Семантические актанты предложения

Вопрос о номенклатуре глубинных падежей окончательно еще не ре­шен — число ролей (актантов) и их наименований у разных исследовате­лей различно. В основополагающей работе выделено всего три основных участника-актанта: «первый — тот, который осуществляет действие... Второй — тот, который испытывает действие... Третий — тот, в чью пользу или в ущерб которому осуществляется действие» [Теньер, 124]. Представ­ляется вероятным, что ни в одном языке простые глагольные формы не мо­гут иметь больше трех валентностей [Теньер, 271]. Ч. Филлмор выделяет шесть «падежей» [Fillmore], названия которых он позднее частично заменя­ет [Филлмор], Чейф — семь [Чейф], Богданов — четырнадцать [Богданов]. В рамках так называемой референциалыю-ролевой грамматики постули­руется лишь одно «фундаментальное универсальное семантическое про­тивопоставление актора и претерпевшего, а все остальные падежи рас­сматриваются как производные» [Ван Валин, Фоли, 388-389]. Аналогич­ная предпосылка содержится и в так называемой контрастивной порож­дающей грамматике [Krzeszowski]. Делается предположение о том, что та­кие падежи, как агенс, пациенс, инструмент, цель, источник и локатив, мож­но обнаружить во всех языках [Ван Валин, Фоли, 389].

В собственно ролевой грамматике («естественной») главным актан­том обычно является действующее лицо, выступающее в позиции подле­жащего, обычно в форме косвенного падежа, зависящей от семантики гла­гола. Если в семантической структуре предложения присутствуют не­сколько актантов, то они маркируются «прямо в соответствии с их ролью, и нет никакой синтаксической позиции, аналогичной позиции подлежаще­го в английском языке» [Нунэн, 363]. В той же «ролевой грамматике», ко­торую исследователи глубинных падежей извлекают из формально-синтаксической грамматики, «применяется система помещения различных [Ролей в одну синтаксическую позицию... интерпретация роли имени, стоящего, например, в позиции подлежащего, является непрямой» [Нунэн, 363]. Претендовать на роль подлежащего в формально-синтаксической структур может любой актант, но в соответствии с определенной иерархией: всегда располагается на самой верхней ступени этой иерархии, а пациенс и локатив — на самой нижней [Нунэн, 362].

Предложения с подлежащим-агенсом в современных языках номина­тивного строя чаще всего представляют собой немаркированные конструкции. Во всех остальных случаях используются маркированные конст­рукции, обычно с пассивной формой глагола, которая всегда свидетельство о том, что подлежащее не является агенсом [Левицкийю]. Ср.: Peter gave Mary a book; Mary was given a book; The book was given to Mary.

В связи с особым положением агенса предпринимаются попытки вы­явить его характерные признаки. К ним относят следующие: агенс всегда является действующим лицом, деятелем; действие агенса направлено на пациенс, который претерпевает переход в новое состояние; действие агенса намеренно — агенс управляет своим действием и несет ответствен­ность за происходящее; в своем действии агенс может использовать свое тело, руку или какой-либо инструмент [Лакофф, 357-358].

Итак, агенс (или агент) — это действующее лицо, производитель дей­ствия, автор. Для определения остальных семантических ролей (падежей) обратимся к классификации У. Чейфа, которая представляется оптималь­ной по составу.

Предмет или лицо, пребывающее в том или ином состоянии или из­меняющее свое состояние (но самостоятельно не действующее), имену­ется патиентом (пациенсом):

The rope is tight — Веревка натянута; The rope tightened — Веревка натяну ласъ.

Актант, обозначающий орудие действия, называется инструментом: The boy opened the door with a key — Мальчик открыл дверь ключам.

Место, занимаемое предметом или лицом, называется локативом:

The boy put the book on the table — Мальчик положил книгу на стол.

Первый актант может быть не только агенсом или пациенсом, но и экспериенцером, т. е. лицом, определенным образом настроенным, испы­тывающим расположение/нерасположение к чему-либо (кому-либо):

The boy likes the story — Мальчику нравится рассказ; The boy

knows the answer — Мальчик знает ответ.

Бенефициант — это лицо, представленное в предложении таким об­разом, что оно оказывается в некоторой благоприятной ситуации, из кото­рой как бы извлекается выгода:

The boy has (got) a taperecorder — У мальчика есть магнитофон!

The boy found afountainpen — Мальчик нашел авторучку.

Следовательно, в аспекте отношения «предложение-ситуация» представляет собой наименование одного из четырех рассмотренных типов ситуаций (событий), включающее и обозначение всех актантов — участников событий. Из приведенных примеров очевидно, что между синтаксическими позициями (членами предложения) и семантическими ролям" (актантами) нет одно-однозначного соответствия. Подлежащее номинтивного предложения может соответствовать любому актанту. В связи с этим возникает проблема соотношения членов предложения и актантов той ситуации, которая обозначена предложением.

2.2.2. Актанты и члены предложения

Вопрос о соотношении компонентов синтаксической структуры пред­ложения (внутренней семантики) и компонентов ситуации (внешней се­мантики) чаще всего сводится к вопросу либо о соответствии членов предложения тем или иным актантам [Диатезы и залоги], либо о валентностных связях глагола [Сильницкий]. Можно представить семантиче­скую структуру и как результат взаимодействия реляционной и пропозиционной структуры [Сусов]. В связи с этим каждый компонент реляцион­ной структуры (ситуации) получает соответствующее значение и оформ­ление в препозиционной структуре. «Во всех языках есть те или иные синтаксические механизмы для кодирования информации о ролях аргу­ментов — таких как агенс, пациенс, экспериенцер и т. д.» [Нунэн, 358]. «Во всех языках есть возможность обозначать все эти различия косвенно, с помощью позиционных средств» [Брунер, 27].

Во всех случаях, как мы видим, анализируется обычно соотношение компонентов синтаксической и семантической структур, а не самих структур. Сущность влияния структуры предложения как грамматической единицы на структуру ситуации заключается в определенном преобразо­вании изображения последней, соотношения ролей ситуации с членами предложения. Структура ситуации (состав ее участников) остается неиз­менной независимо от того, каким глаголом она будет репрезентирована. Так, в рассмотренных ранее предложениях

Я обучаю его английскому языку и Я преподаю ему английский язык

структура ситуации, набор актантов остается неизменным, тогда как соот­ветствие их разным типам дополнений меняется. Это обусловлено тем, То один и тот же предикат (член пропозиции, семантический компонент) Может быть выражен разными глаголами, обладающими различными синтаксическими свойствами. То же самое происходит при употреблении так называемых конверсивов:

Петр дал Марии книгу — Мария получила книгу от Петра.

При неизменности характера ситуации меняется способ ее задания. и первое предложение передает ситуацию как действие (подлежащее — ^г), то второе — как процесс (подлежащее — не-агент). В данном случае следует провести различие между реальной конкретной ситуацией, представляющей собой некоторый фрагмент действительно-™ (Реальное событие), и ситуацией, которая представляет собой внешнюю семантику предложения. В примерах с Марией, Петром и книгой неизмен­ной оказывается реальная ситуация, а семантика предложения определяется способом задания, передачи этой реальной ситуации, т. с. результатом взаимодействия структуры реальной ситуации и структуры предложения. Влияние структуры предложения на способ репрезентации ситуации об­наруживается, во-первых, в выборе глагола, соответствующего семантике предиката пропозиции, а во-вторых, в выборе подлежащего данного пред­ложения. При выборе глагола-сказуемого определенную роль играет как раз характер подлежащего, с которым это сказуемое вступает в предика­тивное отношение.

В последней паре предложений имеет место, как отмечалось, конвер-сивнос преобразование, сущность которого состоит в замене исходного отношения на обратное, противоположное. Оно осуществляется путем замены глагола одного «направления» на глагол противоположного «на­правления», в результате чего происходит перераспределение мест у свя­зываемых этим глаголом именных групп. Если используется лексический конверсив (дал — получил, купил — продал и т. п.), то форма сказуемого не изменяется. Если же сравнить два предложения:

Петр написал письмо — Письмо было написано Петром, то во втором помимо семантического преобразования (действие — состоя­ние, подлежащее агент — неагент) обнаруживается и формальное: глагол из активной формы (действительного залога) переходит в пассивную (страда­тельного залога). Как уже отмечалось, форма страдательного залога оказы­вается маркированной. Смысл маркированной формы заключается в том, что связанное с ней подлежащее не может быть агентом.

Таким образом, специфика пассивного преобразования заключается в том, что оно представляет собой грамматический конверсив. Вторая осо­бенность этого преобразования — использование глагола в форме страда­тельного залога дает возможность построить грамматически правильное, структурно полное предложение при гораздо меньшем числе актантов по сравнению с исходной формой действительного залога (при лексических конверсивных преобразованиях число актантов обычно не меняется):

The man cuts bread with a knife (Человек режет хлеб ножом) -" Bread is cut with a knife (Хлеб режется ножом);

I gave my brother a book (Я дал брату книгу) — A book was give" to my brother (Книга дана брату);

My brother was given a book (Брату дана книга); Nobody lived in this house (Никто не жил в этом доме) — Т"^ house was not lived in (В этом доме не жили) [Левицкий 1978]. Из примеров очевидно, что различие русского и английского языка состоит в том, что в английском все предложения имеют номинативную структуру, а в русском происходит чередование номинативных и ролевых структур, т. е. в русском языке имеется возможность маркировать неагентивный субъект не только формой сказуемого, но и формой подлежащего.

2.2.3. Денотат, сигнификат и референт предложения

По установлении признаков ПрП как языковой единицы и его отно­шений к суждению и ситуации можно попытаться рассмотреть вопрос о денотате и сигнификате предложения, т. е. перейти к более детальной характеристике вершин «рокового треугольника». Продолжая проведение аналогии со словом и его отношениями к предмету и понятию, можно, как отмечалось, поставить в целом в соответствие понятию суждение, а в соответствие предмету — ситуацию [Rcichenbach, 15]. Однако следует иметь в виду, что понятию ситуации разными авторами придается разный смысл — ее относят и к действительности, и к языку, и к мышлению, т. е. ситуация «помещается в вершине любого угла рокового семантического треугольника» [Арутюноваг, 7]. В данной работе, как уже указывалось, она занимает место предмета (т. е. действительности).

Соотношение денотата предложения, ситуации и конкретного пред­мета оказывается несколько сложнее, чем соотношение слова, его денота­та и сигнификата. Во-первых, денотативное и сигнификативное значения присущи одному слову — это непременные компоненты значения любого слова. В предложении же эти два компонента распределены между пред­метным и признаковым членами предложения — между подлежащим и сказуемым (группой подлежащего и группой сказуемого). Первое, как уже отмечалось, независимо от способа выражения, от частеречной принадлеж­ности выступает в предметном значении, второе — опять-таки независимо от способа выражения — в своем признаковом значении [Там же, 10-11]. Во-вторых, внешней семантикой предложения как языковой единицы явля­йся не реальная конкретная ситуация (событие), а ситуация, соответствующим образом представленная в предложении. Если взять такие, например, прсдложс1шя (английские примеры использованы в силу «единообра­зия» их грамматики — все они имеют номинативные подлежащие):

Тот gave Mary the book,

The book was given to Mary by Tom,

The book was received by Mary from Tom, Mary was given the book by Tom, Mary received the book from Tom,

все они могут описывать одну и ту же реальную ситуацию (событие). Компонентами ситуации являются участники этого события — «Том», «Мег ^и «книга», связанные отношением передачи предмета от одного лица другому. Поскольку в данном событии три участника, в семантической за­писи это может быть представлено с помощью трехместного предиката:

передать {Том, Мери, книга).

Места актантов, их порядок соответствуют степени их активности. Од­нако если учесть, что семантика предложения как языковой единицы не свя­зана с реальной конкретной ситуацией, а имеет обобщенное, абстрактное зна­чение, то событие можно точно так же представить и в абстрактной форме:

передать (агенс, адресат, объект).

При языковом выражении этого события мы сталкиваемся с опреде­ленными ограничениями, налагаемыми структурой предложения, а в бо­лее широком смысле — линейностью речи. Линейность речи и двусоставность предложения заставляют нас выбирать в качестве подлежащего только одного из трех участников события, но — любого. Поэтому воз­можен целый ряд предложений, воспроизводящих это событие по-своему. Так, в первом предложении событие представлено как действие, во вто­ром — как состояние, в третьем и четвертом — как процесс. Следова­тельно, одной и той же ситуации (событию) могут соответствовать не­сколько предложений, каждое из которых по-своему передает это событие, имеет свою внешнюю семантику. У всех предложений, описывающих од­ну и ту же ситуацию, один общий денотат — сама ситуация.

Денотат предложения, или обобщенная типовая ситуация, именуется иногда пропозицией: «В основной структуре предложения мы обнаружи­ваем то, что можно назвать „пропозицией", т. е. вневременной набор от­ношений между глаголом и именами..., отделенный от модального кон-ституента предложения» [Fillmore, 23]. «Исходной структурой порож­дающего процесса является... пропозиция, понимаемая в духе логики от­ношений. Восходящее к Лейбницу понятие пропозиции отличается от элементарного высказывания тем, что выражает определенное „положение дел", или, точнее говоря, событие или состояние, как соотношение логи­чески равноправных объектов. Предложения

Я вернул брату книгу,

Брат получил от меня книгу обратно,

Книга возвращена мной брату,

в сущности, выражают одно и то же событие, участниками которого являются „я", „мой брат" и „книга". Мыслительное содержание в них одинаково. Именно это мыслительное содержание и называется пропозицией [Кацнельсонг, 735].

Каждое из предложений, по-своему представляющих одно и то же событие, имеет собственный способ задания, характеристики этого события т. е. свой сигнификат. Уже отмечалось, что о референте слова можно говорить лишь применительно к употреблению этого слова в высказывании. То же можно сказать и о предложении, но в предложении заранее предусмот­рено, какой именно из его компонентов будет связан с референтом — с тем предметом (лицом) реальной ситуации, о котором пойдет речь при употреб­лении этого предложения и который будет соответствующим образом ха­рактеризоваться. Обычно предложение в своей подлежащно-сказуемостной основе построено так, что его подлежащее представляет собой потенциаль­ную область референции. Выбор того или иного подлежащего, а следова­тельно, и соответствующего варианта, типа предложения в целом определя­ется условиями коммуникации, контекстом и ситуацией.

Итак, предложение — это единица не речевая, а языковая. Предло­жение — не коммуникативная единица, оно лишь предназначено, при­способлено для коммуникации. Эта предназначенность, приспособлен­ность заключается в следующем. Предложение по своей двусоставной структуре (подлежащее — сказуемое) соотносится с двухкомпонентной структурой суждения (субъект — предикат), двучленной структурой си­туации (денотат — сигнификат) и коммуникативной структурой (пред­мет речи — его характеристика). Как языковая единица предложение неситуативно, т. е. не «привязано» ни к какой конкретной ситуации, ни к какому контексту. Семантически оно самодостаточно: в нем все четко соотнесено, роль каждого компонента определяется его отношениями с дру­гими компонентами. Так, предложение Девочка собирала землянику «явля­ется речевой номинацией некоторого события, в центре которой находится глагол (имя признака или действия). Оно способно служить отдельным сообщением, произнесенным с законченной интонацией. Оно расчленено на тему и рему сообщения — подлежащее (девочка), стоящее в синтагма­тически независимой форме, и коммуникативное ядро — сообщаемое (со­бирала землянику), занимающее позицию сказуемого. Оно соотнесено с моментом речи, благодаря присутствию в сказуемом категории времени, а также с участниками коммуникации благодаря наличию в нем категории ^JDnia. В нем выражено отношение к действительности (обозначенному событию) вследствие участия в его образовании категории наклонения. Оно, наконец, передает коммуникативную установку говорящего, будучи общением (а не вопросом или побуждением)» [Арутюнова!, 334].

На первый взгляд, все в приведенном высказывании представляется абсолютно правильным, но при ближайшем рассмотрении все оказывается 1ым а одну кучу, несмотря на то что в разделе о синтаксисе, напи-Н. Д. Арутюновой (откуда заимствована цитата), есть специаль-Раздсл «Предложение и высказывание», предшествующий приве-выдержке. Попытаемся разобраться в высказанном несколько под-^аее. Во-первых, предложение — это не речевая, а языковая номина-• вторая, действительно, способна «служить отдельным сообщением» при условии ее употребления в речи. Во-вторых, расчленение на тему сообщения и его коммуникативное ядро происходит опять-таки при упот­реблении предложения в речи. В-третьих, в данном варианте предложе­ния, который представляет собой один из членов парадигмы предложе­ния, отмечен один из вариантов соотнесения с моментом речи: форма настоящего времени глагола показывает, что данное предложение уместно в том случае, когда действие, описываемое в предложении, совпадает с моментом высказывания. Если этого совпадения не предполагается, то для таких случаев предназначены варианты с формами либо прошедшего, ли­бо будущего времени. То же можно сказать и о соотношении с участника­ми ситуации — для каждого случая в парадигме предложения «преду­смотрен» соответствующий вариант.

Предложение, как языковая единица, в качестве наименования абст­рактной ситуации, во всех своих отношениях потенциально. «Мы все знаем, что все единицы языка суть абстрактные единицы... И до тех пор, пока это качество абстрактности, обеспечивающее возможность использо­вания их универсальным способом в пределах определенных границ соче­таемости, сохраняются за единицами и их значениями, они остаются в пределах языка. Это в одинаковой мере относится и к соединениям (ком­бинациям) значений в составе псевдопредложений, в результате чего воз­никает псевдосмысл. Псевдосмысл, помимо всего прочего, потому и псев­досмысл, что он также лишен конкретности и поэтому остается все еще в пределах языка. Когда мы по всем правилам языка конструируем псевдо­предложение В доме начался пожар, то его „смысл" столь же абстрактен (и поэтому обладает столь же широким диапазоном применения), как и значе­ния отдельно взятых слов дом, пожар, начинаться» [Звегинцсв.*, 199]. Сле­дует лишь отметить, что В. А. Звегинцев называет предложением единицу речи (дискурса, коммуникации), а соответствующую единицу языка — псевдопредложением. Точно так же предложение имеет конкретный смысл, а псевдопредложение — абстрактный псевдосмысл. «Изъятие предложения из дискурса и превращение его в псевдопредложение озна­чает переключение мира мысли в мир языка, что сопровождается про­цессом абстрактизации как самого смысла предложения, так и значения составляющих его единиц. С этого момента мысль теряет свою подви*' ность — фиксируется как нечто отрешенное от человека, сушсствуюШ^ее независимо от него — в языке» [Там же, 200].

Однако, несмотря на абстрактность семантики, мы вполне представить себе «картинку», описанную в предложении. Правда, у дого картинка будет своя, тем не менее между такими картинками у много общего, как много общего обнаруживается между представления''* о девочке, землянике и собирании. Другое дело — предложение Он едем* это. В известном смысле оно тоже оказывается самодостаточным и независимым от ситуации: в нем вполне однозначно определимы, с одной сто­роны, подлежащее, сказуемое и дополнение, а с другой — агент, действие и объект (патент). В указанном предложении обозначено то, что должно при употреблении стать главным референтом (область референции), а также отмечено, что действие должно быть закончено до момента комму­никации, т. е. предложение вполне готово для употребления. Но все ска­занное относится к языковой семантике, и мы не можем знать конкретно, исходя только из данного предложения, кто такой «он», что именно он «сделал» и к чему именно относится «это». Даже у одного и того же челове­ка данное предложение может быть соотнесено с разными «картинками»: это может быть и крокодил, который вытянул нос у слоненка, и д'Артаньян, привезший бриллиантовые подвески, и Пуаро, нашедший виновника пре­ступления, и инженер Смит, зажегший костер без всяких спичек, и Тарас Бульба (или Иван Грозный), убивший своего сына и т. д. и т. п. Все это свя­зано уже с употреблением предложения в соответствии с ситуацией и кон­текстом, т. е. с использованием его в речи.

Итак, мы рассмотрели два «уровня» предложения, две его структуры — формальную и семантическую. Теперь можно перейти к знакомству с ком­муникативной структурой предложения, его коммуникативной семантикой и к выяснению того, насколько она соотносима с понятием предложения.

Дата добавления: 2015-07-02