Письма Владимира Сергеевича Соловьева, т, II. СПб., 1909, с. 345

это нередко представлялось. Он стремился внести хоть малый, но практический вклад в осуществление своей идеи всестороннего научного и культурного развития русской провинции, в том числе ее самых отдаленных окраин. В Керенске, где служил Петерсон, по настоя­нию Федорова был создан уникальный «культурный центр»: при школе — метеорологическая станция, что­бы учителей и учеников превратить в исследователей этой местности. Тут же находилась общественная биб­лиотека и небольшая больница. Позднее, в конце 90-х годов, в Воронеже, куда переехал Петерсон, Федоров стал инициатором организации ежегодных тематиче­ских выставок, посвященных особо важным событиям года. Впоследствии выставки стали традиционными для музея этого города. Когда же Петерсон обосно­вывается в Ашхабаде, Федоров приезжает к нему бо­лее чем на полгода, тщательно изучает Туркестанский край, совершает путешествие на Памир. Свои мысли он высказывает в ряде статей, появившихся анонимно или под псевдонимами в местной печати. Основное в них — призыв к глубокому исследованию местной гео­графии и истории, небесных явлений (статья о падаю­щих звездах), надежда на то, что Россия поможет по­бедить пустыню, голод и смерть через регуляцию при­роды этого края. Можно добавить, что Федоров увле­кался собиранием краеведческих материалов и, в част­ности, начал целое движение за собирание сведений об обыденных храмах северной Руси и их исследова­ние.

Наконец, он не только горячо откликается на круп­нейшие литературно-художественные и общественно­исторические события своего времени, но и сам стре­мится в них участвовать. Даже его выходы в свет с учением «общего дела» всегда имели какой-либо акту­альный повод (предстоявший «конгресс мира», сближе­ние с Францией, вопрос международного книжного обмена, вопрос о голоде и т. д.). Его статья «Разору­жение», напечатанная в «Новом времени» 14 октября 1898 г., в которой он выступил с проектом превраще­ния армии в «естествоиспытательную силу», имела изве­стный резонанс в русской печати и заинтересовала не­которых английских общественных деятелей. В газете «Асхабад» в 1899—1902 гг. была напечатана целая серия статей, излагавших федоровские идеи (автора­ми их были сам Федоров и Петерсоп). Эти статьи ста­ли настоящей духовной «злобой дня»; вокруг них раз­вернулась довольно ожесточенная полемика. Однако к концу жизни Федоров окончательно убеждается в оши­бочности такого фрагментарного изложения своего уче­ния в связи с частными, конкретными поводами, что неизбежно приводило к непониманию и искажению его идей.

Но дело тут было не только в «тактической» ошиб­ке. Идеи Федорова о регуляции природы, освоении кос­мических пространств, борьбе со смертью соединялись с консервативно-патриархальными чертами его обще­ственной утопии, с переосмысленными христианско­евангельскими образами, особым архаизмом стиля. Это ставило федоровское учение в трудное положение, ко­гда оно, с одной стороны, по словам самого Федорова, прекрасно осознававшего это положение, казалось «ди­атрибою из времен невежества», а с другой — выраже­нием «крайностей» материализма, «неслыханной дерзо­стью» знания. Недаром единственная попытка Федо­рова опубликовать свою работу «В защиту знания и дела» потерпела неудачу: ее запретила цензура.

Последние годы жизни Федорова были и необычай­но плодотворны (почти все работы, входящие во 2-й том, и оставшиеся его рукописи написаны в это время), и особенно трудны. Хотя Федоров сохраняет большую умственную энергию, его здоровье ухудшается. Но главное — он чувствует почти полное духовное одино­чество, отходя даже от двух самых близких своих уче­ников, Н. П. Петерсона и В. А. Кожевникова (ученого, философа и поэта, автора многочисленных книг и ста­тей, в которых он развивал идеи своего учителя). Федо­ров все чаще повторяет в своих письмах к Кожевникову, что тот никогда по-настоящему не понимал его учения. И действительно, как признавался сам Кожевников, его убеждения все более приближались к ортодоксаль­ному православию, и он не мог принять основной посыл­ки Федорова осуществить «общее дело» только «естест­венными средствами». Недовольство Федорова Петер­соном, на деле ему преданным, приводит к полному разрыву с ним. За год до смерти Федоров сжигает часть своих рукописей, и Петерсон, опасаясь, что его наследие может совсем пропасть, тайно увозит его в Ашхабад и долго не возвращает. Это стало последней каплей, вызвавшей «отлучение» столь давнего сорат­ника. Но очевидно, «вина» Петерсона перед Федоровым не была столь простой. Во всяком случае и чрезмерное рвение Петерсона по службе (он закончил ее в очень высоком чине и немало этим гордился), и его чувстви­тельность к общественным почестям, и публикация им статей в газете «Асхабад», часто неудачная, могли быть одной из причин раздражения Федорова. В такой тяжелой душевной ситуации Федоров дает согласие на издание своих трудов издательством «Скорпион» и на­чинает напряженно работать над приведением своих рукописей в порядок. И только на смертном одре, за несколько часов до смерти, в декабре 1903 г. передает свои бумаги в наследство Кожевникову.

С. П. Бартенев, сын издателя «Русского архива», известный музыкант своего времени, автор исследова­ния о Кремле, писал о впечатлении, которое произвела смерть Федорова: «Не верилось, что этот ополчивший­ся против смерти человек когда-нибудь умрет... Когда это случилось и я увидел его лежащего мертвым, пом­ню, мир мне показался в овчинку, столь далеким, столь маленьким! Такого человека не стало!» ¹

Сразу после смерти Федорова Петерсон и Кожевни­ков приступают к подготовке издания всего написан­ного их учителем. Разобрать рукописи Федорова оказа­лось делом сложным и кропотливым. Писал он мелким, неясным почерком, часто карандашом, обычно ночью при тусклом свете керосиновой лампы, на отдельных листах или обрывках бумаги. Издателям пришлось про­делать огромную работу по разбору и систематизации его философского наследия. В 1906 г. на далекой ок­раине царской России в г. Верном (ныне Алма-Ата) вышел первый том «Философии общего дела» в коли­честве 480 экземпляров. Следуя заветам покойного, не признававшего частной собственности, в том числе ин­теллектуальной, ученики выпустили книгу «не для про­дажи». Часть тиража была разослана по библиотекам, из другой любой желающий мог бесплатно заказать экземпляр у издателей. Второй том был издан через семь лет, в 1913 г., в Москве. Был подготовлен к печати и третий том, включавший ряд статей Федорова и, глав­

С. П. Бартенев. Николай Федорович Федоров, —«Русский архив», 1909, № 1, с. 122,

ное, его переписку, но бурные события первой ми­ровой войны и революции помешали его выходу в свет.

На протяжении последних тридцати лет жизни Фе­доров неоднократно принимается за изложение и разви­тие своих идей — по разному поводу, в различных фор­мах и жанрах. Результаты всех этих попыток и были собраны в трех томах под названием «Философия общего дела». Круг идей здесь один, вариации пред­ставления их читателю многочисленны: это и «запи­ска-проект», и размышление об истории, и проект рос­писи «храма-музея» и т. д. Одной из таких вариаций являются философские статьи второго тома, где федо­ровское учение, отталкиваясь от других систем и на первый взгляд определяя себя в традиционных фило­софских категориях (причина — следствие, добро — зло, теоретический и практический разум и т. д.), ра­дикально переосмысляет их. Россыпь небольших кри­тических статей о Канте, Гегеле, Шопенгауэре, Ниц­ше, Вл. Соловьеве и др. становится новой мозаичной картиной собственно федоровского учения.

Утопический характер «Философии общего дела»

В русской философии конца прошлого века мысль Федорова принадлежит к особому, космически-утопи­ческому ее ответвлению. Его любят сближать с мечта­телями типа Фурье, предлагающими свои идеальные схемы общественного жизнеустроения. Правда, рус­ский мыслитель создал не только социальную, но и своеобразную космическую «утопию». В своем учении он посягает не на тот или иной общественный строй, а на весь природно-мировой порядок. Если в основе мно­гочисленных утопий лежала извечная человеческая мечта о справедливом и счастливом устроении на зем­ле, то в основе федоровского проекта лежит дерзновен­нейшая мечта о полном овладении тайнами жизни, о победе над смертью, о достижении человеком богопо­добной власти в преображенном мироздании.

Основоположники научного коммунизма дали бле­стящий образец критического подхода к утопическим социальным системам, показали внутреннюю логику их развития. Энгельс в работе «Развитие социализма от утопии к науке», глубоко раскрыв ненаучность, противоречивость утопических форм социального ре­форматорства Сен-Симона, Фурье, Оуэна, вместе с тем высоко оценил их критическое, познавательное, идей­но-предвосхищающее значение. Слабые стороны утопи­ческой мысли Энгельс объясняет исторически: незре­лость экономических отношений буржуазного общества приводила к тому, что «решение общественных задач..· приходилось выдумывать из головы» ¹. Но эти «созда­ния», которые трезвым буржуа, «литературным торга­шам» казались «сумасбродством», на деле несли в себе ценнейшие идеи и прозрения. «Нас гораздо больше радуют прорывающиеся на каждом шагу сквозь фанта­стический покров зародыши гениальных идей и гени­альные мысли, которых не видят эти филистеры»².

Для философского умозрения мыслителей-утопистов характерно, что и в генезисе, и в дальнейшем разверты­вании их идей движущей силой является мечта. Эта всем доступная эмоционально-представляющая спо­собность становится особым способом познания, но не как отражения действительности, а как проекта ее изменения. Пассивно-объективный ход от причины к следствию заменяется вектором, упорно устремленным от высшей цели к практике. Созерцание уступает место схеме действия. «...Самый плохой архитектор от наилучшей пчелы с самого начала отличается тем, что, прежде чем строить ячейку из воска, он уже построил ее в своей голове. В конце процесса труда получается результат, который уже в начале этого процесса имелся в представлении человека, т. е. идеально. Чело­век не только изменяет форму того, что дано природой; в том, что дано природой, он осуществляет вместе с тем и свою сознательную цель, которая как закон оп­ределяет способ и характер его действий и которой он должен подчинять свою волю» ³. Утописты включают в самый метод своего проектирующего мышления эту модель, которая присутствует во всяком большом и

Дата добавления: 2015-07-02