганили ядовитыми языками.

А м е л и я. Не говорите так, мама!

Б е р н а р д а. А как же еще говорить, когда живешь в этом проклятом селении,

где и реки-то нет, одни колодцы, из которых страшно напиться, - того и гляди, воду отравят.

П о н с и я. Наследили-то как!

Б е р н а р д а. Как будто стадо коз прошло.

Понсия вытирает пол.

Дочка, дай-ка мне веер.

А д е л а. Возьмите. (Подает ей веер с красными и зелеными цветами.)

Б е р н а р д а (швыряя веер на пол). Разве такой веер дают вдове? Дай мне

черный и научись соблюдать траур по отцу.

М а р т и р и о. Возьмите мой.

Б е р н а р д а. А ты?

М а р т и р и о. Мне не жарко.

Б е р н а р д а. Все равно, достань другой, он тебе понадобится. Восемь лет,

пока не кончится траур, в этот дом и ветру не будет доступа. Считайте, что

окна и двери кирпичами заложены. Так было в доме моего отца и в доме моего

деда, так будет и у нас. А пока что готовьте себе приданое. У меня в сундуке

двадцать кусков полотна, раскроите их на простыни и подзоры. Магдалена может

их вышить.

М а г д а л е н а. Мне все равно, что с вышивкой, что без вышивки.

А д е л а (язвительно). Не хочешь вышивать, обойдемся и так. Зато твои

будут краше всех.

М а г д а л е н а. Не хочу я вышивать ни мои, ни ваши. Я знаю, что не выйду замуж. По мне, уж лучше мешки на мельницу таскать, чем по целым дням сидеть взаперти в этой комнате и света белого не видеть.

Б е р н а р д а. Такова женская доля.

М а г д а л е н а. Будь она проклята. Я знаю, глаза у меня не постареют, но знаю еще, что спина каждый день будет сутулиться всебольше. И, наконец, то, что случилось со мной, случалось с тысячей женщин…

Б е р н а р д а. Здесь я хозяйка. Теперь уж ты не пожалуешься отцу. Женщинам -

полотно и иголки, мужчине - мул и плетка. Так водится у людей с достатком.

Адела выходит.

Г о л о с. Бернарда! Выпусти меня!

Б е р н а р д а (громко). Ладно, выпустите ее!

Входит С л у ж а н к а.

С л у ж а н к а. Насилу справилась с ней. Твоя мать, хоть ей и восемьдесят

лет, еще крепкая, как дуб.

Б е р н а р д а. В моего деда пошла.

С л у ж а н к а. Во время поминок мне то и дело приходилось ей тряпкой рот

затыкать: все кричала, чтобы ты ей дала хоть помои попить и псины поесть, -

говорит, ты ее псиной кормишь.

М а р т и р и о. Вот зловредная!

Б е р н а р д а (Служанке). Выпусти ее во двор, пусть продышится.

С л у ж а н к а. Достала из ларца свои кольца и аметистовые серьги, надела их

и говорит, что собирается замуж.

Дочери Бернарды смеются.

Б е р н а р д а. Пойди с ней и смотри, чтобы она не подходила к колодцу.

С л у ж а н к а. Не бойся, не утопится.

Б е р н а р д а. Не в том дело... На этом месте ее могут увидеть из окна

соседки.

Служанка выходит.

М а р т и р и о. Мы пойдем переодеться.

Б е р н а р д а. Хорошо, но платков не снимайте.

Входит А д е л а.

А где Ангустиас?

А д е л а (с намеком). Я увидела ее у калитки, она смотрела в щелку на

улицу. Мужчины только что ушли.

Б е р н а р д а. А ты что делала у калитки?

А д е л а. Я подошла взглянуть, снеслись ли курицы.

Б е р н а р д а. Чего же ей было высматривать? Ведь мужчины уже ушли.

А д е л а (с намеком). Несколько человек еще стояли неподалеку.

Б е р н а р д а (в ярости). Ангустиас! Ангустиас!

А н г у с т и а с (входя). Что прикажете?

Б е р н а р д а. На что ты смотрела и на кого?

А н г у с т и а с. Ни на кого.

Б е р н а р д а. По-твоему, женщине из такой семьи, как наша, прилично

гоняться за мужчиной в день панихиды по отцу? Отвечай! На кого ты смотрела?

Пауза.

А н г у с т и а с. Я...

Б е р н а р д а. Да, ты!

А н г у с т и а с. Ни на кого!

Б е р н а р д а (бросается к ней и бьет ее). Ах ты дрянь! А еще тихоней прикидывается!

П о н с и я (подбегая). Успокойся, Бернарда! (Удерживает ее.)

Ангустиас плачет.

Б е р н а р д а. Вон отсюда все!

Дочери выходят.

П о н с и я. Она это сделала не подумавши, но что плохо, то плохо. Я глазам

своим не поверила, когда увидела, как она выскользнула во двор. А потом еще

постояла у окна, послушала, о чем разговаривают мужчины. Ну, известное дело,

разговор был такой, что хоть уши затыкай.

Б е р н а р д а. Вот для чего они приходят на похороны. (С любопытством.) О

чем же они говорили?

П о н с и я. О Паке Росите. Вчера вечером ее мужа привязали к яслям, а ее

посадили на круп лошади и увезли в оливковую рощу.

Б е р н а р д а. А она?

П о н с и я. Она с полным удовольствием. Говорят, ехала, заголя груди, а

Максимилиано держал ее, как гитару. Ужас!

Б е р н а р д а. И чем же кончилось?

П о н с и я. Известно чем. Вернулись уж под утро. Пака Росита с распущенными волосами и с венком на голове.

Б е р н а р д а. Вот шлюха-то! В нашем селении она одна такая.

П о н с и я. Потому что не здешняя. Она издалека. И те мужчины, которые были

с ней, тоже из пришлых. Здешние на это не способны.

Б е р н а р д а. Да, но они не прочь поглазеть и почесать языки. Для них это

потеха - пальчики оближешь.

П о н с и я. Они еще много чего рассказывали.

Б е р н а р д а (с опаской, оглядываясь по сторонам). Что же, к примеру?

П о н с и я. Стыдно пересказывать.

Б е р н а р д а. И моя дочь все это слышала?

П о н с и я. Ясное дело!

Б е р н а р д а. В своих теток пошла; эти дуры дебелые так и млели, когда их

улещал какой-нибудь враль. Сколько нужно мучений принять, сколько сил

потратить, чтобы приучить детей вести себя как положено и не очень-то

вольничать!

П о н с и я. Да ведь у тебя дочери уже на выданье! Они еще мало с тобой

воюют. А н г у с т и а с, должно, далеко за тридцать.

Б е р н а р д а. Тридцать девять исполнилось.

П о н с и я. Ну вот. А у нее до сих пор нет жениха...

Б е р н а р д а (в ярости). Ни у кого из них нет, и не надо! Обойдутся и без женихов.

П о н с и я. Я это не в обиду тебе сказала.

Б е р н а р д а. Тут во всей округе не сыщешь человека, который мог бы к ним

подступиться. Здешние мужчины им не пара. Что же ты хочешь, чтобы я выдала

их за каких-нибудь батраков?

П о н с и я. Тебе бы надо попытать счастья в другом селении.

Б е р н а р д а. Ну да, продать их на сторону!

П о н с и я. Нет, Бернарда, просто перебраться в другое место... Правда, в

другом месте они считались бы бедными.

Б е р н а р д а. Прикуси свой ехидный язык!

П о н с и я. Вот и поговори с тобой! Мы свои люди или нет?

Б е р н а р д а. Нет. Ты мне служишь, а я тебе плачу, вот и все.

С л у ж а н к а (входя). Пришел дон Артуро насчет раздела наследства.

Б е р н а р д а. Иду. (Служанке.) Ты начинай белить стены и патио. (Понсии.) А ты убери в сундук все вещи покойного.

П о н с и я. Кое-что можно бы отдать бедным.

Б е р н а р д а. Ничего они не получат! Ни единой пуговицы! Даже платка,

которым мы прикрывали ему лицо. (Медленно выходит, в дверях оборачивается и

смотрит на служанок.)

Служанки выходят вслед за ней. Входят А м е л и я и М а р т и р и о.

А м е л и я. Ты приняла лекарство?

М а р т и р и о. Да что от него толку?

А м е л и я. Однако же ты его приняла.

М а р т и р и о. Я все делаю как заведенная.

А м е л и я. С тех пор как приехал новый доктор, ты вроде приободрилась.

М а р т и р и о. Я чувствую себя все так же.

А м е л и я. Ты обратила внимание, что Аделаида не была на похоронах?

М а р т и р и о. Я так и знала, что она не придет. Ее жених не позволяет ей

выйти за порог. Раньше она была веселая, а теперь совсем сникла, даже не

попудрится.

А м е л и я. Уж и не знаешь, что лучше, иметь жениха или нет.

М а р т и р и о. Все одно.

А м е л и я. А все из-за этих пересудов, житья от них нет. Аделаиде, должно

быть, туго пришлось.

М а р т и р и о. Она боится нашу мать. Только мать и знает, что за плечами у

ее отца и откуда у него земли. Всякий раз, как они встретятся, она ей этим

колет глаза. Отец А д е л аиды убил на Кубе одного человека, чтобы жениться на

его вдове. Потом, уже здесь, он ее бросил и сошелся с другой, у которой была

дочь, а потом спутался с этой девушкой, матерью Аделаиды, и, когда вторая

жена сошла с ума и умерла, женился на ней.

А м е л и я. А почему же этого подлеца не засадили в тюрьму?

М а р т и р и о. Потому что мужчины в таких делах покрывают друг друга и никто

не хочет донести на него.

А м е л и я. Но ведь А д е л аида ни в чем не виновата.

М а р т и р и о. Не виновата. Но такие истории повторяются. И вообще, я вижу,

все на свете повторяется, то-то и ужасно. И ей на роду написано то же самое,

что ее матери и бабке, которые обе были женами того, кто ее породил.

А м е л и я. Боже ты мой!

М а р т и р и о. Лучше уж никогда не видеть мужчин. Я их с детства боялась.

Когда я была маленькой, я видела, как они во дворе запрягают быков и

взваливают на плечи мешки с зерном, слышала, как они кричат и топают

ножищами, и всегда мне было страшно подумать, что я вырасту - вдруг меня

обнимет кто-нибудь из них. Но Бог меня создал хилой и некрасивой, и они даже

не смотрят в мою сторону.

А м е л и я. Не скажи! Энрике Уманас поглядывал на тебя, ты ему нравилась.

М а р т и р и о. Выдумки! Как-то раз я до утра простояла в одной рубашке у

окна, потому что он через дочь своего батрака передал мне, что придет, а сам

не пришел. Все это была одна болтовня. Потом он женился на другой, она была

побогаче меня…

А м е л и я. А страшна как черт!

М а р т и р и о. Ну и что ж, что страшна! На это им наплевать! Им бы только

чтоб была земля и скотина да чтобы ты обхаживала их и, как собака, ползала

перед ними на брюхе.

А м е л и я. Ах!

Входит М а г д а л е н а.

М а г д а л е н а. Что вы делаете?

М а р т и р и о. Ничего.

А м е л и я. А ты?

М а г д а л е н а. Да так, прошлась по комнатам. Ноги размять. Посмотрела на

бабушкины вышивки по канве, на пуделька и на негра, который борется со

львом, - как он нам нравился, когда мы были маленькие! Тогда жилось веселее.

Свадьбу справляли десять дней, и пересудов не было. А теперь все на тонкую

ногу, невесты надевают белую фату, как городские, и вино пьют бутылочное, но

нас так и точит - что люди скажут.

М а р т и р и о. Кто его знает, что тогда было!

А м е л и я (Магдалене). У тебя развязались шнурки на ботинке.

М а г д а л е н а. Ну и пусть!

А м е л и я. Наступишь - упадешь и убьешься.

М а г д а л е н а. Одной меньше будет!

М а р т и р и о. А где Адела?

М а г д а л е н а. А! Она надела зеленое платье, которое сшила себе ко дню

рожденья, вышла на скотный двор и давай кричать: "Курочки, курочки,

посмотрите на меня". Я чуть со смеху не покатилась!

А м е л и я. Если бы мама ее увидела!

М а г д а л е н а. Бедняжка! Она у нас самая младшая и еще на что-то надеется.

Я бы много дала, чтобы она была счастлива.

Пауза. Через сцену проходит А н г у с т и а с с полотенцами в руках.

А н г у с т и а с. Который час?

М а г д а л е н а. Должно быть, уже двенадцать.

А н г у с т и а с. Неужели?

А м е л и я. Около того.

Ангустиас выходит.

М а г д а л е н а (многозначительно). Вы уже все знаете? (Показывает вслед Ангустиас.)

А м е л и я. Нет.

М а г д а л е н а. Рассказывай!

М а р т и р и о. Не знаю, про что ты говоришь...

М а г д а л е н а. Обе знаете лучше меня. Вы вечно шушукаетесь между собой, а

другим ни гуту. Про Пепе Римлянина, вот про что!

М а р т и р и о. Ах!

М а г д а л е н а. Вот тебе и "ах"! Об этом уже судачат в селении. Пепе

Римлянин женится на Ангустиас. Вчера вечером он крутился возле нашего дома

и, наверное, скоро пришлет свата.

М а р т и р и о. Я очень рада. Он хороший парень.

А м е л и я. Я тоже. А н г у с т и а с хорошая девушка.

М а г д а л е н а. Лжете. Ни капельки вы не рады.

М а р т и р и о. М а г д а л е н а! Что ты говоришь!

М а г д а л е н а. Если бы ему полюбилась сама Ангустиас, Ангустиас как

женщина, я была бы рада, но он зарится на ее деньги. Хотя Ангустиас наша

сестра, что греха таить, она старая, хворая и всегда была плоше всех нас.

Она и в двадцать-то лет была похожа на пугало, а уж теперь, когда ей сорок,

нечего и говорить!

М а р т и р и о. Мало ли что. Счастье приваливает тому, кто его меньше всего ожидает. А вот тому, кто ждет… кто ждет…

А м е л и я. Если на то пошло, она правду говорит! Ангустиас достались все

деньги ее отца, она одна богатая в нашей семье, и поэтому теперь, когда дело

дошло до наследства, он и сватается к ней!

М а г д а л е н а. Пепе двадцать пять лет, он самый видный парень в округе.

Добро бы он задумал жениться на тебе, Амелия, или на нашей Аделе, которой

всего двадцать лет, но он почему-то выбрал самую невзрачную в доме, да еще

гнусавую, как ее отец.

М а р т и р и о. Может, она ему нравится!

М а г д а л е н а. Терпеть не могу, когда ты притворяешься!

М а р т и р и о. Боже избави!

Входит А д е л а.

М а г д а л е н а. Ну, покрасовалась перед курами?

А д е л а. А что же мне делать?

А м е л и я. Увидела бы мать, она бы тебя за волосы оттаскала!

А д е л а. Я так радовалась этому платью. Думала надеть его, когда мы

пойдем на гулянье. Второго такого ни у кого нет.

М а р т и р и о. Да, нарядное платье.

А д е л а. И оно мне очень идет. Изо всех платьев, которые шила Магдалена,

это самое лучшее.

М а г д а л е н а. А что тебе сказали куры?

А д е л а. Ничего, только наградили меня блохами, и они мне ноги искусали.

Все смеются.

М а р т и р и о. Ты можешь покрасить его в черный цвет.

М а г д а л е н а. А лучше всего подари его Ангустиас к свадьбе с Пепе.

А д е л а (со сдержанным волнением). Разве Пепе Римлянин...

А м е л и я. А ты не слыхала?

А д е л а. Нет.

М а г д а л е н а. Ну, теперь ты знаешь.

А д е л а. Не может быть!

М а г д а л е н а. Деньги все могут!

А д е л а. Значит, вот на кого она смотрела через щелку в калитке?

Пауза.

И этот человек способен...

М а г д а л е н а. Он на все способен.

Пауза.

М а р т и р и о. О чем ты думаешь, Адела?

А д е л а. О том, что в мои двадцать лет мочи нет соблюдать этот траур.

М а г д а л е н а. Привыкнешь. Как все мы пирвыкли.

А д е л а (разражаясь, плачет, со злостью). А я - не привыкну! Не могу я сидеть

Взаперти! Я не хочу зачахнуть, как вы, не хочу пожелтеть в этих комнатах. Завтра надену свое зеленое платье и пойду гулять по улице. Я хочу на волю!

Входит С л у ж а н к а.

М а г д а л е н а. Адела!

С л у ж а н к а. Бедняжка! Как она горюет по отцу... (Выходит.)

М а р т и р и о. Замолчи!

А м е л и я. У всех нас одна судьба.

Адела успокаивается.

М а г д а л е н а. Чуть служанка не услышала, что ты говоришь.

Появляется С л у ж а н к а.

С л у ж а н к а. Пепе Римлянин идет вниз по улице.

Амелия, Мартирио и Магдалена бросаются к двери.

М а г д а л е н а. Пойдем посмотрим!

Выбегают.

С л у ж а н к а (Аделе). А ты не пойдешь?

А д е л а. Мне неинтересно.

С л у ж а н к а. Когда он завернет за угол, из окна твоей комнаты будет лучше

видно. (Выходит.)

Адела остается на сцене. Она с минуту колеблется, потом тоже торопливо уходит. Входят Б е р н а р д а и П о н с и я.

Б е р н а р д а. Проклятый раздел!

П о н с и я. Сколько денег достается Ангустиас!

Б е р н а р д а. Да.

П о н с и я. А остальным-то гораздо меньше.

Б е р н а р д а. Ты мне это уже три раза сказала, и я не стала спорить.

Гораздо меньше, много меньше. Не напоминай мне про это.

Входит густо напудренная А н г у с т и а с.

Б е р н а р д а. А н г у с т и а с!

А н г у с т и а с. Да, мама.

Б е р н а р д а. Как у тебя хватило духу напудриться? Как ты могла умыть лицо

в день смерти отца?

А н г у с т и а с. Он мне не отец. Мой отец умер давно. Неужели вы уже не помните?

Б е р н а р д а. Этот человек, твой отчим, сделал для тебя больше, чем родной отец. Благодаря ему ты теперь станешь совсем богачкой.

А н г у с т и а с. Это мы еще увидим.

Б е р н а р д а. Хоть для приличия вела бы себя как положено! Хоть из уважения

к покойному!

А н г у с т и а с. Мама, позвольте мне выйти.

Б е р н а р д а. Выйти? Сперва пудру сотри. Ишь какая тихоня! Вся в теток!

(Насильно стирает носовым платком пудру с лица дочери.) Теперь иди!

П о н с и я. Б е р н а р д а, не будь такой въедливой!

Б е р н а р д а. Я еще не выжила из ума, как моя мать, и прекрасно знаю, что

делаю.

Входят все дочери.

М а г д а л е н а. Что случилось?

Б е р н а р д а. Ничего не случилось.

М а г д а л е н а (Ангустиас). Если разговор идет о разделе, то деньги к

деньгам - ты у нас самая богатая, можешь все взять себе.

А н г у с т и а с. Придержи язык.

Б е р н а р д а (топнув ногой). Не воображайте, что выйдете из моей воли. Пока

меня не вынесут из этого дома ногами вперед, я буду распоряжаться и своим и

вашим добром!

Слышатся громкие голоса, и на сцену выходит М а р и я X о с е ф а, мать Бернарды, глубокая старуха с цветами в волосах и на груди.

М а р и я Х о с е ф а. Бернарда, где моя мантилья? Я не хочу оставлять вам

ничего из моих вещей. Ни колец, ни муарового черного платья. Потому что ни

одна из вас не выйдет замуж. Ни одна! Бернарда, дай мне мое жемчужное

ожерелье.

Б е р н а р д а (Служанке). Зачем ты ее выпустила?

С л у ж а н к а (дрожа). Она убежала от меня.

М а р и я Х о с е ф а. Я убежала, потому что хочу выйти замуж, хочу выйти замуж

за красивого мужчину со взморья, раз здесь мужчины бегают от женщин.

Б е р н а р д а. Замолчите, мама!

М а р и я Х о с е ф а. Нет, не замолчу! Я не могу видеть, как эти незамужние

женщины растравляют себе сердце, тоскуя о свадьбе, и хочу уехать в свое

селение. Б е р н а р д а, я хочу мужчину, хочу выйти замуж и радоваться жизни.

Б е р н а р д а. Заприте ее!

Мария Хосефа. Отпусти меня, Бернарда!

Служанка хватает Марию Хоссфу.

Б е р н а р д а. Помогите ей!

Все тащат старуху из комнаты.

М а р и я Х о с е ф а. Я хочу уехать отсюда! Бернарда! Я хочу выйти замуж, хочу

на взморье, на взморье!

Занавес

Дата добавления: 2015-07-02