Коммуникативная семантика предложения 2 страница

The trunks of those trees are big „Стволы тех деревьев велики" или Those trees have big trunks „У тех деревьев стволы большие"» [Чейф₂, 309].

Становится очевидным, что топик рассмотренного типа («китайский» топик) значительно от топика в предложениях коммуникативной структу­ры, где он является единственным выделяемым (позиционно и с помо­щью частиц) членом, эквивалентным по своему статусу агенту в ролевой структуре и подлежащему в формально-синтаксической. В языках же с маркированным подлежащим роль топика, как было показано, иная: огра­ничение области референции предложения. Во всех приведенных примеpax (Он голова болит; Ребенок лицо мило; Он характер плохой; Город до­ма высокие) мы видим одни и те же признаки: во-первых, топик и подле­жащее семантически нетождественны, во-вторых, между ними существует партитивное отношение (партитивный атрибут). Когда же речь идет о так называемом английском топике, отношение между ним и подлежащим несколько иное. В «классическом» случае — при семантическом различии топика и подлежащего — между ними весьма затруднительно установить партитивное отношение:

As for education, John prefers В. Russel's ideas «Что касается обра­зования, Джон предпочитает идеи Б. Рассела» [Ли, Томпсон, 194].

Топикализироваться в английском может фактически любой член предложения:

As for John, he prefers В. Russel's ideas «Что касается Джона, он предпочитает идеи Б. Рассела».

В последнем случае мы имеем дело с так называемым соотнесенным, связанным (related) топиком. Ср. также:

Mary has several close friends. As for John, he is always surrounded | by fri_end_s [English grammar, 253].

В приведенных примерах топик фактически дублирует подлежащее, возможно и без вводящего оборота as for:

John, he ran away «Джон, он убежал».

Во французском языке это явление регулярно используется в некото­рых типах вопросов, ср.:

Jean, quand est-il venu? «Жан, когда он пришел?» [Блумфилд, 197].

Как и в английском, во французском языке возможна топикализация любого члена предложения:

Le hup, il a mange I'agneau «Волк, он съел ягненка»; L'agneau, le hup Га mange «Ягненок, волк его съел»; Paris, j"у vais souvent «Париж, я туда часто езжу» [Теньер, 188-189],

Как свидетельствуют переводы, такая конструкция возможна и в русском языке (как и в английском и немецком), особенно — в разговорной речи.

Таким образом, очевидно, что топиком именуют два совершенно раз­ных явления: во-первых, главный член предложения коммуникативной структуры, во-вторых, так называемый фокус контраста, «который по какой-то причине помещен в необычную позицию начала предложения. Taковы все английские примеры топиков и топикализации» [Чейф₂, 307]. Добавлю: не одни английские, но и французские, и русские.

Главное отличие «английского» и «китайского» топика от темы (если уж их нужно различать), на мой взгляд, состоит в том, что топик связан с отдельным предложением, изъятым из контекста. Нестандартный порядок членов предложения, наличие перед подлежащим обстоятельства или кос­венного дополнения свидетельствуют о топике, ограничивающем область референции подлежащего. Тема — категория текста. Ее роль — связать данное предложение с предыдущими. У отдельно взятого предложения тему можно лишь предполагать.

В американской лингвистике появился целый ряд понятий, связанных со смысловым членением предложения. Рассмотрим наиболее употреби­тельные из них и попытаемся выяснить их соотношение с основными по­нятиями — темой и ремой.

3.3.4. Прагматический пик, ориентация и другие

Прагматический пик, по мнению ряда исследователей, играет важ­ную роль в формировании связной речи, обеспечении связности текст» [Ван Валин, Фолли, 393-394]. В составе предложения прагматический пи* предстает наиболее значимой именной группой [Ван Валин, Фолли, 390 фокусом интереса говорящего. Он занимает в предложении обычно саму!" левую, наименее морфологически маркированную позицию [Ван Валяя» Фолли, 396]. В конце концов оказывается, что понятие прагматической пика соответствует тому, что традиционно называется грамматическим подлежащим в английском, немецком и французском языках, тогда как других языках подлежащее и прагматический пик — не всегда одно и то же. При этом прагматический пик все-таки «следует отличать от топика» [Ван Валин, Фолли, 393]. Более всего, на мой взгляд, понятие прагматиче­ского пика соответствует понятию темы.

Понятие ориентации иллюстрируется следующим примером:

Floyd hit Rosco «Флойд ударил Роско»; Rosco was hit by Floyd «Роско был ударен Флойдом»; Борис ударил Ивана; Ивана ударил Борис.

В английском языке подлежащее задает также и ориентацию или точки зрения внутри предложения, тогда как в русском языке указателем ори-ации является первое слово в предложении [Нунэн, 364].

Уже отмечалось, что в английском языке первая именная группа авто­матически становится подлежащим, в «падежных» же языках подлежащее, может занимать любое место Bir/три предложения, поскольку оно маркиро­вано морфологически. Выбор той или иной именной группы в качестве ориентации предложения «мотивируется желанием говорящего связать дан­ную предикацию с предыдущим текстом или фоном к данному тексту». По­этому определение подлежащего как того, о чем говорится в предложении, относится скорее всего не к подлежащему, а к ориентации [Нунэн, 367].

Если подлежащее и ориентация совмещаются в одном компоненте.предложения, то он может быть неопределенным, но если они представлены разными компонентами, то ориентация должна быть определенной. Ср.:

A couple of people wandered in «Пара людей вошла»; Some guy hit Floyd «Какой-то парень ударил Флойда»; *А guy over there, his foreign name is... «Какой-то парень там, по имени...»; That guy over there... «Тот парень там...» [Нунэн, 369-370].

Таким образом, функция ориентации в случае определенности вы­полняется темой или топиком, а в случае неопределенности — ремой, вы­несенной в первую позицию (субъективный порядок компонентов).

Понятие контрастивности иллюстрируется примером:

Ronald made the hamburgers «Рональд сделал сандвичи», в котором сообщается, что выполнил действие именно Рональд, а не кто-F* из других возможных кандидатов, которых мог предполагать слушаю-рИи [Чейф₂, 286]. В данном случае Рональд выступает как фокус контра-^0X8 [Там же, /87].

Фокус не обязательно обозначает новую информацию в общепринятом смысле. Он связан обычно или с возражением, или с так называемым Г*ьным утверждением, уточнением, подтверждением. В предложении может быть более одного фокуса контраста — два:

Салли сделала салат, а Рональд сделал сандвичи, или даже три:

Салли собрала салат, а Рональд сделал сандвичи [Там же, 288].

Основное средство выражения фокуса контраста — более высокий тон и более сильное ударение. В связи с этим часто бывает трудно или даже невозможно на основании одних лишь фонетических данных отличить контраст от новой информации. Разницу между интонацией нового и интонацией контраста можно обнаружить лишь тогда, когда «за одним контрастным фокусом непосредственно следует другой» [Там же, 289]. Следовательно, контрастные предложения внешне неотличимы от ответов на специальные вопросы. Так, предложение Рональд сделал сандвичи} вполне может служить ответом на вопрос: Кто сделал сандвичи? «Однакм у контрастных предложений другой контекст и другая цель» [Там же, 290]. К этому следует добавить: и другая форма. Если для обеспечения контра­ста обязательно повторение всего полного предложения (с изменением в| соответствующем компоненте), то для ответа на указанный специальным вопрос вполне достаточно одного слова — Рональд. В качестве дополни» тельных средств выражения контраста в английском языке используютаи так называемые расщепленные предложения:

It was Ronald, who made the hamburgers «Это Рональд сделал сандвичи»

или псевдорасщепленные:

The one who made the hamburgers was Ronald «Тот, кто сделал сандвичи, — Рональд» [Чейф, 291].

Первые два варианта (с фокусом на первом месте) характеризуются субъективным порядком компонентов АЧП, т. е. оказываются более эмоцио­нальными, отсюда и сильное ударение на слове Рональд. В последнем же варианте происходит восстановление объективного порядка и рема занима­ет положенное ей место. Таким образом, фокус контраста представляет со­бой рематический компонент предложения, который не совпадает со статусом нового. Понятие эмпатии [Kuno] иллюстрируется примерами:

John hit his wife «Джон ударил свою жену» и Mary's husband hit her «Муж Мери ударил ее».

В первом случае говорящий описывает событие «со стороны Джона» (эмпатия по отношению к Джону), во втором — «со стороны Мери» (эмпатЖ по отношению к Мери). Статус фокуса эмпатии обычно «совпадает со стату­сом подлежащего и, возможно, со статусом определенности» [Чейф₂, 313]. I

Все рассмотренные понятия — эмпатии, фокуса, определенное данного, нового, топика, точки зрения говорящего и т. п. — Чейф относи_к способам упаковки предложения, имея в виду то, что «эти явления в первую очередь связаны со способом передачи сообщения и лишь потом с сообщением как таковым, так же, например, как упаковка зубной пасты может оказать воздействие на ее сбыт отчасти независимо от качества са­мой пасты» [Там же, 278-279].

Итак, все перечисленные понятия, связанные с АЧП, представляют собой, по существу, «вариации на темы» темы, ремы и подлежащего. По­добного рода «умножение сущностей» может продолжаться сколь угодно долго — в каждом отдельном употреблении можно обнаружить нечто, отличающее его от остальных. Если число компонентов формально-синтаксической структуры предложения ограничено и четко определено, то классификация и определение семантических компонентов «заводит нас в трясину неопределенности, из которой психологические экспери­менты пока еще не указали удачного выхода» [Там же, 280]. Единствен­ными более или менее определенными остаются понятия темы, ремы и, вероятно, топика. При этом необходимо еще раз отметить, что из четырех возможных комбинаций данного — нового и определенного — неопреде­ленного для темы характерна только одна: данное и определенное. Что же касается ремы, то для нес, как уже было продемонстрировано, возмож­ны все четыре сочетания. Именно семантическое разнообразие ремы, а также возможность вынесения ее на первое место и придает ей необычай­ную гибкость и многоликость, позволяя заключать предложение в самые разнообразные «упаковки».

3.4. Соотношение формального и актуального членений

На основании изложенного встает вопрос о соотношении двух типов членения — формального и смыслового (актуального). Рассмотренные примеры свидетельствуют о том, что вряд ли можно говорить о каком-либо обязательном (одно-однозначном) соответствии компонентов АЧП синтаксическим членам предложения. Тем не менее можно отметить некоторые тенденции.

Первая заключается в том, что принятый во многих языках «нормаль­ный» порядок слов в предложении сложился под влиянием закономерностей речи, коммуникации, т. е. объективного порядка компонентов АЧП. Не бедует забывать, что в процессе становления языка речь предшествует языку. В соответствии с этим порядком первая позиция принадлежит теме, которая — реме. Этот порядок «заложен» еще на стадии коммуникативной структуры предложения. В формально-грамматическом плане большинство предложений начинается с подлежащего. Это обычный, нейтральный порядок слов в отдельном, независимом предложении. Поэтому можно с боль­шей или меньшей степенью определенности утверждать, что подлежащее нейтрального, неэмоционального предложения (в состоянии «синтаксиче­ского покоя») чаще всего соответствует теме. Это отметил еще А. Вейль, обнаружив в современных языках тенденцию использовать грамматическое подлежащее в качестве отправной точки сообщения [Firbas₂, 2]. Более того, подлежащее оказывается очень нагруженным: помимо темы оно же обычно служит показателем топика, эмпатии, точки зрения говорящего и т. д. В этом плане традиционное определение подлежащего является как нельзя более верным — это, действительно, то, о чем говорится в предложении. Только не следует забывать, что речь идет об обычном, отдельном предложении с обычным, нормальным (прямым) порядком слов, а не о предложении упот­ребленном, включенном в контекст.

Вторая тенденция состоит в том, что наибольшую коммуникативную значимость приобретают наименее обязательные с точки зрения формаль­ного членения компоненты предложения, т. е. чем менее структурно необ­ходимым является данный член предложения, тем больше вероятность того, что он окажется новым (ремой). Ср., например, следующие предло­жения (предполагаемая рема выделена):

Мальчик читает;

Мальчик читает книгу;

Мальчик читает книгу вслух;

Мальчик читает книгу вслух своему брату.

Еще одна тенденция заключается в том, что «функция темы типична для слов со значением предметности, а функция ремы для слов со значени­ем признака-действия, качества, состояния и под.» [Ковтунова, 92]. Таким образом, проблема соотношения компонентов формального и актуального членений превращается в проблему способов выражения компонентов АЧП. Практически она решается говорящим, который, исходя из определенного коммуникативного задания и опираясь на дашгую ситуацию (контекст), с одной стороны, и на данную форму суждения — с другой, подбирает соот­ветствующую грамматическую структуру. Что касается конкретных языко­вых способов маркирования темы и ремы, то этому вопросу посвящено уя* достаточно большое количество работ на материале как русского, так и других языков. Необходимо еще раз подчеркнуть, что все рассмотренные ранее семантические категории обычно связываются со смысловым членением предложения: все проанализированные преобразования интсрпрстируютО как осуществляющиеся в рамках ПрП: учение В. Матезиуса — учение О" актуальном членении предложения. В связи с этим именно в рамках Пр" следует различать две структуры — формальную и коммуникативную М⁸ тезиус). Позднее речь уже пошла о трех уровнях предложения (DaneS; В трех структурах — формальной, семантический и коммуникативной (Совр. рус. язык) — или о трех функциях (Halliday; Слюсарева). Неразличе­ние трех структур (уровней или функций) ведет к тому, что во всех спорах о характере предложения, его специфике и т. п. участники дискуссий, говоря «о предложении», не замечают того, что имеют в виду по существу разные веши. «В одном случае речь идет об отношении между процессом и его ак­тантом, или — в других терминах — между предикатом и его аргументом, т. е. об отношении в структуре пропозиции, или ситуации, и соответственно между морфологическими средствами их маркировки (финитным глаголом и именем в номинативе). В другом случае интерпретируется отношение между членами суждения, т. е. между субъектом и предикатом, и соответственно между языковыми средствами, являющимися носителями этих функций. Очевидно, что спор ведется вокруг разных по природе семантических — можно было бы сказать „глубинных" — структур, соотносящихся вследствие этого совсем по-разному с языковыми — или „поверхностными" — струк­турами. Структуры первого типа многообразны, поскольку они служат для кадрирования реальной или только мысленно конструируемой действитель­ности. Напротив, структура второго типа воспроизводит мыслительный акт предицирования, приписывания признака предмету мысли и существует поэтому в единственном числе» [Абрамов, 121].

Таким образом, предложение выступает теперь как единица и конст­руктивная, и коммуникативная. Отсюда характеристика предложения, с одной стороны, как определенной грамматической формы, а с другой — как определенного интонационного рисунка. Столкновение и смешение двух подходов к предложению, двух его членений могло бы еще иметь смысл, если бы они относились всегда к одной и той же формальной единице (поверхностной структуре). В действительности же мы чаще имеем дело с формально разными единицами. Вспомним приводимый ранее пример Г. Пауля, где с точки зрения формы представлено одно и то же предложение, а с точки зрения АЧП — шесть разных предложений, сообщающих о разных конкретных событиях, вернее — освещающих это событие с различных позиций. Ср. также пример: Do you think that one will "°, где при постановке ударения на каждом из семи слов возникает новое значение [Cherry, 123]. Естественно, возникает вопрос:

А сколько же предложений представлено здесь на самом деле? Кроме того, мы знаем из своей практики, что если ответом на вопрос: Ъо едет завтра в Берлин? — будет предложение: Карл едет завтра в г*Рпин, то вряд ли слушающий воспримет его как естественный, нормальный ответ. Таковым будет просто Карл — и все, т. е. при ответе на ^сЧиальный вопрос вполне достаточно назвать одну лишь рему соответвующего предложения. Тематический же компонент оказывается избыточным, ненужным и поэтому просто опускается. Ср. также: «Как мы мс жем понять... белую как целую мысль? Только восприняв это слово как недоговоренную фразу, причем недоговоренность эта объяснялась бы тем, что остальные элементы фразы были сказаны тут же, в соседних фразах. Чаще всего это бывает при ответах на вопросы: Какую бумагу он купил? — Белую» [Пешковский, 172]. Так что же называть предложением:

Карл едет завтра в Берлин или же Карл?

Очевидно, мы имеем дело с разными единицами. Вполне естествен­ным становится вопрос об их различении. Правда, существование двух разных формально-синтаксических единиц признается не всеми исследо­вателями [Распопов]. Но даже в случае такого признания их различение производится не всегда достаточно последовательно. «В противовес ста­рому воззрению, согласно которому любой сегмент речи, выполняющий коммуникативную функцию, есть предложение, выдвинута новая точка зрения: предложение и коммуникативная единица находятся между собой в асимметричной зависимости, т. с. любое предложение есть, безусловно, коммуникативная единица, но отнюдь не всякая коммуникативная единица является предложением... Принятие тезиса „любая коммуникативная еди­ница есть предложение" неизбежно ведет к пониманию предложения как единицы функциональной, а не конструктивной» [Остроумов, 147]. Согла­ситься с этим можно, исключив утверждение о том, что любое предложе­ние есть коммуникативная единица. Гораздо более последовательным представляется мнение о том, что предложение как языковая конструктив­ная единица реально функционирует в речи в виде высказывания. «Если не разграничивать предложение и высказывание, трудно становится по­нять, каким образом индивидуально различные предложения («высказы­вания»), имеющие разный лексический состав и выражающие различное содержание, попадают в ведение грамматики; ведь грамматика имеет дело с общими признаками и свойствами индивидуальных явлений языка-Грамматику в предложении интересует „модель", „схема", „конструкция', а не реальное лексическое заполнение этой конструкции» [Головин, 1981 И здесь не все оказывается выстроенным «в одну линию». На первый взгляд кажется, что противопоставляются предложение и высказывание, но под предложением понимается модель или конструкция, а под выска­зыванием — реализация этой модели. Иными словами, происходит емв' шенис трех различных уровней абстракции, трех понятий: конструкШ⁰¹ (модели), предложения и высказывания.

Модель предложения — это его предикативная основа, минимально достаточное сочетание взаимообусловленных синтаксических форм. М⁰" дель предложения является своего рода абстракцией, отвлечением от многих сторон «реального высказывания» [Москальская,, 46]. Высказывай может пониматься как «реальное» или «конкретное» предложение. Но такое понимание возвращает нас к тому, что предложение и высказывание суть одно и то же: «Специфика предложения по сравнению со всеми „ни­жестоящими" языковыми единицами заключается в том, что предложение есть высказывание (выделено мною. — Ю. 77.), что оно коммуникативно. Это значит, что оно 1) так или иначе соотнесено с определенной ситуаци­ей и 2) обладает коммуникативной установкой на утверждение (или отри­цание), на вопрос, побуждение к чему-либо» [Маслов, 234].

Естественнее всего было бы говорить о предложениях языка и предложениях речи, но ввиду того, что термины предложение как едини­ца языка (или просто предложение языка) и предложение как единица речи (или просто предложение речи) слишком громоздки и при употреб­лении чаще всего сокращаются до однословного термина предложение, последний оказывается двусмысленным. Отсюда и все «накладки» при его употреблении: одним и тем же словом часто называют совершенно раз­ные единицы, не затрудняя себя строгими определениями. Читатель же сам должен догадываться, о чем идет речь, хотя понятно, что «с точки зре­ния языка мы вес же должны различать предложения полные, т. е. сужде­ния, законченные в речи, и предложения неполные, т. е. суждения, незакон­ченные в речи, выражающие лишь часть данной мысли» [Фортунатов, 127]. Как правило, читатель чаще всего не склонен затруднять себя рассужде­ниями по поводу читаемого и довольствуется узнаванием слова, не пыта­ясь понять, что же за этим словом должно стоять.

В настоящее время во избежание двусмысленности для различения языковой (конструктивной) и речевой (коммуникативной) единиц предла­гается использовать такие, например пары терминов, как предложение и фраза, предложение и высказывание. Поскольку последняя пара употреб­ляется значительно чаще, остановимся на понятии «высказывание».

Глава четвертая

Дата добавления: 2015-07-02