Программа (обновление гуманитарного образования в России ( В. В. Радаев, О. И. Шкаратан социальная стратификацияучебное пособие для высших учебных заведений москва «наука» 1995 11 страница

Стратификация и пол Фактически до начала 80-х годов теоретики стратификации жили достаточно спокойно, игнорируя проблему полового разделения. Либо женщины объединялись с мужчинами в единый рабочий класс или в единый средний класс, либо социально-профессиональное положение женщины определялось положением семьи, под которым молчаливо подразумевалась позиция мужа, что, конечно, трудно оправдать теоретически при современном высоком уровне трудовой активности женщин и заметной доле смешанных семей. Не обошлось в данном случае без влияния соседей — теоретиков-экономистов, трудившихся над моделями «бесполого индивида».

Проблема интеграции тендерных различий в стратификационных исследованиях возникла, разумеется, намного раньше 80-х годов. Но нужна была сила, которая заставила бы обратить на нее внимание.

Такой силой, судя по всему, стали феминистские движения, не оставившие в стороне и социологию (получить обвинение в сексизме в западном сообществе тоже вещь малоприятная).

В Великобритании начала 80-х годов исследованиям социальной мобильности по отцовским линиям начали противопоставлять изыскания, учитывающие мобильность женских групп в качестве самостоятельного фактора. Так, Э. Хит, сравнивая карьерные возможности тендерных групп, приходит к выводу, что шансы покинуть низшие должности, связанные с физическим или рутинным умственным трудом, используя чисто рыночные возможности, у женщин скромнее. Зато шансы на вертикальную мобильность посредством вступления в брак у них оказываются более благоприятными, по сравнению с мужчинами.

Что же касается мужских групп, среди них выше и внутренняя дифференциация, и конкуренция за лучшие места (конкуренция, очевидно, выступает как своеобразная плата за лучшие жизненные шансы) ⁹.

⁹ Heath A. Social Mobility. Glasgow. 1981. P. 107-136.

Против концепции гомогенной семьи в изучении социальной мобильности выступили и Г. Маршалл со своими коллегами. Хотя обнаруживается, что в таких отдельных сферах, как поведение на выборах женщины в целом склонны следовать за мужчинами, примыкать к их социальной позиции (может быть, в силу меньшего интереса к политике) ¹⁰. В социально-профессиональном отношении различия полов наиболее заметны. Позиции женщин обычно ниже. Многие заключены в пределах полуквалифицированной, конторской и обслуживающей работ. Что же касается половых различий как источника групповой самоидентификации, по мнению исследователей, они значительно уступают не только классовым позициям или этнической принадлежности, но вообще занимают весьма скромное среднее место в списке традиционных переменных.

Вскоре поднялась целая волна тендерных исследований, напрямую увязывавших отношения полов с проблемами стратификации».

Конечно, нужно согласиться с тем, что рассматривать половое разделение как простое продолжение классовой дифференциации слишком грубое упрощение, попытка «схлопывания» различных частей пространства. Женщины не растворяются в общей классовой массе, становясь объектом горизонтальной и вертикальной сегрегации.

Горизонтальная сегрегация означает сосредоточение женщин в определенных профессиях и сферах деятельности при их относительной выключенности из других сфер. Так, женщины, как правило, составляют большинство специалистов в образовании, здравоохранении, социальном обеспечении. Они преобладают в армии офисных клерков, торговых служащих, работников общественного питания и бытового обслуживания. Немало женщин трудится на монотонных конвейерных линиях.

Некоторые сферы труда уже просто отождествляются с «женскими профессиями». Причем навешивание подобного ярлыка не лишено уничижительного смысла. «Женские профессии» идентифицируются как нечто не слишком привлекательное, малоквалифицированное, хуже вознаграждаемое.

Горизонтальная сегрегация тесно переплетается с сегрегацией вертикальной. Известно, что женщины проигрывают мужчинам по уровню средней оплаты труда как в целом (в чем отражаются и профессиональные различия), так и по аналогичным категориям занятых.

Женщинами чаще комплектуются группы вторичного рынка труда — временно занятых, работающих неполное рабочее время (отчасти это происходит в результате свободного выбора самих женщин, несущих ¹⁰ Marshall С. el at. Social Class in Modern Britain. P. 137.

¹¹ В этой волне пока достаточно сложно высмотреть какие-то отдельные наиболее «выдающиеся» имена. См.: Dex S. The Sexual Division of Work: Conceptual Revolution in Social Sciences. Brighton. 1985; Gender Segreagalion at Work. L., 1988; Gender and Stratification. Cambridge, 1989.

основное бремя заботы о семье и детях, отчасти является вынужденным выбором).

Женщины намного реже появляются на высших и средних менеджерских постах. Мужчинам удается к основном сохранять свои руководящие позиции и лучшие карьерные возможности. В самих трудовых отношениях не исчезают оттенки патриархальности, нередки случаи служебных ущемлений представительниц прекрасного пола.

Женщины также менее активны в социальном отношении, например, уровень членства в профсоюзах у них обычно сравнительно ниже.

А уж где патриархальность наиболее выражена, так это в сфере занятости домашним хозяйством. И хотя в последние десятилетия мужчины все активнее привлекаются к домашнему труду, в целом всетаки эта сфера остается на женских плечах (данное разделение труда сохраняется в принципе даже в семьях, где муж оказывается безработным).

Все упомянутые различия позволяют приверженцам тендерных исследований заключать, что «половое разделение труда... настолько же важно как и классовое разделение»¹².

В процессе «революционного» вторжения тендерных и этнических проблем в область стратификационных исследовании есть немало точек схождения — подверженность отдельных групп довольно явной дискриминации на основании их аскриптивного статуса, их оттеснение в периферийные слои, хотя заполняемые рыночные ниши, конечно, различны. К тому же тендерные группы, при всех мощных обособляющих факторах в значительно меньшей степени, чем этнические, тяготеют к превращению в реальные группы, мобилизованные в едином социальном действии.

Стратификация и возраст Многое сказанное об этнических и тендерных различиях относится и к возрастной сегрегации. Мы не будем особо на ней останавливаться, хотя поколенческие различия, разумеется, играют немаловажную социальную роль. Дискриминируются же, как правило, наиболее молодые и наиболее пожилые поколенческие группы. Последних, впрочем, эта судьба постигает значительно реже. Принцип старшинства (выслуги лет, трудового стажа на данной фирме) в оплате труда и социальнопрофессиональном продвижении сохраняет свою роль, и отнюдь не в одной только Японии.

Молодежные группы занимают относительно более низкие карьерные ступени. Повышенный процент молодежи часто обнаруживается и рядах безработных. Хотя благодаря повышающемуся уровню образования молодые поколения все же более благополучны, чем их отцы в начале своего трудового пути.

¹² McDowell L. Cender Divisions // Changing Social Structure. L., 1989. P. 161.

Возраст и прочие социально-демографические признаки почти всегда обладают заметной дифференцирующей силой. Но интересуют социолога, в первую очередь, их социальные преломления. Поэтому и в теории стратификации главной задачей можно считать поиск переменных, опосредующих связи наследуемых и достигаемых статусов.

Стратификация и государство благосостояния (Госта Эсприн-Андерсен) Государство во все времена играло огромную роль в изменении социальной структуры любого общества. Через налоговую политику регулируется степень дифференциации доходов и накапливаемой частной собственности производственного и непроизводственного назначения. Государство выступает в качестве арбитра в межклассовых конфликтах вплоть до заключения общенациональных трудовых соглашений. Государство стимулирует преобразования в структуре занятости — через регулирование условий найма и увольнения, расширение государственных систем образования и профессиональной подготовки, масштабы и условия выплат пособий по безработице и нетрудоспособности.

Происходит расширение самого государственного сектора, и результате которого в каждом классе (специалистов, клерков, рабочих) образуются все более массовые слои, находящиеся на непосредственной службе у государства. Представители этих слоев заметно отличаются от своих собратьев, работающих на частные фирмы. Порою различия между государственными и частными служащими оказываются не менее существенны, чем социально-профессиональные различия.

Особую роль государство получает с утверждением в западных странах развитой политики благосостояния (welfare). Эта политика заключает в себе систему мощных стратифицирующих факторов. Специфическая роль государства благосостояния долгое время игнорировалась теоретиками стратификации. Но к концу 80-х годов перегородки можно считать окончательно сломленными.

«Государство благосостояния, — указывает Г. Эсприн-Андерсен, — не просто механизм, вмешивающийся и по возможности корректирующий структуру неравенства; оно представляет собой самостоятельную систему стратификации, активную силу, упорядочивающую социальные отношения»¹³. Впрочем, различение политик социальных выплат и льгот как действенных стратифицирующих систем фиксировалось отдельными исследователями еще в конце 50-х годов¹⁴.

Каковы общие размеры социальных выплат и льгот? По каким каналам они проводятся — через прямые государственные субсидии, общественные фонды или фонды корпораций? На основе каких ¹³ Espring-Andersen G. The Three Worlds of Welfare Capitalism. Cambridge. 1990. P. 23.

¹⁴ Titmus R. M. Essays on «the Welfare Slate». L., 1963. P. 53.

принципов строится политика этих выплат и льгот — поддержки малообеспеченных, стимулирования определенных социально-профессиональных групп, равноправного доступа всего населения? Какие формы преобладают — целевые денежные выплаты, налоговые льготы или предоставление бесплатных социальных услуг? Направлена ли помощь на повышение уровня потребления или на стимулирование активности (например, через оплату образования и профессиональной переподготовки)? Являются ли социальные выплаты чистой благотворительностью или перераспределением страховых взносов? Какие группы населения и на каких основаниях получают доступ к резервуарам государства благосостояния? Каждый из поставленных вопросов может рассматриваться как составляющая стратификационной стратегии. И в их решении важно найти разумный путь между крайними точками зрения, представляющими государство то как послушное орудие в руках господствующего класса (марксисты), то как институт, совершенно нейтральный в классовом отношении и по природе своей, и по следствиям проводимой политики (либералы).

Исторически в политике welfare state, — считает один из наиболее известных его теоретиков Г. Эсприн-Андерсен, — сложилось по крайней мере три общих стратификационных принципа.

1. Либеральный принцип. Социальная помощь оказывается по остаточному принципу — бедным и малообеспеченным слоям, не способным добыть себе минимум средств существования посредством рыночных возможностей (предполагается определение минимальных социальных потребностей и выявление нуждающихся групп). Корень же политики состоит в обеспечении эмансипации индивида, который добывает себе социальные гарантии путем частного (рыночного) страхования.

2. Консервативный принцип. Это принцип выступает в двух основных формах — этатистской и корпоративной, в зависимости от основного источника социальных выплат. Но в обеих версиях он предполагает патерналистские построения — с отдельными программами для различных профессиональных и статусных групп, с привязкой выплат и льгот к трудовому вкладу, с предоставлением высоких гарантий в обмен на верность и лояльность организации, с опорой на обеспечение семьи, а не индивидуального работника, 3. Социал-демократический принцип. Сначала данный принцип проводился посредством концентрации фондов в распоряжении профсоюзных и прочих демократических объединений. Но затем он достиг стадии универсализма, основанного на правах гражданства, в соответствии с которыми каждый гражданин имеет права на равные льготы, независимо от степени нужды и своего трудового вклада.

Наиболее яркое воплощение данная политика нашла в «принципе Бевериджа» (Великобритания, 40-е годы) ¹⁵.

¹⁵ Espring-Andersen G. Op. cit. P. 48, 61-64.

В реальной политике, разумеется, все три принципа реализуются в своих сочетаниях. Но все же в разных странах есть свои устойчивые предпочтения (например, в 80-е годы консервативный принцип наиболее ярко проявляется в Германии, социал-демократический — в Швеции, либеральный — и Австралии). Но так или иначе все они воплощаются в соответствующих стратификационных членениях. А борьба за выбор между различными принципами и формами их проведения передвигается в центр множества современных социальных конфликтов.

Гражданство и класс (Т. Маршалл и др.) Принято считать, что заслуга соединения двух социологических дисциплин — социальной политики и социальной стратификации — принадлежит Т. Маршаллу, опубликовавшему в 1950 г. книгу «Гражданство и социальный класс»¹⁶. В последнее время проблематика книги начала активно подниматься на щит¹⁷.

В противовес марксистам, в глазах которых государство благосостояния только воспроизводит, а то и усугубляет классовые различия, в теории гражданства утверждается, что достигаемое в результате универсализирующей демократической политики уравнивание социальных статусов не только противостоит, но во многом способно «погасить» огни классового неравенства или серьезно «перекроить» ткань классовых отношений. Причем в данном случае важно не столько уравнивание доходов, сколько снижение риска и неопределенности положения низших слоев населения, общее повышение уровня социальных гарантий.

Гражданство предполагает не только социальные нрава на определенный жизненный уровень, но и права собственности, хотя и не приносящие автоматически обладания этой собственностью, но открывающие доступ к такому обладанию.

Гражданство как полноправное членство в сообществе или государстве действительно изначально противоречит основам классового расслоения. И демократическая борьба низших классов за утверждение гражданских прав всегда была отчасти и борьбой за свое уничтожение как класса.

Но при этом, отметим, реализация гражданских прав сама по себе являет особый, достаточно жесткий стратифицирующий принцип. Он ограничивает группы, не имеющие гражданского статуса, или резидентов с неполными правами в приеме на работу, приобретении собственности, занятии определенными видами деятельности (например, ¹⁶ Marshall Т. Н. Citizenship and Social Class. Cambridge, 1950.

¹⁷ Burhalet J. M. Citizenship: Rights. Struggle and Class Inequality. L.. 1988; Mann M.

Ruling; Class Strategies and Cilizeitship II Sociology. 1987. Vol. 21. N 3. P. 339-354.

предпринимательством). И одно только резкое изменение условий предоставления гражданства способно в течение двух-трех десятилетий существенно перекроить карту социальной структуры любого западного государства.

Домашняя собственность и переструктурирование классов (Питер Саундерс и др.) С накоплением домашней собственности (собственности на предметы потребления и, в первую очередь, на жилье) возрастает дифференцирующая роль этой собственности. Это позволяет некоторым исследователям даже поставить вопрос о так называемых жилищных классах (housing classes) ¹⁸ или о «среднем собственническом классе», имея в виду именно обладателей домашней собственности¹⁹. (В Великобритании с конца 1970-х годов вопрос приобрел дополнительную актуальность в связи с политикой консерваторов по приватизации жилья.) Заслуживает внимания позиция П. Саундерса, который призывает не смешивать потребительские и классовые различия (относя последние преимущественно к сфере производства). При этом Саундерс считает, что значение различий в обладании домашней (прежде всего, жилищной) собственностью способно превзойти роль профессионально-трудовых различий. Жилищная собственность становится объектом столкновений материальных интересов по поводу использования земли, распределения дотаций и кредитов. Она также формирует самостоятельную основу дифференциации жизненных возможностей групп — например, через накопление богатства в условиях опережающего роста стоимости жилья. Это и позволяет говорить о процессах «перестратификации»²⁰.

Саундерс, таким образом, пытается противопоставиться марксистам, для которых условия потребления принципиально вторичны по отношению к классовым (производственным) условиям, и радикализовать позицию веберианцев, для которых потребительские различия остаются преимущественно вопросом сферы престижа и стиля жизни статусных групп. Приведем заключение Саундерса: «Обладание жильем как выражение одного из различий между приватизированными и обобществленными средствами потребления...

есть скорее отдельный, наиболее влиятельный фактор детерминации различий в потребительском секторе. Поскольку подобные различия в принципе не менее важны, чем различия классов для понимания современной стратификации, и поскольку жилищные условия играют ¹⁸ Rex J., Moore R. Race, Community and Conflict. I., 1967.

¹⁹ Pratt G. Class Analysis and Urban Domestic Property; A Critical Reexamination // Intern.

J. Urban and Regional Res., 1982. Vol. 6. P. 481-502.

²⁰ Sounders P. Domestic Property and Social Class II Intern. J. Urban and Regional Res., 1978. Vol. 2. P. 233-251.

ключевую роль в определении жизненных возможностей, в социальной идентификации и (посредством накопления капитала собственниками жилья) в модификации условий распределения ресурсов и экономического неравенства, из этого следует, что вопрос о домашней собственности должен занять подобающее ему центральное место и анализе социальных различий и политических конфликтов»²¹.

Новое звучание старых тем В заключение перечислим в назывном порядке еще некоторые подходы, чтобы еще раз продемонстрировать, насколько разнородны по направлениям и методам современные стратификационные исследования.

Непропорционально высокая доля этих исследований по-прежнему посвящена проблемам рабочего класса²². В их числе возродились этнографические исследования местных сообществ (community studies), концентрирующие внимание на формировании разделяющих культурных границ²³.

Произошло своего рода новое «открытие» явления бедности. Наиболее известная и фундаментальная работа в этом направлении принадлежит перу Питера Таунсенда. Он отходит от традиционных измерений дифференциации доходов и накопленного имущества, раскрывая проблему бедности с точки зрения обладания необладания ресурсами, необходимыми для нормативного социального воспроизводства.

«Индивиды, семьи и группы населения, — указывает П. Таунсенд, — могут считаться находящимися в состоянии бедности, если у них отсутствует достаточное количество ресурсов для поддержания типов питания, участия в видах деятельности, достижения условий жизни и быта, традиционных или, по крайней мере, широко поощряемых и одобряемых в обществах, к которым они принадлежат. Размеры их ресурсов настолько ниже того, чем обладает средний индивид или семья, что они в действительности исключены из нормальных отношений, жизненных традиций, деятельности»²⁴.

Наконец, еще один аспект анализа социальной структуры, привлекший к себе особое внимание, связан с территориальными (spatial) особенностями структурного формирования, происходящего в разных регионах одной и той же страны. Этот аспект сопряжен с использованием ²¹ Sounders P. Beyond Housing Classes; The Sociological Significance of Private Properly Rights in Means of Consumption II Divided Nation, L., 1989. P. 206.

²² Newby H. The State of Research Into Social Stratification in Britain. L., 1982. P. 9.

²³ См., например: Willis P. Learning to Labour: How Working Class Kids Get Working Class Jobs. Westmead, 1979.

²⁴ Townsend P. Poverty in the United Kingdom: A Survey of Household Resources and Standards of Living. Alien Lane, 1979. P. 29.

методов, остававшихся до последней поры в ведении географической науки²⁵.

Подытоживая короткий обзор новых сюжетов и стратификационной теории 70-80-х гг., нельзя не обратить внимания на то, что в упоминаемых работах большей частью используются хорошо знакомые стратификационные переменные, которые просто вытягиваются со вторых ролей на приоритетные позиции. Одновременно делаются попытки отодвинуть в сторону экономический класс и социальнопрофессиональную статусную группу. Переменные порою заимствуются из смежных областей социальной дифференциации (случай с аскриптивными статусами: полом, этничностью) или из смежных социальных дисциплин (социальная политика, социальная география).

* * * Указанные подходы пытаются, каждый по-своему, уловить качественные сдвиги, уже произошедшие и происходящие ныне в социальной структуре современного общества. Нет особой нужды доказывать, что буквально все затронутые выше проблемы не являются чем-то потусторонним для сегодняшней России.

Многоаспектная сегментация рынка труда в ней наблюдалась всегда и только усложнялась бюрократическим характером этого рынка. А с развитием новых негосударственных секторов экономики она неизбежно усиливается.

Если социальные отношения полов, в силу относительной слабости феминистских движений, еще не привлекают пока столь пристального внимания, то вокруг вопросов этнической дифференциации вода постепенно закипает. Те же этнические меньшинства первые столкнулись с «преимуществами» проживания без прав гражданства (яркий пример — русские в Прибалтике).

Регионализация, сопряженная с выстраиванием локальных социальных структур, отличных от того, что есть у соседей, затронула уже не только бывший Советский Союз, но и саму Российскую Федерацию.

Развернута массовая приватизация жилья, сопровождаемая процессами его активного перераспределения. Обладание качественным жильем (включая загородные дома) становится все более серьезным дифференцирующим признаком. И проблема бедности нас также не минует, это очевидно.

Так что весь этот разветвленный аналитический аппарат, при соответствующих поправках, еще не раз пригодится. Заметим, что перечисленные доселе подходы не посягают на принципиальные основы соцструктурного анализа. Иной поворот ожидает нас в работах современных пост-структуралистов.

²³ Massey D. Spatial Divisions of Labour. L., 1984; Savage M. Spatial Differences in Modern Britain II The dunning Social Structure. L., 1989. P. 245-268.

2. Новый французский вызов: классы в работах пост-структуралистов Мы выделяем в особый раздел краткое описание позиций некоторых представителей новой французской социологии. Делается это по той простой причине, что последние не укладываются сколь-либо явно ни в одно из классических направлений, Французские социологи в лице М. Фуко (1926-1984 гг.), П. Бурдье (1930 г. рождения), А. Турена (1925 г. рождения) пытаются найти свой путь, лежащий в стороне как от позитивизма заокеанских функционалистов, так и от идеологизаторства европейского ортодоксального марксизма.

В основе возникновения новой французской школы (или школ) нам усматривается попытка леворадикальной социологии, во многом под влиянием французских событий мая 1968 г., переосмыслить собственные позиции и, в первую очередь, освободиться от ряда принципов марксистской методологии. Непременной ревизии подвергается экономический детерминизм с перенесением акцентов в сферу знания и культуры. Преодолевается традиция прямолинейного структурализма в пользу анализа социального действия и социальных отношений. Одновременно объявляется непримиримая методологическая война позитивистскому противопоставлению субъекта и объекта исследования.

Включенность, ангажированность исследователя рассматривается как неотъемлемый момент производства знания. Бросается вызов и традиционным классовым теориям, что совершается, однако, без разрыва с проблематикой классовой борьбы. Именно на последнем аспекте мы и сосредоточим свое внимание, вовсе не утверждая, что именно этот аспект является самым важным для всех концептуальных построений цитируемых авторов.

Классовая борьба без классов (Мишель Фуко) М. Фуко дает своеобразное философско-историческое описание стратегий, реализующих интересы европейской буржуазии в период с ХVIII столетия. Эти стратегии связаны не с прямым классовым угнетением и экономической эксплуатацией, но с выработкой механизмов так называемого паноптизма или всеобщей поднадзорности (integral surveillance) и дисциплинирования масс в практиках их повседневной жизни. Всеобщие дисциплинирующие и нормирующие режимы вводятся через перестроение пеницитарной системы и контроля за преступностью, системы социального здравоохранения и контроля за половыми отношениями, развитие психиатрии и контроля за психическими заболеваниями. Школа и больница, фабрика и армейский барак — все они становятся институтами мощного дисциплинирующего воздействия, причем отнюдь не только на «отклоняющиеся» группы.

«Необходимы именно механизмы исключения (exclusion) как таковые, аппараты надзора, медикализация сексуальных отношений, контроль за сумасшествием, преступностью — все те микромеханизмы власти, которые возникают с определенного момента, чтобы выразить интересы буржуазии»²⁶.

По сути введение подобных механизмов является реализацией стратифицирующих стратегий, ибо оно преследует цель порождения антагонизма в низших слоях, а точнее — цель отделения от основной массы низших слоев наиболее взрывоопасных групп: оторвать пролетариат от «недопролетариата» (крестьянство здесь в виду не имеется), оторвать трудящихся от «плебса».

Примером стратификационного действия становится тюремная система, профессионализирующая преступные элементы и использующая их в качестве постоянной угрозы против рабочего класса. Плебс же ставится перед своеобразным выбором дисциплинарных режимов.

«Буржуазия предлагает ему (непролетаризированному плебсу. — В. Р.) следующий выбор: ты можешь отправиться в тюрьму или в армию, в тюрьму или в заморские колонии, в тюрьму или на службу в полицию»²⁷.

Успешно поддерживается также и антагонизм пролетариата и армии.

При этом нельзя сказать, что стратегии эти, хотя и осуществляются в интересах буржуазии, ею вполне осознаны.

Как же это происходит? Ключом к решению данного вопроса и к анализу всей социальной структуры для Фуко становится особое (внеполитическое) понимание власти. В его построениях принципиально отсутствуют централизованная власть и вообще всякое обладание властью. Власть — это не атрибут государственного аппарата или какого-то отдельного класса. Это отношения, причем, не эксплуатации и подавления, а взаимоотношения индивидов в процессе производства знания и информации. Это отношения борьбы за истину, а более точно, за режим производства дискурсов, которые считаются истинными (научными) или ложными, за правила отделения истинного от ложного. Власть, таким образом, не только утилизирует, но и производит знание.

Власть не присваивается, подобно товару, отдельными индивидами или классами. И в то же время никто не отчужден от власти. Она циркулирует через цепные и сетевые сплетения социальных связей.

Фуко обращает наше внимание на капиллярные постоянно реконструирующиеся формы микровласти, возникающие из локальных, специфических условии жизни. Он не отвергает возможности функционирования власти и в пирамидальных формах при осуществлении властных воздействий сверху. Но любая властная стратегия, по его убеждению, ²⁶ Foucault M. Power I Knowledge: Selected Interviews and Other Writings, 1972-1977.

Hampstead, 1980. P. 101.

²⁷ Ibid. P. 23.

есть отношение взаимодействия, невозможное без автономного движения снизу. Формой же ее реализации становятся самые разные пространства и тела (в том числе, физические тела людей, как в случае социального контроля за внешностью) ²⁸.

Как при таком понимании выглядят социальные классы? По мнению Фуко, не существует никакой предзаданной структурной решетки, как нет каких-то глобальных стратегий классового господства, навязываемых прочим (угнетенным) классам. Классы оформляются как результат локальных программ и стратегий, реализуемых в сетях повседневных взаимодействий.

«Господствующий класс — не просто абстракция, но и непредзаданная общность. Чтобы стать господствующим классом, чтобы это господство (domination) воспроизводилось, класс должен выступить результатом набора заранее продуманных тактик, осуществляемых в русле больших стратегий по утверждению этого господства. Однако между стратегией, которая фиксирует, воспроизводит, мультиплицирует и акцентирует существующие силовые отношения, и классом, обнаруживающим себя в правящей позиции, находятся взаимные отношения производства»²⁹.

Фуко охотно употребляет слова типа «война», «борьба», «поле битвы». Но классовая борьба обретает у него особое содержание. Она, собственно, ведется вне классов, не как большая битва, но как множество мелких схваток, порожденных местными условиями труда и жизни. По существу это борьба всех против всех. (Причем появление гоббсовского Левиафана — этого примирителя-узурпатора — не предполагается.) Чем определяется положение интеллектуала в этой борьбе? Его классовым положением, но также специфическими условиями труда и жизни и наличествующим в данном сообществе режимом производства знания. Основная же роль интеллектуала — в постоянном изучении поля сражения (survey of battlefield) в доступном ему секторе этого поля.

Дата добавления: 2015-07-02