Программа (обновление гуманитарного образования в России ( В. В. Радаев, О. И. Шкаратан социальная стратификацияучебное пособие для высших учебных заведений москва «наука» 1995 12 страница

Класс и хабитус (Пьер Бурдье) П. Бурдье, один из учеников М. Фуко, также порывает с экономизмом. Он определяет класс как совокупность агентов со сходной позицией в социальном пространстве. Само же социальное пространство образуется, по его мнению, целым рядом силовых полей — политическим, экономическим, социальным, культурным и символическим. Замечается, что экономическое поле всегда стремится навязать свою структуру ²⁸ Ibid. P. 159, 201, 207.

²⁹ Ibid. P. 203.

другим полям. Но последние все же сохраняют свою относительную автономию.

В каждом поле имеет хождение соответствующий капитал, выступающий в материальном или инкорпорированном (освоенном субъектами) состояниях, В зависимости от обладания этими капиталами группы имеют разную власть над тем или иным полем. На основе гомологии позиций в разных полях между господствующими и подчиненными группами могут устанавливаться более или менее устойчивые союзы.

Однако смешивать принципы дифференциации разных полей нецелесообразно.

В противовес марксистам Бурдье не считает возникающие в социальном пространстве группы «реальными классами». По его словам, это лишь «возможные классы», Вероятность же мобилизации класса, превращения его в «класс-для-себя» зависит от дистанции между агентами в социальном пространстве и способов восприятия этого пространства. Последние, в свою очередь, являются продуктом социальных институтов и предшествующей символической борьбы...

Борьба за формирование здравого смысла, за «стиль легитимной перцепции» ведется непрерывно, Успех в этой борьбе дает, по выражению Бурдье, чудовищную, почти магическую власть именовать и стратифицировать группы. Восприятие, таким образом, есть не простое отражение объективных условий, но конструктивный акт по выработке чувства социальных границ.

Любое социальное деление есть продукт длительной работы по коллективной идентификации. И ученый, желающий объективировать оценки, даваемые самоклассифицирующимися агентами, должен каждый раз реконструировать работу истории, в ходе которой складывается данное деление, Особую роль в этом продуцировании рангов, порядков, градаций имеет символический капитал.

«В борьбе за навязывание легитимного видения социального мира, в которую неизбежно вовлечена и наука, агенты располагают властью, пропорциональной их символическому капиталу, т. е. тому признанию, которое они получают от группы»³⁰.

Наиболее надежной символической стратегией является стратегия официальной номинации через институционализацию своего символического капитала в различного рода званиях, дипломах. Задействование юридической силы государства неизменно увеличивает силу внушения.

Власть группы, особенно в политическом поле, часто учреждается через процесс делегирования ее официальным представителям. В результате группа начинает определяться через того, кто говорит от ее имени.

³⁰ Бурдье П. Социальное пространство и генезис классов // Бурдьес П. Социология политики. М., 1993. С. 71.

«Класс существует в той и лишь в той мере, в которой уполномоченное лицо, наделенное plena polеntia agеndi может быть и ощущать себя облеченным властью говорить от своего имени»³¹.

Так происходит объективное объединение класса как «воли и представления», или «класса на бумаге» — как возможной группы, которая часто выдается марксистскими теоретиками за реально мобилизованную группу.

Пожалуй, наиболее интересным элементом позиции Бурдье является вводимое им понятие хабитуса (habitus) — системы присущих индивиду диспозиций мышления и действия, результирующей его знаний и опыта.

Хабитус как матрица восприятий и классифицирующих практик выдвигается как важнейший опосредующий элемент в формировании любой коллективной идентификации. Хабитус — это «инкорпорированный класс»³². Но он не простой результат структурации классовых условий, а также и активное структурирующее начало³³.

Хабитус оказывает воздействие на политические мнения и поведение данных классов, а также на образующиеся в рамках этих классов стили жизни и способы потребления. По мнению Бурдье, деятельностным практикам, из которых складывается стиль жизни, предшествует совокупность вкусов (tastes) — схем приятия и восприятия. А вкусы, и свою очередь, базируются на хабитусе, на который влияют прежде всего такие факторы как социальное происхождение и образование.

Одна из характерных логических цепей представлена Бурдье в следующем виде: объективные условия существования (хабитус (вкусы (практики (стиль жизни.

Вдоль подобных цепей оформляются различия между классами — в восприятии литературы и искусства (особенно, музыкального), потребительских привычках, спортивных занятиях. Что касается искусства, люди из рабочего класса более склонны к этическому восприятию образов, склонны приписывать искусству выполнение социальных функций. Их вкусы формируются в большей мере потребностями в соучастии. В то время как для интеллектуалов более характерно эстетическое восприятие чистых форм искусства. Последнее для них, напротив, становится формой отрицания социального мира. Бурдье пытается сравнивать классовые позиции и стили жизни и придавать им пространственное изображение.

Итак, класс и хабитус в понимании Бурдье превращаются в ключевые понятия социальной структуры. Причем, между классовой позицией, вписанной в структуру должностей, и наклонностями, вписанными в хабитус, могут возникать несоответствия и острые проти ³¹ Там же. С. 91.

³² Там же. С. 126.

³³ Bourdien P. Distinction: A Social Critique of the Judgment of Taste L., 1984. P. 101, 171.

поручил, в которых проявляются зоны неустойчивости социальной структуры.

«Революционные и постреволюционные ситуации изобилуют многочисленными примерами патетичных или гротескных несовпадений между историей объективированной и историей инкорпорированной, между габитусами, созданными для других должностей, и должностями, созданными для других габитусов, которые наблюдаются также при любом общественном порядке, хотя и в меньших масштабах, и особенно в зонах неустойчивости социальной структуры»³⁴.

В поисках социальных акторов (Ален Турен) Подобно своим коллегам, А. Турен исходит из того, что в новом обществе (он его называет «программируемым») «экономические решения и экономическая борьба более не обладают ни автономией, ни центральным местом, как это было в предшествующем обществе»³⁵.

Конфликтность по-прежнему лежит в основе всех социальных отношений, каковые суть отношения власти. Но власть определяется не как обладание, а как господство, способность контролировать «области неопределенности». С дисперсией власти конфликты становятся более многомерными. Трудящиеся участвуют в них уже не только как работники, но как потребители, жители определенных районов и территорий.

Вместе с конфликтностью сохраняется и классовый характер общества. Однако Турен достаточно жестко отделяет классовый анализ от проблематики социальной структуры.

«Мы наблюдаем исчезновение классов как социальных «существ», как реальных социальных и культурных слоев, — заявляет Турен, — и соответственно возрастает значение классовых отношений как аналитического принципа, приемлемого для раскрытия социальных конфликтов... Говорить о социальных классах — значит, скорее указывать на классовые проблемы, нежели определять какие-то группы»³⁶.

Основные формы господства в пост-индустриальном (программируемом) обществе базируются в первую очередь на знаниях и образовании. А технократия превращается в новый господствующий класс.

«Новый господствующий класс, — подчеркивает Турен, — определяется наличием знания и определенного уровня образования»³⁷. А вот ³⁴ Бурдье П. Социология политика. С. 294.

³⁵ Тоuraine A. The Post-Industrial Society. Tomorrow's Social History: Classes, Conflicts, and Culture in the Programmed Society. N. Y., 1971. P. 4.

³⁶ lbid. P. 80. 82.

³⁷ Ibid. P. 51.

5 В. В. Радаев, О. И. Шкаратап 129

другое определение: «Правящий класс — есть группа осуществляющих свое господство инноваторов (innovator-dominators) «³⁸.

Доминируемые же классы более не эксплуатируются, но интегрируются в общую систему и подвергаются манипулированию. И потому ключевым вопросом для них является борьба за свое самоопределение.

В авангарде этой борьбы за самодетерминацию оказываются сегодня не профсоюзы и вообще не традиционные слои рабочего класса, но образованные специалисты, техники, студенты. А центром социокультурного сопротивления становятся университеты.

Когда же возникают классы, которые при этом не являются элементами социальной структуры? Только тогда, когда индивиды превращаются в социальных акторов (actors), т. е. самоопределяются на основе присущих им культурных ориентации и процессе собственной деятельности. По мнению Турена, «невозможно отделить класс, классовое сознание и социальное движение, т. е. классовое действие»³⁹. При таком подходе все общество представляется как «иерархизированная совокупность систем действия», а социология в целом рассматривается как «социология действия». Под действием же понимается следующее; «Действие есть поведение актора, управляемое культурными ориентациями и утверждаемое внутри социальных отношений, определенных неравными возможностями контроля за этими культурными ориентациями»⁴⁰.

На групповом уровне действия акторов оформляются в рамках так называемых социальных (общественных) движений.

«Социальное движение есть коллективное организованное действие, посредством которого классовые акторы борются за контроль над историчностью (historicity) (культурными моделями и ориентациями. — В. Р.) в данном идентифицируемом историческом контексте»⁴¹.

Социальные движения, по Турену, не аномалия и не приложение к структуре, но сама ткань социальной жизни. «Социальные движения не являются какими-то исключительными и драматическими событиями, они постоянно образуют сердцевину общественной жизни»⁴².

Социология действия предполагает и совершенно иные исследовательские методы, отличные от методов функционалистов и структуралистов (которым сам Турен был привержен на первых порах). К таким методам относится, например, «социологическая интервенция» Турена — особым образом организованное провоцирование действия.

В ходе такой интервенции группа отобранных участников социального движения осуществляет анализ своих позиций в процессе коллек ³⁸ Touraine A. The Voice and the Eye: An Analysis of Social Movements. Cambridge. 1981. P. 31.

³⁹ Ibid. P. 68.

⁴⁰ Ibid. P. 61.

⁴¹ Ibid. P. 31-32.

⁴² Ibid. P. 29.

тивного взаимодействия. Выявление и порождение новых акторов как бы сливается здесь в одном нераздельном процессе. Социолог в рамках подобного исследования не остается в позе стороннего наблюдателя или чистого идеолога, но превращается в посредника между участниками группы и представляемым ими движением. Он погружается в процесс выработки потенциальными акторами своей коллективной самоидентификации (происходит провоцирование, в том числе и собственной вовлеченностью). При этом социолог сохраняет за собой свою особую роль проблематизатора и аналитика⁴³.

Так совершается попытка поворота от чистого изучения классов к их активному формированию.

* * * При всей сложности взаимоотношений эти три яркие и самобытные фигуры многое объединяет. Их всех можно отнести к «пост-структуралистам» как по нынешним позициям, так и по эволюции взглядов (пройдя через структурализм, они обращают его в объект своей критики). А наблюдаемая взаимная непримиримость позиций (речь идет в первую очередь о Бурдье и Турене), на наш взгляд, во многом является результатом близости исходных методологических установок.

Глава 7 ТЕОРИИ ЭЛИТ КАК ОСОБОЕ НАПРАВЛЕНИЕ СТРАТИФИКАЦИОННЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ Введение Теории элит выделяются нами отдельно не потому, что мы собираемся характеризовать далее все крупные слои и группы, и даже не потому, что характер элитных групп во многих отношениях определяет лицо всякого общества. Это делается скорее по другой причине: элитаристские концепции воплощают в себе особый, стратификационный подход, во многом противостоящий классовому подходу. И следовательно, уделять внимание мы будем в большей степени именно методологическим особенностям элитаристских теорий, нежели описательной характеристике самих элитарных групп.

Понятие элит окружено неким таинственным флером. О нем много говорят, но часто не очерчивают сколь-либо четких обозначающих границ. Попробуем дать исходное понятие «элиты» в трех дополняющих друг друга определениях: ⁴³ Tuuraine A. The Voice and the Eye. P. 27; подробное описание см.: Ibid. P. 139-222; Турен А. Введение к методу социологической интервенции II Новые социальные движения в России. М., 1993. С. 6-19.

5* 131

1. Элита — это верхние слои общества, группы, занимающие в нем высшие или ведущие позиции (властные, экономические, профессиональные и пр.).

2. Элита — это совокупность относительно замкнутых групп, доступ в которые ограничен и регулируется механизмом достаточно жесткого отбора.

3. Элита — это группы, обладающие особыми культурными ориентациями и менталитетом, образом жизни и действия, которые отделяют их от прочего населения, поддерживая с ним ощутимую социальную дистанцию. Элитные нормы для населения высокопривлекательны, но при этом малодоступны.

Первое определение фиксирует элиту как номинальную статистическую группу. Второе высвечивает институциональные рамки в виде корпоративной организации, регулирующей процессы социальной мобильности. Третье предполагает определенное единство норм и ценностей как основу сходного поведения. Здесь также содержится указание на регулирующую роль элиты в обществе.

Элита не является категорией одной только политики. В современном обществе существует множество элит — политические, военные, экономические, профессиональные. Где-то эти элиты переплетаются, где-то соперничают друг с другом, Можно сказать, что существует столько элит, сколько есть областей социальной жизни. Но какую бы сферу мы ни взяли, элита суть меньшинство, противостоящее остальной части общества, его средним и нижним слоям как некоей «массе».

При этом положение элиты как высшего сословия или касты может закрепляться формальным законом или религиозным уложением, а может достигаться совершенно неформальным образом.

Элитаристские теории возникли и формировались в значительной мере, как реакция на радикальные социалистические учения и были направлены против разных течений социализма: марксистского, анархосиндикалистского. Потому марксисты, на самом деле, очень скептически относились к этим теориям, не желали их признавать и применять даже на материале западных обществ. Ибо это означало бы, во-первых, признание того, что нижние слои являются слабой или вовсе неорганизованной массой, которой необходимо управлять, массой, неспособной к самоорганизации и революционному действию, а во-вторых, признание в какой-то мере неизбежности и «естественности» такого резкого неравенства. В результате пришлось бы пересматривать коренным образом взгляды на роль и характер классовой борьбы.

Но элитаристский подход направляется и против демократического парламентаризма¹. Он вообще по природе своей антидемократичен, Демократия предполагает правление большинства и всеобщее равенство людей как самостоятельных граждан, достаточно организованных для реализации собственных целей и интересов. И в силу этого ¹ Bottomore Т. Elites and Society. Harmondsworth, 1977, P. 17.

поборники демократизма к любым попыткам элитарного правления относятся довольно холодно.

Многочисленные подходы к понятию элит можно условно разделить на две основные группы — властные и меритократические. В соответствии с первыми, элитой являются те, кто обладают и данном обществе решающей властью, а в соответствии со вторыми — те, кто обладают некими особыми достоинствами и личными качествами, независимо от того, располагают ли они властью или нет. В последнем случае элита выделяется по талантам и заслугам (слово «меритократия» и образуется от слова «заслуга»). Иногда властные и меритократические подходы условно обозначают как «линию Лассуэла» и «линию Парето»². (Хотя первый подход может быть с не меньшим успехом назван «линией Моска» или «линией Миллса».) Одной группой исследователей элита понимается как слои, обладающие высшими властными позициями (А. Этциони) или высшей формальной властью в организациях и институтах (Т. Дай). Другая группа относит к элите харизматических личностей (М. Вебер), боговдохновленных, способных к лидерству (Л. Фройнд), представителей творческого меньшинства (А. Тойнби) ³.

В свою очередь, властные подходы подразделяются на структурные и функциональные. Выбирающие более простой с эмпирической точки зрения структурный подход считают элитой круг лиц, занимающих высшие должностные позиции в рассматриваемых институтах (министры, директора, военоначальники). Те же, кто останавливается на функциональном подходе, задают себе более трудную задачу: выделить группы, обладающие реальной властью в принятии общественно важных решений (многие представители этих групп, понятно, могут не занимать сколь-либо видных общественных постов, оставаться в «тени»).

Остановимся коротко на позициях классиков властного и меритократического подходов.

1. Властный подход Правящий класс (Гаэтано Моска и др.) Властный подход в исследовании элит, пожалуй, всегда занимал господствующее место. Классическая формула, описывающая эту позицию, предложена Г. Моска (1858-1941 гг.) в 1939 г. Она выглядит так: «Во всех обществах, начиная с едва приближающихся к цивилизации и кончая современными, передовыми и мощными обществами, всегда возникает два класса людей: класс, который правит, и класс, ² Сиртори Дж. Вертикальная демократия II Полис. 1993. №2. С. 81-82, 86.

³ Ашин Г. К. Современные теории элит: Критический очерк. М., 1985. С. 65-66.

которым правят. Первый класс, всегда менее многочисленный, выполняет все политические функции, монополизирует власть и наслаждается преимуществами, которые дает эта власть, и то время как другой, более многочисленный класс управляется и контролируется первым, причем таким способом, который обеспечивает функционирование политической организации»⁴.

Власть правящего меньшинства над большинством, по мнению Г. Моска, неизбежна хотя бы потому, что меньшинство заведомо лучше организовано. Подкрепляется она также интеллектуальным и культурным превосходством выходцев из этого класса, Это превосходство обеспечивается, в первую очередь, особым воспитанием, в процессе которого элита проникается убеждением в своем абсолютном и непререкаемом праве управлять делами общества.

Структура правящего класса во многом определяет политический тип общества в целом. Источниками его власти могут быть военная сила, богатство, особые знания, в том числе знания теологические.

Военная сила закрепляется в собственности, а последняя порождает политическую власть (соответственно, военное общество сменяется феодальным, а затем бюрократическим обществом).

Во всяком обществе элита стремится монополизировать свои позиции и передавать их своим потомкам, стремится к превращению в наследственную касту. Этому препятствует возникновение новых источников богатства, знаний, религиозных идей, порождающее периодические конфликты элиты с определенными частями нижних слоев.

«В действительности можно сказать, что вся история цивилизованного человечества, — говорит Г. Моска, — сводится к конфликту между стремлением господствующих элементов монополизировать политическую власть и передавать обладание этой властью по наследству и стремлением к вторжению на их место новых сил»⁵.

Существуют, впрочем, и силы, действующие в пользу относительной стабилизации. Этому способствует консервативная сила традиции, в соответствии с которой многие из нижних слоев просто свыкаются со своим ущемленным положением.

Итак, перед нами противостояние правящего класса и массы. Близко к этой позиции стоит Роберт Михельс (1876-1936 гг.). Он провозглашает так называемый железный закон олигархии и рисует свою формулу власти. Сам будучи разочаровавшимся демократом, Михельс считает, что демократические формы правления не жизнеспособны, не эффективны, и внутри этих демократических форм неизбежно выделение, кристаллизация правящих олигархических элитных групп, которые, на самом деле, и обладают реальной властью в любом современном демократическом обществе. Так было и будет всегда⁶.

⁴ Mosca G. The Ruling Class // The Logic of Social Hierarchies. Chicago, 1971. P. 252.

⁵ Ibid. P. 267.

⁶ Michels R. Political Parties. Glencoe. 1915.

Еще одно имя из этого же славного ряда — Гарольд Лассуэлл (19021978 гг.). Его усилиями «элита» в значении «обладающих наибольшей властью» утвердилась в качестве чуть ли не общепринятой категории. При этом Лассуэлл стоит в общем на более либеральных позициях, акцентируя вопросы достижения открытости элиты в противовес утверждению, по его словам, идей «гарнизонного государства»⁷.

Властвующая элита (Райт Миллс) Р. Миллс (1916-1962 гг.) — относительно левый теоретик элитаризма — был известен в нашей стране, пожалуй, лучше других. Его книга «Властвующая элита» была издана на русском языке еще в 1959 г.

вскоре после появления на свет, что, конечно, случай совершенно нетипичный.

В своих исследованиях американской элиты Миллс отвергает репутационный метод и метод самооценок высших кругов общества, высвечивающие элиту через мнения конкретных групп населения. Он также третирует «событийный» подход, отслеживающий принятие отдельных важных решений, скользящий, по его мнению, по поверхности исторических событий. Для выявления элиты и определения ее структуры Миллс призывает изучать социальные институты.

На основе институционального анализа Миллс утверждает, что элита — это отнюдь не эфемерное, а весьма реальное образование, которое в каждом обществе (напомним, он рассматривает проблему на примере США) возглавляет три важнейших института: государство, крупные экономические корпорации и армию. Остальные институты — семья, церковь, профессии и пр., но его мнению, оказываются на задворках, подчиняются трем основным институтам, «Эти иерархические институты — государство, корпорация, армия — образуют собой орудия власти; как орудия власти они сейчас имеют такое значение, какого они никогда еще не имели на протяжении всей истории человечества; на вершинах этих иерархий находятся командные пункты современного общества, выявление которых дает нам социологический ключ к пониманию роли американских высших кругов... Семья, церковь и школа приспосабливаются к современной жизни; правительство, армия и корпорация формируют ее»⁸.

Миллс обращает внимание на то, что во всех трех этих институтах осуществляется строго авторитарное иерархическое правление. По мере их расширения и централизации взаимные зависимости и связи «большой тройки» все более усиливаются.

⁷ Lasswell G. The Analysis of Political Behavior: An Empirical Approach. L., 1949.

⁸ Миллс Р. Властвующая элита. М., 1959, С. 26-27.

Основной вывод Миллса выглядит следующим образом: в структуре американского общества господствуют три элитные группы: экономическая, политическая и военная. Их интересы и действия сильно переплетаются. И на основе этого переплетения происходит их сплочение в единую властвующую элиту.

«Так как каждая из этих областей сомкнулась с остальными, так как последствия принимаемых в них решений имеют тенденцию стать всеобъемлющими, то руководящие деятели каждой из трех областей — военная знать, главари корпораций, официальные руководители государства — сплачиваются воедино, образуя тем самым властвующую элиту Соединенный Штатов»⁹.

2. Меритократический подход Самые сильные, энергичные и способные (Вильфредо Паретто) По мнению В. Парето (1848-1923 гг.) — наиболее известного приверженца меритократической линии, элита включает в себя наиболее сильных, энергичных и способных («the strongest, most energetic, most capable»); тех, которые получают максимум баллов по условному индексу, измеряющему уровень способностей в профессиональной, экономической или политической сфере.

«Таким образом, мы берем класс людей, обладающих наивысшими индексами в своей сфере деятельности и называем этот класс элитой»¹⁰.

Элита, в свою очередь, делится на правящую (governing) и неправящую (nongoverning). Но даже правящая элита — это не просто занимающие наивысшие позиции, но в первую очередь своеобразные лидеры, в том числе харизматического свойства, т. е. люди, власть которых базируется во многом на личном влиянии, личных качествах и талантах.

Освобождение понятия «элиты» от жесткой политической категоризации не переводит его в плоскость моральных суждений. В. Парето решительно против всяких этических толкований. Понятие «элиты» получает у него скорее социальное (или даже социокультурное) определение.

Неравенство между элитами и остальной массой представляется в данном случае как естественное положение вещей, оправдываемое персональными чертами людей, принадлежащих к высшим слоям. И властвование культурной и профессиональной элиты признается как ⁹ Там же. С. 31.

¹⁰ Pareto V. Elites and Their Circulation II Structured Social Inequality: A Reader In Comparative Social Stratification. N. Y., 1969. P. 3. 4.

наиболее желательный порядок. Вообще на любой элитаристской теории не трудно разглядеть более или менее явный аристократический налет. (Сам В. Парето, кстати, был представителем итальянской аристократии).

Социальные изменения в обществе происходят, по утверждению В. Парето, как следствие борьбы и «циркуляции элит». Сначала ведущие позиции занимаются лучшими (речь в данном случае идет прежде всего о властвующей элите). Но со временем элитные группы закосневают, размягчаются, возрастают их алчные наклонности. Элита постепенно разлагается. Одновременно внизу появляются способные, энергичные «самородки», которые стремятся пробиться на высокопрестижные позиции. В конечном счете, каким-то группам это удается. На место старой элиты приходит новая, которая начинает переустраивать порядок в данном обществе.

Смена элит вовсе не обязательно проходит гладко и цивилизованно.

Размягчение элиты не означает ее отказ от насилия.

«Когда мы говорим об убывающей силе господствующего класса, — поясняет Парето, — мы ни в коем случае не имеем в виду сокращение насилия... Никто так не жесток и не склонен к насилию как трус»¹¹.

Новая элита приходит двумя волнами. В известных терминах Н. Макиавелли эта трансформация выглядит так: сначала высшие позиции занимают «львы» — более открытые, решительные, властные, авторитарные, — а затем их позиции постепенно занимаются «лисами» — более хитрыми и гибкими манипуляторами, прибегающими чаще к воздействию кошелька и раздаче вознаграждений, нежели к угрозе применения насилия.

Так происходит «циркуляция элит», которая является, по мнению В. Парето, универсальным историческим законом. История же для него обращается в ничто иное, как «кладбище аристократий».

«Аристократии не вечны. Какие бы причины за этим не стояли, является неопровержимым фактом то, что через определенный период времени они исчезают. История — это кладбище аристократий»¹².

Рассмотрение истории через призму циркуляции элит позволило В. Парето оказаться прозорливее большинства марксистов в предсказании последствий проповедовавшейся последними пролетарской революции. Он предугадал, что в конечном счете эта революция (как и все прочие) совершится меньшинством для своего же собственного блага¹³.

¹¹ Parentо V. The Rise and Fall of the Elites: An Application of Theoretical Sociоlogv. N. Y., 1986, P. 71.

¹² Ibid. P. 38.

¹³ Aron R. Social Class. Political Class, Ruling Class // Class, Status, and Power; L.. 1967.

P. 204.

Элита против «восставших масс» (Хосе Ортега-и-Гассет) Очень яркая фигура в «меритократическом» направлении — испанец X. Ортега-и-Гассет (1883-1955 гг.) — считает, что элита — это не класс, но скорее особый психологический тип. К элите относится меньшинство, обладающее некими особыми достоинствами и качествами, среди которых важное место занимают способность к служению как внутренняя потребность, склонность к аскетизму, строгость и требовательность к самому себе.

«Массы» же представлены средними заурядными людьми. «Люди массы», по мнению Ортеги, составляют абсолютное большинство, причем не только в нижних слоях населения, но даже в его наиболее образованных и продвинутых интеллектуальных кругах. В них образуется своего рода «каста ученых невежд». Впрочем, в каждом классе, в свою очередь, можно найти и настоящее «избранное меньшинство».

«Всякое общество — это динамическое единство двух факторов, меньшинств и массы. Меньшинства — это личности или группы личностей особого, специального достоинства. Масса — это средний заурядный человек»¹⁴.

Ортега констатирует, что в начале двадцатого столетия Европа переживает тяжелый кризис. Он развернулся в результате того, что массы двинулись на авансцену истории и захватили власть. С подъемом общего уровня жизни явился «новый варвар», освоивший широко доступные ныне плоды цивилизации. Этот варвар поверхностно образован, самодоволен, демонстративно вульгарен. Он не признает авторитеты и разрывает всякие связи с историческим прошлым. Массы стали непокорными, неуправляемыми. Более того, они сами призывают к «прямому действию» и тяготеют к насилию, которое постепенно становится нормой.

Дата добавления: 2015-07-02